Когда уже все было приуготовлено, тогда Князь Богослав, последуемый сыном своим Светлосаном, и сонмом вельмож и придворных, препроводил во храм жениха за ними вскоре приехала и невеста, в препровождении многих знатных девиц и госпож. Народ бежал со всех сторон, чтоб насладиться зрением новобрачных: улицы и кровли наполнены были всякого возраста людьми; все возносили желания в пользу сочетающихся, и весь воздух наполнен был обетами и мольбами.
По таковым счастливым расположением ничего не можно было ожидать кроме веселия: уже первые обряды брака были совершены: сочетающиеся связаны были брачным поясом, и залоге их верности положен на жертвенник. Первосвященник прочтя приличные молитвы, изрек на них свое благословение, прося Ладу и Полеля ниспослать им мирное и благоденственное супружество, после чего готовился приступить к жертвоприношению. Окропив жертву, состоящую изо ста волов, чистительною водою ударил, первого представленного ему быка, священным топором: бык возревел преужасным голосом, и ударясь о жертвенник, издох. В тот самый миг Полелин истукан поколебался: возгремел престрашный гром, молния возблистала со всех сторон, небо покрылось претемными облаками, а волы все пали мертвы. В тоже мгновение Полелин кумир произнес сии ужасные слова.
Ты к браку приступить, Вельдюз, дерзнул свирепством;
В бедах тебе с Княжной по толь быть рок судил,
По коль ты не спасешь гонимых стольких бедством,
Колико ты Князей невинных умертвил.
Сии престрашные слова поразили всех ужасом: весь храм наполнился воплем и стенаниями все пали на колени, и готовились умилостивлять разгневанное божество плачем и воздыханиями, как вдруг низшедшее густое облако, с громом и молниями, похитило Милославу; и в тож время пораженный Первосвященником вол превратясь в ужасного Дракона, подхватил Вельдюзя, и унес у всех из глаз. После того вострепетала вся земля: гром, молния, вихрь, град и дождь совокупясь, такое движение произвели в воздух, что ни видеть, ни слышать ничего не возможно было. Богослав и многие из народа упали без чувства: другие бежали не зная сами куда, иные упав на колени для принесения молитв, не могли ни слова выговорить, ни даже пошевелиться. Всех обуял ужас и трепет; и один только Светлосан стоял неколебимо, принося молитвы Перуну, Чернобогу, и прочим Богам.
Напоследок, по нескольких минутах, землетрясение окончилось, и небо утихло. Тогда мало помалу начали все приходишь в чувство. Несчастный Богослав, пришед в себя, и вспомнив, что лишился дочери и зятя, залился слезами, и испуская стенания, приносил жалобы Богам и человекам. Светлосан, жрецы и вельможи старались всячески его утешить, представляя ему, что божественный глас не совсем их лишал надежды, и что со временем можно уповать, увидеть погибших снова. К тому же Светлосан, утешая его, обещал сам ехать повсюду для сыскания их; но опечаленный Богослав лишением дочери, отверг его предложение, и не хотел ни для чего согласиться, чтоб потерять в нем последнюю свою надежду и утешение, отпустив его в неизвестный путь.
Юный Князь, любя и почитая несказанно своего родителя, согласился охотно на его желание: оставшись при нем, пребывал с ним непрестанно, и утешал его своим собеседованием. В сем упражнении провел он целый год, посещая между тем храмы, и принося жертвы богам, раздавая милостыни, и выкупая пленных и заключенных в темницы: тщася тем преклонить Богов на милость, и возвратить помощью их Милославу и Вельдюзя. Чаще всего посещал он Капище Чернобогово, и многочисленными жертвами и подаяниями старался умилостивить сие Божество; ибо сей Бог почитался от древних мстителем злодеяний, и Властителем над беззаконными и бедствующими людьми.
