Французы укрылись на острове Тортуга, расположенном к северо-западу от Санто-Доминго, называвшегося тогда Испаньолой. Между ними была всего лишь прямая протока шириной десять километров. Остров Тортуга, названный так из-за формы, напоминающей панцирь черепахи, насчитывал восемь лье в длину и три в ширину. Окруженный отвесными скалами, которые по всему периметру делали его почти неприступным, он с южной стороны имел гавань, которую легко было защитить. На острове не было растительности, пресной воды не хватало, жить здесь было трудно; но эти недостатки с лихвой компенсировались безопасностью, и авантюристы не колеблясь обосновались на нем и устроили настоящую крепость.
Искатели приключений, изгнанные из всех соседних земель испанцами, прибывали туда просить убежища: англичан и особенно голландцев принимали с распростертыми объятиями. Став более многочисленным, население острова разделилось по их склонностям и предпочтениям на три категории: буканьеры, флибустьеры и колонисты, пользующиеся все одинаковыми правами, имеющие равные обязанности и объединенные самыми тесными узами солидарности. Они назвали себя береговыми братьями.
Буканьеры отправлялись на Санто-Доминго, где в изобилии водились коровы и быки, завезенные туда испанцами и расплодившиеся на свободе. Они охотились на этих животных, живущих абсолютно в диком состоянии, как и огромное количество свиней. Охотники убивали быков выстрелом из ружья, солили шкуру как прекрасный объект меновой торговли, и коптили мясо, чтобы оно хранилось как можно дольше, то есть окуривали его густым дымом, по карибскому обычаю в "букане", коптильне, - отсюда и "буканьеры". Они запасали мясо целыми артелями и продавали его на корабли, которые заходили к ним, чтобы пополнить запасы провизии.
Мирные жители, самая малочисленная группа, были плантаторами. Они занимались обработкой земли и поставляли фрукты, овощи, кофе, сахарный тростник, какао, пряности, зерно.
Флибустьеры, от искаженного английского free boonter, что означает "свободные грабители", или же от голландского fly boat, то есть "легкая лодка", разбойничали на море и становились грозными корсарами, как было сказано выше.
Это необычное сообщество, жившее по законам, о которых мы сейчас только что узнаем, процветало. Жизнь была привольная и легкая, а население приумножалось за счет недовольных, бежавших из Европы, которых это существование, полное движения, опасностей и изобилия, привлекало на остров Тортуга. Разгневанные этим захватом испанцы, военный и религиозный деспотизм которых разрушил Санто-Доминго и оставлял повсюду пустыню, захотели, как прежде на Сент-Кристофере, прогнать береговых братьев. Они предательски воспользовались временем, когда одни флибустьеры и буканьеры в походе, другие - на охоте, высадились на остров, перебили колонистов, занимавшихся земледелием, перерезали женщин и детей, а потом разрушили поселки.
Можно себе представить, как в бешенстве кричали буканьеры и флибустьеры, когда по возвращении узнали от оставшихся в живых о страшной бойне. Собравшись на совет, они поклялись смертельно ненавидеть испанцев, преследовать их отныне всегда и везде, грабить, убивать, разорять их владения, короче, объявили им настоящую войну на истребление. Они решили сдержать слово и жестоко отомстить.
Под командованием английского авантюриста по имени Уиллис, который попытался перевести остров под сюзеренитет Великобритании, береговые братья попытались организоваться, но не преуспели в этом и признали за командира француза, капитана Левассера. Последний организовал защиту острова, построил в порту маленькую цитадель, вооруженную пушками, сохранил острову французское подданство и потихоньку подготовил захват острова Санто-Доминго. К несчастью, Левассер стал настолько властным и так тиранил береговых братьев, что те убили его. С тех пор они жили в состоянии полной анархии, образовывали союзы, разваливающиеся после первой вылазки, руководимой главарем, который, закончив операцию, возвращался в строй или же образовывал небольшую шайку для участия в общем деле.
И так продолжалось до того дня, когда шевалье де Фонтеней прибыл в качестве коменданта занять крепость и начать строительство жилища, более достойного для представителя короля Франции.
Итак, остров Тортуга стал французским, на нем поднялся белый флаг, расшитый золотыми геральдическими лилиями, но какого страшного подданного заимело его величество!
Сначала буканьеры. Почти все они были фламандцы или пикардийцы, согнанные с родных мест нищетой; они прибывали на Антильские острова полные свирепой ненависти к испанцам. Страсть к расправам и повседневные занятия вскоре сделали из них сомнительных воинов. Все предавались исключительно охоте на диких быков и коров, а также на свиней, вернувшихся в свое естественное состояние в лесах и горах. Они были экипированы длинными ружьями с восьмигранным стволом, издававшим при стрельбе очень громкие звуки, и тесаками с длинным лезвием для снятия шкур или разделки убитых животных. Порох, как у канадских охотников, хранился в больших бычьих рогах или в хорошо закрытых калебасах; помогали им огромные собаки, которые загоняли животных и бесстрашно атаковали их.
