* * *
История Останова.
Начало печальной моей жизни ты довольно ведаешь, Государь, говорил он Светлосану; но сии господа может быть о том не знают, чего ради и начну ее с самого её происхождения. Я называюсь Остан, продолжал он, и происхожу из древнего поколения Древлянских Князей, которых Княжество находится в Червонной России между Днепром и Припятью, пространными водою реками, Я родился от последнего Князя нашего рода, именем Любослава; и едва я увидел свет, как смерть моей матери, приключавшаяся ей от моих родов, возвестила мне несчастную жизнь, на которую осужден я роком. Родитель мой любя свою супругу весьма несказанно, вскоре за нею последовал, препоруча меня в опеку ближнему своему боярину, от которого все несчастье моей жизни устроилось.
Обыкновенно неблагодарность неистовствует наиболее тогда, когда присовокупляется к ней любочестие и корысть. Сей вельможа именем и нравами Презол, пользовавшейся паче всех милостями моего родителя, и снискавший ласкательствами своими его доверенность, употребил ее во зло, приязнь по нем во власть правление Княжества, и позабыл вскоре чем он был должен сыну своего благодетеля и Государя. Сияние венца ослепило его очи; он решил не токмо лишить меня оного, но даже отнять у меня и жизнь мою, чтоб безопаснее потом воспользоваться плодом своего злодейства. Вследствие адского сего поедприятия начал он истреблять под разными подлогами приятелей нашего дома, а своих ласкателей и любимцев возвышать на их места, отдавая им всю власть в государстве. Напоследок укрепясь таким образом на престоле, повелел меня, еще младенца бывша, отравить тайно ядом. Но кормилица моя, узнав о сем варварском намерении, и будучи верна родителю моему и по смерти его, возгнушалась неслыханным сим злодейством, презирая и обещанное ей за сие великое награждение, и отнесла меня тайно к Славомыслу, Чернобогову первосвященнику, который равномерно сохранял великое усердие к нашему дому.
Сей добродетельный муж скрыл меня и с кормилицею моею в тайнике Чернобогова храма, куда никто кроме его и старого его служителя не ходил, и где сей первосвященник получал вдохновения и пророчества от сего Божества. В сем жилище пробыл я до пятнадцати лет моего возраста, в который Славомысл старался научить меня всему тому, что может человека моего состояния просветить и наставить в добродетели. В должности сей мог он успеть тем наипаче, что сам был весьма учен, чем и снискал себе сан первосвященничества. По вступлении моем на шестнадцатый год, верная моя кормилица умерла, а за нею вскоре и первосвященник скончался. Тогда то прямо остался я несчастным человеком, о коем ни солнце ни земля не ведали.
Перед смертью своею первосвященник открыл мне род и сан мой, и все мои несчастья, надеясь сим возбудить во мне ревность к благочестию и добродетели. Сими одними средствами, говорил он мне, можешь ты возвратить себе погибший твой престол; благочестием твоим Боги, а добродетелью человеки подвигнутся к тебе на сожаление; старайся об них паче и жизни твоей, ибо ежели и жизнь твоя для них прекратится, то земные твои имения останутся долу, а душевные вознесутся с тобою горе. Но прежде нежели, продолжал он, отойду я к праотцам моим, хочу тебя наградить наследием отцов моих, так как сына и питомца моего, ибо кроме тебя нет по мне наследника. Желаю только того, чтоб сие наследие употреблял ты во благо, а не во зло. И во спасение твоей жизни, так как употребляли отцы мои, и тому же и меня научили. А тебе оно будет потребнее нас всех: ты имеешь себе врагом сидящего здесь на престоле, который не преминет искать твоей смерти, когда узнает тебя живого. Сего ради советую тебе по смерти моей удалиться из отечества твоего, и просвещать твой разум познаниями света, пока Боги, по усмотрении в тебе достойного Венценосца, соблаговолят возвратить тебе престол твоих предков. Сие вещаю я тебе, примолвил он, по повелению самих Богов,
Сказав сие, взял он меня за руку, и повел во святилище храма: оное было четвероугольно, сооружено из черного мрамора, на стенах оного изображены были всякого рода мучения и казни, коим подвергаются во аде беззаконники.