Некогда жертвуя сему богу Светлосан, и проливая пред ним теплейшие молитвы, почувствовал в себе пресильное волнение крови, и дрожание жил: в то самое время услышал он, что бодрость и крепость его сил умножились в нем. В восторге своем простерся он пред кумиром, принеся ему благодарность; и простирая к нему взоры увидел, что истукан окружен был блистательным сиянием: угрюмый его вид переменен был в приятный и ласковый: в самое то время он поколебался, и произнес следующие слова.
Моления твои приятны небесами:
И грех ваш заглажден моленьем и слезами;
Но в праздности ли ждут лаврового венца?
У смерти в челюстях ищи бедам конца.
Светлосан снова пал пред кумиром, принося благодарение за подание божественного сего совета, но не возмогши понять его совершенно, просил Чернобогова первосвященника истолковать себе сие проречение. Нутрозор, рассмотрев внутренности принесенных жертв, объявил, что Божество советует ему самому искать сестру и зятя, которых он непременно обретет, по претерпении многих трудностей. Младой Князь повиновался его объявлению, обещав ехать. После чего одарив жреца, и учинив обеты Чернобогу и прочим божествам, отбыл из храма в Княжеский свой дом.
Прибыв туда, и призвав к себе своего любимца, который имел при нем чин Оруженосца, объявил ему слова Чернобога и жреца его. Бориполк, будучи верен своему Государю, и опасаясь повернуть в печаль Богослана, советовал ему не скоро полагаться на толкование Нутрозорово, но ожидать вернейшего изъяснения от времени, или от первосвященников прочих богов, славнейших в прорицаниях. Притом представлял ему, что нечаянным таким отъездом причинит он великое сокрушение своему родителю. Сими и подобными представлениями склонил он Светлосана отложить свое путешествие до времени.
Впрочем не совсем советы его истребили из мыслей младого Князя. Божеское изречение: до самого вечера твердилось оно в уме его; и один Кикимора, Божество сна и ночи, пресек о сем размышление. Но едва сомкнул он свои глаза, как смущенному его воображению представилось ужасное сновидение: явилась ему престрашная гора, на которой вместо деревьев стояли копья, и мечи в вверх острием. Промежду ими пресмыкалося бесчисленное множество всякого рода змиев, которые испускали ужасный свист и рев. Над сею горою летела блестящая колесница, влекомая зияющими пламенем Аспидами; в ней сидела несчастная Милослава, испускающая прежалостные вопли. Гнусный и престрашный Волот держал ее в своих объятиях и угрожал ее скинуть на землю. Напротив их летел на крылатом коне Вельдюз, и стремился поразить сего чудовища копьем; но в самое то время Исполин зинул на него пламенем: конь от того исчез, а Вельдюз полетел стремглав на утыканную копьями и мечами Тору.
Сие ужасное позорище столько испугало и встревожило Светлосана, что вдруг отогнало от него сон, и принудило его сильно вскричать. Бориполк, который спал в другой от него комнате, пробудясь от сего крика, пришел к нему узнать того причину. Испуганный Князь рассказал ему свое сновидение трепещущим голосом, и вздохнув продолжал: что мне сим сновидением возвещают Боги? Не ужель объявляют они мне кончину сестры моей и зятя? Праведные Боги! ежели сие истинно, так к чему вы нам льстили, что со временем мы их еще увидим? О несчастливый родитель мой! каким ударом поразит тебя сие сновидение. О Боги! он умрет… - Не сокрушайся, государь, перехватил речь его Бориполк, еще сие не подлинно; может быть Боги совсем другое сновидением сим тебе являют. Но чтоб сомнение тебя о сем не терзало, я тебе сыщу средство от него избавиться. Неподалеку живет отсюда пустынник, который почитается от всех великих прорицателем, и искуснейшим толкователем снов. К нему стекается со всех сторон народ для испрошения в недоумительных делах совета и объяснения, и приносят ему в дар стрелы, без чего сказывают, он ничьего прошения не исполняет. Итак, государь, ежели угодно тебе испытать свою и сродников твоих судьбу, поедем к нему: я его жилище знаю и а чтоб более ему угодить, постарайся сыскать для него стрелу из металла ибо он тем ни в чем не отказывает, которые к нему такие стрелы приносят. Я на все готов согласиться, ответствовал Князь, только, чтоб узнать судьбу бедной моей сестры и зятя, что ж касается до стрелы, я ему дам золотую, которую подарил мне Древлянский Князь, имевший нужду в помощи моего родителя.
