В ответ раздаются ругательства; сэр Джордж занят странным делом: прижав к себе тяжелый карабин, обливаясь потом, он безуспешно пытается открыть затвор ружья, чтобы вставить патроны.
- Черт возьми! - кричит Перро. - Скорее стреляйте, вон ваш медведь, он еще жив, он поднимается, бежит сюда.
Перро еле успел повернуться лицом к своему медведю - тот уже на расстоянии шести шагов.
В это же время сэр Джордж видит, как один из подстреленных им медведей, наверняка смертельно раненный, но чудовищно свирепый, несется к нему.
Слабенький выстрел "шарпа" раздается вторично, и Перро с легкостью, необыкновенной для человека его возраста, отскакивает в сторону, подальше от бьющегося в судорогах зверя.
Медведь убит наповал.
- Что же этот болван англичанин не стреляет? - непочтительно бормочет охотник, выбрасывая быстрым движением гильзу.
Словно в опровержение его слов раздается слабенький выстрел, потом второй, третий, четвертый…
- Револьвер! - презрительно кричит Перро. - Да это все равно, что горохом пулять!
Сэр Джордж, видя, что зверь, раненный в плечо, разъяренный, с пеной на губах, выплевывая при каждом выдохе струю крови в палец толщиной, совсем рядом, бросает свое ставшее ненужным ружье и, выхватив пистолет марки "смит-и-вессон", разряжает его в хищника почти в упор.
Даже при рукопашной револьвер для таких животных слишком слаб, пуля не способна пробить плотную шерсть, толстую шкуру и пятисантиметровый слой жира.
Последнюю пулю джентльмен пускает медведю прямо в рот, она сносит часть языка, несколько зубов, но зверя это не останавливает.
Обезоруженный, не взявший даже ножа, настолько он был уверен в своем ружье и в своей меткости, сэр Джордж, сбитый гризли, падает на спину.
Изрешеченный пулями, агонизирующий , но все еще опасный зверь пытается добраться до головы охотника, а Его Высочество, судорожно вцепившись в шерсть, старается увернуться от раскрытой медвежьей пасти, откуда свисает изодранный в клочья, пахнущий горелым язык.
Несмотря на отчаянное положение, аристократ не зовет на помощь.
- Да что же ты, - кричит Перро, подбегая со своим стареньким ружьецом, - что же ты, надутый гордец, не зовешь на помощь? Не знаю, стоит ли тебе спасать жизнь. Доволен ли ты, проклятый англичанин, охотой или нет?
Сэр Джордж, раздавленный медвежьей тушей, чувствуя, как когти впиваются ему в грудь, наконец сдается. Инстинкт самосохранения берет верх над его гипертрофированным самолюбием. Сдавленным голосом, совсем ослабевший, он кричит:
- На помощь, Перро, на помощь!
ГЛАВА 9
Помощь странная, но эффективная. - Поразительная живучесть. - Конец. - Мнение Перро о роскошных ружьях. - Отдых под соснами. - Вечер и ночь. - Лихорадка, жажда, бред. - Галлюцинации. - Хоровод призраков. - Внезапное пробуждение. - В плену.
Перро откликнулся на призыв на нашего джентльмена, задыхающегося, еле живого, исполосованного медвежьими когтями.
- Не поздно ли зовешь? - бурчит он. - Посмотрим, посмотрим, чем можно тебе помочь.
Широкими движениями, внешне медленными, а на деле очень быстрыми, так как они точны и рациональны, метис кладет на землю заряженный карабин, вынимает нож, хватает медведя за ногу и тянет изо всех сил.
Руки Перро так сильны, что противиться им не может никто - ни человек, ни животное, даже если это шестисоткилограммовый медведь.
Почувствовав сзади опасность, гризли поднимает голову, выгибается и на миг отворачивается от англичанина.
С невозмутимым хладнокровием Перро пускает в ход нож и точным движением хирурга перерубает связки медвежьей лапы, отделяя от нее ступню.
- Пожарю на углях к обеду, - говорит он, бросая кусок, похожий на изуродованную ладонь.