Посредине святилища стоял на медном подножии Чернобогов кумир, сотворенный из гебенового дерева, глава его была златая, украшена алмазным венцом: Он был препоясан змеею, и покровен черною епанчой с пламенными пятнами, лице имел свирепое, и грозящее казнью; в правой руке держал меч и скорпию, а в левой весы; десною ногою попирал увенчанную голову зияющую пламенем; а туею городскую стену, усыпанную деньгами.
Вошед во святилище Славомысл, простерся пред кумиром, чему и я последовал; потом прочтя потихоньку молитву, отпер он потаенную дверь у подножия Божеского истукана, и вынул оттуда Сандалии и кошелек с деньгами. Вот наследие моих праотцов, сказал он обратясь ко мне, прими его, и употребляй в единых нуждах могущих тебе случиться; сии Сандалии имеют силу носить человека, по водам и воздуху, а кошелек сей хотя немного содержит в себе златниц, однако ж вовеки не будет истощим, ежели ты будет из него брать на единые твои нужды, и на вспомоществование неимущих и страждущих неповинно. Храни сии вещи и не вверяй их никому, ни же поведай. По сем обратясь к Чернобогу, простерся пред него снова, и встав на колени, что и мне также повелел учинить, возгласил к нему: Мстительное и защитительное Божество: призри на сего знаменитого сироту; споборствуй ему, ежели будет он добродетелен, и накажи его, если он порокам предастся, и наследие сие станет употреблять во зло.
Таким образом добродетельный сей муж, вручив мне летающее Сандалии, и неистощимый кошелек, отвел меня снова в прежнее мое жилище. Вскоре после сего он скончался: о сем уведомил меня старый его служитель, который, как я уже объявил, о тайне нашей ведал, и приносил мне пищу. Сие печальное известие ввергнуло меня в неизреченную горесть и недоумение: я не знал, что мне с собой начать, и каким образом явиться свету, коего я не знал. Сие мое недоумение открыл я сему усердному служителю, который, сообразуясь с увещаниями моего благодетеля, советовал мне удалиться поскорее в другие Славенские Области, и путешествовать по оным, сколько для наумения моего, столько и для сокрытия себя от изменника похитившего мой престол, пока милосердные Боги не возвратят мне оного. Я охотно последовал его мнению, и просил его сотовариществовать мне в сем моем странствовании, на что Добрыня, ибо так он назывался, охотно и согласился.
Таким образом положа на мере наше путешествие, определили мы выйти ночью из храма и Искореста , столицы нашего Княжества. Произведение сего предприятия благополучно было окончено: вышед в рощу, окружающую сей город, рассуждали мы, в которую сторону прежде всего нам отправиться. Разговаривая о сем пришли мы в средину сей рощи, освещаемой тогда сиянием луны; с помощью сего света увидел я несколько стоящих тут столпов, из дикого камня, весьма искусно сооруженных, и на оных поставленные сосуды из черного мрамора. Остановимся здесь, государь, сказал мне Добрыня;на сих столпах опочивают прахи твоих родителей, я нарочно привело тебя сюда, дабы ты, прежде отшествия твоего из сей страны, простился с ними, и воздал им поклонение, когда уже не можешь им отправить Тризны. Я пал на колени, и вместо воспоминовения принес им жалобы и слезы. По довольном моем пред ними сетовании, провожавший меня Добрыня, советовал мне оставить сие место, и искать убежища до восхождения Зимцерлы. Во время пути спутник мой старался меня развеселить, рассказывая мне о приключениях своей жизни, которые состояли в том, что он в молодости своей учился вместе с покойным первосвященником, которому понравясь, и будучи бедным человеком и сиротою, согласился всю жизнь препроводить при нем: и по сей причине жил завсегда в его доме не так как служитель но как домашний. При сем также объявил мне он и о других обстоятельствах своей жизни, которые довольно означали грубость и зверство Древлян, и их соседей. Обычай сжигать усопших тела, и прах их полагая в сосуды, ставить на столпах при больших дорогах, и вместо порядочного бракосочетания хватать девице у вод, и иметь оных себе вместо жен, переняли Древляне, по сказкам его, от соседей своих Радимичей, Кривичей, Вятичей и Северян.
