- Но ее величество может меня наказать, - задумчиво произнес Жорж-Мишель. - Отправить в Венсенн или даже в Бастилию. - Мысль о том, что он тоже может пострадать, странным образом воодушевила юного шевалье и он почти не слышал обещаний красавиц броситься в ноги королеве-матери и в любом случае его утешить. - Ну что ж, я готов, - бодро сообщил граф, заслужив восторженные взгляды дам и несколько поцелуев. - А чем мне кормить кузенов?
Не успел шевалье договорить, как фрейлины унеслись прочь, и через каких-то четверть часа Жорж-Мишель стал обладателем веревочной лестницы и корзины, в которой обнаружил две бутылки вина, сыр, орехи, ветчину, конфеты, кусок пирога, несколько яблок, половину жареной курицы и надкушенный персик. Молодой человек был слишком привязан к своим родственникам, чтобы бросить перед ними яблоко раздора в виде этого аппетитного, пусть и надкушенного плода, и потому с удовольствием съел персик сам. Пересчитав яблоки и обнаружив, что их четыре, юноша счел возможным покончить с одним из них - естественно, самым крупным. Подкрепив таким образом свои силы, шевалье Жорж-Мишель отправился навстречу неизвестности.
Перед комнатой святоши не было не души, и Жорж-Мишель почти без опаски принялся исследовать замок "старухи". Осторожно просунул в замочную скважину булавку, поковырял, поймал кончиком стилета язычок засова и с тихим щелчком отомкнул дверь. Как-то на спор шевалье уже приходилось проделывать подобное и молодой человек гордился своим умением разбираться в хитроумных механизмах.
Дверь даже не скрипнула и юноша бесшумно скользнул внутрь. Осторожно отодвинул портьеру. Коснулся рукой стены, боясь потерять направление. И тут же налетел на табурет.
- Кто здесь? Кто?! Я стражу позову! - к удивлению графа испуганный голос, раздавшийся откуда-то спереди и чуть-чуть сбоку, был молод и мелодичен. - Сюзон!
Полог кровати чуть приоткрылся и юный шевалье замер, на мгновение ослепленный светом лампы. А потом чья-то безупречная по форме рука отодвинула тяжелый бархат, и тогда ошеломленный молодой человек увидел очаровательную женщину. Нет, не очаровательную - ослепительную. Из головы Жоржа-Мишеля мгновенно вылетели кузены, фрейлины, необходимость лезть в чье-то окно и возможный гнев королевы-матери. Босые ножки коснулись ковра и дама предстала перед юношей во весь рост, явно забавляясь его растерянностью и восторгом. Батистовая рубашка, насквозь просвечиваемая ночной лампой, ничуть не скрывала фигуру красавицы, ибо дама не озаботилась накинуть на плечи роб, плащ или хотя бы шаль. Небрежно хлестнув по щеке спящую в кресле камеристку, бывшая жена маршала приказала служанке посторожить за дверью. Жорж-Мишель стоял неподвижно словно кролик, угодивший в силок браконьера.
- Так что же, шевалье? - с насмешкой поинтересовалась дама, когда камеристка удалилась. - Вы пришли посмеяться над несчастной женщиной? Может быть, мне позвать стражу?
- Зовите, мадам, - прошептал граф. - Я с радостью пойду в тюрьму лишь бы только не видеть вас. Поверьте, муки Тантала ничто по сравнению с моими…
Дама рассмеялась. Смех у нее был звонким словно колокольчик.
- Какой милый мальчик…
Его сиятельство вспыхнул до корней волос. Выпрямился.
- Я уже взрослый, мадам. Мне шестнадцать лет! - обиженно выпалил шевалье.
Красавица залилась хохотом:
- Ну что ж, прекрасно, - дама смахнула с густых ресниц слезы. - Я люблю взрослых мальчиков. Представьтесь, мой маленький паладин.
- Жорж-Мишель-Ролан-Готье-Ален де Лоррен, граф де Лош и де Бар, - склонился в церемонном поклоне молодой человек. Собственное имя привело его в чувство быстрее, чем насмешки дамы, и теперь юноша готов был поклясться, что красавица чуть не присвистнула, узнав, что имеет дело с одним из самых блестящих кавалеров двора.