Медведь взревел еще громче и приготовился броситься на второго врага.
А Перро уже зажал мертвой хваткой его вторую лапу.
- Можешь кричать, дрыгаться, кровь из тебя все равно вытекает.
Это почти невероятно: простреленный второй пулей сэра Джорджа на уровне легких, медведь истекает кровью, она течет как из двух краников - но зверь продолжает сражаться.
Неправдоподобная живучесть!
Перро отточенным круговым движением повторяет операцию по расчленению лапы гризли и приговаривает:
- А это - на ужин господину милорду, если он не отправился в ад к язычникам-еретикам.
Медведь с необыкновенным проворством разворачивается, встает на ампутированные конечности, рыча падает, пытается снова подняться, опять падает, потом, убедившись в тщетности своих усилий, ползет на брюхе, как тюлень, к канадцу, который, подняв карабин, отступает все дальше и дальше, чтобы вконец измотать хищника…
- Могу прикончить тебя одним выстрелом, косолапый дурень, да пули жалко, - говорит охотник и мстительно добавляет: - Вы, звери, коварны, я рад, что вижу, как ты мучаешься. Литра три крови уже потеряно, пора тебе подыхать.
Изуродованный медведь доживает свои последние минуты, начинается агония, она длится недолго, смерть приходит, когда он оглашает лес отчаянным воем.
- Ну, вот, - говорит Перро, - есть неплохое мясо, можно отнести его моим братьям, несчастным носильщикам. А англичанин-то жив? Что-то он ни рукой, ни ногой не шевелит… Подумаешь, поборолся с медведем, в котором не больше двенадцати - тринадцати сотен фунтов!
Сэр Джордж действительно лежит недвижим. Глаза закрыты, лицо восковой бледности. На плечах одежда разорвана, кожа вся в крови.
Метис трясет его за руку и кричит:
- Эй, месье, господин милорд, приходите в себя! Все кончилось, медведи убиты. У нас пять тысяч фунтов мяса и четыре шкуры на выбор. Черт возьми! Отвечайте же! Скажите что-нибудь! Да можно ли от пощечины медведя… Он меня не слышит, бедняга в обмороке, нужно дать ему выпить.
Перро торопливо роется в своем мешке, вынимает оттуда флягу в плетеном футляре и вливает содержимое в рот его превосходительства.
- Льется, значит, живой, - с важным видом констатирует "эскулап".
Его превосходительство начинает глотать целительную жидкость, кашляет, чихает, делает глубокий вдох, открывает глаза, потягивается и, сев, спрашивает слабым голосом:
- А медведь?
- Вот он, - отвечает канадец, указывая пальцем на окровавленную тушу, застывшую на ковре залитых кровью сосновых иголок.
- Что произошло? Я что-то не помню.
- Что произошло? Ваш карабин ценой в две тысячи франков подвел вас как старое ржавое ружье за четыре франка десять су.
- Не может быть!
- Ну, попробуйте открыть ствол, посмотрим что вы скажете.
- Попробуйте сами, я что-то совсем разбит, - жалобно говорит наконец наш джентльмен.
Перро старается перевести затвор слева направо, но тщетно.
- Ваши железные гильзы расширились от слишком большого количества пороха и заклинили механизм. С медными гильзами этого не произошло бы - они быстро возвращаются к первоначальному объему.
- Ну, Перро, вы мастер в ружейном деле.
- Похожее случилось пять лет назад у моего брата Андре на Аляске - его чуть не загрыз гризли. И тогда друг наш господин Алексей, русский, очень образованный, все мне объяснил. Надо разобрать ваш карабин, шомполом извлечь гильзы, заменить патроны. И потом…
- Что потом?
- Следующий раз стреляйте с более близкого расстояния и цельтесь точно в глаз - во всяком случае, когда идете на опасного зверя, способного настичь вас и растерзать. Ваш выстрел неплох для любителя, но попали вы не туда, куда надо, чтобы медведя убить наповал.
- Вы недавно говорили, что выстрел хороший, - напоминает наш джентльмен, ожидая похвалы, которая потешила бы его гордость.
