* * *
Родился звук. Он нарастал.
Ины несколько секунд послушал его, шевельнул годовой, точнее улавливая направление. Стрекочущий звук шел с неба, с той стороны, где нет гор, где рождаются могучие и холодные снежные ветры. В небе обозначилась точка, выросла вместе со звуком, превратилась в большую птицу. Птицей командовал человек, он приручил ее, как оленя, - Ины это понял давно. Только в отличие от оленя птица умела охотиться. Многие на глазах Ины пытались спастись от нее бегством, но тщетно. Единственное спасение - ниши в береговых обрывах, каменные россыпи и кустарник. Но прятаться надо заранее, лишь родится шум. С того мига, как птица увидит тебя, ты пропал.
Молодой волк, наказанный Нэвыскэт на лежке, привстал и, дрожа, завыл. Нэвыскэт оскалилась и зарычала. Волк притих.
Птица пошла через долину в сторону стаи. Крик ее стал невыносим. Ины вдавил морду в снег и закрыл глаза. Слепота снимала напряжение, создавала иллюзию безопасности. Все волки поступили так же, кроме того, что выл от ужаса. Он смотрел.
Пилот положил "Ми-4" в вираж, отворачивая от близкого склона. В момент, когда вертолет встал боком и из маленького треугольника превратился в страшное существо с длинным блестящим хвостом, молодой волк не выдержал. С остекленевшим взглядом, ничего не соображая, он бросился вниз.
Пилот на небольшой скорости начал второй круг над речной поймой. Бело-серую тень и он и Охотник заметили разом.
- Волк! - азартно крикнул Пилот.
Радист и Стрелок распахнули дверь и перекрыли проем страховочным фалом. Пилот уравнял скорость со зверем, в грохоте мотора почти неслышно стукнул выстрел, волк перевернулся через голову, тугим клубком прокатился метров двадцать и, точно его неожиданно развязали, выкинул лапы, хвост и, распластанный, - застыл на розовом снегу.
- Откуда он выскочил, никто не заметил? - спросил Пилот, когда летчики и Охотник подошли к зверю.
- С развалов, их эвон сколь насыпано, - сказал Охотник. - И остатние там. Только нынче их не взять, наст и тут следу почти не кажет, а уж выше - форменный гранит. Да и в вожаках у них матерый ходит, умница. Но можно полетать над камнями, авось еще у кого нервишки дрогнут, наведет на стаю.
- Ну что ж, - Пилот согласно кивнул. - Поехали…
* * *
Скоротечная мартовская ночь кончилась, когда Окот и Валька подошли к террасе, на которой лежали две отравленные туши.
Еще вечером Окот, порывшись в старом чемоданчике, извлек мешочек:
- Это… немножко кушать - быстро подыхай, камака…
- Яд, - объяснила Кымыне. - Давно хранит. Сейчас травить запретили, много других зверей гибнет. Но раз такой случай… - Она вздохнула: - Тридцать два оленя, двадцать восемь одних важенок!
- Стрихнинчиком - это хорошо! - одобрительно кивнул Валька. - Пусть они…
- Ты много говоришь зря, - резко оборвала его Кымыне.
Валька удивленно глянул на нее. Девушка отвернулась.
- Не в духе? Я и сам. Я бы…
Кымыне поднялась и вышла из яранги.
Окот ушел закладывать яд один: дело тонкое, требует работы точной, без помех. А утром, на проверку, обещал идти вместе.
Когда он вернулся, с юга натянуло низкую облачность, сыпанул крупяной снежок. Старик довольно покивал.
- А, дед? Погодка-то? - обрадовался Валька. - Пурга будет?
- Завтыра. Пурьга - хорошо: Ины многа жрать нада.
Валька это уже знал. Накануне пурги звери стремятся раздобыть еды как можно больше, чтобы потом спокойно переспать непогоду где-нибудь в уютном месте. Если завтра пурга, сегодня волки обязательно выйдут на промысел.
…Валька поднял над снежным валиком голову и оцепенел. Метрах в двухстах, на склоне, у отравленных туш метались волки. Они прыгали друг на друга, отскакивали, падали. Передрались, что ли?! Две туши им мало?! Во ненасытные твари… Нет, непохоже. Один воюет. Да, один. Смотри, не пускает других к тушам. Да, одному вовек не сожрать. Ну, жадность волчья!
