Между тем мороз был ниже 17–18 градусов, и это еще не были те добрые морозы, большие холода, которые обычно наступают здесь к рождеству. Русские жалуются на мягкость зимы и говорят, что климат испортился. Еще даже не зажгли кострища под толевыми навесами у подъездов императорского Большого театра и Зимнего дворца, куда обычно кучера в ожидании хозяев приходят погреться. "Погода теплая!" Но, однако, зябкий парижанин не может не вспомнить об Арктике, о Северном полюсе, когда, выйдя из оперного театра, он видит перед собой на большой и белой от снега площади в сиянии холодного света полной луны ряд частных карет, кучеров, словно посыпанных сахаром, с серебряными нитями в волосах, светящиеся дрожащим светом бледные звезды замерзших каретных фонарей. Из боязни замерзнуть по дороге он устремляется к саням. Шуба пропитана теплом и сохраняет вокруг него благодатную атмосферу.
Если он живет на Малой Морской или на Невском проспекте, в месте, которое обязывает его проехать мимо Исаакиевского собора, пусть не забудет бросить взгляд на собор. Чистые белые линии выделяются на основных архитектурных его частях, а на куполе, наполовину скрытом в ночной темноте, на самой выпуклой части сияет отсвет, как раз напротив луны, которая будто смотрится в это золотое зеркальце. Эта точка настолько ярка, что ее можно принять за зажженную лампаду. Все угасшее в сумерках сияние купола собирается в этой магической точке. Впрочем, что еще может быть так же прекрасно, как этот большой храм из золота, бронзы и гранита, стоящий в голубых лучах зимней луны на чистом горностаевом ковре?
Неужто строят ледяной дворец, как в знаменитую зиму 1740 года? Длинные вереницы саней перевозят огромные куски замерзшей воды, похожей на выпиленные, прозрачные, как бриллиант, камни, как бы предназначенные для строительства прозрачных стен храма таинственного духа полюса. Вовсе нет. Это наполняют ледники. Летом продукты хранятся в погребах, куда и свозят лед, выпиливая из Невы эти огромные, словно стеклянные, плиты с сапфировыми отсветами. На каждую повозку кладут по плите. Возницы садятся прямо на куски льда или облокачиваются на них, как на подушки, и, когда вереница саней из-за какого-то затора останавливается, лошади с чисто северным гурманством покусывают льдины перед собой.
Тройка подана. Большие сани на пять человек запряжены тремя лошадьми. Они у двери. Поторопитесь сойти вниз. Вы поставите ноги в полость из медвежьей шкуры, закутаетесь до подбородка в атласную шубу на куньем меху, прижмете к груди ватную муфту, опустите вуаль, уже усеянную тысячью блестящих точек. Мы ждем только вас, чтобы тронуться в путь и закрепить меховой ковер на четырех уключинах саней. Вам не будет холодно: ваши прекрасные глаза согреют даже в самую ледяную погоду.
Летом острова в Санкт-Петербурге похожи на наш Булонский лес, Отейль, Фоли-Сен-Джеймс. Зимою они гораздо меньше заслуживают названия островов. Мороз покрыл льдом каналы, а снег так все сровнял, что твердая земля соединилась с островами. В холодные месяцы есть лишь одна почва под ногами - лед.
Вы пересекли Неву и проехали последние проспекты Васильевского острова. Характер построек изменился. Дома стали менее высокими и стоят реже, они окружены садами с дощатыми заборами. Доски поставлены крест-накрест, как в Голландии. Повсюду дерево заменяет камень или, скорее, кирпич. Улицы превратились в дороги, и вы едете по нетронутому снегу, совершенно ровному покрывалу - это канал. По краю маленькими столбиками отмечен путь, чтобы среди всеобщей ровной белизны направить кареты в нужную сторону. У столбиков вид кобольдов или гномов с высокими белыми шапками на головах, одетых в коричневую тесную сутану. Только мосты, балки которых смутно вырисовываются в снегу, наметенном ветром, указывают на то, что мы едем по замерзшему и заснеженному водному потоку. Вскоре появляется большой ельник, у его края стоит несколько трактиров и чайных, ведь на острова ездят гулять, и часто ночью. Температура на дворе такая, что ртуть стремглав убегает вниз по градуснику.