У буканьеров было по паре рубашек, короткие штаны или широкие брюки и куртка из грубого сукна. Войлочный или шерстяной колпак с козырьком дополняли вместе с башмаками из коровьей или свиной кожи этот нелепый и лишенный изящества гардероб. В свои экспедиции они брали маленькие палатки из тонкого полотна, которые скатывали и носили через плечо, как наши солдаты свои шинели, и с приходом вечера ставили их, чтобы защититься от дождей и комаров. Экипированные таким образом, они объединялись по двое и пользовались сообща всем, что имели. Выживший наследовал от умершего. Кроме этих маленьких сообществ было еще общее объединение всех буканьеров; таким образом, каждый из них мог найти около другого букана вещи, в которых нуждался.
У них существовало взаимное доверие и общность всего, что они имели. В домах не было запоров. Такая мера предосторожности рассматривалась в первую очередь как преступление против общества. "Твое" и "мое" - были слова, непонятные в этой республике; пререкания и споры возникали редко; суд соседей или общих друзей обычно прекращал их.
Если примирение было невозможным, то противники стрелялись на дуэли со свидетелями или без. Дуэль часто становилась смертельной из-за меткости этих искусных стрелков. Дуэлянты расходились на определенное расстояние, и жребий указывал, кто должен стрелять первым. Если одного выстрела было недостаточно, второй делали по желанию. Когда кто-то погибал, буканьеры собирались, чтобы проверить, "хорошо" или "плохо" он был убит, не была ли совершена относительно него подлость и откуда поразила мертвеца пуля. Всякая рана, нанесенная сзади или сбоку, рассматривалась как убийство. Виновного, кем бы он ни был, вешали или расстреливали.
На охоте они занимались поиском "авеню", то есть троп, проложенных в кустарниках дикими животными. Следуя за собаками, охотники преследовали стадо и нападали на него, но не без риска, поскольку животные всегда были разъярены. Со всех убитых животных прямо на месте снимали шкуру, кожу засаливали, куски мяса коптили, за исключением того, что предназначалось для вечерней трапезы, и просто жарили на угольях, а затем натирали перцем. Когда запас шкур и мяса становился значительным, буканьеры всю добычу переправляли на рейд и продавали экипажам кораблей. Они снабжали также жителей, занимающихся только земледелием.
Никого не интересовала национальность желающего принять участие в сообществе. Не спрашивали даже имени. У большинства членов общества были только клички, которые нередко передавались потомкам. Некоторые называли свое настоящее имя в момент женитьбы, а отсюда пословица, долгое время бытующая на Антильских островах: "Человека узнаешь только в тот момент, когда он женится".
Впрочем, женатый человек не мог быть ни буканьером, ни флибустьером: он вынужденно становился "колонистом". Как и буканьеры, колонисты добровольно объединялись. Когда они хотели создать поселение, то обращались к коменданту за концессией на землю. Потом будущие земледельцы спиливали деревья, сжигали их и сажали на участке быстрорастущие овощи. Позаботившись о своем пропитании на будущее, они приступали к строительству большой хижины, или "каса", как говорили испанцы, которые, привезли это слово в Америку. Поселенцы сами были архитекторами и строителями. Для этого они срезали три или четыре дерева, разветвленных в виде вилки, высотой пятнадцать - шестнадцать футов, вкапывали в землю, и на эти вилки укладывали ряд бревен, соединяемых гвоздями и образующих конек крыши хижины. С конька по бокам спускались тонкие стропила, связываемые с поручнями лианами или полосками бычьей кожи и служащие для поддержания покрытия из пальмовых листьев. Стены делали из легкого плетня из обычного или сахарного тростника. И все. В двух футах от земли внутри хижины устраивали плетеный настил, на который клали тюфяк, набитый кукурузными листьями. Это было ложе.
Колонист, обладающий таким сооружением, считался богачом и никогда добровольно не оставил бы прекрасную землю Санто-Доминго, дающую ему почти без труда зерно и особенно табак, торговля которым в Европе была очень прибыльной.
В этой своего рода республике, где, казалось, царило самое неукоснительное равенство, тем не менее были рабы, и притом белые! Этими несчастными были добровольцы из Европы, прибывшие в погоне за состоянием, но поскольку ничего, кроме собственных рук, у них не было, то они обычно нанимались на семь лет в услужение к буканьерам или жителям. Невозможно представить судьбу ужаснее той, что выпадала на долю этих бедолаг; положение их было раз в сто хуже, чем у негров.
