Но слова эти не успокоили Питъюка. Он быстро попятился от гробницы, и Эуэсин тоже отступил - он-то видел череп ещё в прошлом году и тогда отчаянно перепугался.
- Я туда не иду! - нетвёрдым голосом выговорил Питъюк. - Ты не обижайся, Джейми. Только я не иду.
- И не нужно, Питъюк, - ответил Джейми. - Я сам все сделаю. Эуэсин, помоги отвалить камни.
Эуэсин нехотя подошёл, и вдвоём они сдвинули камни, которыми в прошлом году завалили узкий вход.
Это была всего лишь расщелина, дно её густо поросло мхом, через трещины меж валунами сочился слабый свет. Джейми наклонился, заглянул в отверстие. Сердце его часто стучало, и ему вдруг отчаянно не захотелось лезть в эту сырую, тёмную дыру.
Он набрал в грудь побольше воздуха и сунул голову и плечи в проход. Руки его коснулись знобяще-холодного металла, и он тотчас выполз, таща за собой то, что успел нащупать.
Питъюк и Анджелина изумлённо уставились на длинный, чуть не в четыре фута нож, покрытый корою грязи и ржавчины.
- Нож Кунара! - прошептал потрясённый Питъюк.
- Это меч, - объяснил Джейми. - Двуручный меч. С таким мог управиться только настоящий великан. Мне его даже поднять трудно. Эуэсин, положи-ка его осторожно на мох. Он весь изъеден ржавчиной. В нем, может, железа-то почти совсем не осталось.
Во второй раз Джейми нырнул в дыру уже с меньшей неохотой. Теперь он вытащил ржавый шлем, а потом и кинжал - от его лезвия осталась лишь узкая полоска металла, изузоренная ржавчиной.
- Вот и все, что я достал в прошлом году, - объяснил Джейми Питъюку и Анджелине. - Теперь полезу внутрь и погляжу, что там ещё есть. Буду зажигать спички, а то ничего не увижу.
- Там одни кости, Джейми, - боязливо сказала Анджелина. - Может, не надо туда лазить? Может, и этого хватит?
Джейми упрямо замотал головой.
- Нет, - сказал он. - Надо посмотреть, что там ещё есть. И череп надо положить на место.
Эуэсин подошёл к дыре и, опасливо глядя, как Джейми лезет в тесный проход, опустился на корточки. Питъюк и Анджелина стояли поодаль. Питъюк то и дело переводил взгляд с входа в гробницу на белый череп, который, казалось, пустыми глазницами слепо уставился в небо.
Но вот Джейми скрылся из виду. Слышно было, как он чиркнул спичкой, потом раздался его приглушённый голос:
- Я внутри, Эуэсин. Здесь вроде пещеры. Фута три в высоту. Давай мне сюда череп.
Эуэсин с трудом заставил себя поднять череп, осторожно поднёс его к дыре и сунул во тьму, где его перехватил Джейми.
Долго, нестерпимо долго из гробницы не слышалось ни звука. Но вот снова раздался приглушённый голос Джейми. Казалось, ему трудно говорить.
- Передаю ещё кое-что. Придётся тебе сунуть голову в дыру, Эуэсин. Ты поосторожней. Это вроде ящичка, только он тяжеленный.
Набравшись храбрости, Эуэсин стал на колени и сунул голову и руки до самых плеч в дыру, из которой несло затхлостью. Пальцы его коснулись чего-то холодного, скользкого, и он невольно отпрянул. Но вот чиркнула спичка, и он увидел лицо Джейми, совсем белое, в поту - прямо глядеть страшно. И Эуэсин невольно попятился.
- Держи, - нетерпеливо сказал Джейми. - Это же просто ящик. Он не кусается.
Прежде чем спичка погасла, Эуэсин увидел зеленоватую квадратную коробку. Стиснув зубы, он взял её и полез из хода. Джейми - за ним следом.
Выбравшись наружу, Джейми поднялся на ноги и минуту-другую молчал: казалось, ему не хватает воздуха.
- Ну ладно! - сказал он, отдышавшись. - Давайте поглядим, что это за ящик.
Оказалось, что это - подобие шкатулки, вырезанной из мыльного камня, десяти дюймов в основании и восьми дюймов глубиной. Когда-то у неё, видно, была деревянная крышка, но давно сгнила; дерево сохранилось лишь кое-где по толстому краю. Коробку наполнял какой-то чёрный прах, но, осторожно покопавшись палочкой, Джейми наткнулся на что-то твёрдое.