- Один кушал, скоро подыхай, - еле слышно прошептал Окот.
Волк, спружинив ноги, продолжал загораживать туши от трех собратьев. А где остальные? Дед говорил - семь. Валька достал бинокль, и звери оказались рядом. Защищавший туши улегся. Бока ходят тяжело, пасть открыта, с языка капает розовая пена, нос и щеки собраны в яростную гармошку, торчат клыки. Троица явно боится его. Они долго стоят неподвижно, потом начинают обходить лежащего с боков. Тот вскакивает и падает. Вновь, уже медленно, встает и пытается прыгнуть, но прыжок вялый, короткий, ноги не выдерживают, и он падает.
- Один подыхай! - снова шепчет Окот, и тут до Вальки доходит: это же отравленный волк! Он, видно, послан в разведку, первым попробовал мясо, почувствовал яд и теперь пытается спасти стаю. Ну волчина! Ну герой! Надо же - собой жертвует, явно гибнет, а брательников спасает… Готов вроде… Да, без пользы твои усилия, серый. Сейчас они нажрутся тоже и…
К погибшему осторожно приблизился один, долго ходил вокруг, нюхал, потом сел, поднял морду и завыл. Звук еще не растаял, когда над сопкой вдруг родился другой жуткий голос. Он зазвучал на низкой ноте, постепенно поднимался вверх, оторвался от земли, заполнил небо и тундровые просторы, нигде не отражаясь и не возвращаясь обратно. Он заливал сознание тоской, болью и безысходностью, а когда резко оборвался, сила его воздействия была такова, что Валька продолжал лежать в оцепенении и чуть ли не физически чувствовал, как скатываются с земли и растворяются в невообразимых далях волны этого голоса.
- Тэрыкы? - прошептал Окот.
Волки у приманы окаменели. Потом попятились.
Уходят! Уходят! Валька совместил мушку с прорезью, подвел под дрожащее пятно и нажал спуск. Пятно дернулось и пропало. Тут же ударил выстрел Окота, первый и почти мгновенно - второй.
- Это же надо, - бессильно прошептал Валька. - Все…
- Сыматри далеко - дальше! - подтолкнул его Окот.
Валька поднял глаза. Там, на срезе следующей террасы, в белесой кисее летящего снега сидели два волка. Левый на голову выше и раза в два шире. Даже на расстоянии в четыреста метров он казался огромным, не меньше пятилетнего оленя.
- Стреляй, дед! - зашептал Валька. - Вожак это! Ты возьмешь!
- Тэрыкы! - Окот замотал головой. - Не нада! Нелизя! Тэрыкы!
- Да волк это, какой Тэрыкы, какой оборотень! - Валька подкинул карабин и нажал скобу. Волки шарахнулись и исчезли. - Эх ты, дед! - Валька отпихнул карабин. - Такого зверя отпустили! Наслушался поповских бредней! Скольких он еще порежет… А воет-то - жуть!
- Так кричит Тэрыкы. Давно, - Окот опустил руку к колену, - я такой был, Тэрыкы приходил стадо. Его многа стреляли, пуля падал рядом. Тэрыкы брал лучший пастух, убивал, потом резал многа олени, гулял тундру. Тэрыкы нелизя убивать.
* * *
После этой охоты волчья пара исчезла. В апреле заскакали среди кустов зимовавшие на сопках зайцы. Табунки куропаток и стайка пуночек, розовые от солнечных лучей, порхали вокруг стойбища. В конце мая быстро и незаметно сошел снег. Забродили миражи над фиолетовой тундрой, загрохотал мутный поток Мечега. Незаметно появились нежно-зеленые пятнышки, раскинули длинные щупальца и в два дня заполонили тундру, высветили речные галечные косы.
"Да, тут тебе не материковая нега, - думал Валька, собирая в букетик нежные цветы багульника по дороге из стада. - Тут природа деловая, работает быстро и четко… - Он отставил руку, разглядывая букетик. - Отнесу, пусть радуется. Она цветы любит. Говорит…" - Валька замер, увидев что-то сквозь стебли цветов, медленно опустил руку. Напротив, за промоиной, стоял огромный волк. Ины!
