– Так точно, сэр, – ответил Лоуфорд, под тяжелой накидкой которого скрывалась обычная солдатская форма: красный шерстяной мундир и белые бриджи. Шарп убрал его волосы назад, заплел в косу вокруг кожаной подушечки, а потом обмазал жиром и посыпал мукой, так что теперь лейтенант ничем не отличался от простого солдата, если не считать чересчур нежных рук, которые, правда, были перепачканы чернилами. Лоуфорд недовольно поморщился, а когда Шарп принялся натирать на его шее полоски, которые должен был бы оставить жесткий воротник, запротестовал громче, но Бэрд подавил наметившийся бунт, приказав потерпеть. Облачившись в солдатскую форму, лейтенант в полной мере осознал, какой дискомфорт ежедневно испытывают его подчиненные. Отойдя от костров, он отбросил накидку, закинул за плечи ранец и взял мушкет.
Бэрд вынул из кармашка огромные часы и, откинув крышку, повернул циферблат к яркому полумесяцу.
– Одиннадцать. Вам пора, парни. – Генерал сунул в рот два пальца, издал пронзительный свист, и видимый в бледном свете луны пикет волшебным образом разошелся в стороны, оставив в периметре неохраняемый зазор. Бэрд пожал руку Лоуфорду и потрепал по плечу Шарпа. – Как спина, рядовой?
– Чертовски больно, сэр.
Генерал обеспокоенно посмотрел на него.
– Но ты ведь справишься, верно?
– Я не слабак, сэр.
– Я так и не думал. – Бэрд еще раз похлопал его по плечу. – Идите, и да пребудет с вами Бог.
Две фигуры беззвучно пересекли открытую местность и исчезли в темноте. Проводив их взглядом, генерал немного постоял, потом свистнул еще раз, и, убедившись, что линия пикета восстановилась в прежнем виде, повернулся и медленно побрел в лагерь.
– Сюда, Шарп, – сказал Лоуфорд, когда они удалились от пикетов. – Пойдем вон на ту звезду.
– Как те мудрецы, да, Билл? – Потребовалось некоторое усилие, чтобы назвать мистера Лоуфорда по имени, но так было нужно, и Шарп знал, что должен перебороть смущение. Успех предприятия, как и жизнь каждого из них, зависел от того, насколько правильно они все сделают.
Услышав свое имя, Лоуфорд остановился как вкопанный и недоверчиво уставился на Шарпа.
– Что? Как ты меня назвал?
– Я назвал тебя Биллом, – ответил Шарп, – потому что так тебя зовут. Ты теперь не офицер, а один из нас. Я Дик, ты Билл. И ни за какой чертовой звездой мы не пойдем. Пойдем вон на те деревья, понял? Видишь те три торчка?
– Рядовой! – возмущенно воскликнул Лоуфорд.
– Хватит! – рявкнул Шарп, поворачиваясь к лейтенанту. – Мое дело – позаботиться, чтобы ты, Билл, остался в живых, так что давай договоримся с самого начала. Ты теперь, черт возьми, рядовой, а не какой-то там хренов офицер. Ты сам на это пошел, не забыл? И мы дезертиры. Никаких званий, никаких "так точно, сэр" и "никак нет, сэр". Никаких джентльменов. Обещаю, что, когда мы вернемся в армию, я буду отдавать вам честь, пока рука не отвалится, но только потом. Только после того, как мы вернемся... если вернемся. А теперь пошли!
Обескураженный уверенностью и напором Шарпа, Лоуфорд покорно двинулся за ним, но через несколько шагов, взглянув на звезды, запротестовал:
– Но мы же идем на юго-запад!
– На запад повернем немного погодя, – ответил Шарп. – А сейчас давай избавимся от чертовых воротников. – Он сорвал и бросил в кусты свой. – Это первое, что делает каждый дезертир, сэр... – "Сэр" вырвалось по привычке, случайно, и Шарп мысленно обругал себя за невнимательность. – Теперь волосы... Надо, чтобы они выглядели растрепанными... Вот так. И бриджи... испачкай их чем-нибудь, а то у тебя такой вид, будто ты стоишь в карауле у Виндзорского замка. – Понаблюдав за тем, как Лоуфорд исполняет его требования, Шарп удовлетворенно кивнул. – Вот так-то лучше. А теперь скажи, Билл, ты давно к нам прибился?
