– Вот это больше похоже на правду. Внешне ты, конечно, похож на варяга, скрывать не стану, и говор мне твой незнаком, но тут скрыто что-то большее.
– Я не хочу тебе лгать, Рашид, ты проницательный человек, но и правду сказать не могу, ты ведь все равно примешь ее за ложь и не поверишь ни единому слову.
– Как сказал один древний мудрец, "тайна – что пленница, пока на языке печать, она твоя рабыня, как только раскрыл рот, ты ее раб". Не становись рабом своих тайн.
– Прежде я слышал, что Этиль это река, не знал, что еще есть такой город.
– И река, и крепость. Знатная крепость, скажу я тебе, построена так же надежно, как стены великого Отрара. Сам город мы называем Хамлых, что в переводе означает "ханский город". Он разделен рекой на дворцовую часть и купеческую.
– А Отрар что за город? Я о таком даже не слышал.
– Сам я там был только в детстве, но слышал от верных людей, что десять лет назад город разрушили. В городе было совершено преступление, казнили ханских послов. Это очень большое оскорбление. Тогда войска Джиу-Чи встали у стен города, осаждая его весьма умело. Тем не менее битва длилась несколько месяцев, и крепкие стены должны были выдержать и дольше, но нашелся в городе трусливый человек, который открыл ворота города, и Джиу-Чи вошел в крепость, безжалостно убивая всех – и детей, и стариков. Говорят, что потом сам хан казнил предателя, открывшего ворота его армии. С тех пор о городе мало известно, караваны обходят те места стороной.
– Да уж, поучительная история. А что же твой этот, как его, Хамлых – он тоже сможет удержать осаду?
– Я бы не стал это проверять. В городе живет столько людей, все разных вер и от разных народов. Живут не бедно, так что случись кому-то достаточно сильному напасть на город, то жители скорей откупятся. Да и казарский хан слишком труслив, чтобы полезть в драку с великой степью.
Кормчий, неразговорчивый старикашка, правил лодкой неспешно, лишь изредка подгребал единственным веслом закрепленным на корме. Легкое судно медленно влекло течением, и от этого клонило в сон. Я не заметил, как задремал, словно младенец в колыбели, пригретый теплыми лучами восходящего солнца. Проснулся от небольшой качки и довольно громкой беседы.
Наум и Мартын сидели на носу лодки и демонстрировали Рашиду мои поковки.
– …А вот этот меч мастер делал две седмицы подряд! – нахваливал Мартын мой эсток, демонстрируя гравировку на лезвии. – Я однажды только на четверть из ножен вынул да по неосторожности так себе руку рассек. Очень острый меч! Сучий ерник как косой сечет, аж под корень, и хоть бы зазубрился!
Принимая из рук подмастерья меч, Рашид прикинул вес, внимательно осмотрел гравировку и рукоять, попробовал лезвие на изгиб.
– Восемь тысяч слоев металла, – пояснил я, вставая с лежанки, – самая лучшая сталь, что только была в моем распоряжении. Узор вдоль лезвия – результат сложнейшей закалки. Рукоять утяжелена бронзовыми вставками и упором. К сожалению, при том, что оружие обоюдоострое, оно очень трудное в управлении. Можно сказать, что клинок с характером. Обычный мечник таким скорей сам покалечится.
– Я теперь воочию вижу то, чем так восхищались все мои прежние собеседники. Этот клинок напомнил мне работу сирийских мастеров.
– Да, в основе клинка дамасская сталь с легирующими элементами.
– За то, чтобы не выдать этот секрет, многие мастера добровольно шли на смерть, за обладание секретом начинались жестокие войны. А тут, в глухом лесу мещерских племен, безвестный Аред кует оружие, достойное ханов! Я хорошо разбираюсь в оружии, друг мой, и могу дать оценку любому клинку, и как человек, умеющий им владеть, и как торговец, знающий, что ценить. Но такое оружие мне раньше видеть не приходилось! В чем его особенность?
– Это оружие мастеров, скажем так, не очень отягощенных бременем чести. Есть образцы такого оружия с волновой заточкой, так называемые "пламенеющие клинки". В скором времени за применение такого оружия будут безжалостно казнить.