- Неплохой, неплохой… Но вам еще надо тренироваться… до тех пор, пока вы с пятидесяти шагов не попадете прыгающей с ветки на ветку белке точно в голову! Вот так!
С этими словами метис мгновенно прижал к щеке свой старенький "шарп" и выстрелил почти не целясь.
Белки во множестве развились на соснах, грызя новые почки, любимое свое лакомство. Одна из них во время прыжка дала охотнику повод проиллюстрировать свое нравоучение.
Убитый хорошим стрелком в движении, в момент прыжка, изящный зверек тяжело упал на землю.
- Ну вот, месье, - Перро поднял за хвост белку с размозженной головой. - Я не собирался стрелять с такого расстояния, с какого стреляли вы. У каждого из моих медведей по пуле старенького "шарпа" в мозгу. А вот ваш второй… Надо отдать должное и зверю. Он неплохо поработал на ваших плечах, хотя и был еле жив…
- Правда, - кивнул сэр Джордж, решаясь наконец поблагодарить спасителя. - Хорошо, что вы были рядом и пришли мне на помощь.
- Бросьте, это ерунда! Поскольку я пообещал добыть бигорна, не мог же я позволить задрать вас медведю. Ну, а теперь, если позволите притронуться к вам, перевяжу ваши раны, мы, охотники, это умеем…
- Не стоят они того, - бодро ответил аристократ. - Я вполне хорошо себя чувствую и сейчас хотел бы вместе с вами разделать эти туши.
При этих словах он попытался встать, но, едва поднявшись, резко побледнел, закачался, вытянул вперед руки, и упал бы со всего маху, если бы Перро его вовремя не подхватил.
- Похоже, здорово досталось. - Канадец стал серьезным. - У медведя лапы тяжелые. Если вы не сможете вернуться в лагерь, я схожу за индейцами и они положат вас на носилки.
- Нет! Лучше побудем здесь, может, проведем тут и ночь, я хорошенько отдохну…
- Как хотите, месье. Мясо у нас есть, вода недалеко, я поджарю на костре лапы, потом скажете, как они вам понравились.
Перро соорудил для раненого постель из мха и сухих листьев и в одну секунду сделал ямку, где собирался пожарить на углях деликатес - медвежьи лапы. Затем ловко разделал тушу медведя, отделил филейную часть, не менее обширную, чем у быка, и пристроил ее над огнем.
Когда мясо было готово, посолил его, достав маленький мешочек из своего охотничьего рюкзака, подал сэру Джорджу на острие ножа один из кусков, вторым занялся сам, мгновенно с ним управился, запил хорошим глотком бренди, раскурил трубку и, поставив рядом свой старенький "шарп", уселся отдыхать.
Сэр Джордж ел безо всякого аппетита, жадно пил воду, налитую канадцем в его чашку из кожи, потом растянулся на своем лесном ложе и забылся тяжелым сном.
Перро, посасывая трубку, сидел без движения, отдавшись медленному ходу времени, испытывая огромное наслаждение от созерцания леса.
Радовало ощущение безграничной свободы на бескрайних зеленых просторах, уходящих за горизонт. Невдалеке поблескивала излучина реки Фрейзер - младшей сестры величественной Маккензи. Радовали тысячи негромких звуков, так хорошо знакомых охотнику - свист ветра в сосновых ветвях; шуршание насекомых, неутомимо добывающих себе пропитание в коре величавых зеленых гигантов; гортанный, резкий клекот орла, гордо оседлавшего сухую вершину красной сосны; жалобный крик ласточки, преследуемой соколом; пронзительный призыв зимородка, летящего над долиной, сверкая своими изумрудными крыльями; глухое хлопанье крыльев голубя, непрерывное потрескивание маленькой черно-голубой сороки, верной спутницы всякого зверолова и лесоруба, вечно пристраивающейся на соседнем кусте в ожидании каких-нибудь остатков пищи…
Так, в блаженном оцепенении, за часами следуют часы, солнце садится все ниже, и сотни сов начинают жалобную перекличку, покинув дупла, где они прятались в течение дня. Птица "Стегай кнутом", названная так за то, что без устали, до пресыщения, до дрожи в голосе повторяет с фантастической отчетливостью эти четыре слога, заводит свою песню; гагара роняет в озеро низкие, зловещие болезненные стоны; козодой низко вьется над отдыхающим охотником. Опускается ночь.