- Что же заставило вас ворваться ко мне, граф? - с неожиданной грустью осведомилась дама, и шевалье вновь почувствовал какое-то странное головокружение. - Разве мое поведение давало вам повод полагать…
- О нет, мадам, - восторженно перебил даму молодой человек. - Вы так строги… так печальны… так недосягаемы… - Красавица слегка нахмурилась. - Простите, мадам, но ваш траур повергает меня в отчаяние!
- Отвергнутая жена все равно что вдова, - наставительно заметила дама.
- Если бы меня звали Франсуа де Монморанси, я никогда бы вас не покинул! - пылко воскликнул шевалье Жорж-Мишель, окончательно теряя голову. Сейчас молодой человек свято верил, что проник в комнату дамы исключительно для того, чтобы объясниться ей в любви, и искренне негодовал, думая о ее бывшем супруге. Если бы нашелся человек, посмевший сказать хотя бы слово хулы против красавицы, шевалье бы ему не поверил. Более того, без раздумий вызвал бы на дуэль мужчину, назвал бы низкой завистницей женщину.
Дама поощрительно улыбнулась:
- И чем вы докажете истинность своих слов, мой паладин?
- Чем хотите, мадам! Я ваш, располагайте мной отныне! - Говоря подобные слова, юноша даже не догадывался, как сильно рискует. Конечно, дама не собиралась требовать, чтобы шевалье, дабы доказать искренность своих чувств, прыгал с башни Лувра в Сену или же спускался в ров со львами за ее перчаткой. Хотя нечто подобное красавице уже приходилось проделывать.
Дама размышляла, что Жанна де Лоррен звучит ничуть не хуже, чем Жанна де Монморанси, ибо красавица не сомневалась, что окрутить мальчишку ей не составит большого труда. Однако после некоторых раздумий дама сочла за благо оставить сладостные мечты. У юнца были влиятельные родственники и красавица не сомневалась, что они дружно воспротивятся браку с разведенной, а второй развод вполне мог закончиться для нее монастырем. И все же мальчишка был так очарователен и дерзок, что дама была не в силах устоять перед нежданно подвернувшимся приключением.
- Тогда идите ко мне, мой паладин, и докажите свои слова делом, - живо приказала красотка, и шевалье Жорж-Мишель, ошалевший от свалившегося на него счастья, поспешил исполнить желание дамы.
Когда через час прекрасная Жанна приказала шевалье удалиться, дабы долгим отсутствием не возбуждать подозрений двора, юный граф готов был безропотно покориться, хотя более всего на свете мечтал остаться в спальне красавицы до утра. Не вызвало у него возражений и требование дамы соблюдать строжайшую тайну, хотя счастье, переполнявшее юношу, было столь велико, что его так и распирало от желания поведать о нем всему свету. Даже упорное желание дамы именовать его Роланом, самым нелюбимым из всех имен шевалье, не вызвало у молодого человека и тени неудовольствия. Он только лепетал что-то галантное о своей Анжелике, не в силах припомнить, что же с этой Анжеликой было не так. Наконец, красавица потребовала, чтобы юноша покаялся в свершенном грехе прелюбодеяния, и шевалье Жорж-Мишель послушно опустился на колени и даже простоял на них полчаса, что доказывало, что он по уши влюблен. В конце концов, напутствуемый бесчисленными наставлениями дамы и осчастливленный ее обещанием прислать за ним назавтра камеристку, молодой человек собрался уходить и споткнулся о корзину с едой.
В голове Жоржа-Мишеля начало проясняться. Нельзя сказать, будто любовь юноши растаяла без следа, однако шевалье, наконец, вспомнил, что привело его в комнату бывшей жены маршала де Монморанси. Когда молодой человек сообщил, что вылезет через окно, лишь бы не подвергать риску разоблачения даму сердца, а затем оседлал подоконник, старательно прилаживая лестницу и не менее старательно пряча от "своей Анжелики" корзину с едой, юноше показалось, будто он стал героем то ли "Амадиса Гальского", то ли "Тиранта Белого", то ли еще какого-то рыцарского романа, во множестве перечитываемых при дворе.