Нельзя сказать, что Лоуфорду так уж понравилась внезапная перемена ролей, но он понимал, что Шарп прав.
– Прибился? Я не...
– Где тебя подобрали? Где рекрутировали? Где ты соблазнился королевским шиллингом?
– Я жил возле Портсмута.
– Не пойдет. Если бы ты жил возле Портсмута, тебя загребли бы на флот. Бывал когда-нибудь в Шеффилде?
– Упаси бог! – ужаснулся Лоуфорд.
– Хорошее место – Шеффилд. Там на Понд-стрит есть паб "Рыбка в пруду". Помнишь? Вербовщики оттуда не вылезают. Особенно по рыночным дням. Там ты и попался. Тебя подпоил какой-то вонючий сержант, а когда ты очухался, было уже поздно. Итак, сержант был из тридцать третьего полка, а что он носил на штыке?
– На штыке? – Лоуфорд, тщетно пытавшийся распутать косичку, недоуменно нахмурился. – Надеюсь, ничего такого...
– Мы ведь тридцать третий полк, Билл! Хаверкейкс! У него на штыке была овсяная лепешка! Вспомнил? Он пообещал, что через два года ты будешь офицером! Чертов ублюдок. Ладно... Чем ты занимался до того, как встретился с ним?
Лоуфорд пожал плечами.
– Был фермером?
– Нет, Билл, это не пройдет. Никто не поверит, что ты работал на земле. – Шарп покачал головой. – У тебя не крестьянские руки. Вот у генерала Бэрда руки подходящие. С такими руками можно целый день кидать сено и не устать. А у тебя... – Он ненадолго задумался. – Вот что, ты был клерком в конторе.
Лейтенант кивнул.
– Хорошо. А теперь пойдем, – сказал он, пытаясь удержать остатки быстро улетучивающегося авторитета.
– Нет, подожди. Расскажи, почему ты сбежал?
Лоуфорд замялся.
– Ну, наверно, мне не понравилось.
– Не понравилось! Черт, ты же, разрази тебя гром, солдат! Армия не то место, которое должно нравиться! В армию идут не за удовольствием. Так, давай подумаем. Вот что, ты спер часы у капитана. Как, пойдет? Спер часы, тебя поймали... Ты посмотрел, как отделали меня, и решил, что не выдержишь порки. Мы с тобой вроде как приятели, вот и рванули вместе.
– Послушай, нам действительно надо идти!
– Минутку, сэр. – Шарп мысленно чертыхнулся – привычка к почтительности въелась глубоко. – Спина немного побаливает.
– Да-да, конечно, – сразу пошел на уступку Лоуфорд. – Но долго, Шарп, мы ждать не можем.
– Дик, сэр. Называйте меня Диком. Мы ведь приятели, не забыли?
– Разумеется. – Лоуфорд неловко опустился на землю рядом с устроившимся возле дерева Шарпом. Ему было не по себе. Он понимал, что должен как можно скорее освоиться в непривычной ситуации, но на это требовалось время. – А почему ты поступил на королевскую службу?
– Удирал от харменов.
– От харменов? Ах да, от констеблей. – Лоуфорд помолчал. Где-то в ночи пискнула попавшая в лапы хищника птица, издалека долетел голос проверяющего патрули сержанта. Небо светилось, отражая пламя сотен разложенных на земле костров. – А что ты сделал?
– Убил человека. Всадил в него нож.
Лоуфорд изумленно посмотрел на своего спутника.
– Он... умер?
– Да, умер. Можешь считать меня убийцей, хотя тот ублюдок ничего другого и не заслуживал. Но судья в Йорке имел свое мнение, понимаешь? Он считал, что Дик Шарп должен болтаться на веревке, поэтому я и решил надеть красный мундир. Хармены не трогают человека, если на нем форма, если только он не пришил какого-нибудь дворянина.