– И ты, Аред, считаешь достойным делать подобное оружие?
– Я не руководствуюсь принципами морали и чести. В какой-то момент мне будет необходимо просто выжить, а уж как это произойдет – не важно. У меня мало знакомых, а друзей нет и вовсе, так что бороться за собственную жизнь мне придется в одиночку.
Мои слова о методах выживания Рашид комментировать не стал. Возможно, оставил на моей совести все сказанное, или, напротив, уберег себя от того, чтобы согласиться, выдавая тем самым собственный взгляд на это. В любом случае эсток он брать не стал. Купил за довольно приличную сумму в сто золотых монет короткий кинжал из той же стали, но многим более роскошно гравированный и украшенный.
Как странно – я почти год прожил в этом времени, и всегда моим словам верили, не очень-то вдаваясь в подробности. Если я говорил, что варяг, то все с этим как минимум соглашались и не копались в подробностях, не цеплялись к словам. А вот восточный купец сразу вник в тему и раскусил меня мгновенно. Разумеется, он ни за что не поверит, если я ему расскажу всю правду, что я из далекого будущего, где атомные реакторы, космические станции, автомобили, подводные лодки, самолеты. Из мира, где земля круглая, а солнце не вращается вокруг плоского диска, покоящегося на слонах, стоящих на огромной черепахе. Ему было достаточно понять, что я не тот, за кого себя выдаю, и скрываю, может быть, больше, чем даже он способен увидеть. Но Рашид не напирал с вопросами, не пытался выведать всю правду. Всегда охотно подхватывал любую беседу и казался человеком весьма осведомленным во многих вопросах. Благодаря новому знакомому я чуточку расширил свой кругозор, узнал несколько важных подробностей, справляться о которых прежде мне и в голову не приходило.
С удивлением открыл для себя, что, оказывается, Рязанское княжество буквально вырвалось из-под "опеки" владимирского престола. Смогло удержать собственную власть, не сильно-то обращая внимания на диктат Киева. Узнал об обширных мордовских поселениях, которые наотрез отказались принимать христианство, за что были гонимы всеми князьями без исключения. Науськанные своими духовными лидерами, прошедшими серьезную подготовку в киевских монастырях, князья гнобили всех язычников, не очень-то разбирая родовую принадлежность. Просто в рязанских землях эти гонения были не такими явными, как в других местах.
Живя в двадцать первом веке, я никогда не утруждал себя такими глупостями, как изучение родного края. Во всяком случае, тогда мне это казалось глупостью, теперь же я так не думаю. Стыдно признаться, что я понятия не имел об элементарных вещах, не задумывался над тем, что происходит вокруг. Наверное, если бы я хорошо знал местность, окрестные города и поселки, их историю, мне бы, несомненно, было легко ориентироваться даже за восемьсот лет до того, но, увы, о городах и населенных пунктах в области я только слышал и редко в каких бывал.
Был вечер второго дня с того момента, как мы отправились в путь по реке от пристани в Рязани. Погода стояла солнечная, теплая, последний весенний месяц уже больше походил на разгар лета.
Ориентируясь по каким-то своим собственным приметам и вешкам, кормчий стал выгребать к левому берегу. Я почувствовал запах гари, довольно резкий смрад словно бы горящего угля или торфа.
– Гнездовье, – буркнул Наум, оглядывая берег настороженным взглядом.
– Здесь уже начинаются муромские земли, – пояснил купец. – Хоть в самой крепости и стоит дружина, окрест все равно вольница. С запада как кто невольный от хозяина бежит, коль уцелеет, так в эти места подается. Лютуют, окаянные, нашего брата бьют, дворовый люд обирают, за жмень соли зарежут и не икнут. Даже мордовские охотники сюда носа не кажут, все больше в обход.
– И что же, муромский князь порядка навести не может?
Рашид спрятал руки в широких рукавах и присел, стараясь как можно меньше раскачивать лодку.
