V
Представление в "черном городе"
"Более всего поражает чужестранца в Индии кастовый строй, - записывал Лебедев в свою тетрадку. - Существуют касты благородные и касты низкие: у каждой свои правила и обычаи, обязанности и права. Индусам разных каст не дозволяется ни совместной трапезы, ни брачных уз. Тяжелее всего положение париев и родственных им каст, ибо они почитаются отверженными. Касты эти образовались из потомства от недозволенных смешанных браков, а также тех, кто изгнан из других каст за нарушение законов. Сии несчастные томятся в нищете и бесправии; все прочие индусы презирают и гонят их, ибо прикосновение парии оскверняет человека. На днях слуга мой, отрок по имени Сону, идя вместе со мной по улице, остановился и, подняв вверх руку, издал протяжный вопль. Тем он подавал знак шедшему навстречу брахману , дабы тот не осквернился близостью к отверженному… Таков бесчеловечный закон, коим…"
Занятия были прерваны появлением мистера Фаррингтона. Гость уселся на низкий диван, отдуваясь и вытирая шею шелковым платком.
- Неплохо устроились! - заметил он, оглядев большую, просторную комнату.
- Привыкаю понемногу.
На потолке было прикреплено опахало, на дверях висели пологи из "кус-кус"; эта ароматная трава распространяла прохладу и защищала от насекомых. Окна были плотно закрыты; в комнате царил полумрак.
Сону поставил на стол плетеный кувшин с холодным кокосовым молоком, вазы с фруктами.
- Наняли слугу? - поинтересовался Фаррингтон.
- Он у меня на все руки. Помогаем друг другу: он - по хозяйству, я его нотной музыке обучаю.
- Пария? - осведомился англичанин, бесцеремонно разглядывая мальчика.
- Домбер, - ответил тот.
- Это почти одно и то же… Ну, ступай!
Сону покорно вышел из комнаты.
- Не стоит вам возиться с этими канальями, - посоветовал гость. - Домберы - каста бродяг, комедиантов, фокусников и тому подобных. Они примыкают к париям и считаются неприкасаемыми.
- Сону предупредил меня, - сказал Герасим Степанович. - Да мне-то что? Я ведь не брахман.
- Конечно, - согласился Фаррингтон. - Но раз мы живем здесь, надо считаться… В услужение их можно нанимать. У всех европейцев прислуга состоит либо из мусульман, либо из индусов низших каст. Приличный индус не пойдет слугой к белому. Они, видите ли, брезгают нами, эти прохвосты! Мы едим коровье мясо, а у них оно строжайше запрещено. Ни один из них не согласится чистить вашу обувь, мыть ваше белье, посуду… Потом… мы любим иногда наградить слугу хорошим пинком ногой, а они считают, что прикосновение чужой обуви к телу оскверняет. Только парии и нанимаются на такую работу. Но имейте в виду: если в гости к вам забредет какой-нибудь дважды рожденный он не должен видеть вашего слугу, а тем более есть приготовленную им пищу. Поэтому ищите повара среди европейцев или мусульман. А возиться с этим чертенком и учить его музыке не советую.
- Чепуха! - сказал Лебедев. - Эти изуверские нравы просто возмутительны и к тому же глупы. Да, да! Сону - славный мальчик, очень талантливый. Кроме того, он спас мне жизнь.
- Дело ваше! - пожал плечами Фаррингтон. - Мне-то все они одинаково противны, от последнего парии до самого знатного раджи… Смотрите не впутайтесь в какую-нибудь историю. Все они мошенники и злодеи, вот что вам надо знать!..
Они заговорили о делах. Герасим Степанович рассказал, что ему удалось разыскать трех музыкантов: двое из них англичане, бывшие солдаты; третий - ирландец, недурно играет на скрипке.
- Но этого мало, - добавил он. - Необходимо набрать еще человек десять. Не могли бы вы послать объявления в Калькутту? Или даже в Лондон? Уверен, что найдутся желающие.
- А я далеко не уверен! - проворчал Фаррингтон. - Только идиоты вроде вас и меня способны добровольно поселиться в этом аду… И вообще вся эта затея мне противна, как дьяволу - святой крест. Только недоставало возиться с музыкантами!..
- Не кипятитесь, Фаррингтон! - засмеялся Лебедев. - Я ведь здесь ни при чем.
- Знаю! - Фаррингтон отхлебнул глоток молока и вытер пот платком. - Это все выдумки Бенфильда. - Он поднялся, надел соломенную португальскую шляпу. - Поеду в контору. Так и быть, отправлю ваши объявления…
Когда гость ушел, Герасим Степанович погрузился в размышления.
