Вскоре неразлучная пара оказалась перед городской ратушей. Если бы Илья Круш захотел узнать возраст этого муниципального памятника, возможно, незнакомец ответил бы ему так: "Сим славным стенам более шестисот лет. Они старше, чем воздвигнутый столетием позже прекрасный фонтан Йорга Сирлина, которым вы можете полюбоваться на Рыночной площади напротив ратуши".
Но знатный рыболов не задавал вопросов никому - ни незнакомцу, ни какому-нибудь другому жителю Ульма. То, что он видел, без сомнения, отвечало его художественному вкусу, и после рыночной площади наш путешественник спустился обратно к левому берегу реки, поскольку намеревался воссоединиться с тем, что моряк назвал бы своим "портом стоянки".
Незнакомец пустился по тем же запутанным улочкам квартала, где без проводника никак не обойтись. Илья Круш несколько раз вынужден был спрашивать дорогу. Но человек-тень, который, несомненно, хорошо знал город, не воспользовался удобной возможностью оказать маленькую услугу Илье Крушу и войти с ним в контакт. Он по-прежнему оставался в роли наблюдателя.
Возвращаясь назад на набережную, Илья Круш несколько минут разглядывал людей, вышагивавших на длинных ходулях. Это развлечение очень популярно в Ульме, хотя в нем и нет той необходимости, которая была прежде в древнем университетском городе Тюбингене, где сырая и размытая почва совершенно не годилась для обыкновенных пешеходов.
Чтобы лучше разглядеть спектакль, разыгрываемый веселыми парнями, девушками, мальчиками и девочками, Илья Круш расположился в одном из кафе. Незнакомец сел за соседний столик. Оба заказали по кружке знаменитого местного пива.
Через десять минут они снова пустились в путь, который прервался еще раз ради последней остановки.
Илья Круш задержался перед магазинчиком, где продавались трубки. Незнакомец мог бы услышать, как он сказал:
- Отлично!.. Я чуть не забыл!
То, о чем Илья Круш так кстати вспомнил, было ольховой трубкой, ими очень славится Ульм. Он последовал совету торговца и выбрал себе трубку довольно простую, но способную вынести любые превратности плавания в шестьсот лье, затем тщательно набил ее, разжег и, окутанный клубами ароматного дыма, отправился дальше.
Уже почти стемнело, когда Круш оказался на набережной. Возможно, новость о его прибытии уже распространилась по городу. Несколько зевак рассматривали плоскодонку рыболова, развернувшуюся вдоль набережной. Сама по себе она не представляла интереса, упомянутых зевак привлекла сюда только слава ее хозяина. Но, поскольку этот хозяин не показывался, они отложили его чествование на более позднее время, решив вернуться утром, чтобы присутствовать при отплытии лауреата "Дунайской удочки".
Однако по той или иной причине Илья Круш, как мы помним, стремился избежать публичных демонстраций и поэтому намеревался отправиться в путь на рассвете, еще до появления первых любопытных.
Потихоньку спустившись по набережной, он незамеченным сел в лодку, проверил, не отвяжется ли среди ночи швартов, отужинал остатками обеда, и, сложив продукты, купленные в городе, проскользнул в рубку и закрыл за собой дверь. Наконец, очень довольный своим пребыванием в вюртембергском городе, он заснул мирным сном в надежде, что ничто не потревожит его покой.
Этот покой в самом деле никто не потревожил, однако до самого рассвета один человек, не удаляясь далеко от лодки, вышагивал взад-вперед по набережной, словно боясь, что Илья Круш воспользуется темнотой и вновь уплывет по течению или переправится с левого берега на правый.
Едва долина Дуная осветилась первыми лучами рассвета, как на борту судна началось движение.
Дверца отворилась, появился Илья Круш. Он потянулся, открыл один из боковых ящиков, достал стакан и бутылку вишневой наливки и сделал несколько глотков. Затем, раскурив купленную накануне трубку, с явным удовольствием выпустил несколько клубов дыма.
Заметил ли он незнакомца, стоявшего неподалеку, будто на часах? Маловероятно - тот держался в тени парапета, а день еще только занимался.
Набережная была пустынна, и, похоже, если зеваки вернутся, им нечем будет удовлетворить свое любопытство. Лодка, влекомая быстрым течением, будет уже далеко.
Илья Круш вытянул швартовый конец, намереваясь отвязать его и отчалить от берега.