– Муромской дружины здесь отродясь не бывало. Вот только рязанские ополченцы и стоят. У них и дворы в крепости, и семьи. Межу берегут. Так уж повелось, не рассчитывают даже на помощь княжеской рати. Не рьяные, но свое дело знают. Как кто к ним придет защиты просить, не отказывают. Десятка три конных да лучники, мастеровых держат. Вот только торговцы к ним неохотно на постой идут. Сотник Аким – самодур, жадный до чужого добра. Но эта же жадность его слабое место… Пробовал я с ним дела иметь да бросил – меры не знает, каждый раз выдумывает новые поборы. Теперь стараюсь обходить стороной его дозоры.
Рашид любезно высадил нас в указанном месте, витиевато, по-восточному распрощался, и скоро его лодка растаяла на водной глади, только еще долго слышались какие-то невнятные звуки, потом и они пропали.
К ночи мы добрались до поселения ополченцев, тех, что упоминал Рашид. Не встретив ни дозоров, ни постов до самого большого строения в поселке. Только пара ленивых собак у крыльца нехотя облаяла нас. Войдя в дом, попали на шумное застолье. Во главе большого стола, уставленного разной снедью, при виде которой близнецы, не сговариваясь, шумно сглотнули слюну, сидел средних лет мужчина, судя по всему, главный – очевидно, тот самый сотник Аким.
Выслушав подобающие приветствия и просьбу о ночлеге, он молча кивнул и махнул кому-то рукой. Нам придвинули лавку к свободному торцу стола, шум и гам возобновился, но уже не такой интенсивный. В нашу сторону все чаще обращались любопытные взоры. Братья невозмутимо наворачивали за обе щеки все, до чего дотягивались их ручищи, мне же было неспокойно от пристального взгляда сотника. Особенно беспокоил меня нашептывающий ему на ухо человек. Смутно припоминая, что видел его в окружении боярина, я насторожился. Ох, неспроста он метнулся нашептывать, едва завидев нас на пороге.
Навалились на нас под утро, когда сон одолел мою тревогу, не дававшую сомкнуть веки. При этом я получил такой удар по своей многострадальной голове, что очнулся, когда все было кончено.
Первое, что увидел – испуганную, сморщенную от огорчения мордашку Наума. Оттирая кровь с моего лба мокрой тряпкой, он просиял, встретив мой взгляд. Вокруг валялись в нелепых позах чьи-то тела, издававшие стоны и вздохи. Из-под выдранной вместе с косяком двери, лежащей на полу, торчали ноги: одна – в лапте, две – босые. В доме было необычно светло – разгорался ранний летний рассвет, и первые лучи солнца уже позолотили жалкие остатки крыши. Морщась от боли в голове, я, уже догадываясь, что произошло, только спросил:
– Никого не убили?
Наум, радуясь моему воскрешению, замотал головой:
– Нет, мастер, все живые… вроде бы… – добавил он с сомнением.
– Ну а крышу зачем снесли, ироды?
Юнец вытаращился на меня с удивлением:
– Так темно же было!
Ну что тут скажешь.
Выбрались на усеянное стонущими ополченцами крыльцо, выходившее на широкую лужайку с косо стоящими вокруг домами и сараями. В один из них Мартын заталкивал, подгоняя пинками и помахивая какой-то доской, остатки местного воинства. Там и сям выглядывали испуганные женские и детские лица. Из одного сарая вылетела лошадь с тем самым боярским прихвостнем в седле. С перекошенным от страха лицом он бешено нахлестывал бедное животное. Мартын, подперев дверь сарая доской, бросился вдогонку, настигнув, повалил лошадь вместе с всадником и, волоча за одну ногу орущего беглеца, радостно кричал:
– Мастер! Живой! А этот сбежать хотел! – Он бросил плененного к моим ногам и, утирая бегущие слезы, облегченно выдохнул: – Испужался я, что помер ты, вот и загоревал… Куда! Сучий потрох! – рявкнул он уползающему пленнику и прижал его ногой. – Мастер, не серчай! Никого до смерти не прибили! Мы их с Наумом ладошками да дубьем, что от избы отвалилось…
Немного очухавшись, я ощупал голову и с облегчением убедился, что она цела. Только приличного размера шишка и содранный лоскут кожи на темени – даже перевязывать не стал, просто прижег настоечкой. Надо было торопиться, пока слухи о драке с ополченцами не достигли Мурома. Поэтому наскоро осмотрел битых ополченцев. Убедившись, что сильно покалеченных нет, просто массовое сотрясение мозгов, сдал их сотнику Акиму, которого извлекли из подвала, куда его в пылу драки запихали братья.