К счастью, лестница оказалась на удивление крепкой, а стена не слишком гладкой, иначе молодому человеку пришлось бы туго. Лишь корзина изрядно осложняла спуск шевалье, так что, завидев заветное окно, Жорж-Мишель с облегчение вздохнул и торопливо постучал по стеклу.
Когда пребывавшие под замком принцы заметили притаившегося по ту сторону окна кузена, они едва удержались от восторженного вопля. Бросились со всех ног к окну, готовы были на руках втащить родственника в комнату, однако юный граф, прежде всего, сунул в руки кузенов корзину и только потом осторожно влез внутрь. Мальчишки попытались было обнять друга, но шевалье Жорж-Мишель нетерпеливо отстранил их прочь, трижды дернул за лестницу и вновь обернулся к родственникам лишь тогда, когда лестница была аккуратно сложена у окна.
- Разбирайте лакомства, - распорядился шевалье, устраиваясь вместе с кузенами у камина.
Гиз и Беарн с таким голодным видом накинулись на еду, что Жорж-Мишель на мгновение испытал угрызения совести из-за того, что слишком задержался в объятиях Жанны. Дофин изящно обгладывал крылышко курицы и жался поближе к огню и родственникам. Судя по всему, мальчишки давно позабыли драку и даже порку и теперь вместе наслаждались обжорством, как еще совсем недавно вместе тосковали без света и общества.
- А матушка даже не пожелала мне спокойной ночи, - с неожиданной грустью пожаловался Генрих де Валуа и завладел правой рукой старшего кузена.
- А мэтр Амио сказал, что если мы не сдадим экзамен, нас не возьмут на прогулку в Бонди, - в свою очередь сообщил Генрих де Бурбон и завладел левой рукой Жоржа-Мишеля.
Молодой человек пожал плечами:
- Нашли из-за чего печалиться!.. Да если ее величество узнает, что я нарушил ее приказ, меня отправят в Венсенн. Или даже в Бастилию, - похвастал Жорж-Мишель.
- Мы тебя спасем! - в один голос пообещали Анжу и Беарн. - Мы тебе побег устроим!
- А зачем? - граф де Лош счел, что еще раз рисковать шеей, спускаясь по веревочной лестнице, он не хочет. Ему и так придется выбираться из комнаты Анжу, а еще, возможно, вылезать из окна дамы сердца. Мысль, что у него, как и у всякого взрослого шевалье, есть постоянная любовница, так окрылила Жоржа-Мишеля, что он гордо сообщил: - И вообще, меня моя любовница утешит.
Глаза мальчишек расширились.
- Только твоя? - удивился маленький Бурбон.
- Помолчи, мал ты еще о любовницах рассуждать, - отмахнулся от малыша Гиз.
- Да нет, я всем рассказал, что вы с ним из-за дамы подрались, - поправил кузена Жорж-Мишель. - Только вы должны хранить все в тайне.
- А что надо хранить в тайне? - не унимался Генрих де Бурбон.
- Ну, точно, маленький, - захихикал Генрих де Валуа. - Не знает, откуда дети берутся.
- Я знаю! - вскочил с пола Беарнец. - Я в деревне видел. Это как у лошадок - все то же самое.
Анжу и Гиз прыснули.
- Кобылки… точно, - хохотал Гиз. - Так им и скажи. Тогда они тебя точно за уши оттаскают.
- А за что им меня за уши таскать? - удивился мальчик. - Я их всех люблю.
- Всех? - удивился Анжу.
- Всех. И принцессу Клод и принцессу Маргариту…
- Подумаешь, девчонка… - пренебрежительно фыркнул Гиз.
- Она хорошенькая! - обиделся за сестру короля Беарнец.
- Это служанки бывают хорошенькими, - наставительно изрек Жорж-Мишель. - А принцессы - красивые.
- Но Анри красивее, - простодушно заметил малыш.
- Я? - довольно спросил Генрих Анжуйский.
- Я? - ревниво переспросил Генрих Лотарингский.