Да, составить порядочный оркестр в Мадрасе оказалось делом нелегким. Возможно, конечно, что кое-кто и в Калькутте или в Лондоне откликнется на приглашения, но на это трудно рассчитывать. "Надо отыскать способных людей среди индийцев и обучить их", - уже не в первый раз подумал Лебедев.
Он встал и начал быстро собираться.
Сегодня как раз представлялся случай познакомиться с индийскими артистами и их искусством: труппа бродячих комедиантов давала одно из своих уличных представлений. Это были люди из касты Сону. Среди них находилась и его сестра, Кавери. Представление было назначено на четыре часа после полудня.
* * *
На пустыре, примыкавшем к одному из базаров "черного города", возвышались наспех сколоченные подмостки, задернутые грубой тканью. На занавесе была нарисована картина: бой тигра со слоном.
Под дырявым тентом, натянутым на бамбуковые шесты, разместились зрители. Передние сидели на цыновках, разостланных прямо на пыльной земле; другие - на скамьях и камнях; задние стояли, сбившись в густую толпу. Многие устроились на глинобитной стене, отделяющей пустырь от соседнего базара, на ветвях гигантских кокосовых пальм.
Здесь собралось мадрасское простонародье: базарные ремесленники и мелочные торговцы, рыбаки, ласкары , носильщики паланкинов, портовые кули. Цветные тюрбаны чередовались с травяными коническими колпаками и соломенными шляпами. У многих зрителей не было иной одежды, кроме узкой повязки на бедрах. У некоторых - покрывала из легкой белой материи, перекинутые через плечо.
Солнце склонялось к западу, но зной был еще очень силен. Зрители терпеливо ждали.
Наконец раздались два удара в гонг, из-за занавеса вышел человек в сопровождении двух певцов. Он запел монотонным речитативом, певцы подхватили мелодию, аккомпанируя один на саринде - смычковом инструменте, напоминающем скрипку, другой на барабане…
Тем временем в другом конце города, на территории английской цитадели форта св. Георга, перед полицейским инспектором стоял Сетуратнам Айар, высокопоставленный брахман. Брахман быстро говорил что-то на местном наречии, захлебываясь от волнения. Его племянник выполнял обязанности переводчика.
- Учитель обращает внимание достопочтенного джентльмена, - говорил юноша, - на то, что на улицах города готовится безобразное зрелище. Презреннейшие из презренных, нечестивейшие из нечестивых, пожиратели падали будут публично осмеивать священные основы дхармы…
Капитан Ричард Бэртон, полицейский инспектор, дюжий мужчина с загорелым дочерна, угрюмым лицом, сидел откинувшись в соломенном кресле. Белый мундир его был расстегнут.
- Скажите старику, - прервал он, - что я не имею желания поднимать шум из-за такого пустяка. Если эти комедианты не совершили убийства, кражи или еще чего-нибудь противозаконного, полиции до них нет никакого дела.
Юноша перевел слова инспектора. Старик, задыхаясь от волнения, снова затараторил. Он призывал небесные громы и проклятия на головы отверженных парий, оскорбляющих нравственность честных людей.
- Говорю вам, меня это не касается! - Инспектор развел руками.
Юноша что-то зашептал старику. Тот умолк, потом извлек из складок своей одежды шелковый мешочек, развязал его и, вынув чудесный, крупный рубин, со вздохом передал его племяннику.
- Мудрейший учитель просит принять этот ничтожный подарок в качестве залога дружбы, - торжественно произнес юноша, кладя камень на стол.
Приведя кресло в нормальное положение, Бэртон стал рассматривать камень.
- Благодарю вас, - сказал он, пряча рубин в карман мундира.
* * *
Представление шло уже около часа. Выступали музыканты, акробаты, жонглеры. Затем на подмостках появился молодой человек. На голове у него султан из павлиньих перьев, на обеих руках повыше локтя - браслеты из раковин. Волосы, заплетенные в мелкие косички, падают на лоб, брови соединены толстой черной полосой. Он уселся на коврик, скрестив ноги, и приподнял крышку корзины. Оттуда показалась огромная змея и поползла извиваясь. Спина у нее светложелтая, брюхо и бока грязнобелого цвета; на шее около головы - два симметричных круглых пятна со светлыми ободками, похожие на большие темные очки.
По рядам зрителей пронесся шопот.
