Богатство подводного мира у берегов острова приводило в восторг наших морских биологов. В течение четырех дней, что мы стояли у Четлата, они не раз погружались в воду. Один из них, Эндрю, интересовался морскими звездами и моллюсками, - Посмотрите! - воодушевленно восклицал он, демонстрируя нам отвратительное на вид существо. - Уникальный моллюск! Такого мне видеть еще не приходилось.
И Эндрю бросал диковину в одно из стоявших на палубе многочисленных ведер с добытыми морскими звездами, крабами и кусками кораллов, на которых нашли приют другие обитатели моря. Украшением коллекции Эндрю являлась добытая им морская звезда с редким числом "лучей".
Дейв Таттл продолжал заниматься подводной охотой, по-прежнему удивляясь рыбному изобилию. Раза два ему удалось одним выстрелом наколоть на гарпун сразу двух плывших бок о бок рыб. Дейв поражался и разнообразию рыб, отметив, что видел даже таких, которые на мелководье обычно не водятся. Особенно он отличил увиденного им стофунтового губана, а также колонию рыб-попугаев, скрежетавших своими клювами, когда откусывали отростки кораллов. А когда эти рыбы отплывали от рифа, служившего им столом, они оставляли за собой след из молочного цвета взвеси.
А вот побывать на Четлате, кроме меня, не удалось ни одному члену нашего экипажа. На четвертый день стоянки "Сохара" у берегов острова офицер полиции смущенно сообщил мне, что министерство внутренних дел отменило разрешение на посещение острова, выданное мне индийскими дипломатами, и потому нам следует немедля уйти из вод Лаккадивов.
В стародавние времена арабские мореходы считали, что нынешние Лаккадивские острова входят в Дибайятский архипелаг, а географы тех времен иногда разделяли этот архипелаг на группу северных островов, славившихся изготовлением кокосовых тросов, и группу южных островов (известных ныне как Мальдивские острова), где делали каури - раковины, служившие у некоторых африканских и индийских племен разменной монетой. Арабские мореходы нередко заходили на Мальдивские острова, чтобы продать там свои товары и закупить панцири черепах, появлявшихся на берегу в несметном количестве в период откладывания яиц. Арабские географы полагали, что на архипелаге Дибайят властвуют женщины, а, согласно россказням моряков, перекочевавшим в книгу "Чудеса Индии", в этом архипелаге имелся остров, населенный одними женщинами и получивший в кругу мореходов название Остров женщин. Согласно рассказу, приведенному в "Чудесах Индии", к этому острову однажды пристал арабский корабль, экипаж которого, потеряв ориентацию в море и увидев наконец землю, решил, что обрел спасение. Однако этим надеждам сбыться не удалось. На острове мореходы были схвачены женщинами, сбежавшимися на берег огромным числом. Пленив моряков, они увлекли их в глубь острова, где, превратив в рабов, обрекли на каторжные работы. В результате все пленники погибли от истощения. Спастись удалось лишь одному мореходу, магометанину из Кадиса, которого спрятала у себя некая милосердная женщина. Этот моряк изготовил каноэ и вместе со своей избавительницей сбежал с негостеприимного острова.
Вполне вероятно, что источником дошедших до нас легенд об Острове женщин послужил Миникой, самый южный остров из Лаккадивов, несомненно посещавшийся арабскими мореходами, которых, видимо, поразил уклад жизни на этом острове. На Миникое и в самом деле в давние времена предводительствовали женщины. Они владели домами, передававшимися по наследству лишь женщинам, и принимали все важные решения. Мужчинам отводилась подсобная роль: добывание пищи (главным образом кокосов и рыбы). Когда мужчина женился, он принимал имя жены и переходил жить в ее дом. Возможно, положение это имело причиной то, что женщины Миникоя постоянно составляли на острове большинство населения, ибо мужчины, будучи моряками, часто находились вдали от дома. Немаловажно и то, что в те времена Миникой (как и другие Лаккадивские острова) находился в зависимости от Каннанорского царства (располагавшегося на территории Индии), которому платил ежегодно дань в виде кокосовых тросов. Царством же этим правили женщины, наследуя трон друг у друга.