Еще больше, чем буканьеры и колонисты, необходимость объединяться испытывали флибустьеры для формирования экипажей. Быть может, никогда любовь к наживе и жажда мести не имели лучшего случая развернуться во всю ширь. Их первые походы были очень удачными, флибустьеры налетали огромными бандами, состоящими из английских, голландских, фламандских и португальских авантюристов. Чтобы поддерживать согласие между людьми различных национальностей и особенно относящихся с антипатией друг к другу, первые организаторы установили жесткий обычай, который вскоре стал неписаным правилом.
Вне службы каждый человек сохранял всю свою независимость; но флибустьеры все время были связаны между собой непоколебимым обязательством. Сообщник, который нарушал эту своего рода присягу, терял звание берегового брата; его высаживали без еды и одежды на пустынном острове. По важным вопросам каждый береговой брат мог высказать свое мнение; каждый имел право на равную долю еды, вина и добычи. Дезертирство во время сражения каралось смертью. У того, кто воровал у своих, товарищи отрезали нос или уши; вора изгоняли из братства. Тот, кто крал из общего имущества, то есть из награбленного, но еще не разделенного добра, также изгонялся; его высаживали на пустынный берег с ружьем, припасами и полным бурдюком воды. Приговоры выносил выборный суд. Пьянство, неисполнение приказов главаря, оставление своего поста наказывались удержанием части добычи. Когда два флибустьера затевали ссору, им запрещалось выяснять отношения на борту, но при ближайшей высадке на берег они могли разрешить свои проблемы при помощи сабли или пистолета в присутствии помощника капитана. Постоянно нарушаемое правило запрещало игры в кости и карты на борту судна.
Между экипажами и их главарями обычно составлялся договор, называемый по-французски chasse-partie. Вот как, по словам Оливье Эксквемелина, который долгое время жил на острове Тортуга, выглядит один из этих актов, состоящий из шестнадцати параграфов. Это документ достаточно любопытный и заслуживает быть изложенным полностью:
"1. Если находящийся в плавании вооруженный корабль является общей собственностью экипажа, то первый захваченный корабль будет принадлежать капитану с частью добычи. 2. Если упомянутый корабль составляет собственность только капитана, то первый захваченный корабль будет принадлежать ему с двумя третями добычи; но он обязан сжечь тот из двух кораблей, который будет менее ценен. 3. Если корабль, принадлежащий капитану, погибнет при кораблекрушении, экипаж обязан оставаться со своим капитаном до тех пор, пока тот не добудет себе любым способом новый корабль. 4. Корабельный хирург получает двести экю на свою медицинскую сумку, независимо от того, участвовал ли он в деле или нет и, кроме того, в случае участия, он получит часть добычи. Если ему не могут выдать ее деньгами, то он получит двух невольников. 5. Остальные офицеры получат каждый одну простую долю, за исключением отличившегося. В этом случае экипаж, собравшись вместе, должен большинством голосов назначить ему вознаграждение. 6. Тот, кто первый подаст сигнал, будь то днем или ночью, о появлении корабля-добычи, получит сто экю. 7. За потерю глаза во время сражения будет выплачено сто экю или выдан один невольник. 8. Потеря обоих глаз стоит шестьсот экю и шесть невольников. 9. Потеря правой кисти или руки будет стоить двести экю или два невольника. 10. Потеря обеих кистей или обеих рук будет стоить шестьсот экю или шесть невольников. 11. Потеря пальца или уха будет стоить сто экю или одного невольника. 12. Потеря одной ступни или одной ноги будет стоить двести экю или два невольника. 13. Потеря двух конечностей будет стоить шестьсот экю или шесть невольников. 14. Если береговой брат получит в какой-либо части тела рану, потребующую интубации, ему выдадут двести экю и двух невольников. 15. Если кто-либо потеряет конечность не полностью, но она не будет действовать, он получит компенсацию, как если бы потеря была полной. 16. Всякий покалеченный имеет право потребовать оплаты в счет возмещения ущерба деньгами или невольниками, лишь бы род добычи позволил его удовлетворить. В противном случае он осуществит свои права на следующую добычу".
Ученики или новые матросы имели право только на половину доли добычи, и все подвиги вознаграждались независимо от доли добычи, предназначенной для каждого члена шайки.
Естественно, что братство по оружию играло огромную роль у этих людей, существование которых было сплошной опасностью. Эти сообщества группировались по два человека по симпатиям, как буканьеры. На борту, где было абсолютное равенство, царила, однако, строгая дисциплина. В том, что касалось маневров или сражения, каждый неукоснительно подчинялся капитану или вахтенному офицеру под страхом смерти. Жизнь флибустьеров во время походов была очень тяжелой и лишенной всяких удобств. Они ели дважды в день, в десять утра и пять часов пополудни. Еда состояла главным образом из меда и соленого или копченого мяса. Матросы группировались вокруг котла по семь человек. Офицеры имели тот же распорядок и садились к общему котлу как равные.