Таким образом повествуя мне о нравах Древлян, старался он уклоняться от Искореста в сторону, и при восходе зари он привел меня в небольшую деревню, в которой мы отдохнув, и купив себе коней пустились в путь. Добрыня советовал мне прежде всего ехать в Область Дулебов и Бужан, у коих в стране было славное пророчество, называемое Золотою Бабою. Сие прорицавшее Божество, говорил он мне, должно тебе вопросить о успехе нашего путешествия и о будущей твоей судьбе. Я охотно последовал сему его совету, желая узнать о себе пред будущее, к чему все почти пристрастны человеки.
И так направив путь наш в сию страну, через несколько дней прибыли мы в нее; и еще издалече увидели мы в оной стоящий великолепный храм Золотой Бабы, сооруженный из чистого белого мрамора, и обнесенный такою же оградою. Чем ближе подъезжали мы к сему храму, тем более увеличивалось его великолепие в наших глазах. Ограда оного содержала в себе покойные и приятно расположенные жилища для жрецов сего Божества: по обеим сторонам ворот построены были гостиницы для приезжающих, обилующие всем тем, что к пропитанию, одежде, и уврачеванию человеков потребно.
Как скоро объявили мы привратнику желание наше поклониться и жертвовать Богине, так скоро и отпер он нам железные ворота, которые непрестанно были заперты для опасности от разбойников;ибо в сем храме сохранялось великое сокровище, возраставшее от щедрых приношений молебщиков: потому что, из почтения к сему божеству, не дерзал ни един приходящий отойти от него без принесения ему какой-либо вещи; а ежели ничего не имел, то вырвав из платья своего волос, приносил оный в дар, кланяясь в землю.
По въезде нашем в монастырь, нижние служители храма с великою учтивостью помогли нам слезть с лошадей: одни из них повели их в конюшни, а другие препроводили нас самих в гостиницу, где мы угощаемы были по княжески. Через несколько часов объявили нам, что первосвященник сего храма желает нас видеть. Мы тотчас пошли к нему, и уговорились на дороге сказаться купцами из Коростеня. Первосвященник принял нас весьма ласково, и угощая вопрошал о вине нашего прибытия. Мы ему объявили,что желаем принести жертву, вопросить о нашей судьбе Великую Матерь Богов. Жрец с охотою обещался с своей стороны удовлетворить наше желание, спрашивая нас притом, какую мы хотим избрать жертву, чтоб почтить Богиню. Я вынув десять золотых просил его, чтоб он избрал за сии деньги такую, какую ему заблагорассудится. Предложением сим Жирослав, (так он назывался,) наипаче был доволен.
Тотчас после сего позвав своего служителя, и приказав ему привести для жертвоприношения непорочную юницу, овна, и двух агнцов, просил нас следовать с ним во храм. Оный был осажден кедрами и буками; украшен отовсюду мраморными багряными столпами, коих главицы вылиты были из меди, и позлащены весьма крепко; притвор храма, где приносили жертву, сооружен был также из мрамора, и украшен подобными ж столпами. Жертвенник, на коем сжигали жертву, и другой, на котором жарили некоторые оной части для пожрания, были стальные, и по местам украшены серебряными с золотом цветами. По сторонам их стояло на таганах несколько медных котлов, в которых варили также некоторую часть жертв. Секиры, ножи и другие жертвенные орудия состояли из блистательного и крепкого камня и серебра; также сосуды, умывальницы, и другие подобные сему вещи были все из драгоценного вещества, и преизбраннейшей работы.