Что может быть красивее? Между темными занавесями елей огромные белые аллеи, где след от саней кажется полосой бриллиантов на матовом стекле. Ветер отряхнул ветви - снег прошел уже несколько дней назад, - и только кое-где, там и сям остались блестящие снежные мазки, похожие на блики, наложенные кистью умелого художника на темную зелень хвои. Стволы елей выстраиваются колоннами, и название "храм природы", данное романтиками лесам, таким образом, оказывается очень подходящим.
Пройти пешком по снегу в один-два фута - вещь невозможная. Да в длинной аллее пешеходов и не было вовсе. Встретилось нам только три-четыре мужика, даже не знаю, были ли это мужчины или женщины. Укутанные в тулупы, в сапогах или валенках, при каждом шаге они проваливались глубоко в снег. Несколько собак, черных или казавшихся таковыми из-за контрастности цветов на снегу и ярком солнце, бегали кругами, как фаустовский барбет, или подходили друг к другу с одними и теми же во всем мире знаками собачьего франкмасонства. Эта, возможно, несколько инфантильная подробность попросту доказывает, что собаки в Санкт-Петербурге - редкое явление, если где-то их вдруг замечаешь.
Этот остров называется Крестовским, и на нем есть очаровательная деревушка из маленьких дачек, занятых в теплую погоду целой колонией в основном немецких семей. Русские - большие мастера по части деревянных построек и режут по ели с такой же ловкостью, как это делают тирольцы и швейцарцы. Топором и пилой они вырезают кружева, цветочки, всякого рода орнаменты в зависимости от того, что придет им в голову. Домики на Крестовском, отделанные в этом швейцарско-московском стиле, летом, должно быть, прелестные жилища. Большой балкон или, скорее, низкая терраса, образующая как бы комнату под открытым небом, со стороны фасада занимает весь первый этаж. Здесь, среди цветов и кустов, сидят дачники в долгие, бесконечные июньские и июльские дни. Сюда ставят пианино, столы, диваны, чтобы понежить себя наконец сладостной жизнью на открытом воздухе после восьми месяцев заточения в тепличной атмосфере. При первых же погожих днях после ледохода на Неве происходит всеобщее переселение. Длинные караваны повозок, везущих мебель, тянутся из Санкт-Петербурга к виллам на острова. Как только дни укорачиваются и вечера становятся холодными, дачники возвращаются в город, и коттеджи закрываются до следующего года, но остаются не менее живописными под снегом, который превращает их деревянные кружева в серебряную филигрань.
Поезжайте дальше, и скоро вы окажетесь на большой поляне, где высятся, что называется во Франции, русские горки, а в России - катальные горки. В начале Реставрации русские горки произвели большой фурор в Париже. Их устроили в Бельвиле и других публичных парках. Но разница в климате требовала другой их конструкции. Повозки на колесах скатывались по желобкам на крутых спусках и, несясь по инерции, взлетали на площадку, устроенную на меньшей высоте, чем точка их отправления. Часты были несчастные случаи, так как колеса повозок нет-нет да и выскакивали из желобков. Это и заставило отказаться от опасного развлечения.
Катальные горки в Санкт-Петербурге - это павильоны с площадкой наверху. Туда поднимаются по деревянной лестнице. Спуск сделан из досок с идущими по бокам бортами, подпертыми столбами. Спуск сначала крутой, затем мягче. Доски много раз поливают водой, вода замерзает, и образуется отполированный, как зеркало, каток. Каждая площадка имеет свой отдельный спуск, что избавляет от опасных столкновений. На санках, управляемых конькобежцами, держащими их сзади, спускаются вместе три-четыре человека. Спускаются и поодиночке на санях, управляя ими ногой, рукой или палкой. Бесстрашные люди кидаются головой вниз, лежа на санях на животе или в любой другой, случайной на первый взгляд, но безопасной в действительности позе. Здесь люди очень ловки в этом в высшей степени национальном развлечении. Оно им знакомо с детства. Они находят удовольствие в крайней скорости, развиваемой на сильном морозе. Это ощущение совершенно северное, и иностранцу, приехавшему из более теплых краев, сначала трудно его оценить. Но вскоре и он начинает его понимать.