Помявшись, Лоуфорд все же задал интересовавший его вопрос.
– А кем он был? Тот человек, которого ты убил?
– Держал постоялый двор. А я у него работал. У него там был каретный сарай, так что он знал, в каких каретах богатый багаж. Разузнавал, кто что везет, давал мне наводку, а я должен был снять багаж на дороге. Ну и кое-что еще. – Лоуфорду не хотелось углубляться в детали этого "кое-что еще", поэтому он промолчал. – В общем, – продолжал Шарп, – та еще дрянь. Но порезал я его не из-за этого, а из-за девчонки, понимаешь? Мы с ним никак не могли договориться, кто будет согревать ее постельку. Потому и схватились. Он проиграл, я здесь, а где сейчас та девчонка, только одному богу известно. – Он рассмеялся.
– Мы теряем время, – напомнил Лоуфорд.
– Тихо! – бросил Шарп и, схватив мушкет, наставил его на кусты. – Это ты, девочка?
– Я, Ричард. – Из темноты, держа в руке узелок, выступила Мэри Биккерстафф. – Добрый вечер, мистер Лоуфорд, – робко пробормотала она.
– Называй его Биллом, – поправил ее Шарп, поднимаясь и беря на плечо мушкет. – Идем, Билл. И так уже много времени потеряли. Теперь нас трое, а мудрецы ведь всегда странствуют втроем, верно? Ищи свою чертову звезду – и вперед.
* * *
Шли всю ночь, ориентируясь на указанную Лоуфордом звезду. В одном месте лейтенант отвел спутника в сторону и, собрав остатки решимости, повелел отправить женщину домой.
– Это приказ, Шарп.
– Она не вернется.
– Но мы не можем взять с собой женщину! – возмутился Лоуфорд.
– Почему? Дезертиры всегда забирают с собой самое ценное, сэр. То есть Билл.
– Господи, солдат, если с ней что-то случится или мы запорем дело, я позабочусь о том, чтобы вы получили все, что недобрали вчера.
Шарп ухмыльнулся.
– Если мы и запорем дело, то не из-за меня, а потому что тот, кто все это придумал, был полный дурак.
– Ерунда. – Лоуфорд зашагал вперед, и Шарпу ничего не оставалось, как последовать за ним. Мэри, понимая, что стычка произошла из-за нее, робко тащилась сзади. – План придумал генерал Бэрд, и мне он представляется вполне разумным. Мы попадаем в руки Типу, вступаем в его армию, находим Рави Шехара, а дальше он делает все сам. Только вот какую роль ты отводишь при этом миссис Биккерстафф?
– Любую, какую только она пожелает сыграть, – упрямо ответил Шарп.
Лейтенант понимал, что не должен уступать, что должен заставить Шарпа повиноваться, но чувствовал, что никогда не возьмет над ним верх. Может быть, не стоило брать с собой этого рядового, а пойти одному? С другой стороны, Лоуфорд с самого начала ясно представлял, что без помощи в таком предприятии не обойтись, а из всех солдат роты он постоянно выделял именно Шарпа. Выделял не потому, что тот отличался высоким ростом, а потому, что был самым смышленым и сообразительным. И все-таки лейтенант оказался не готовым к тому, что солдат так быстро забрал себе бразды власти. Он ожидал от Шарпа благодарности и почтительности уже хотя бы потому, что был офицером, но все вышло по-другому, как если бы, запрягая смирную на вид лошадку, он вдруг обнаружил норовистого рысака. Мало того, этот рысак еще и повел за собой кобылку. Лоуфорда обижало, что Шарп так бессовестно воспользовался предоставленной ему свободой. Он еще раз посмотрел на рядового и лишь теперь заметил, какое у того бледное и напряженное лицо – по-видимому, порка отняла у упрямца куда больше сил, чем тот сам представлял.
– И все-таки я настаиваю, чтобы миссис Биккерстафф вернулась в армию, – проговорил он, смягчая тон.