Ужин почти готов. Когда Перро извлекает из самодельной духовки медвежьи лапы - любимое лакомство охотника, - характерный запах жареного мяса диких животных смешивается с острым бодрящим запахом смолы.
Против всяких ожиданий раненый отказывается есть, но настойчиво просит пить.
- Немного лихорадит, - отмечает Перро, - это бывает в подобных случаях, после хорошего ночного отдыха все пройдет. Что ж, я съем обе лапы: холодные или разогретые они уже никуда не годятся.
Потом канадец готовит себе ложе, еще раз дает напиться сэру Джорджу, ставит возле него кожаную чашку с водой и, убедившись, что верный "шарп" с взведенным курком рядом, устраивается поудобнее на мягкой пахучей постели. Ночные птицы и звери заводят свой концерт, опускается ночь, сквозь верхушки сосен на небе зажигаются звезды. Перро засыпает.
Обычно сон охотника так же чуток, как сон животного. Он может спать как мертвый, не слыша рычания вдали хищных зверей, уханья ночных птиц, грохота бури, но сразу откроет глаза, если рядом хрустнет веточка, пробежит заяц или куница.
Перро несколько раз просыпался от стонов спящего сэра Джорджа, от его лихорадочных судорожных движений, но потом волевым усилием заставлял себя снова крепко уснуть - не лишаться же отдыха по такому пустяковому поводу! Метису с помощью самовнушения отлично удавалось управлять своим сном.
Ночью, где-нибудь между одиннадцатью и двенадцатью часами, когда спят обычно особенно крепко, сэр Джордж, которого лихорадило, впал в болезненное забытье, погрузился в кошмар, где сновали бесшумные призраки, едва освещенные в сумраке ночного леса голубым светом звезд.
Призраки были похожи на людей, но казались выше человеческого роста, они словно плавали в воздухе, передвигаясь плавно, как тени, и приближались к поляне, где спали рядом сэр Лесли и Перро.
- Это все от температуры, - успокаивал себя англичанин, - пульс учащенный, в ушах шумит, перед глазами черные мушки.
Он закрывает глаза, чтобы отогнать наваждение, но в утомленном мозгу бьется предположение: а не в реальности ли все это происходит?
Проснувшись минуты через три с ощущением, что спал несколько часов, сэр Джордж снова видит цепочку призраков, находит, что они похожи на индейцев, силой воли старается вырваться из забытья и констатирует про себя:
"Но это не обычные призраки! Они всегда изящно драпируются в белое покрывало, ниспадающее на лицо. А вдруг это духи индейцев? Индейцы ведь не носят белого покрывала. Да нет, я сплю, у меня лихорадка, и все-таки они мне мешают, я сейчас закричу, и они сразу разбегутся".
Он пытается закричать, ему кажется, что крик очень громкий, хотя на самом деле раздается лишь хриплый стон, от которого Перро оградил себя самовнушением.
Внезапно призраки остановились между спящими, расположившимися на расстоянии трех метров друг от друга.
Проходит то ли минута, то ли час - лихорадка лишила путешественника представления о времени. Гости с того света передвигаются, как и положено привидениям, плавно, совсем бесшумно, словно растворяясь в ночной тишине леса.
Его Высочество в полузабытьи видит, как один из пришельцев берет огромную кровавую скатерть, поднимает ее, растянув на руках.
- Да это же шкура медведя, что они с ней делают? Покрывают, как одеялом, Перро…
Призрак действительно подносит шкуру животного к спящему метису и быстро опускает, так что вмиг проснувшийся и чертыхающийся Перро не может ее сбросить.
Сон как рукой сняло!
