Вот при каких обстоятельствах Алонсо де Эрсилья принял участие в битве, во время которой испанцы чуть было не потеряли Чили, называвшуюся тогда Новый Толедо. Как уже было сказано, Вальдивия был только что захвачен врасплох превосходящими силами противника и попал в плен к арауканам. Последние, возглавляемые Кауполиканом, предали его смерти с изощренной жестокостью, в которой, впрочем, сами конкистадоры имели большие навыки. Вальдивия погиб, его заместитель Франсиско де Бильягро принял командование. Это была огромная ответственность, но он мог взять ее на себя, будучи достойным своего предшественника. Арауканы, объявившие себя врагами испанцев и их многочисленных союзников - индейцев, разрушили цитадель Пурену, потом - крепость Пенко, наконец, пошли на цитадель Кантеу и прочно закрепились около Сантьяго. Четыре раза бесстрашный Бильягро предпринимал попытку вытеснить их, и каждый раз безуспешно, с огромными потерями. И только на пятый измученные, по большей части раненные люди взяли крепость в отчаянном порыве, перебив затем араукан.
Именно с этого момента участие Эрсильи становится особенно активным. Прибыв из Европы с подкреплением, присланным королем, он был прикомандирован лично к командующему кавалерией дону Гарсии, сыну дона Андрео Уртадо де Мендосы, маркиза де Канет, наместника короля в Перу. Как человек военный, насколько искусный, настолько и осторожный, дон Гарсия, вместо того чтобы ввязаться в партизанскую войну с недисциплинированными, но опасными ордами кочевников, начал операцию с того, что отправил войска на казарменное положение на остров Кинкина и приказал соорудить редут перед разрушенной крепостью Пенко, занятой врагом. Когда редут был построен, дон Гарсия, не опасаясь больше быть сброшенным в море в случае поражения, приказал решительно атаковать араукан. Но отвага этих кочевников была такова, что потребовалась вся мощь, дисциплинированность, задор этих свежих отрядов и, наконец, превосходство их вооружения, чтобы добиться частичного успеха. Победа стала окончательной только после нескольких очень яростных атак, в результате которых испанцы овладели крепостью Пенко. Они возвели новые укрепления, оставили там сильный гарнизон и отправились освобождать также полуразрушенную крепость Тукапель. Перед тем как прибыть на место, где испанцы прежде потерпели поражение и так трагически погиб несчастный Вальдивия, дон Гарсия нанес новое, еще более жестокое поражение арауканам. Побежденный снова, но не разбитый, неукротимый противник остановился недалеко от Тукапели, цитадели, уже восстановленной заботами дона Гарсии.
Мир устанавливался медленно, но уверенно. Оставалось направить оружие на Каутан, чтобы окончательно вытеснить врага. Эта операция, проведенная доном Гарсией с обычными для него осторожностью и отвагой, увенчалась успехом. Он вернулся победителем в Тукапель, сопровождаемый верным Эрсильей, не покидавшим его с начала этой выдающейся кампании, которой посвящены взволнованные строфы поэмы "Араукана".
Полководец прибыл в Тукапель накануне дня, когда Кауполикан, касик араукан, душа этой беспощадной войны, предпринял ночную атаку на крепость, все поставив на карту. Но бдительность дона Гарсии нельзя было обмануть. Кауполикан, предполагая захватить испанцев врасплох, сам попал в ловушку, был полностью разбит и взят в плен.
Око за око, зуб за зуб! Дикарь, замучивший Вальдивию, умер в таких же муках. Эрсилья, который поведал об этих славных и жестоких эпизодах, посвятил несколько сочувственных слов побежденному врагу и как поэт и христианин высказался против пыток, которым дикарь был подвергнут людьми, считающими себя цивилизованными и проповедующими религию милосердия.