По окончании слов своих, нимало не медля приказал оседлать коней, и принести молитвы Богам, и забрав нужное для пути, пустился в оный с одним Бориполком. Путешествие их, продолжалось до самого восхождения багряной Зимцерлы: и когда уже Световид испустил первые свои лучи на землю, тогда они прибыли к жилищу пустынника, которое находилось посередине густого леса.
Светлосан и Бориполк сошед с своих коней, привязали их к дереву, и пошли в пещеру, в которой жил прорицатель, Они его застали спящего: вид его представлял самого древнейшего старика, коего седая борода простиралась далее пояса; лицо его суть было самой мумии; он опутан был весь цепями, которых один конец был прикован к стене; перед постелью его стоял остов, который имел вознесенную руку с кинжалом, а в другой держал черную мраморную дощечку, на которой были изображены блистающими буквами неизвестные письмена. Позорище сие привело Светлосана в превеликое удивление: он спрашивал своего спутника, чтобы сие все значило, но тот и сам не мог ему на то ни какого дать изъяснения. От разговоров их пустынник пробудился: тогда Светлосан подступив к нему извинялся учтивым образом, что нарушил его покой; и после рассказав причины своего приезда, вынул из колчана золотую стрелу, которую поднося ему, просил его истолковать себе свой сон. Лишь только пустынник увидел стрелу, как схватив ее поспешно, вскричал: Ах! государь мой, ты мне возвратил мою жизнь! И в тож время ударил стрелою в дощечку, держимую остовом, который в тот же миг исчез. После чего цепи которыми был отягчен пустынник, тотчас с него спали: длинная его борода пропала, ряса его превратилась в лазоревое одеяние, а он сам в молодого прекрасного человека.
Пока еще Светлослан, с Оруженосцем своим, стоял от удивительного сего приключения в недоумении, в то время превратившийся пустынник махнув стрелою, проговорил несколько странных слов, за которыми последовал преужасный шум и стук молотов, по окончании коих пещера превратилась в великолепную колесницу, запряженную шестью Единорогами. Пустынник обратясь к Славенскому Князю и его наперснику, не дивитесь, говорил им, сему чудному происшествию; когда вы узнаете кто я, то не станете более ничему удивляться, услуга, продолжал он, оказанная мне вами, обязывает меня возблагодарить вас достойным образом за оную; чего ради и везу вас теперь в прежнее мое жилище.
Между тем колесница столь быстро везена была, что через несколько часов очутились они в Индии, посредине великолепного замка, коего все здание было сооружено из белого мрамора, а внешние украшения оного состояли из чистого золота. Пустынник выйдя из колесницы, просил их следовать за собою. Лишь только они взошли на великолепное крыльцо оного здания, как загремела вдруг преогромная музыка, и превеликая толпа молодых людей, обоего пола, вышла им навстречу. Все сии люди пали перед пустынником на колени, и бросились потом целовать его руки и платье; а он им ответствовал на то ласковым видом и поклонами. После чего с беспрестанными и радостными восклицаниями препроводили они его в залу, в которой находился престол из розового яхонта. Пустынник восшед на оный, просил Светлосана сесть по правую, а Бориполка по левую от себя сторону; потом обратясь к предстоящим своим подданным, вот кем, говорил им, указывая на Князя и Оруженосца его, возвращен я вам, любезные мои друзья! Их благодеяние возратило мне свободу, и прежнее мое могущество и власть, которые похитил было, у меня лютый Карачун: сей гнусный карло, который все свое счастье и силу получил, от щедрости моей. Но дерзость его без наказания не останется: все мои силы, употреблю я на его погубление и никакая власть, не удержит меня быть ему вечным неприятелем. Но прежде всего продолжал он оборотясь к Светлосану, обязан я тебе, великодушный мой избавитель, возблагодарить, так, как требует великое твое одолжение.