Волк сделал шаг, второй. Теперь их разделяло метров шесть - хороший прыжок. "А карабин в яранге, а ракетница в рюкзаке за спиной", - как-то устало подумай Валька.
Волк повернулся и, совсем по-собачьи затрусив вдоль промоины вверх, исчез за увалом. Только тогда у Вальки задрожали ноги, и он, сжимая букетик, почти упал в сырые кочки…
- Слушай, слушай! - выбежала навстречу Кымыне: - Сегодня ночью в соседнем стаде волк убил важенку и трех телят!
- Это Ины, - сказал Валька. - Я его видел.
С этого дня сообщения о налетах пошли ежедневно.
- Этки, - сказал Окот. - Плоха. Нэвыскэт родила сильна многа дети. Ей нада многа кушать, им тожа. Теперь будет большой охота на стадо. Завтра ходим ярангу Ины.
- А ты что, дед, знаешь, где он живет? - удивился Валька.
- Немножка знаем, - Окот кивнул и заговорил по-своему.
- Почти уверен, - переводила девушка. - Ины побывал во всех бригадах, которые стоят кругом. А нас не трогает, но волки всегда не трогают живущих рядом. Дедушка знает в округе одно место, где умный Ины может устроить дом. Он пойдет туда с тобой завтра.
- Урра! - восхитился Валька. - Окот умный, ныгыттэпкин! Давай чистить карабин!
- Он не будет стрелять, - тихо сказала Кымыне. - Он верит, что Ины не волк. Он верит - его не убьешь.
- Бабушкины сказки, - Валька ухмыльнулся. - Ты сама-то…
- Молчи! - Кымыне властно положила ладонь на его губы. - Не надо судить. Не надо лишать дедушку его мира. Он всю жизнь работал, и хорошо работал, - разве этого мало? Потом, у него есть особый метод охоты, старики держат его в тайне. Даже я не знаю, а тебе он покажет. Ты стал хороший пастух. Разве не интересно?
- Интересно, милая Кымыне! - Валька подхватил и закружил ее.
* * *
Валька шагал сзади и смотрел, как комары едут на спине Окота. Он где-то читал, что комар не может долго летать, и вот вам: природа и этих тварей наделила хитростью. Насекомые сидели на спине Окота ровными рядами, как солдаты на параде. Валька насчитал семнадцать рядов от плеч до поясницы. Войско. А какая организация! Периодически отдельные насекомые взлетали и на их место шлепались другие, уставшие. Подравняются, замрут. Таких бы дисциплинированных воинов какому-нибудь… ну, Дарию. И неизвестно, был ли бы Александр Македонский Великим… Да… Вот какая чертовщина в голову лезет! Валька огляделся. Они шли вверх по Мечегу. Справа у крутых осыпей полосой рос густой ольховник. Настоящий лес, метра три в высоту. Надо прийти с Кымыне, посидеть под деревьями. В лесу-то она еще не бывала. Осенью в отпуск, вот и возьму, покажу. Она всем понравится.
Окот стал, осмотрелся и осторожно побрел через Мечег. На той стороне в ржавых обрывах темнела расщелина. Из нее к реке спускалась корявая лестница из желто-серых плит сланца. По ним прыгал ручеек. Валька пошел следом. Окот залез на третью ступеньку и долго разглядывал ветви ивняка, почти смыкающиеся над ручейком. Наконец поманил Вальку, ткнув пальцем в воду и в сапог. Валька понял: идти только по ручью. Значит, тут? Ну, начинается. Он забрался к старику, глянул: на узких листьях ивы густо висели белые шерстины. А вот на черенке целый пучок. Да, тут.
Окот осторожно полез выше. Валька глянул назад. Если бы дед разрешил стрелять, так вон, в ольховнике, неплохое место для засады. Метров двести пятьдесят. Но нельзя так нельзя.
Через пару минут дно расщелины выровнялось. Неприятно запахло. Крутые стены сблизились, и Валька увидел в правой широкую просторную нишу. В ее глубине, вытаращив на невиданных пришельцев янтарно-красные глаза, застыли волчата. Уже довольно крупные, головастые, светло-серого цвета, они смотрели молча, не зная, как реагировать на непонятное и неожиданное явление. Площадка перед нишей вытоптана, кругом кости, из глазницы оленьего черепа торчит крыло полярной гагары, ивнячок густо присыпан куропаточьими перьями.