Мальчики и Анджелина, позабыв все свои страхи, склонились над коробкой. Джейми бережно вынул какой-то твёрдый предмет, пальцами счистил истлевший мох и плесень. И в руках у него оказалось широкое незамкнутое кольцо, похожее на браслет, в котором не хватает куска. Оно было металлическое, и металл какой-то очень тяжёлый, тускло-зелёный. Джейми поскрёб его ногтем.
- По-моему, это золото, - прошептал он.
Питъюк с жадным любопытством схватил палку и стал ворошить ею в коробке. Но Джейми удержал его за руку:
- Погоди, Пит. Лучше не будем больше ничего трогать. Вдруг сломаем что-нибудь, что прогнило. Лучше оставим коробку как есть, пускай в ней роется, кто в этих делах понимает.
- Это не коробка, - сказал Питъюк, - это эскимосский горшок, старый-старый кастрюлька из камня.
- Горшок ли, коробка ли, а в ней вещи Кунара, - вмешалась Анджелина. - Джейми верно сказал: надо обернуть её мхом и положить в чей-нибудь заплечный мешок.
Джейми показал рукой в сторону меча и кинжала, лежащих неподалёку на земле:
- С ними тоже хлопот не оберёшься. Они до того ржавые: стукни посильней - рассыплются.
- Я сделаю, - сказал Питъюк; после того как Джейми его одёрнул, он хотел искупить свою вину. - Берём палка, кладём по бокам. Потом заворачиваем крепко мокрый олений шкура. Шкура высыхает, садится. Будет жёсткий покрышка, очень крепкий, не гнётся.
Эуэсин кивнул:
- Так и сделаем. Но сперва надо все это доставить в становище эскимосов. Каждый понесёт по одной вещи, и, если осторожно, все донесём в целости.
Они не стали задерживаться у гробницы. Но перед тем как уйти, Эуэсин собрал скромные дары, что лежали на плоском камне, и сунул в отверстие лаза. Потом вместе с Джейми завалил вход большими валунами.
Через полчаса они присоединились к двум эскимосам, поджидавшим их на дальнем холме. Кейкут и Оухото взглянули на все, что они принесли, но ничего не сказали. Легко вскочили и повели ребят обратно к каякам и каноэ.
Поздним вечером, когда все в становище улеглись и четверо друзей остались одни в своей палатке, Питъюк сказал:
- Я раньше не хотел говорить, только прошлый неделя разговоры был, говорили, вы будете забирать вещи Кунар. Некоторый люди ходил шаман, и он бил бубён, пляска был, вызывал духи. Эскимосы слышал чудной голос, больно густой, говорил непонятный слова - никто не понимал. Только три раза слышал имя "Кунар". Шаман слушал с закрытый глаза. Дрожал весь. Потом упал на пол, будто помер. Скоро проснулся, говорил, очень плохо взять вещи с могила Кунар. Говорил, Кунар рассердится сильно, нашлёт на нас несчастье.
Джейми слушал и еле сдерживался - очень хотелось сказать: ерунда все это, пустая болтовня. Однако он молчал до тех пор, пока Питъюк не вышел на минуту из палатки. Джейми сразу обернулся к Эуэсину и даже поразился - такая тревога была в лице друга.
- Ты что? - резко спросил он. - Может, ты тоже веришь во всю эту чепуху?
У Эуэсина лицо стало совсем растерянное.
- Не знаю, что и думать. У нас тоже есть колдуны, Джейми; они всякое могут, ты даже не поверишь. Не знаю, правда ли это дух Кунара с людьми говорил, только не нравится мне разговор про то, что он нашлёт несчастье. Эскимосы теперь, наверно, не захотят нам помогать, а тогда нам нипочём не найти путь, как плыть на восток, к побережью. Вот уж это и правда будет для нас настоящее несчастье.
Джейми уже готов был отчитать друга, но тут вернулся Питъюк и пришлось прикусить язык. Он позволил себе лишь несколько слов:
- Дядя Энгус говорит, счастье каждого человека зависит от него самого, и я ему верю. Мы прекрасно со всем справимся, только не надо пугаться сказок да заклинаний. А теперь давайте забудем про это и ляжем спать. Завтра у нас дел по горло.