Беарнец озадаченно взглянул на Гиза, на Анжу, и Жорж-Мишель подумал, что зря ел персик - яблоко раздора его родственников все равно не миновало. Но, с другой стороны, должен же он был подкрепить силы!
- Ну что вы привязались к малышу? - недовольно фыркнул граф. - Он вас обоих красивыми назвал. Вот меня никто красивым не называет…
- Хочешь, я назову? - предложил маленький Бурбон.
- Вот еще! - шевалье Жорж-Мишель передернул плечами. - Мужчина не обязан быть красивым. Мужчина должен быть галантным. Ладно, доедайте скорей и складывайте мусор в корзину. Мне пора.
Когда граф де Лош спустился в ров Лувра, звезды высыпали на небосвод, а в Париже давно был дан сигнал к тушению огней. Юноша рассеянно отшвырнул корзину и отправился мечтать, грезить о "своей Анжелике" и ждать. Ибо ожидание и есть главное испытание любви.
Глава 8
Как хорошо иметь две тетивы на одном луке
Набожная красавица исполнила обещание, и "маленький паладин Ролан" был осчастливлен вторым свиданием. А потом третьим. И четвертым. И пятым. Бывало, дама приглашала Жоржа-Мишеля по два раза на дню, и тогда ему немало времени приходилось выстаивать на коленях, вымаливая у Всевышнего прощение за грех сладострастия, но граф полагал, что молитвы не такая уж страшная расплата за счастье. А молодой человек был счастлив. Счастлив до такой степени, что забыл о короле, королеве-матери, кузенах и экзамене.
Нет, об экзамене шевалье помнил, ибо это был прекрасный предлог объяснявший родственникам, фрейлинам и всем любопытным частое отсутствие молодого человека. Если бы дама позволила, Жорж-Мишель проводил бы у нее дни и ночи напролет, но набожность красавицы неизменно удерживала его от подобной распущенности. Однако когда экзамен все же наступил, юноша отвечал так вяло и рассеянно, что неминуемо угодил бы под замок на хлеб и воду, пребывай королева Екатерина в прежнем гневливом настроении. Нельзя сказать, чтобы Жорж де Лош не знал урок - просто ему очень хотелось спать. Мягко пожурив юношу за недостаточные старания, королева-мать отпустила мальчика восвояси, и шевалье пошел отсыпаться - ночью у него было свидание.
Пока молодой человек спал, совершенно не чуя беды, королева Екатерина созвала фрейлин и строго осведомилась, кому из них пришла в голову мысль отвлечь графа де Лош от занятий. Девицы удивленно переглянулись.
- Но, мадам, - осмелилась заговорить мадмуазель дю Руэ, - эти дни мы вовсе не видели графа. Он посвятил все свое время урокам.
- Пошли вон, дуры, - весьма нелюбезно скомандовала королева и перепуганные, ничего не понимающие фрейлины унеслись прочь.
Екатерина задумалась. Ее забота в отношении графа де Лош не отличалась бескорыстием, а диктовалась интересами любимого сына. Как бы знатен ни был Жорж де Лош, он был сыном младшего сына из младшей ветви прославленного рода и в силу этого мог стать самым верным слугой Генриха, его самым почтительным другом. И все же, чтобы сделать из легкомысленного юнца друга и слугу Анжу, королева должна была знать о молодом человеке все, ибо только знание способно управлять людьми. И вот ведь, несчастье, у юного графа появилась любовница, а она об этом даже не подозревала.
Ее величество не любила придаваться бесплодным сожалениям и через пару часов после злополучного экзамена несколько весьма ловких по мнению королевы-матери особ получили указание разведать имя гадюки, посмевшей пленить графа де Лош. Среди ловких особ оказалась и бывшая супруга Франсуа де Монморанси. С ней Екатерина разговаривала дольше всех, так как была уверена, что соблазнительница принадлежит к прежним подругам Жанны.
- Нет-нет, милочка, это не юная вертихвостка, а женщина зрелая и опытная, а, следовательно, опасная, - твердила королева, беспрестанно расхаживая по комнате, как с ней случалось только в минуты самых сильных душевных переживаний. - Какая-нибудь новоявленная Диана де Пуатье. Что, если она вздумает использовать графа, только чтобы подобраться к дофину?!