Такая праведная, интеллектуальная и рыцарская жизнь поэта-солдата чуть было не кончилась трагически, когда он возвращался с доном Гарсией из трудной и дальней экспедиции, предпринятой на остров Чилоэ. Эрсилья, втянутый в ссору с другим дворянином из свиты генерала, был вызван на поединок. А поскольку дуэли были запрещены в армии под страхом смерти, обоих приговорили к смертной казни, хотя потерпевшей стороной был поэт. Дон Гарсия, узнав, что того спровоцировали, помиловал его и смягчил наказание, заменив смертную казнь ссылкой.
Эрсилья вернулся в Испанию, осыпанный почестями современников, женился, совершил путешествия в Германию, Австрию, Богемию и умер в очень преклонном возрасте.
Еще несколько строк о другом испанском мореплавателе, чуть позже участвовавшем в этих завоеваниях, имя которого случайно известно не столько его заслугой, сколько достаточно странным совпадением. Этот мореплаватель - Хуан Фернандес.
Его имя связано с исследованием чилийских земель, но не из-за открытий, которые он сделал. Известность ему принесли острова, носящие его имя. Прежде моряки считали, что плыть с севера на юг вдоль побережья Перу так же трудно, как между тропиками с востока на запад по Тихому океану. Но Хуан Фернандес открыл, что, удаляясь к западу на достаточно большое расстояние от земли, встречаешь южные ветры, которые, доходя до широты переменных или западных ветров, позволяют морякам приставать к земле на юге, чего бы они не смогли сделать, оставаясь около побережья.
Во время одного из своих путешествий моряк открыл в ста семидесяти лье от побережья Чили несколько островов, среди которых Сан-Фелис, Сан-Амбросио и группа островов, получивших название Хуан-Фернандес. На одном из этих островов в течение четырех лет прожил английский моряк Александр Селькирк, рассказ которого дал Даниелю Дефо сюжет для бессмертного романа "Робинзон Крузо".
Селькирк, родившийся в 1660 году в Ларго, в графстве Файф, в Шотландии, совсем молодым поступил в английский флот и дослужился до старшего матроса. В 1704 году он плавал на корабле "Сэнк-Порт", когда его капитану, которого звали Стредлинг, после каких-то столкновений, так и оставшихся невыясненными, пришла мысль бросить строптивого моряка на совершенно пустынном и находящемся в стороне от морских дорог островке из архипелага Хуан-Фернандес. Селькирк прожил на нем в одиночестве четыре года. Он остался бы там и еще дольше, если бы капитан Вудз Роджерс не заметил столб дыма, поднимающийся с острова, который всегда считался необитаемым.
Интересно прочитать страницу бортового журнала, написанную этим капитаном, в таком виде, в каком она была опубликована в 1712 году и послужила отправной точкой для Даниеля Дефо.
"31 января 1709 года. - В семь часов утра мы увидели острова Хуан-Фернандес.
2 февраля. - Я послал туда ялик, и когда он не вернулся, отправил на его поиски плоскодонку. Вскоре она вернулась и привезла множество раков и человека, одетого в шкуры диких коз, который казался таким же диким, как и сами козы. Четыре года и четыре месяца тому назад он был оставлен на этом месте Стредлингом, капитаном корабля "Сэнк-Порт", на котором наш гость был старшим матросом. Его имя Александр Селькирк. Когда капитан Дампир, знавший команду "Сэнк-Порт", сказал мне, что этот человек был лучшим моряком на борту, я немедленно принял его на наше судно на ту же должность. Это он разжег огонь, который мы заметили предыдущей ночью, по некоторым признакам признав в нас англичан. Во время его пребывания на острове он видел, как вблизи прошло несколько кораблей; и только два бросили якорь. Присмотревшись к ним, он догадался, что это испанцы, и это заставило его тотчас спрятаться. Если бы это был французский экипаж, он открылся бы им, но что касается испанцев, то ему лучше было умереть с голоду в этой пустыне, чем попасть им в руки. По его словам, они убили бы его или отправили как раба на работы в рудники, поскольку вряд ли пощадили бы иностранца, которому в такой ситуации пришлось бы волей обстоятельств открыть секреты, относящиеся к пути в Южное море. Ему стоило большого труда уйти от них, поскольку его заметили, открыли огонь и преследовали до леса, где он взобрался на вершину дерева, у подножия которого преследователи остановились, чтобы набрать воды, и убили нескольких коз; но испанцы ушли, не обнаружив его.