Часто при выходе из театра или с вечера, когда снег блестит, как толченый мрамор, в ясном и холодном свете луны или, если луны нет, звезд, ярко мерцающих в морозном небе, вместо того чтобы ехать домой, в светлое, удобное и теплое жилище, вся компания хорошо укутанных в меха молодых людей и молодых женщин едет ужинать на острова. Садятся в тройку, быструю упряжку из трех лошадей, под бренчание бубенчиков, несущихся веером и поднимающих копытами серебряную пыль. Будят заснувшего трактирщика - свет зажигается, самовар закипает, леденеет шампанское "Вдова Клико", ставятся на стол тарелки с икрой, ветчиной, селедкой, заливным из рябчиков, пирожками. Вы едите, бокал за бокалом пьете шампанское, болтаете, курите, а на десерт катаетесь с ледяных горок, которые освещают мужики с фонарями в руках. Затем к двум или трем часам утра вы возвращаетесь в город, вкушая сладость мороза в вихре скорой езды на свежем, холодном и здоровом воздухе.
ПустьМери, который не терпит, когда говорят "добрый мороз", уверяя, что мороз всегда зол и уродлив, стучит зубами и натягивает еще одно пальто, читая эти покрытые инеем строки! Да, мороз - это наслаждение, опьянение свежестью, головокружение от снежной белизны, которое я, человек исключительно зябкий, начинаю ценить совсем как северный житель.
Если это описание русской зимы не выпало еще из рук заледеневшего читателя, если он достаточно смел, чтобы и дальше терпеть в моем обществе суровости погоды, пусть он после стакана горячего чая пойдет со мною прогуляться по Неве и посетить стойбище самоедов, которые только что пришли и встали на середину реки как на самое холодное и единственное удобное для них Санкт-Петербурге место. Эти жители полярных краев походят на белых медведей. Температура от 12 до 15 градусов мороза кажется им слишком высокой, они при ней задыхаются от жары. Их миграции нерегулярны и послушны неизвестным нам причинам или капризам. Уже много лет, как они здесь не появлялись, и мне повезло, что они пришли во время моего пребывания в граде царей.
Спускаемся к Неве лестницей у Адмиралтейства по утоптанному и скользкому снегу, не забыв при этом бросить взгляд на Петра Великого, которого снег наградил белым париком и чья бронзовая лошадь должна бы подковаться льдом, чтобы удержаться в равновесии на скале из финского гранита, который служит цоколем статуе. Зеваки, толпясь у хижины самоедов, образуют черный круг на белом фоне покрытой снегом Невы. Я протиснулся между мужиком и военным в серой шинели и через плечо женщины стал смотреть на кожаный тент, натянутый при помощи колышков, забитых в лед, и похожий на большой кулек из бумаги, поставленный острием вверх. Низкое отверстие, через которое можно войти только на четвереньках, позволяет смутно различить в темноте какие-то меховые тюки. Это, вероятнее всего, сами самоеды, мужчины или женщины, не знаю, кто да кто… Снаружи на веревках вывешено несколько шкур, на льду стоит много лыж, а у саней самоед как будто услужливо предоставляет себя этнографическим исследованиям толпы. Он одет в мешок из шкур мехом внутрь, к которому пришит капюшон, плотно облегающий лицо, как трикотажные шапочки под названием "пропуск в горы" или как шлем без забрала. Большие варежки, надетые на рукава, чтобы не оставить ни щелочки холодному воздуху, толстые, стянутые ремнями белые валенки дополняют этот, безусловно, малоэлегантный, но герметически закрытый для проникновения холода, впрочем не лишенный своего особого колорита, костюм цвета выделанной самым примитивным способом кожи. Лицо в облегающем капюшоне - обветренное, покрасневшее на морозе, широкоскулое, нос приплюснут, губы толстые, глаза серо-стальные со светлыми бровями. Умное и мягкое, оно имеет грустное покорное выражение и не безобразно.
Коммерция самоедов состояла в том, чтобы получать несколько копеек за езду по Неве в санях, запряженных оленями. Эти легкие сани снабжены лишь одним сиденьем, на котором лежит обрывок меха. Туда и садится желающий покататься. Встав сбоку на деревянные полозья, самоед погоняет, трогая оленя хлыстом, и тот замедляет ход или меняет направление бега. Каждая упряжка состоит из трех оленей вместе или четырех, запряженных попарно. Кажется необычайно странным видеть, как эти низкорослые и хрупкие на вид животные на тонких ногах и в тяжелой шкуре послушно бегут и несут свою ношу. Олени мчатся с большой скоростью, движения их быстры и чрезвычайно проворны. Но они приземисты, и я думаю, что орловский рысак без труда их обгонит, в особенности в продолжительном беге. В остальном так приятно смотреть, как изящно эти легкие упряжки выписывают большие круги по Неве, бегут по кругу и возвращаются на то же место, откуда тронулись, прочертив едва заметный след по льду реки. Знатоки говорят, что оленям слишком жарко (температура - 8-10 градусов ниже нуля). И действительно, одно из бедных животных начало задыхаться, его разнуздали и, чтобы привести в чувство, набросали на него снегу.