Легенды об Острове женщин, возможно, связаны и с индийской практикой сати - насколько странным, настолько и ужасным обычаем: чтобы не разлучать женатых людей после смерти одного из супругов, когда умирала женщина, с ней хоронили заживо ее мужа, а когда умирал мужчина, с ним хоронили его жену. Во время одного из своих путешествий Синдбад-мореход оказался в незнакомой стране, где попал в милость к царю. Царь этот женил Синдбада на местной женщине знатного рода, богатой и привлекательной. Синдбад жил с ней счастливо, но прошло время, и эта женщина заболела и умерла, и тут Синдбад узнал, к своему великому ужасу, что должен быть похоронен вместе с женой. Его схватили, насильно связали и, привязав к нему семь хлебных лепешек и кувшин пресной воды, спустили его следом за телом жены на веревке в колодец, оказавшийся огромной пещерой. Когда Синдбад отказался отвязать от себя веревку, люди, его заживо хоронившие, бросили ему конец этой веревки, после чего прикрыли колодец огромным камнем и ушли восвояси. Однако Синдбад сумел выжить в пещере, всякий раз убивая того, кого хоронили заживо вместе с умершим человеком, и завладевая его едой. В конце концов Синдбад однажды ночью услышал шум, производившийся диким зверем. Синдбад пошел следом за ним и увидел пролом в пещере, выходивший наружу. Протиснувшись в пролом, Синдбад оказался на морском берегу. Через несколько дней он увидел в море арабский корабль. Синдбад сумел привлечь внимание моряков, и те взяли его на судно, предоставив ему возможность пуститься в новые приключения.
Тринадцатого декабря "Сохар", покинувший Четлат, отделяло от Индии всего 170 миль. В этот день, к удовлетворению Джона Харвуда, нам наконец-то встретился кит. А на следующий день мы увидели целое стадо этих животных - особей восемь-девять. Киты плыли впереди нашего корабля, то погружаясь и в воду и исчезая, то снова всплывая, чтобы подышать воздухом. Временами они подымали в воздух чуть ли не все свое огромное туловище, чтобы затем с неимоверным шумом плюхнуться в воду. Иногда они подымали лишь голову и, казалось, как бдительные сторожевые собаки, взирали на наш корабль, следовавший за ними. Похоже, "Сохар" не вызывал у них опасения. Вскоре в 150 ярдах от нашего корабля проплыли девять касаток. Как и у китов, плывших впереди нас, "Сохар" не вызывал у них беспокойства, и они не спеша разрезали воду серо-зелеными плавниками. Пятнадцатью минутами позже показались еще шесть касаток, а когда ветер усилился и "Сохар" набрал ход, к носу судна пристроились два дельфина, принявшихся беззаботно резвиться.
Наблюдали мы и за птицами, казалось, сопровождавшими наш корабль. В большинстве это были светло-серые крачки. Они то кружили над волнами, то камнем падали вниз, чтобы выловить из воды мелкую рыбку, стая которых плавала у поверхности. В свою очередь крачки становились жертвами крупных рыб, которые нападали из глубины, и тогда воды моря разверзались и пенились, словно в них упало пушечное ядро.
- Акула! Акула! - неожиданно вскричал Камис-полицейский, показывая жестом на забортную воду.
И в самом деле, на крючок попалась небольшая акула. Подбежавший Питер вытащил акулу на палубу, а Мухаммед подвернувшимся под руку кофель-нагелем ударил акулу по голове. Рыба пошла на ужин. За дело взялись оманцы. Они почистили рыбину, отделили от костей мясо и стали варить его в соленой морской воде. Отварив его до готовности, мясо вынули, обсушили, завернули в тряпицу и выжали из него сок. Затем мясо нарезали на маленькие кусочки и, смешав с луком, зажарили. Когда жаркое было готово, в него добавили перец, консервированные томаты, тамаринд, кардамон и чеснок, после чего снова поставили на огонь, теперь уже на короткое время.