Селькирк был высажен на этом острове по приказу капитана, с которым у него возникла ссора. Ему оставили одну смену одежды, гамак, ружье, немного пороха, несколько пуль, табак, топор, нож, котел, Библию, несколько молитвенников, морские приборы и книги. В течение первых восьми месяцев своего пребывания он с трудом боролся с удручающей его меланхолией и с трудом преодолевал страх одиночества. Он построил две хижины из перечных деревьев, покрыл их длинными травами и обтянул внутри шкурами коз, которых убивал, чтобы добыть пропитание. Мясо было его единственной пищей до тех пор, пока не кончился оставленный ему фунт пороха, а огонь он добывал интенсивным трением двух палочек, зажав их коленями.
В маленькой хижине, расположенной на некотором расстоянии от другой, он готовил пищу. В большой спал, читал, распевал псалмы и молился, будучи больше христианином в этом одиночестве, чем прежде, и каким не будет, возможно, потом. Сначала он принимал пищу, только когда его принуждала к этому необходимость, из-за грызущей его тоски, а также отсутствия хлеба и соли. Спать он ложился тоже только тогда, когда его совсем одолевал сон. Перечное дерево, дававшее светлое пламя, служило ему одновременно для обогрева и освещения, а бальзамический древесный запах утешал.
Селькирк ловил столько рыбы, сколько мог съесть, но недостаток соли делал ее вредной для здоровья; только некоторые раки, большие, как омары, казались ему вкусными всегда. Он их готовил двумя способами: варил или пек. Мясо коз, обитавших на островах Хуан-Фернандес, ему казалось лучше, чем мясо наших коз, и всегда обеспечивало ему отличный бульон. Бедняга подсчитал, что за время своего пребывания убил почти пять сотен коз и еще больше поймал, а затем отпустил, поставив метки на ушах. Когда его небольшой запас пороха был исчерпан, он ловил их, бегая за ними вдогонку, и такой образ жизни, требовавший постоянного движения, сделал его очень ловким, мы это видели, когда он бежал через лес среди скал и холмов за козами, которых ловил по нашей просьбе. Несколько раз мы отправлялись с ним, чтобы помочь в охоте, брали одного бульдога и нескольких наиболее расторопных матросов, но вскоре он оставлял позади людей и собак, устремлялся за козами, ловил их и приносил к нам на спине. Селькирк рассказал, как однажды, преследуя козу, в азарте чуть не поплатился жизнью. Настигнув ее на краю пропасти, скрытой кустарником, он упал вместе с ней с огромной высоты, а когда пришел в себя, пролежав примерно сутки без сознания, разбившийся, подавленный, увидел рядом с собой мертвую козу; было очень трудно дотащиться до хижины, находившейся более чем в двух тысячах шагов, где он десять дней пролежал потом без движения.
Через некоторое время мясо без хлеба и соли показалось ему лучше, чем в первые дни. В сезон у него было огромное количество прекрасной репы, посеянной людьми из экипажа капитана Дампира и покрывавшей тогда несколько акров земли. Пальма хамеропс (капустная пальма) давала ему листья, напоминавшие по вкусу капусту; плодами перечной мирты, называемой обычно ямайским перцем, он приправлял свои блюда, рос здесь и черный перец или малажита, который помогал ему при различных недомоганиях.
Его ботинки износились очень быстро, впрочем как и одежда, но ступни так затвердели, что он мог ходить повсюду, не испытывая ни малейшего неудобства. Потом ему было очень трудно привыкнуть надевать обувь.
Первое время его очень мучили кошки и крысы. Эти животные, завезенные на остров кораблями, которые останавливались здесь набрать воды и дров, невероятно размножились. Крысы кусали его за ноги и грызли одежду, пока он спал. Чтобы избавиться от грызунов, Селькирк стал бросать кошкам мясо, вскоре приручил их, и они стали являться сотнями и очень быстро избавили его от крыс.