- Мадам, Всевышний не допустит подобного коварства! - патетично воскликнула Жанна и склонилась к руке королевы. У красотки подкашивались ноги.
- Прежде всего я этого не допущу! - с ожесточением объявила Екатерина. - Эту интриганку… Да я ее в монастырскую тюрьму отправлю! Пусть до конца жизни замаливает грехи!
Перепуганная красавица присела в еще более глубоком реверансе и пообещала королеве использовать всю свою хитрость, дабы разоблачить коварную негодяйку. Но не успела Жанна вернуться к себе, как на нее свалилась новая напасть.
- Мадам, ради Бога простите, но там… - глаза камеристки стали большими и круглыми, словно испанские дублоны, - граф де Фоканберж…
Дама в изнеможении привалилась к стене и постаралась собраться с мыслями, но во внезапно опустевшей голове сохранилась лишь одна - никогда более она не свяжется с титулованными юнцами. Пресвятая дева! Да Лувр кишит нетитулованными мальчишками, с которыми у нее не будет никаких хлопот. Жанна пять раз прочитала Ave, добавила три Credo и завершила молитвы двумя Pater Noster. Глубоко вздохнула и уже уверено шагнула в комнату.
Граф де Фоканберж, юноша двадцати лет, некогда весьма любимый Жанной, но теперь не вызывавший ничего, кроме скуки, стоя на коленях дожидался красавицу, а когда та вошла, смиренно протянул ей открытый футляр.
- Что это значит, шевалье? - холодно поинтересовалась Жанна и опустилась в кресло.
- Когда благородная дама идет к алтарю с главой дома Фоканберж, она надевает это ожерелье, - с сиянием во взоре и дрожью в голосе поведал молодой человек. - Жанна, будьте моей женой!
Бывшая супруга маршала молчала. Нет, будь она поглупей, она с восторгом приняла бы подобное предложение, но Жанна никогда не была дурой. Потерять возможность вытягивать из бывшего мужа имения и деньги, рассориться с юным Лорреном и, как следствие этого, рисковать разоблачением перед королевой Екатериной, может быть, закончить жизнь в монастырской тюрьме - и ради чего? Ради возможности получить жалкое состояние Фоканбержа и графский титул, которой у нее и так есть?
От ярости в груди Жанны заклокотало, и она подумала, что титулованные щенки сговорились довести ее до безумия. Следовало избавиться от обоих, пока история не наделала шума, и… Конечно! Жанна с облегчением перевела дух. Возникший план был прост до гениальности.
- Увы, мой благородный Ланселот, это невозможно… - скорбно произнесла дама и сделала вид, будто смахивает с ресниц слезы. - Я не могу навлекать на вас погибель, а на себя позор.
- Вы, должно быть, не поняли, дорогая, - попытался вразумить Жанну граф. - Я говорю не о позоре, а о честном браке.
- Мой прекрасный рыцарь… мой Ланселот… - шептала красотка и слезы одна за другой стекали по ее щекам. - Как вы благородны, как вы великодушны, но - увы! - вы не знаете, сколь коварен и жесток королевский двор…
Его сиятельство с облегчением рассмеялся.
- Боже, да какое нам дело до этого двора? Вы не любите его, я знаю. Я тоже к нему равнодушен. Так что ж? Мы обвенчаемся и я сразу увезу вас в Фоканберж. Там вы будете моей королевой и если захотите, сможете завести собственный двор.
Жанна покачала головой.
- Вы много не знаете, мой Ланселот… О, Боже, Боже мой, как мне признаться?
- Неужели вы меня больше не любите? - побледнел молодой человек.
- Не любить вас! - вскочила Жанна. - Нет, мой Ланселот, я навеки ваша Джиневра, но именно поэтому мы должны расстаться. Я не перенесу, если с вами случиться несчастье.
Юноша испуганно смотрел на плачущую Жанну и, в конце концов, робко попросил объяснить смысл ее слов.