Вскоре привели к нам жертву, украшенную венками из цветов. Первосвященник и вспомоществующие ему жрецы, облекшись в богослужительные ризы, начали службу пением и молитвами, по окончании коих Жирослав, возлагая на каждую жертву свою руку, приказывал их убивать, и приготовлять к жертвоприношению. По повелению его вскоре все было уготовано: лучшие части были оставлены для трапезы жрущих, а прочие сожжены в честь Богини.
По совершении таким образом жертвоприношения, Жирослав уверял нас, гадая по колебанию огня, и по течению дыма, что жертва благоприятна Богине, и можем мы ожидать благополучного события нашим желаниям. По сем повел он нас во внутренность храма, Стены его украшены были живописью, представляющею дела и приключения Богини. Посредине храма стоял её кумир из чистого золота: на руках у нее сидела маленькая девочка, которую почитали её внучкой. На Богине и внучке её были венцы из дорогих каменьев, самой высокой работы и цены. Подножие их состояло из чистого серебра, и украшено было вылитыми из золота цветами, и разноцветными каменьями. Стоящий пред ними жертвенник был подобно сооружен и украшен. Истукан сей окружен был отовсюду разнообразными музыкальными орудиями.
По вшествии нашем во храм, первосвященник приказал нам пасть пред жертвенником на колени, и предложить на нем то, чем мы обреклись Богине. Повеление его немедленно мы исполняли: я встав с Добрынею на колени, положил несколько горстей золотых на жертвенник, а Добрыня несколько пенязей. В тот миг все музыкальные орудия, окружающие Богиню, возгремели, и произвели во храме превеличайший шум: Богинин Истукан поколебался; а мы, быв устрашены сим действием, пали ниц на землю. После сего шум мало помалу начал утихать, и при конце оного услышали мы глас Богини, подобный трубному гласу.
Как твоя невинность страждет,
Как его злодейство жаждет,
Боги видят то давно:
Вскоре злых не наказуют,
Косно добрых испытуют
И по сем делят равно.
Сие проречение жрецы тотчас записали, и подали мне оного список, за что ответствовал я им некоторым числом червонцев. После сего просил нас к себе первосвященник на вкушение жертвы, со всеми бывшими при том жрецами. Мы за ним последовали, а Жирослав обращая ко мне речь, говорил мне так: Богиня наша правосудна, приятный гость! Она невинных защищает, и поборает по них, а злодеям завсегда противится: и рано или поздно наказует их. Я тебе при трапезе нашей расскажу о происхождении и делах её. Я не испытую, продолжал он, о состоянии твоей жизни, но токмо вижу по изречению божества, что ты добродетелен и несчастлив; но как злодейство гнать тебя ни станет, не ослабляй своего терпения: Боги со удовольствием взирают на борющуюся добродетель с несчастьями; и напоследок увенчивают ее.