"Очковая змея!" - догадался Герасим Степанович.
Да, это была кобра - одна из самых опасных ядовитых змей в мире. Укус ее смертелен, от ее яда нет лекарств. Множество людей и животных гибнут от этого страшного пресмыкающегося.
Человек извлек из корзины бамбуковую дудку вроде русской сопели; он тихонько наигрывает. Змея замерла, как бы прислушиваясь к монотонным, жалобным звукам, потом подняла шею. Похожая на огромную фантастическую птицу, она раскачивается из стороны в сторону в такт музыке.
Звуки на мгновенье смолкли, прекратился и странный танец. Раздался призывный сигнал. Кобра опустила шею и медленно поползла. Приблизившись к человеку, она положила голову на его колени. Он заиграл, как бы ведя с животным дружеский, только им двоим понятный разговор; затем, отложив дудку, взял обеими руками голову змеи и положил себе на плечо. Кобра обвилась вокруг его обнаженного туловища, протянула голову и приблизила ее ко рту человека.
Просидев в такой позе несколько мгновений, тот осторожно поднял змею и, ласково погладив ее по спине, уложил в корзину…
Появились фокусники, но после заклинателя змей их искусство уже не поражало Лебедева. Зато с большим интересом смотрел он маленькие сценки-диалоги, которые разыгрывались одним-двумя актерами. Диалог велся на языке тамили - одном из наиболее распространенных языков южной Индии. Сону переводил Герасиму Степановичу.
Вот на бутафорском троне важно восседает раджа. К нему приводят парию, приговоренного к смерти за кражу. Раджа обещает ему помилование и свободу при условии, если тот сможет назвать вора, еще более искусного, чем он сам.
- О! - радостно восклицает преступник. - Нет ничего легче! Я назову тебе, мой повелитель, не одного, а десятки и даже сотни… - И он перечисляет имена и титулы важнейших сановников, губернаторов и сборщиков податей.
- Ты прав, - произносит раджа, - все эти воры гораздо искуснее тебя, ибо ты - узник, а они не дали себя поймать.
И раджа приказывает отпустить догадливого воришку…
Следующая сценка происходит у ограды храма.
- Кому воды для омовения? Кому целебной воды, привезенной из священного Ганга? - выкрикивает седобородый брахман.
И, наполняя водой крошечные пузыречки, он предлагает их воображаемым покупателям. Затем он рассказывает зрителям, что прежде был нищ, как пария. Но, совершив паломничество в Бенарес, к берегам священной реки, привез оттуда изобилие в свой дом.
Руководитель труппы, одетый в сари , изображает жену брахмана. Женщина печально вздыхает: запас святой воды подходит к концу.
- Неужели после такого довольства нам суждено снова впасть в нищету? - причитает она.
- Замолчи, безмозглая! - сердится супруг. - Разве ты не понимаешь, что теперь, когда всем стало известно, что у нас есть вода из Ганга, мы можем продавать сколько угодно воды, взятой из любого колодца!
Зрители хохочут и выражают свой восторг громкими криками.
Лебедев не понимает языка, но актеры играют так живо и смешно, что смысл этих маленьких сценок совершенно ясен. Вспоминаются детские годы, представления в балаганах на ярославских ярмарках. Другие костюмы, другой язык… Но и там бродячие комедианты осмеивали глупых вельмож, лихоимцев-судей, мошенников-купцов, пьяниц и лицемеров-попов.
На подмостках девушка. Темнокожая, с характерным обликом женщин южной Индии, она стройна и удивительно грациозна. Сону кричит ей что-то. Девушка находит его взглядом в толпе и улыбается. Это и есть Кавери, сестра Сону.
На ней розовые шаровары, а поверх голубая прозрачная ткань. Волосы украшены сверкающими побрякушками; в каждом ухе по нескольку серег, и даже в ноздри продето большое серебряное кольцо. Она начинает танец.