Душераздирающий крик, оглашая лес, распугивает ночных животных. Сэр Джордж чувствует, как его хватают крепкие руки и быстро связывают, прежде чем он успевает шевельнуться.
ГЛАВА 10
Большой Волк будет отмщен. - Канадец отказывается от свободы. - Столб пыток. - Традиции теряются. - Гротескный обряд. - Последнее желание. - Сэр Джордж хочет, чтобы Перро избавил его от мучений, убив один ударом. - Как скальпировали инспектора края и вырвали все зубы.
- Перро, - большой вождь, - произнес кто-то гортанным голосом на языке индейцев. - Ему мы никакого зла не сделаем.
- Да кто ты такой? Кретин! Предатель! - злобно ругается охотник, полузадушенный тяжелой шкурой.
- Я Лось, вождь индейцев-носильщиков из Глуна-си-Куулин.
- Ты паршивая чиколтинская свинья!
- Пусть Перро меня выслушает! Мое сердце, как и сердце моих братьев, близко к желудку, мы помним, как ты кормил нас, мы знаем, что ты - друг краснокожих.
- Тогда отпусти меня, негодный червяк!
- Перро получит свободу при одном условии.
- Каком условии?
- Перро - большой вождь, он никогда не лжет.
- И что дальше?
- Пусть он даст носильщикам обещание не препятствовать обряду мести.
- Какой мести?
- Этот белый человек, твой спутник, приказал своему слуге убить и отдать Кровавым людям на съедение Большого Волка, того, кого белые зовут Биллом.
- Кто тебе это сказал?
- Я видел, как упал Большой Волк, и Кровавые люди подтвердили, что белый человек отдал его им.
- Развяжи меня, чтобы я мог дышать.
- Перро силен, как гризли: пусть он даст клятву не оказывать сопротивление своим братьям.
- Обещаю, но дай мне поговорить с белым человеком. Правда ли, месье, - произнес охотник дрожащим от негодования голосом, - что вы приказали убить как собаку одного из индейцев и отдали его каннибалам?
Сэр Джордж, связанный, с кляпом во рту, все равно не мог ответить.
- Раз он ничего не говорит, значит, это правда, - продолжает Перро, - а все-таки послушай, Лось…
- Слушаю тебя, брат мой, твой голос - услада для моих ушей.
- Вы все здесь?
- Нас девять, с женщинами и детьми, присоединившимися после того, как убийца, слуга этого белого человека, был освежеван и привязан к седлу.
- Так я и думал. Как вы сюда пришли?
- Идя за вами по следу.
- Понятно… Вы подкрались, когда мы спали, и накрыли меня этой шкурой, чтобы не дать двигаться?
- Да.
- А что вы дальше собираетесь делать?
- Отомстить за Большого Волка: вырвать у белого человека все зубы, скальпировать его, спустить с него кожу, вложить в глазницы раскаленные докрасна камни. Разве это не справедливо?
- Это, конечно, справедливо, - отвечает охотник, который, будучи метисом, признал право на мщение, даже очень жестокое. - Но я обещал белому человеку помочь убить бигорна, дал слово. Позволь мне сдержать его, а потом делай что хочешь.
- А если мы хотим подвергнуть бледнолицего пыткам сегодня же с восходом солнца?
- Я буду его защищать, собрав все мои силы.
- Но ты же у нас в плену, и карабина у тебя нет…
- Мое слово важнее всего. Я буду его защищать…
- Тогда мы тебя свяжем.
- Вы мешаете мне сдержать слово. Знать вас больше не хочу. Ты, Лось, старый мой друг, вот уж не думал…
- Перро - превосходный охотник, в нем течет индейская кровь, он знает, что месть нельзя откладывать.
- Будь я свободен, я уничтожил бы вас, я показал бы вам, как поднимать на меня руку и мешать быть верным слову.
- Перро не по своей воле не сможет сдержать обещание, он ведь в плену, не в силах сделать ни одного движения. В конце концов он простит носильщиков, которые любят его и будут любить всегда, потому что он добрый, отважный, заботливый. Он не захочет стать врагом носильщикам из-за англичанина, который заодно с Кровавыми людьми.