После чего, приказав подданным своим торжествовать, день его избавления, просил своих гостей следовать за собою во внутренние покои его дворца. Прошед несколько комнат, которые всем тем были украшены, что природа и искусства могут произвести наилучшего, вошли они наконец в удаленный чертог, который примыкался к саду. Стены сего покоя украшены были янтарными иероглифами: посредине оной стоял круглый стол, коего доска вылита была из разных металлов и поддерживаема Гениями из гебенового дерева: на оном стояла Сфера; земиный круг, зрительные трубы, несколько книг; и золотая скрына, украшенная дорогими каменьями. Подле стола стояли кресла из слоновой кости; а подле стен софы и столики; на которых лежали блистательные орудия, коих употребление одним волхвам известно. Это мой кабинет, говорил владетель замка, обратясь к своим гостям, где я прежде завсегда упражнялся, и откуда могущество мое достигло во все концы вселенной, пока неблагодарный Эфиоп не лишил меня сей драгоценной стрелы, в которой все мое счастье заключается; и которую щедрость твоя мне возвратила, прехрабрый Светлосан, а с нею и все мое прежнее могущество. Я тебе расскажу, любезный мой избавитель, сиё приключение, которое столько тебя удивляет, для сего и привел я вас обоих в сие место, чтобы никто не нарушил нашей беседы. Ибо никакая сила не может проникнуть сего чертога, и узнать, что здесь делается; сии не известные тебе письмена препинают всякому сюда вход, какую бы кто силу ни имел; и зашищение всего моего замка от сего, одного покоя зависит. Потом, севши сам в кресло, а их по прося сесть на софы, начал им рассказывать свои приключения следующим порядком.
История Видостанова.
Я называюсь Видостан: отец мой был Царь некоторой части Индии; царствование его текло весьма спокойно, и все его увеселения составляли книги, которых он собрал превеликое множество, и другой я; ибо он любил меня тем, наипаче, что не имел других детей кроме меня. Охота ко чтению моего родителя, как будто бы по наследству вселилась, и в меня; но с большим его пристрастием. Некогда будучи в нашем книгохранилище, и пересматривая книги, нашел я такую, коей письмена были для меня незнакомы хотя я и много знал языков. Любопытство мое, будучи прельщено сею новизною, понудило меня искать в других книгах ей изъяснения. Я начал снова перебирать все книги, и по счастью моему нашел скоро другую в подобном ей переплете. Развернув ее увидел я, что это словарь, Ассирийского языка, которого, я не знал. Буквы его сходствовали во всем с теми,коих я в объявленной книге не разумел. Сей случай заставил меня искать такого, человека, который бы мог меня научить сему наречию, что мне в скором времени и удалось.
При дворе отца моего находился один Халдеянин, который совершенно разумел этот язык: он охотно соглашался меня ему учить; но объявил мне притом, что сей язык весьма труден и скучен для учения. Сиe несчастное объявление, хотя от желания моего меня и не отвратило, но для охотного в нем упражнения, подало мне мысль пригласить, к тому сего мерзкого карла, которого щедрость моя извлекла из бедности, и из самого низкого состояния в великолепнейшее; ибо он был сын конюха моего двора: он мне понравился по причине малого своего роста, и черного цвета; ибо он был родом Эфиоп. Сей Мурянин, став осыпан моими благодеяниями, заплатил мне вместо благодарности злом. Но я, любя его чрезвычайно, не примечал злобных его склонностей; и старался его делать соучастником во всех моих упражнениях и так начал с ним учиться вместе и Ассирийскому языку. Я учился ему не более года, и завсегда перестигал Карачуна, который, от лености ль то, или имея тупее моего понятие, весьма учился медленно.