Он приручил также несколько коз, которых научил, как и кошек, танцевать под звуки своих песен. Когда одежда превратилась в лохмотья, ему пришлось сделать себе плащ с широкими рукавами и колпак из козьих шкур, все это было собрано из различных кусков при помощи нитей, выдернутых из старого тряпья. После того как нож отслужил свой срок, Селькирк заменил его новым, изготовленным с грехом пополам при помощи камней из кусков обручей от бочек, подобранных на песчаном берегу. Поскольку у него было немного полотна, он сшил себе рубашки тем же способом, что и плащ; во всех операциях такого рода иглой ему служил гвоздь.
В первые моменты свидания с нами он был вне себя от радости, но в одиночестве бедняга почти забыл язык, с большими интервалами произносил отдельные слова, не связывая их, и мы с трудом понимали его. По истечении трех дней речь начала к нему возвращаться, и он признался нам, что молчание, которое он хранил до этого времени, было совершенно невольным. Мы предложили ему стакан водки, но поскольку он с момента его высадки не пил ничего, кроме воды, то не захотел даже пригубить; прошло достаточно много времени, прежде чем он смог вернуться к привычке есть нашу обычную пищу".
Став, как сказано выше, старшим матросом на корабле Роджерса, Александр Селькирк вернулся в Англию в 1711 году, где слух о его приключениях придал ему некоторую известность, как и месту его изгнания.
ГЛАВА 8
ФРЕНСИС ДРЕЙК
Этот неустрашимый и искусный моряк, имя которого должны проклинать испанцы, заклятым врагом которых он был, родился в Тавистоке, в графстве Девон в Англии. Дата его рождения точно не известна, одни авторы называют 1539, а другие 1545 год.
Его отец служил капелланом на морском королевском судне по специальному распоряжению королевы Елизаветы, которая хотела таким образом компенсировать свое обращение в протестантство. Френсис Дрейк был старшим из двенадцати детей. Дав мальчику, страстно любившему море, небольшое образование, родители поручили его заботам рыбака, чтобы приобщить к морской жизни. Некоторое время спустя будущий моряк поступил юнгой на торговое судно и до восемнадцати лет проплавал с одним и тем же капитаном. Френсис быстро добился его привязанности благодаря своему уму, бойкому и решительному характеру, любви к морской профессии и унаследовал от него корабль, которым тот командовал.
Через несколько месяцев после смерти своего благодетеля Дрейк отправился в плавание к берегам Гвинеи уже помощником капитана. Потом, по возвращении, почувствовав, что может командовать сам, он оснастил полученный в наследство корабль и, охваченный, как и множество других, лихорадкой приключений, отправился в Новый Свет.
Едва достигнув берега, он был остановлен испанцами, которые, считая себя абсолютными хозяевами на земле и на море, стремились помешать иностранцам ступить в их новые владения. Дрейк был схвачен, связан по рукам и ногам и препровожден к испанским властям, которые бросили его в тюрьму, а на корабль был наложен секвестр.
Преступление, или, скорее, преступления, которые оправдывали в глазах испанцев это вопиющее нарушение прав человека, было действительно серьезным. Во-первых, Дрейк пытался вести торговлю на землях его католического величества, во-вторых, он был англичанином и, что самое страшное, еретиком. Его бы охотно сожгли живьем, но не осмелились, опасаясь репрессий, поскольку англичане уже не шутили, когда речь шла о расправах, чинимых над представителями их нации.
Испанские власти удовлетворились, конфисковав корабль с грузом и распродав конфискованное как контрабанду. Вот так Френсис Дрейк, свалившийся с высоты испанского законодательства беднее последнего из нищих, был вынужден наняться простым матросом на корабль, отплывающий в Европу.
Озлобленный таким пиратским актом, англичанин, покидая город Рио-де-ла-Ача, показал кулак проклятой земле и поклялся отомстить. Мы увидим, как он сдержал слово и какой страх нагоняло на испанцев его имя.