Окот протянул Вальке карабин и скинул почти пустой рюкзак с плеча. Оттуда извлек мешочек, вытряхнул под ноги, и Валька увидел небольшие колечки из лахтачьей шкуры. Окот собрал их на кисть левой руки, огляделся и кивнул Вальке на выход из расщелины: смотри, мол. Валька в ответ тоже кивнул: понял.
Окот шагнул к волчатам. Передние оскалились, показав белые зубки, один зарычал. Из середины кучки донесся писк. Окот вытянул над волчатами руки и застыл, Щенки замерли, и тогда старик быстрым движением набросил одному на морду колечко, левой рукой обхватил челюсти, а большим пальцем правой, зацепив колечко, продернул его через голову на шею. Вся операция заняла десяток секунд. Волчонок совсем по-собачьи потряс мордой, фыркнул, вытянул шею, тряхнулся, ременное кольцо исчезло в шерсти. А Окот, давая щенкам успокоиться, снова застыл с поднятыми над ними руками.
Валька смотрел во все глаза. Яркие атрибуты символики, познаваемые с детства в сказках, книгах, кино: мрачное ущелье, вечный звон создательницы жизни воды, стон ветра в камнях, человек, распростерший руки над зверями, - оказались рядом, живыми, реальными, и оттого обрели силу, которой им недоставало в искусных подделках. И Вальке почудилось, что время распалось и он канул в его дремучие необъятные глубины, что в руках его не карабин, а плавниковая дубина и в ущелье решается вопрос, кто выживет в борьбе: крохотная группа людей с таким же крохотным, впервые выхоженным стадом полудиких оленей или могучие безжалостные звери, волей природы задолго до человека поставленные хозяевами всех стад, тогда еще диких, хозяевами животных, не знавших завораживающей ласки человеческой руки и не пробовавших величайшего лакомства с ее ладони - соли…
- Мэчынкы, - старик шагнул назад. - Харашо.
Валька попробовал пересчитать щенков, но они растревожились, лезли друг на друга, заталкивали головы под тельца братьев и сестер в спасительную темноту, скулили.
- Адинасать, - сказал Окот и сапогом из ручья обмыл камни, на которых лежали рюкзак и кольца. - Идем.
- А как?.. Брать разве не будем?
Окот нетерпеливо махнул, и Валька зашагал в недоумении и досаде. Они вышли из ущелья, перебрели речку.
- Дед, объясни, - не выдержал Валька. - Почему не взяли?
- Нелизя, - сказал Окот. - Ины и Нэвыскэт будут ходить в стадо, убивать собачки, олени. Окота. Са-а-авсем плоха.
- Куда уж хуже, - ухмыльнулся Валька. - Окоту жить надо минимум еще сотню лет. А все же: если брать и убивать нельзя, зачем ошейники? На прогулку водить?
- Окот хитрый, - старик прищурился. - Окот толька смотрел, никого не трогал, уходил. Нэвыскэт скажет: "Окот хороший, пускай гуляит тундра". Потом ссенок немнога растет, ошиник хватай, - старик левой рукой сдавил себе горло и высунул язык, - ссенок подыхай, Кто, как убивал - Нэвыскэт не знаит. Долго крисит, идет да-леко-о-о, там будет жить.
Так вот он, древний способ, понял Валька. Да, волки мстят за истребление выводка, потому и придумали древние такой выход. Беспощадный, конечно… Но с волками, как говорится, жить…
В яранге ждал готовый обед. Валька поводил биноклем и разыскал фигурку Кымыне в густом пойменном кустарнике. В руках удочка. Рыбачит. Ну и хорошо.
- Кушай, спи будем, - сказал Окот.
Во сне Валька ел огурцы, пахучие, метровые, а когда проснулся, старика рядом не было. У входа Кымыне потрошила рыбу. Вот откуда сон. Хариус, как и корюшка, пахнет огурцами.
- Поздравляю с первым уловом, - сказал Валька.
- Спа-си-ба, - нараспев, с улыбкой ответила Кымыне.