15. НЕЖДАННАЯ ПОМЕХА
На другое утро мальчики и Анджелина принялись готовить сокровища викинга к далёкому путешествию в Черчилл. Питъюк достал у одного из своих друзей эскимосов остов старого каяка, и ребята взяли из него несколько длинных и тонких палок, чтобы положить меч в лубки.
Они как раз прилаживали лубки, и вдруг полу палатки резко откинули, и к ним, шаркая, вошёл шаман. Он впервые появился у них, и они не очень понимали, как его принимать. Но он не обратил внимания на их неловкие попытки оказать ему радушный приём, а прошёл прямиком к мечу и опустился подле него на корточки.
Бережно потрогал он тяжёлый черенок - на нем ещё виднелись остатки костяной или, может быть, роговой рукояти, с которой свисали зеленоватые металлические кольца. Потом отрывисто что-то приказал Питъюку, и тот поспешно подал ему кинжал, шлем и каменный "горшок".
Старик мельком взглянул на кинжал и на шлем, но так уставился на каменную шкатулку, что ребятам даже стало жутковато. Джейми выступил вперёд, хотел показать ему металлический браслет, но старик яростно отмахнулся.
Потом шаман порылся в кожаной сумке, которая висела на ремне у него через плечо, и выудил кожаный мешочек. Был он до того чёрный и грязный, что ребята не могли толком его разглядеть. Старик ткнул им в сторону каменной шкатулки, что-то пробормотал и засунул обратно в сумку. Потом встал, изрыгнул какие-то сердитые слова, откинул полу палатки и исчез, не оглянувшись.
- Это ещё что за дурацкое представление? - спросил Джейми.
Питъюк помялся, ответил не сразу, упавшим голосом:
- Он сердитый очень. Из сумка доставал очень сильный амулет. Когда поднимал его, он сказал горшок: "Не сделай мне зло. Не я виноват, другой выкопал твой кости. Виноват белый люди и индейцы". А когда пошёл из палатка, сказал, мы большой дураки, а все эскимос, кто нам помогает, совсем большой дураки.
Незваный гость очень расстроил Питъюка, и Эуэсин тоже сильно встревожился. Джейми пробовал их успокоить:
- Послушайте, ребята. Ну неужто мы позволим этому старикашке нас запугать? Может, он и правда разговаривает с привидениями, а может, и нет. Но мы-то ведь не делаем ничего плохого. Археологи во всем мире каждый день раскапывают могилы, и ничего с ними не случается. И с нами тоже ничего не случится.
- Я не знаю, кто что в другой место делает, - упрямо возразил Питъюк. - А только в мои страна это худо - будить мертвец. Шаман говорит, очень худо.
Джейми обозлили слова Питъюка, но он уже научился держать себя в руках. Он старался придумать, как бы развеять страхи друга и при этом не рассердить его, и вдруг на помощь ему неожиданно пришла Анджелина:
- Джейми верно говорит, Питъюк. Мы Кунару ничего плохого не делаем. Мы ведь хотим помочь эскимосам; по-моему, Кунар был бы тоже рад помочь. Я думаю, не все согласны с шаманом, что мы плохо делаем.
Джейми с благодарностью ухватился за помощь, хоть она и пришла не из самого приятного для него источника.
- Шаман - это только один человек. Давайте поговорим с Оухото. Он лучший охотник в становище, и его все уважают. Мы расскажем ему, зачем нам сокровища Кунара, и может, он встанет на нашу сторону.
К великому облегчению ребят, Оухото с ними согласился: в том, что они взяли оружие Кунара из гробницы, ничего плохого нет, тем более если продать его белым людям на юге и на эти деньги купить эскимосам ружья и патроны. А вот насчёт каменной шкатулки Оухото сомневался. Ведь, по словам шамана, в шкатулке хранится стрела, которая убила Кунара, и - страшно подумать - кровь Кунара, что пролилась из смертельной его раны.
Переводя друзьям эти слова, Питъюк весь дрожал, и даже у Джейми ёкнуло сердце. Но он тут же себя одолел.