Появляется тучный пожилой человек. Это брахман Супрайя. Как бы не замечая девушки, он рассказывает зрителям о своей учености и благочестии. Он, Супрайя, верный служитель бога Вишну и его супруги, богини Лакшми. Из разных городов и селений приходят к нему люди, жаждущие истины, чтобы услышать его мудрые поучения и толкование священных вед. Целые дни он проводит в молитвах и размышлениях, отрешившись от земных благ и наслаждений…
Тут взгляд его падает на танцовщицу. Очарованный ее красотой, Супрайя обращается к ней с ласковой речью. Затем он протягивает руки, чтобы обнять танцовщицу, но та ускользает от него…
К сожалению, зрителям так и не удается узнать, чем кончилось любовное приключение ханжи. В задних рядах поднялось замешательство; толпа, заполнившая пустырь, заколыхалась, послышались крики. Вскочив со своего места, Лебедев увидел сипаев в белых тюрбанах. Они орали и немилосердно колотили людей палками по спинам и головам, протискиваясь сквозь толпу. Английский сержант, по-видимому предводитель этой экспедиции, вскочил на скамью и громогласно объявил, что представление должно быть немедленно прекращено. Зрителям приказано разойтись, а комедиантам - оставаться на месте, пока не будет произведен обыск их имущества.
- Ибо, - пояснил сержант, - получены сведения, что эти бродяги нарушают покой честных жителей, производя грабежи и кражи!
С подмостков, куда высыпали артисты, раздался вопль ужаса. Народ хорошо знал, что не требуется доказательств, чтобы обвинить простого человека, а тем более "неприкасаемого", в любом преступлении и заточить его в темницу. Недаром среди здешних жителей ходила поговорка: "Если тебя обвинят в том, что ты задумал похитить крепость св. Георга, немедленно покинь свой дом и беги без оглядки".
Герасим Степанович шепчет Сону:
- Уведи Кавери, спрячь ее в паланкин!
Одним прыжком тот вскочил на подмостки и, подняв сестру на руки, исчез за кулисами. Сипаи продолжали разгонять толпу. Лебедев едва сдерживал готовое прорваться возмущение.
- Что вам нужно от этих несчастных? - обратился он к сержанту.
Полицейский окинул его презрительным взглядом:
- А кто вы такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?
Герасиму Степановичу вдруг пришла в голову удачная мысль.
- Об этом можете справиться у мистера Поля Бенфильда, - сказал он спокойно.
Ход был рассчитан правильно. Сержант приложил руку к своей треуголке:
- Простите, сэр, но я действую по приказу. Если угодно, я дам вам провожатого.
- Не нужно. Но прошу вас не трогать этих людей - они нужны мистеру Бенфильду.
Офицер развел руками:
- Очень жалею, сэр, но ничего не могу поделать… Впрочем, если мистер Бенфильд пожелает, он сможет уладить этот вопрос с инспектором.
Лебедев кивнул сержанту и направился к своему паланкину, окруженному кучкой носильщиков. Сону тоже был здесь; рядом с ним стоял заклинатель змей со своей корзиной. Дверцы паланкина были закрыты.
- Она там! - шепнул Сону.
Герасим Степанович приказал носильщикам отправляться в путь. Сам он пойдет пешком. Те подняли паланкин на плечи. Заклинатель змей незаметно стал среди них.
- Одну минуту, сэр! - обратился к Лебедеву сержант. - Мне сообщили, что одна из комедианток находится в этих носилках.
- Паланкин принадлежит мне, - Герасим Степанович старался говорить как можно более внушительно, - и я помещаю туда тех, кто мне нравится. Надеюсь, вы меня поняли, сержант?
Сержант, улыбнувшись, подмигнул:
- Все в порядке, сэр… Желаю успеха!
В тот же вечер, по ходатайству Бенфильда, комедианты были освобождены. Семерых Лебедев отобрал в свой оркестр, остальным инспектор полиции приказал поскорее убираться из Мадраса.
Те охотно повиновались: они и так собирались перекочевать в Мадуру, куда в это время года стекалось много паломников.
Наутро артисты двинулись в путь. Вместе с ними отправились Кавери и укротитель змей Рангуин, скрывавшиеся в доме Герасима Лебедева.
VI
Оркестр выезжает на гастроли
Дождь падал отвесно, стеной. Казалось, не будет конца потокам, низвергавшимся со свинцового неба; окна и двери были распахнуты, но в комнатах стояла такая же томительная духота, как и снаружи.
Только что кончилась репетиция. Музыканты уложили инструменты в футляры, аккуратно сложили ноты и стали расходиться - кто накрыв голову рогожами из пальмовой коры, кто под защитой огромных зонтов. Они прошлепали босыми ногами по лужам и скрылись в сером сумраке ливня.
Дождливый сезон продолжался уже с месяц. Здесь, на Коромандельском берегу, он наступал в октябре, значительно позже, чем во внутренних районах, отделенных от побережья горным хребтом.
Лебедев уселся за свой рабочий стол, раскрыл дневник, который он аккуратно вел с первого дня приезда в Индию.