– Так он, змей, мечом махать стал – еще порубил бы в впотьмах кого-нибудь из своих, – пояснил Наум.
Понурый сотник, испуганно сторонясь братьев, похромал из избы, подгоняя ковыляющих подчиненных. Торопливо допросив боярского слугу, я точно узнал, в каком доме Мурома гостит Ярославна. Я отпустил его, простив заваренную им кашу, с устным посланием к боярину: "Аред взял то, что обещано". Братья уже собрали наши пожитки и мы не мешкая вышли в путь. Напоследок Мартын, как бы извиняясь, даже пристроил выломанную дверь на место.
9
– А боярин не так прост. Мало того, что спрятал Ярославну, так еще и стаю сторожей выставил такую, что дружиной не взять, – сбившись с пересчета слоняющихся по двору без дела охранников, заметил я, слезая с дерева, откуда хорошо просматривался навороченный, с лабиринтом нелепых пристроек и теремов большой дом, где гостила Ярославна.
– Хы! Боярин, – ухмыльнулся Мартын, почесывая пузо, – княжьего люда лесом держись, все целей будешь – слово вякнут, что вороны каркнут.
– Чего ждать? Ломать ворота! Страже по соплям! Ярославну в охапку и… тикать! – выдал "тактический план" Наум.
– В моих землях за слова сказанные ответ строгий держать приходится, языком молоть, это тебе не топором тесать. Вот что теперь с этими охранниками делать? Бока намять, так скажут, что я, словно черемис, разбоем бабу скрал! Хотя обещана была. Да еще целая орава нянек, теток, приживалок! Такой вой учинят! Весь город на уши поставят.
– Все одно, мастер, хужей, чем о тебе молва идет, и не скажут, а не возьмешь что твое, так и вовсе почтут, дескать, слаб руками, понесут слухи, что Ареду не то что девку, корову не доверишь, упустит.
– Нет, братцы, я в такую даль перся не для того, чтобы потом вот так просто у ворот развернуться восвояси. Надо будет вдарить, так вдарю. Но попробую по-тихому. Дождемся темноты. Ступай, Наум, пригляди лошадей у крестьян или торгашей, да как возьмешь, у берега встань, где мы в город сворачивали, да жди, пока мы с Мартыном за Ярославной не обернемся.
– Ночь уж близко, мастер! Куда же в ночь верхом-то?!
– Про Ареда люди говорят, что коварен он да хитер, ведь так? Вот пусть узнают, насколько верно говорят. Если кто из охраны соберется вдогонку, вот тут-то мы их и удивим. Только лошадей крепких возьми, не скупись. Держи кошель!
Наум насупился, но спорить не стал. Молча собрал все наши пожитки и, взвалив себе на плечи, потащил обратно к покосившимся городским воротам.
У меня еще не было четкого плана действий, не было продуманной тактики, но времени на раздумья не оставалось. Чем дольше я буду раздумывать над планом, тем меньше шансов остается на благополучный исход. Главное в этом вопросе – заручиться согласием самой Ярославны. Она мужским вниманием не сильно-то избалованная, так что должна будет оценить мои рьяные попытки заполучить ее, не считаясь с трудностями и папиными препонами. Ох, как бы не пожалеть потом о такой поспешности! Но почему-то эта часть вопроса кажется мне очень принципиальной, словно пунктик в мозгу какой-то образовался. Это как в любых деловых отношениях – стоит лишь раз дать слабину, тут же сядут на шею, да еще и ножки свесят. Я сделал милость, помог избавить престарелого князя от последствий отравления и теперь намерен получить за это соответствующую обещанную плату. Пошловато звучит по отношению к девушке, которая тебе нравится. Совсем дичаю в этом гребаном средневековье, но с волками жить – по-волчьи выть. Боярина за язык никто не тянул.