Эти сани и олени в некоем полете взбалмошной ностальгической мечты перенесли мое воображение к их ледяной родине. Жизнь моя протекала в поисках солнца, а я вдруг почувствовал себя во власти странной любви к холоду. Очарование Севером, его колдовство оказали на меня свое магическое действие, и, если бы важная работа не удерживала меня в Санкт-Петербурге, я ушел бы кочевать вместе с самоедами. Каково же должно быть удовольствие лететь ветром на всей скорости в оленьей упряжке, приближаясь к полюсу, увенчанному северным сиянием, сначала через засыпанные снегом еловые леса, березовые рощи, потом через огромный простор нетронутой белизны, по сияющему снегу, этому удивительному грунту, который своим серебряным цветом наводит вас на мысль о путешествии по Луне, в свежем холодном воздухе, прерывающем дыхание, ледяном, как сталь, который не допускает гниения даже в смерти. Я хотел бы прожить несколько дней под этим тентом, отлакированным льдом, полузасыпанным снегом, у которого топчутся олени, отыскивая под снегом низкорослый и редкий мох. К счастью, в одно прекрасное утро самоеды снялись и ушли, и, однажды отправившись на Неву, чтобы их увидеть, я обнаружил только сероватый круг на льду на месте их юрты. С ними исчезло и мое наваждение.
Раз уж я на Неве, расскажу об удивительном виде, который ей придают куски льда, вырезанные в толстом слое ее ледяного покрова и разбросанные там и сям, как лежат камни в каменоломне до тех пор, пока не придут и их не подберут. Эта картина походит на карьер по добыче горного хрусталя или алмазов. Прозрачные куски, преломляя свет, отсвечивают всеми цветами солнечного спектра. В местах, где они набросаны, можно подумать, что это развалины ледяного дворца, в особенности вечером, когда солнце садится на краю зелено-золотого неба в алых лентах на горизонте. Такие эффекты поражают глаз, но живописцы не осмеливаются браться за них из опасения, что их обвинят во лжи, а их произведения - в неправдоподобии. Представьте себе длинную снежную, образованную рекой и оканчивающуюся линией моста долину в розовых световых бликах и синих тенях, усеянную громадными бриллиантами, отбрасывающими огни, как сноп искр. На первом плане для контрастности рисунка несколько вмерзших в лед пароходов, фигуры прохожих или сани, пересекающие реку с одной набережной на другую.
Когда спускается ночь, обернитесь в сторону крепости: вы увидите, как за рекой зажигаются два ряда звезд - это газовые фонари, установленные на льду возле убранного на зиму Троицкого моста. Ведь для Санкт-Петербурга Нева, как только на ней образуется лед, становится вторым Невским проспектом. Она - главная артерия города. Мы - люди умеренных краев, у нас в самые суровые периоды года реки все-таки текут. Нам трудно удержаться от того, чтобы не почувствовать некоторого опасения, когда в карете или в санях пересекаешь огромную реку, а глубокие воды тихо катят под ее хрустальным полом, который может разбиться и захлопнуться над вами, как английский трап. Но скоро спокойный и безмятежный вид местных жителей придаст вам смелости. И то правда, нужны были бы огромные тяжести, чтобы поддался этот слой льда в два-три фута толщиной. Снег одевает его, и река ничем не отличается от твердой земли, разве что стоящие то там, то здесь на зимовке пароходы, которых застали неожиданные холода, напоминают вам о текущей подо льдом воде.
Нева - это сила Санкт-Петербурга. Ей воздают почести и с большой помпой освящают ее воды. Эта церемония, которую называют крещением Невы, происходит 6 января по русскому стилю. Я присутствовал на ней, глядя из окна Зимнего дворца, доступ к которому мне был дозволен благодаря одной милостивой протекции. Несмотря на то что в тот день была очень мягкая погода, а в этот период обычно наступают великие холода, мне все-таки было трудно, недостаточно еще акклиматизировавшись, простоять час-два на улице с непокрытой головой, да еще на ледяной набережной, где всегда дует резкий ветер. Обширные залы дворца были наполнены собравшейся элитой: высокие придворные чины, министры, дипломатический корпус, генералы, все в золотых позументах, увешанные орденами, прохаживались туда и обратно между рядами солдат в парадных мундирах в ожидании начала церемонии.