Первые плоды моего учения употребил я на прочтение объявленной мною книги; и хотя, по причине малого моего в нем упражнения не мог я разуметь в ней всех слов, но недостаток сей награждался помощью найденного мною словаря. Первые мои взгляды упали на приложенный к сей книге лист, который; различествовал от прочих начертанными золотыми буквами: в оном предлагал первый, книги сей хозяин, который, как видно по его изъяснениям, был весьма добродетельный человек, что книгу сию, и с нею объявленный мною словарь, нашел он в земле, копая колодец и усмотрев в ней великую важность, скрыл ее, а пользовался ею при нужных только случаях. Напоследок, усмотрев приближение, своей кончины не рассудил за благо оставить ее своим детям, в которых видел он, более пороков, нежели; добродетели, опасаясь, дабы они не употребила ее во зло, ибо она заключает в себе науку Кабалистику, которая владетелю её подает способы делать все то, что, ему ни рассудится. Сия то причина и побудила, было его сжечь ее: но усмотрев, что огонь ей не вредил, бросил он ее в свинцовом ковчеге в море, но когда вода отказалась ее потопить, то он определил ее, и с нею вместе словарь, закопать в пустом месте в землю, присовокупив к ней свое завещание тому, кому по случаю попадется, она в руки; чтоб он не употребляло ее во зло другим, а в противном случае угрожал наказанием, которого просил ему от Богов.
Сие объявление, продолжал Видостан, заставило меня с жадностью и великим вниманием. прочесть сию книгу. Я нашел в ней наставления делать всякие невозможности, какие только можно вздумать, и покорять природу своим хотениям. Узнав о сем, вздумалось мне учинить некоторые малые опыты: видя ж, что все стихии воле моей покоряются, уверился я совершенно в старинном объявлении. Сие понудило меня скрывать ее от всех: побуждение такое весьма спасительно для меня было; но невоздержность моя и несозрелый разум в тайне сей мне изменили.
Некогда вздумалось мне сделать из куска мрамора обезьяну, которую оживотворя заставил я прыгать и забавлять себя природными сим животным резвостями. Шум причиненный ею, побудил войти ко мне Карачуна, который случился в другой от меня комнате. Прыгание каменной обезьяны привело его в такое удивление, что он остолбенел, и спрашивал меня с трепетом о причине сего чуда. Самолюбию, моему приятно было видеть его в таком удивлении: к чему присовокупясь тщеславие заставило меня сказать ему, что я её творец. Сие объявление привело его в пущее недоумение: он меня начал усиленным образом просить, чтоб я ему открыл сию тайну. А я, чтоб больше еще его удивишь, приказал ей перед глазами его превратиться в золотого попугая. Тут уже удивление его пременилось в страх: закричал он благим матом, и побежал от меня вон;но я его удержав, приказал тайну сию скрывать от всех.
Между тем Карачун лишаясь мало помалу страха, наполнялся вместо того любопытством: желая ж от меня уведать о сем таинстве, начал умножать ко мне свои ласкательства, кои почитал я истинными знаками его ко мне любви. Вскоре лукавствами своими достиг он до своею желания: объявил я ему мою тайну; да и столько еще был слаб, по любви моей к нему, что дозволил ему прочесть несколько статей из той книги, которую надлежало мне всеми силами от него скрывать, смотря важность её. Карачун, решил пользоваться её наставлениями; но чтоб не показать мне своего намерения, притворился, что будто он не столько еще Ассирийский язык узнал, чтоб мог разуметь совершенно смысл прочитанного им. Чего ради просил меня дозволить ему читать ее со словарем, и делать из нес переводы, дабы лучше успеть в оном языке. Сия его просьба вселила было сперва в меня к нему подозрение, но лукавство его совокупясь с моею щедростью преклонили меня на его желание: я ему дозволил делать на себя оружие; то есть: переводить волшебную мою книгу, с помощью коей приключил он мне потом наилютейшие бедствия. Он бы воспользовался ею и без моего позволения, если б не заключала она заклятия на похитителей своих, что кражею своею лишат они ее всей силы.