До приготовления ужина Шенби не допустили. Впрочем, кок совсем обленился, и, если за него готовили пищу, был тому только рад, предпочитая проявлять свою расторопность появлением первым в очереди за пищей. К тому же он стал подворовывать. Стащив из общих запасов банку консервов, он забирался на свою койку и поглощал еду втихую. Он походил на невоспитанную собаку, готовую стащить все, что плохо лежит.
В ста милях от берегов Индии "Сохар" вошел в широкую полосу мусора, отходов человеческой деятельности, попавших в море по недомыслию и безответственности людей. На воде плавали куски дерева, пластик, обрывки рыболовных сетей, пустые бутылки; там и сям виднелись масляные разливы и скопления водорослей. Однако эта достойная сожаления загрязненность внесла разнообразие в нашу жизнь, по крайней мере прервав относительную незанятость наших ученых. Они с энтузиазмом принялись за работу: собрали с поверхности моря образцы маслянистой жидкости, намереваясь ее исследовать, подняли на борт пучки водорослей, чтобы определить, кто на них обитает (этими поселенцами оказались неприглядного вида черви, морские уточки и миниатюрные крабы), а также наловили сачком яркой окраски рыбок, находивших себе пропитание в плававшем мусоре. Палуба нашего корабля вновь уставилась ведрами с морскими жильцами, которых надлежало сфотографировать и идентифицировать.
На следующий день наш корабль вошел в иную - странную полосу загрязненности. Поначалу нам показалось, что воды моря плотно устланы не то лепестками цветов, не то листьями, занесенными ветром с материка. Однако вскоре мы выяснили, что воды моря устланы мотыльками, по неизвестной причине слаженно покончившими с собой.
На другой день нам повстречался маленький кашалот, вероятно, отбившийся от родителей. Возможно, малыш решил, что "Сохар" - один из его сородичей, который станет о нем заботиться, ибо животное, приблизившись к кораблю, долгое время плыло за нашей кормой. Затем, видно, сообразив, что "Сохар" не его роду-племени, кит медленно поплыл в сторону и скрылся из вида. Наблюдавший эту картину Джон Харвуд рассказал, что в семидесятых годах XIX столетия киты в Аравийском море водились в большом количестве, но хищническое истребление этих животных быстро сократило их поголовье, и теперь киты - редкость, хотя и введен запрет на их промысел в водах Индийского океана. Подключившийся к беседе Салех направил разговор в новое русло, вспомнив несколько баек об этих животных, источником которых, насколько я рассудил, являлись арабские легенды и сказки. Так, Салех вполне серьезно принялся уверять, что агрессивно настроенный большой кит способен перевернуть судно, навалившись на его борт. Чтобы этого не случилось, при виде такого враждебно настроенного кита следует взять две большие железяки и что есть силы ими стучать друг о друга, отпугивая животное звоном.
С подобными небылицами я был хорошо знаком. Готовясь к своему предыдущему плаванию, совершенному на "Брендане", в одной из книг я прочел, что святой Брендан во время одного из своих путешествий высадился со своими спутниками на спину кита, приняв его за небольшой остров. Подобная история приключилась и с Синдбадом-мореходом. Корабль, на котором он плыл, пристал, как думали, к острову, о чем свидетельствовали холмы, ручьи и деревья. Команда и пассажиры сошли на берег, и каждый стал заниматься каким-то делом: одни, смастерив жаровни, принялись стряпать, другие стали стирать в принесенных с судна корытах, третьи отправились на прогулку. Однако остров этот оказался китом, и когда он неожиданно ощутил нестерпимый жар, то опустился под воду. Синдбаду посчастливилось забраться в большое корыто, которое и спасло ему жизнь: гребя руками и ногами, Синдбад-мореход в конце концов пристал к настоящему острову.