При продолжении им подобного сему нравоучения, прибыли мы в его обитель. Стол уже был уготован, Жирослав просил нас за него сесть; и когда несколько уже насытились, тогда он снова обращая ко мне речь, вещал мне следующее. Я обещал тебе рассказать о начале и происхождения нашего Божества, зовомого чернью Золотою Бабою, по причине златого её истукана. Вот каковое повествование о том нам предано: первоначальное существо Эфир, совокупясь с нестройностью стихий, произвели на свет великую нашу Богиню, Царицу земли, и Матерь всех Богов; а она сочетавшись с Световидом или Солнцем, подобным с нею древностью Божеством, породила миру Перуна, строителя громостреляний и всех воздушных явлений; потом Волоса, Бога скотов, по нем Купала, Бога плодов; и прочих Богов и Богинь, как то Ладу, Зимцерлу, Белбога, Чернобога, Нию, Похвиста, Догоду, Услада, Кикимору, и им подобных. Сын её Перун совокупясь с сестрою своею Ладою, Богинею любви, произвел Сиву, Богиню плодов древесных и садовых, и сию то любезную внучку, питательницу человеков, держит Богиня наша непрестанно в своих объятиях, и любит ее жарче всех своих детей и внучат. А наши праотцы, желая означить свойство и достоинства сих Богинь, изобразили их златыми украсив венцами из драгоценных камней; ибо от них проистекают нам и злато и серебро, и все блага нашей жизни. А окружение её музыкальными орудиями уставлено в знак того, что восставшую между детьми её распрю, одержав земли, она пресекла, восстановив меж ними согласие правосудным ее разделом и для того еще, что она многие из сих орудий изобрела сама, и любит ими услаждаться: и завсегда свои пророчества произносит во гласе трубном.
По сем Жирослав, продолжал Остан, расказывал мне о многих её чудесах, и о делах её чад, о чем однако ж я умалчиваю, как о таких вещах, о которых и ты, Государь, я чаю ведаешь; а приступлю теперь к повествованию других моих приключений.
Я пробыл несколько дней в Священном сем жилище, наслаждаясь собеседованиями первосвященника, которому подарил я пятьдесят червонных, и еще сто дал на содержание их гостиницы. По сем, совещавшись со спутником моим, поехал я в Державу Полян, у коих столицею был Киев, построенный сего же имени Князем. Полянами владел тогда Князь Ковар: у него вознамерился я просить себе помощи противу похитителя моего престола.
Путь наш даже до сего города был благополучен: мы нашли Кевара, не доезжая до города, в бору, окружающем Киев, забавляющегося с придворными своими звероловительством. По прошению моему я был ему представлен: ласковый его прием обнадежил меня открыться ему в моей нужде. На просьбу мою отозвался он благосклонно: да и столько еще явил мне благоприятства, что просил меня жить в своем дворце все то время, которое пробуду я в Киеве. Таковые ласки совсем поколебали мое легковерие: и я уже мнил себя сидящим на престоле моего родителя. Но как я мало знал политику Государей, внемлющую более своим прибыткам, нежели человеколюбию!
Несколько дней старались забавлять меня пустыми надеждами, как между тем пересылались с моим злодеем, коему дали знать о моем пребывании в Киеве, и просили от него себе уступки некоторых городов, если не желает он зреть себя воюемым в мою пользу. Похититель моего венца, желая отвратить от себя сию бурю, охотно на требование их согласился: с таким напротив варварским условием, чтоб меня ему выдали мертвым или живым, Судя по коварству Киевского Князя и его вельмож, может быть и был бы я несчастною жертвою властолюбия Презолова, ежели б некто из Коваровых бояр не продал мне сея тайны за некоторую сумму денег.
Как скоро я известился о сем проклятом ухищрении, так скоро и уехал из Киева. По совету Добрынину, слыша о добродетелях и благостыне твоего родителя, государь, говорил Древлянин Светлосану, вознамерился я ехать в Славенск, дабы пасть к ногам великодушного Богослава, для испрошения у него той милости, о коей тщетно умолял я Полянского Князя. Во время сего моего путешествия занемог я сильною огневицею, чего ради и остановился я в Столице Кривичей, где находился храм Знича, сего священного огня, подающего болящим исцеление, и советы на уврачевание болезней. Я послал Добрыню к первосвященнику сего Божества, дабы он вручив ему от меня сто златниц, попросил его принести жертву сему неугасимому Пламени, для испрошения от него мне уврачевания. Жрец, повелев ему прийти наутро, дал такой ответ Добрыне, который по словам его, само Божество изрекло ему ночью.
Обуй в Сандалии трепещущие ноги.
И безбоязненно ступай во все дороги:
Ни воздух, ни вода тебя не повредит,
Ни самый Тартар в них тебя не победит.