- Не верю я, - сказал он. - Откуда старику знать, что в шкатулке? Наконечник, может, и вправду там, а на счёт крови - это он, скорей всего, выдумал, чтоб нас напугать. Наверно, самому захотелось шкатулку. Только что бы он там ни надумал, а мы заберём её с собой. Я сам её понесу и уж постараюсь её уберечь. А вы все можете к ней даже не притрагиваться. Скажи это Оухото, Пит. Спроси, поможет он нам?
Питъюк перевёл, и Оухото ответил не вдруг. Долго и сурово глядел он на Джейми, потом раздельно что-то сказал.
- Он говорит, - перевёл Питъюк, - ты, может, глупый, но и храбрый тоже. Говорит, будет помогать. Будет показывать дорога к Большой река, когда нам пора идти.
- Ну, а ты, Пит? Ты теперь согласен?
- Может, я тоже глупый, Джейми. Но храбрый, как ты. Мы берём каменный горшок.
Следующие десять дней погода становилась все лучше. В тундре, где, как известно, настоящей весны не бывает, уже наступило лето. Зима уходит в грохоте тающих рек, и едва они освободятся ото льда, как весь край наводняет всевозможная живность: чтобы до возвращения холодов произвести на свет и выучить потомство, зверям и птицам надо спешить.
Чайки, кулики, болотные птицы, утки, гуси и мелкие сухопутные пичуги появляются мгновенно, и их такое множество, что хор, в который вливаются мириады голосов, не смолкает даже ночью. Но настоящей ночи в ту пору и нет, солнце почти не скрывается за горизонтом и светит круглые сутки.
Стада тельных оленух к этому времени уже давно откочевали на север, и большинство оленей-самцов не спеша отправились вслед за ними, но многие самцы ещё медлят, бродят кое-где по равнинам.
На песчаных холмах, с которых уже стаял снег, лают и пронзительно тявкают подле своих нор полярные лисы - они уже сбросили белые зимние шубы и стали тускло-рыжими. На холмах повыше волчьих логовищ барахтаются драчливые коричневые волчата, лазают прямо по растянувшимся здесь же терпеливым родителям.
Повсюду на озёрных болотах кишмя кишат похожие на мышей пеструшки.
Там, где посуше, столбиками стоят золотистые бурундуки, пересвистываются друг с дружкой и освистывают мохноногих ястребов, что парят над ними.
Мёртвые земли ожили. В тундре повсюду закипела мимолётная летняя жизнь.
Все это время мальчики и Анджелина усиленно хлопотали, готовясь к путешествию на побережье. День ото дня шаман становился враждебней, однако почти все остальные эскимосы по-прежнему относились к ним хорошо, никогда не отказывались помочь в приготовлениях к отъезду. Старые охотники сообща припоминали места у Гудзонова залива, помогая Оухото выбрать самый лучший путь. Кейкут и Белликари согласились съездить на Малую речку за вещами, которые ребята спрятали там по пути сюда, и оставить у себя на лето их собак. Кейкут, Оухото и ещё двое эскимосов обещали, что, едва только наступит зима и по льду и снегу можно будет проехать на нартах, они поедут на юг, к Танаутскому озеру. Они приведут собак и доставят припасы, которые ребята не смогут захватить с собой к Гудзонову заливу. И как будет хорошо, если с Танаутского озера они увезут в тундру ружья, патроны, чай и муку: всего этого вдоволь купят для них ребята на деньги, которые выручат за сокровища викинга.
Анджелина взялась починить одежду и мягкую упряжь. Но эскимосские женщины и девушки так усердно принялись помогать, что почти ничего не оставляли на её долю. Зато они учили её шить непромокаемые кожаные сапоги. Внимательней всех к Анджелине относилась мать Питъюка, и всякий раз, завидев сына, что-то говорила ему, отчего он краснел и тут же старался улизнуть. Ни Анджелина, ни мальчики не понимали, что она говорит, а Питъюк наотрез отказывался переводить, но догадаться о смысле её речей было не так уж трудно. И однажды утром Джейми простодушно сказал Эуэсину:
- Похоже, мать Питъюка выбрала себе невестку.
Питъюк сидел тут же и смазывал ружьё и сделал вид, будто не слышит, но вот пропустить мимо ушей ответ Эуэсина оказалось не так легко.
- Верно, Джейми, - сказал Эуэсин. - А ты видал, как Анджелина шьёт одежду на эскимосский лад? Я думаю, Питъюк будет хорошим мужем. Ведь если она у него будет голодать, мне придётся его поколотить: брат должен присмотреть, чтоб сестра жила в достатке.