О близости земли свидетельствовала и увиденная нами морская змея длиной примерно в четыре фута. О том, что морские змеи не уплывают далеко от земли, я узнал из книги арабского морехода и штурмана Ахмеда ибн-Маджида, из которой почерпнул много полезного. Эндрю Прайс подтвердил правоту арабского муаллима, уточнив, что один вид этих змей может держаться не только на мелководье. Далее он добавил, что морские змеи медлительны и ленивы и вовсе не злобны, как обычно считается. Однако повстречавшаяся нам змея этой характеристике явно не соответствовала - вероятно, была не в духе. Быстро подплыв к нашему кораблю, она обвилась вокруг спасательного каната, исходившего от кормы, и стала остервенело его кусать. Морские змеи несравнимо более ядовиты, чем обычные змеи, и, возможно, поэтому Эндрю даже не пытался изловить нашу непрошенную попутчицу, ограничившись ее созерцанием и глубокой задумчивостью.
Ночью небо покрылось низкими темными облаками, а затем внезапно налетел шквал, сопровождавшийся грозовым ливнем.
- Убрать паруса! - скомандовал я, опасаясь, что шквал положит корабль набок.
Ветер не утихал, но набравшийся опыта экипаж взялся за дело, и через четверть часа все паруса были убраны. Впрочем, ненастье продолжалось недолго. К утру небо стало безоблачным, и мы увидели освещенные солнцем холмистые берега Индии и несколько парусников, стоявших на рейде, - насколько я рассудил, остатки былого торгового флота Индии, совершавшего рейсы под парусами. Один из парусников был больше "Сохара", но он походил скорее на барку. А вот обводы парусников поменьше выглядели красиво, даже изящно. Такие парусники, предназначенные для прибрежного плавания, оснащаются большим количеством парусов, чтобы "парусить" в условиях маловетрия. На кораблях, стоявших у побережья, можно было увидеть кливеры, гроты и бизани, стаксели и марсели. Но вот одно из этих судов двинулось в нашу сторону. Это был барк, несший по меньшей мере четыре кливера и небольшой фок, установленный на бамбуковой мачте. Вскоре последовала картина, которая мне запомнилась: два больших парусника - в наше-то время! - проходят мимо друг друга, а их экипажи, собравшиеся у леера, в полном молчании внимательно взирают на своих визави.
- Невероятно! - воскликнул Дейв Таттл, не отрывая от глаз бинокля. - На берегу уйма людей, целое скопище! Скажите на милость, чем они занимаются?
Я поднес бинокль к глазам. На берегу действительно было полно народу. Это были жители Каликута, города на Малабарском берегу Индии, куда я собирался зайти, еще разрабатывая свой необычный проект. Скоплению народа на берегу я нисколько не удивился: Малабарский берег - густонаселенный район. А вот Дейву и впрямь такое большое сборище могло показаться странным, ведь он - житель Новой Зеландии, страны с малочисленным населением. Оглядев толпу, я решил, что люди пришли на берег за рыбой, которую продавали с возвратившихся с лова лодок. На рейде Каликута "Сохар" бросил якорь. Дейв не переставал удивляться скоплению народа на берегу.
- Черт возьми! - приговаривал он. - Чем занимаются эти люди? Одни приходят, другие уходят. Зачем?
Коричневая олуша
Я полагал, что на корабль явятся для досмотра полицейские или таможенники, но ничего подобного не случилось, и я решил сам отправиться к портовым властям. Я сел в резиновый динги и, запустив мотор, пошел к берегу. Меня встречала толпа, разглядывавшая приближавшийся динги с тупым интересом. Внезапно какой-то человек из толпы громко крикнул и сделал выразительный жест, заставивший меня обернуться. К динги стремительно приближался бурун. Противостоять ему я не мог. Бурун поднял динги на гребень, обдал меня брызгами, а затем швырнул лодку на прибрежный песок. Вероятно, то было комичное зрелище. Но я не только сохранил присутствие духа, но и сделал маленькое открытие, позволившее ответить на недоумение Дейва. Открытию способствовал мой собственный нос, учуявший малоприятный запах, который свидетельствовал о том, что местные жители превратили берег в общественный туалет.
"Сохар" под всеми парусами
Салех Камис, бывший капитан корабля из Сура, беседует с Тимом Северином
Пропитка корпуса "Сохара" маслом
Экипаж "Сохара"