Помню, в той жизни, года четыре назад помог одному малознакомому бизнесмену оформить фасад офиса в кредит. Так потом сто раз пожалел. Два года не мог вырвать деньги у этого барыги. Он уж и телефоны менял, и скрывался от меня всеми возможными способами, но я получил-таки свое и впредь решил, что никогда не стану работать без аванса. Здесь и сейчас я дал слабину и не намерен ждать обещанного, надеясь только на порядочность княжеского прислужника. Девушку в данной ситуации о согласии можно и не спрашивать – заартачится, так и настаивать не стану, насильно мил не будешь, но вот в заложницах она у меня побудет какое-то время, пока взамен ее не предложат достойной платы. Я Аред! Воплощенное зло и коварство! Вот и буду соответствовать!
Опыт диверсионно-подрывной деятельности в вопросах кражи молодых красоток не особо нужен. Охрана в доме боярских родственников на поверку не просто дырявая, а картонная какая-то. Охранники хоть и не знакомы с крепким алкоголем, но, по всему видно, мастера ухо давить, совсем обленились. Видимо, их большая численность притупила бдительность. Собаки уже на хрип изошли, брехать на чужака за забором устали, а они даже не полюбопытствуют. А если враг?! А если разведчик, террорист-подрывник! Хотя такие проблемы в этом веке еще не ведомы. Ну и ладно, сторожа хреновы, а я тихонько, вспоминая курсы молодого бойца на изуверских полосах препятствий, просочусь во внутреннюю клеть. Окон в доме боярской родни, как и у сельчан, нет, но зато имеются широкие отдушины, в которые даже я изловчусь пролезть.
Мы с Мартыном стояли у высокого частокола с тыльной стороны двора, там, где была стена скотника и отхожий двор. Я снял с себя все, что могло зазвенеть или скрипнуть, отдал Мартыну накидку с капюшоном, заправил и подтянул все складки одежды. Сейчас любая оплошность может обернуться неудачей.
Мартын явно не понимал, что происходит и каков план действий, потому и не спрашивал подробностей, а просто тупо прирос к стене, давая мне возможность по нему вскарабкаться и дотянуться до края крыши. Хотя, правду сказать, я и сам толком пока не знал, как стану действовать. Решил, что уже после того, как окажусь во дворе, прикину возможности, лишь бы от собак не схлопотать. Махнув рукой в сторону реки, я отослал Мартына.
Собаки, как назло, были рядом, да не одна, а целых четыре. Стоило мне только взобраться на скользкую, выложенную драной щепой крышу скотника, как все четыре псины тут же зарычали и протяжно завыли, привлекая внимание охраны. У ворот, справа от резного крыльца дома послышался скрип двери, и на двор вышел широкоплечий мужик в полотняной рубахе, в грубых крапивных штанах, с факелом в руке. Я распластался на дранке и потянулся к карману, где держал специально купленный у восточного купца на такой случай мешочек с черным перцем. Жалко будет сокровище тратить на дворовых псов, но не сделай я этого, загрызут ведь, тем более подобный тактический ход я предвидел.
– Никак опять куницы в курятник наведались! – гаркнул щуплый мужичонка, неожиданно появившийся возле охранника с факелом.
Этого сморчка я прежде не заметил, и чуть было не спрыгнул в темный проход как раз ему на голову.
– Или куницы, или лис колобродит, – согласился верзила, махнув по сторонам факелом.
Согласившись друг с другом, оба дворовых человека отправились на угол скотника к курятнику проверять двери да клетки, не обращая при этом внимания на то, что разгоряченные псы лают совсем с другой стороны. Я сумел воспользоваться ситуацией и, пережав мешочек со специями посередине, чтобы не тратить попусту, высыпал часть мелко смолотого перца прямо на собак.
Несколько мгновений псы продолжали все так же надрывно лаять, подпрыгивали, царапали покатые бока бревен когтистыми лапами, но буквально через несколько секунд их лай сменился на скулеж, гортанное рычание и фырканье.