– Она никуда не пойдет, – отрезал Шарп. – Объясни ему, Мэри.
– Пока жив Хейксвилл, мне покою не будет.
– За вами бы присмотрели, – ответил Лоуфорд, не вполне четко представляя, кто именно стал бы присматривать за вдовой.
– Кто? – спросила Мэри. – Ни один мужчина в армии не станет присматривать за женщиной просто так. Каждый назначает свою цену. Вы и сами знаете, сэр.
– Называй его Биллом! – рявкнул Шарп. – От этого может зависеть наша жизнь. Назовешь его "сэром", и нас скормят тиграм.
– И дело не в одном только Хейксвилле, – продолжала Мэри. – Сейчас на мне хочет жениться сержант Грин. Он, конечно, получше сержанта Хейксвилла, но я все равно за него не хочу. Я хочу быть с Ричардом.
– Вам виднее, – с горечью заметил Лоуфорд. – Боюсь только, что вы, как говорится, попали из огня в полымя.
– Мне не привыкать, – ответила Мэри, успевшая принять некоторые меры, уменьшавшие, на ее взгляд, шансы стать жертвой изнасилования. На ней было заношенное до дыр темное платье и грязный передник, волосы она вымазала сажей, но миловидное личико осталось нетронутым, странно контрастируя со всем остальным. – К тому же вы с Ричардом не знаете местных языков, так что без меня вам не обойтись. А еще я захватила с собой поесть. – Она показала на узелок.
Лоуфорд вздохнул. Небо у них за спиной уже начало светлеть, на горизонте проступили силуэты деревьев и кустов. По его расчетам, они прошли около двенадцати миль, и, когда бледное зарево стало ярче, а вершины холмов расцвели под первыми лучами, лейтенант предложил устроить привал. В узелке у Мэри обнаружилось с полдюжины плоских пресных лепешек и две фляги воды, что и составило их завтрак. Подкрепившись, Лоуфорд отошел справить нужду, а возвращаясь, стал свидетелем жуткой сцены: Шарп, размахнувшись, ударил Мэри по лицу.
– Эй, ты что делаешь? – закричал лейтенант, бросаясь на помощь женщине.
– Все в порядке, – остановила его Мэри. – Это я его попросила.
– Боже! – выдохнул лейтенант. Глаз распух, а по щеке у бедняжки катились слезы. – Зачем?
– Чтоб к ней не приставали всякие, – объяснил Шарп. – Ты как, милая?
– Переживу, – бодро ответила Мэри и с некоторой обидой добавила: – А ты меня сильно ударил, Ричард.
– Какой смысл бить слабо? Но я ведь не хотел делать больно.
Мэри побрызгала на глаз водой, и они тронулись в путь. Вокруг простиралась равнина, и лишь кое-где взгляд натыкался на цветущую рощу. Деревень видно не было, но примерно через час "беглецы" вышли к заросшему сорной травой каналу и потратили еще час на поиски переправы. Закончилось все тем, что переходить пришлось вброд. Серингапатам лежал где-то там, за горизонтом, и Лоуфорд, зная лишь, что двигаться нужно почти строго на запад, решил взять немного к югу, чтобы выйти к реке Кавери, а уже потом подняться выше по течению.
Лейтенант пребывал в подавленном настроении. Накануне он с готовностью и в общем-то бездумно вызвался участвовать в опасном предприятии, и лишь потом до него стало постепенно доходить, в насколько рискованную авантюру они ввязались. К тому же ему было одиноко. Будучи лишь на два года старше Шарпа, он завидовал ему и Мэри и все еще переживал из-за того, что рядовой не выказывал должного почтения старшему по званию. Правда, чувство это Лоуфорд держал при себе и не только потому, что боялся насмешек, а так как неожиданно для себя обнаружил – почтительности со стороны рядового он предпочел бы его восхищение. Лейтенант хотел доказать, что ничем не уступает солдату, и это желание придавало ему сил в нелегком путешествии навстречу неизвестности.