- Дед ушел?
- Стадо смотреть, - она кивнула. - И меня не дождался. Во-он шагает. Где ваши волки? Наверное, не нашли?
- Да нашли. Только дед… - Валька рассказал о случившемся.
- Какомей! - прошептала Кымыне. - Неужели? - В темных глазах обозначилась жалость, раскрытые губы задрожали. Так прошло несколько минут в молчании и растерянности. Наконец недоумение и жалость пропали, тубы сомкнулись в твердую линию.
- Это жестоко, - сказала Кымыне.
- Наверное, - Валька пожал плечами. - А что делать? Столько оленей… - Он замолчал, почувствовав, что возражение шатко.
- Они не виноваты, - сказала Кымыне.
- Пока, - согласился Валька. - А дальше? Ины отведет в стадо…
- Вот и сразись с ним. Вы мужчины. Вы умные и смелые. Вы равны. Или ты боишься?
- Я?! Плохо ты меня знаешь!
- Я не думала, что будет так жестоко и ответ понесет невиновный. Да, предки мудры. Но у них не было вертолетов и карабинов. Их мир лежал между этими горами и океаном. А у нас есть Земля, и мы знаем, что мир только начинается на ней. Человек такой сильный стал! Теперь может позволить зверю вырасти, показать характер, а потом решать его судьбу… - Она помолчала, наклонив голову и обдумывая появившуюся мысль. По губам ее скользнула лукавая улыбка: - Вот мои предки вели свой род от медведя. А как нас учат в школе, а, Валя? Так ли сильно мои предки ошибались? - Улыбка, уже не скрываемая, полная лукавства, разлилась по ее лицу.
- Смотри ты! - Валька вздохнул и вдруг легко засмеялся, глядя в черноту распахнутых глаз Кымыне: - Заблудший брат?.. А ты знаешь, я только на миг окунулся в древний мир - это такая страшная сила! Как, оказывается, хрупки нити цивилизации.
- Да, - сказала Кымыне. - Чуть нагрубил, чуть забыл, чуть нарочно отвернулся… Трудно было предкам плести эти нити, а мы…
- Так, - кивнул Валька. - Именно чуть - и завоешь вместе с Ины.
* * *
Утро пришло солнечное, с упругим ветром. В ольховнике Валька выбрал место для засады, оставил там рюкзак с термосом и едой, загнал патрон в ствол и пошел в расщелину. Они с Кымыне решили, что риск встречи со взрослыми волками невелик: детей много, родители почти все время должны охотиться.
Щенки играли. Один стоял на оленьем черепе, остальные пытались его столкнуть. Наконец его опрокинули на спину, все попрыгали сверху в кучу малу. Валька засмеялся. Куча распалась, и звери исчезли в нише. Валька подошел, огляделся, прислонил карабин к каменной стене. Потом достал нож и, подражая Окоту, недвижно застыл над щенками. Один торчал из кучки, под него забились трое.
- С тебя и начнем, высокий, - сказал Валька. - Высокий - Никвыкин. Вот тебе и имя… - Валька левой рукой резко ухватил его за шею, провел в шерсти указательным пальцем и, подцепив удавку, зажал остальными пальцами. Кончик ножа под нее… Готово! Валька бросил разрезанную петлю к ногам: - Живи, Высокий! Теперь ты. У-у, кусучий, смелый… А я вот так! Смелый - Нытъывкин… Беги! - Валька бросил к ногам вторую петлю. - Ну а ты? Вот хороший парень, вот какой спокойный. Спокойный - как это?..
Через пять минут все было кончено. Валька распрямил спину, сунул в ножны нож и вытер с лица пот. Собрал и еще раз пересчитал удавки. Да, одиннадцать. Теперь замыть следы сапог…
Волчата барахтались в кучке. Жалобно скулил Глупый, рычал Бесстрашный, а Веселый, выбравшись из кучки, уже улыбался.
- Да ты еще и Умный, - сказал ему Валька. - Ладно, живите, ребята. А я вам теперь вроде крестный отец, так? Ну, пока: не дай бог, мамаша пожалует, с ней встреча ни к чему… - Валька ухватил правой рукой карабин, а левой, уже на ходу, запихнул в карман ремешки.