Этого Питъюк уж никак не мог стерпеть. Он вскочил и с криком кинулся на друзей, но они были начеку. Схватили его за руки, повалили наземь. Джейми уселся на него верхом, а Эуэсин озабоченно пощупал его лоб.
- Горячий. По-моему, любовная лихорадка. Анджелина! - громко крикнул он. - Иди скорей. Питъюк заболел. Тебя зовёт!
Анджелина сидела в одном из чумов и шила. Она мигом примчалась на зов. Но с первого же взгляда поняла, что над ней подшутили. Не говоря ни слова, она схватила ведро, и ребята ахнуть не успели, как Анджелина окатила всех троих ледяной водой. Повернулась и, не оглянувшись, большими, сердитыми шагами ушла в чум.
Отплёвываясь, тяжело дыша, ребята поднялись на ноги.
- Что ж, - отдышавшись, сказал Эуэсин, - теперь Питъюк остыл… ненадолго!
К концу июня стали ощущаться кое-какие перемены. Большинство эскимосов по-прежнему относились к ребятам дружески, помогали им, но явно чувствовали себя при них не в своей тарелке. Эуэсин сразу же это заметил и как-то вечером приступил к Питъюку с расспросами. Поначалу Питъюк отвечал уклончиво, но в конце концов признался, что назревают неприятности.
- Все старик. Говорит, нам беда будет, а если мы остаёмся становище эскимосы, им беда будет тоже. Говорит всем, нам не добраться до Гудзонов залив. Говорит, Кунар не даст уносить свой вещи в чужой земля. Сказал Оухото - если идёт с нами, не вернётся живой.
- Старый черт просто завидует! - сердито выпалил Джейми. - Он сколько времени всем здесь заправляет, и поглядите, как эскимосам сейчас худо приходится. Сам он ничем не может им помочь, а мы вроде можем: вот он и лезет из кожи вон, чтоб нам напортить.
- По-моему, надо опять поговорить с Оухото, - спокойно, но твёрдо сказала Анджелина. - Ты злишься, Джейми, а от этого только всем хуже.
Ребята зашли в чум Оухото и застали у него нескольких эскимосов, но те сразу же под разными предлогами ушли. Да и сам Оухото казался угнетённым и неспокойным. Но когда Питъюк объяснил ему, зачем они пришли, ему явно полегчало.
- Я рад, что вы уже знаете, - сказал он через Питъюка. - Сам я не хотел вам говорить, и оттого было мне совсем не хорошо - ведь между друзьями не должно быть секретов. А теперь расскажу вам остальное. Шаман ещё раз говорил с духами; при этом было почти все племя. Под конец он сказал, что Кунар вас проклял, и не велел больше с вами знаться. Теперь никто не понимает, как быть. Некоторые даже говорят, чтоб я с вами не ходил. Да разве я больной старик, чтоб духов бояться? Нет, я пойду с вами до Большой реки. И я так думаю: нам надо уходить поскорей, потому что племя все больше слушается шамана. Набрались страху, да чем дальше, тем больше, а от пуганого человека всего можно ждать.
- А скоро ли пойдём? - тревожно спросил Джейми.
Оухото задумался, сдвинул густые брови.
- Нам нельзя трогаться, пока сильный ветер не сломал подтаявший лёд на больших озёрах. Надеюсь, ждать теперь не долго. Нет у меня доверия к старику, а если, пока ждём, что случится с вашими каноэ, никуда вам не уехать.
- Не посмеет он ничего сделать! - крикнул Джейми, но в голосе его не было уверенности.
В этот вечер у себя в палатке они долго не могли уснуть, хотя час был уже поздний. Положение своё они обсуждали далеко за полночь, но так ничего и не придумали. Наконец Анджелина решила, что хорошо бы выпить по кружке чая, и вышла разжечь костёр и вскипятить воды. Но скоро она вернулась, глаза её радостно блестели.
- Слушайте, - сказала она. - Северный ветер задул, уже слышно, и по небу облака пошли. Может, он прямо сегодня взломает лёд?
Когда ребята напились чаю, ветер уже гулял по становищу, и шум его, суля надежду, в конце концов успокоил их и усыпил.