Многое беспокоило и Шарпа. Ему нравился Лоуфорд, но он хорошо понимал, сколько потребуется усилий, чтобы уберечь лейтенанта от неприятностей. Парень быстро учился, но плохо знал жизнь, и это незнание другого мира могло его выдать. Что касается Типу, то он представлял собой неведомую опасность, и Шарп был готов сделать все, что только потребуют от него султан и его люди. Еще одним источником беспокойства и возможных проблем была Мэри. Он сам убедил женщину отправиться с ним, причем уговаривать ее особенно не пришлось, но удастся ли ему защитить ее, оградить от очевидных опасностей? И все же, несмотря на все тревоги и сомнения, Шарп находил удовольствие в обретенной свободе. В конце концов он сорвался с армейского поводка и не сомневался, что сумеет выбраться из любой передряги, если только Лоуфорд не совершит какую-нибудь глупую ошибку. Главное – выжить, а уж в своей способности воспользоваться ситуацией к собственной выгоде Шарп не сомневался ни на минуту. Правила везде одни, и правила эти просты: никому не доверяй, будь настороже, а если придет беда, то бей первым и бей сильно. До сих пор это срабатывало.
Сомнения одолевали и Мэри. Она убедила себя, что любит Шарпа, но ощущала его беспокойство и нервозность, и это наводило ее на мысль, что он, может быть, не так уж и любит ее. И все же лучше быть с ним, думала Мэри, чем в армии. И дело не только в домогательствах Грина и опасности со стороны Хейксвилла. Мэри, проведя всю жизнь в армии, инстинктивно ощущала, что мир способен предложить ей нечто большее. Она выросла в Калькутте, но, хотя мать ее и была индианкой, ни в армии, ни в Индии Мэри себя своей не чувствовала. В армии ее считали бибби, а для индийцев она была человеком со стороны, не принадлежащим ни к одной из их каст, а потому фактически чужой. Полукровка, обреченная на вечное недоверие, Мэри могла рассчитывать только на свою красоту, и пусть армия обеспечивала относительную безопасность, гарантированное будущее ей не предлагал никто. Впереди Мэри ожидала вереница мужей, сменяющих один другого по причине гибели в сражении или смерти от лихорадки, а затем, когда ее увядшая красота уже перестанет привлекать мужчин, одиночество и забота о детях. Как и Шарп, она искала выход, путь наверх, возможность перехитрить судьбу, но как это сделать, не знала и потому легко согласилась участвовать в экспедиции, предоставлявшей шанс пусть даже на время вырваться из тесной западни опостылевшей жизни.
Они поднялись на невысокий холм, откуда лейтенант, укрывшись за цветущими кустами, внимательно оглядел раскинувшийся впереди пейзаж. Слева, к югу, мелькнула лента реки, которой могла быть только Кавери.
– Нам туда, – сказал он, – но только деревни будем обходить. – Деревень было две и обе преграждали прямой путь к реке.
– Нас все равно увидят, – заметила Мэри. – Сельчане ничего не пропускают.
– Если мы не станем их трогать, то, может быть, и они не станут трогать нас?
– Давай вывернем мундиры, Билл, – предложил Шарп.
– Зачем?
– Мы ведь дезертиры, верно? А раз так, то давай вывернем мундиры и покажем, что мы не солдаты.
– Не думаю, что для местных это будет иметь какое-то значение, – усмехнулся Лоуфорд.
– К черту местных. Меня беспокоят солдаты Типу, – объяснил Шарп. – Увидят красное и начнут палить без предупреждения. – Он уже сбросил ремни и теперь, пыхтя от напряжения и боли, стаскивал с плеч мундир. Сквозь бинты и грязную рубаху проступили пятна крови.
Выворачивать мундир лейтенанту не хотелось – вывернутый мундир был знаком бесчестия. Делать это иногда заставляли смалодушничавшие в сражении батальоны, но сейчас предложение Шарпа показалось Лоуфорду разумным, и он скрепя сердце вывернул мундир серой изнанкой наружу.
– Может, и мушкеты брать не стоило?