В этот момент незнакомец спустился к воде и ухватился за конец каната.
- Друг мой, - обратился он, - вы - Илья Круш, не правда ли?
У отплывающего Ильи Круша, в общем, не было причин скрывать свое имя, и он неспешно ответил:
- Господи… да… господин…
- И вы намереваетесь отчалить?
- Как видите, господин…
Казалось, рыболов ждет, что незнакомец представится.
- Господин Егер, - услышал он наконец. - Я австриец, а поскольку вы венгр, мы созданы, чтобы понять друг друга.
- Что угодно господину Егеру? - В голосе Ильи Круша угадывалось некоторое недоверие.
- Господин Круш, я наслышан о ваших рыбачьих подвигах. И вот захотелось познакомиться с вами. Проект спуститься вниз по Дунаю с удочкой в руке весьма оригинален, и у меня появилось одно предложение.
- Какое, господин Егер?
- Во сколько вы оцениваете рыбу, которую рассчитываете поймать за время плавания?
- Может, в сотню флоринов, - поколебавшись, предположил Илья Круш.
- Хорошо, предлагаю вам пятьсот… Да, пятьсот флоринов, при условии, что каждый вечер буду забирать вашу выручку.
- Пятьсот флоринов! - охнул Илья Круш.
Решительно, рыболов из Раца мог заключить блестящую сделку. Две премии в Зигмарингене, то есть уже двести флоринов, плюс пятьсот господина Егера складывались в сумму, на которую он никак не рассчитывал. Оставалось только решить, можно ли всерьез отнестись к такому предложению.
- Что вы на это скажете? - Казалось, господин Егер боится получить от ворот поворот.
- А что тут скажешь, - пробормотал Илья Круш, - соблазнительно, господин Егер… если только вы не шутите…
- Я бы не позволил себе шутить с господином Ильей Крушем, - несколько сухо возразил господин Егер, - и вообще я никогда никого не разыгрываю.
- Значит, - продолжил Илья Круш, - вы собираетесь подняться на борт моего судна…
- Именно так, господин Круш, это необходимое условие.
Илья Круш явно растерялся и никак не мог найти подходящего ответа.
- Ваше судно достаточно вместительно для двух человек…
- Конечно, господин Егер, и в рубке есть два места…
- Именно так мне и показалось.
- Но путешествие будет продолжительным… Может, месяца два, и…
- У меня в чемодане есть все необходимое: и белье, и одежда…
- Так вы уже основательно подготовились? - Илья Круш внимательно оглядел собеседника.
- Да, господин Круш. Я знал, что вы должны прибыть в Ульм, и поджидал вас… я шел за вами во время вашей прогулки по городу… даже оставался всю ночь на набережной, чтобы не пропустить вашего отплытия… и я готов прямо сейчас, если вы позволите составить вам компанию, отправиться в путь.
- И предлагаете пятьсот флоринов? - переспросил Илья Круш.
- Ровно пятьсот, и вот половина в задаток. - Господин Егер протянул пачку банкнот.
Илья Круш принял деньги, осмотрел их, внимательно пересчитал, как бы давая понять, что еще не совсем доверяет господину Егеру, но того, казалось, это ничуть не задело.
К тому времени к берегу стали приближаться люди: одни шли сверху, другие - снизу, часть - по улицам левого берега. Никакого сомнения, весть о присутствии Ильи Круша разнеслась по городу, и, чтобы избежать встречи с поклонниками, рыболову нельзя было терять ни секунды.
Заметим, что господин Егер, чье лицо помрачнело при появлении любопытных, также заторопился. Он снова задал вопрос Илье Крушу:
- Так вы согласны?
Хотите - верьте, хотите - нет, но Илья Круш принял предложение, и минуту спустя плоскодонка уже отдалась течению, а господин Егер стоял на борту рядом с ним.
Когда зеваки приблизились к воде, лауреат "Дунайской удочки" находился в двадцати туазах от берега, так что они смогли лишь издалека приветствовать его громкими "ура!".
V
ОТ УЛЬМА ДО РЕГЕНСБУРГА
Даже в Ульме, пересекая очаровательное королевство Вюртемберг, Дунай представляет собой весьма скромную речку. Она еще не впитала в себя воды больших притоков, которые увеличивают ее мощь, и ничто здесь не предвещало ее превращения в одну из самых значительных рек Европы. Средняя скорость водного потока тут - лье в час. Тяжелые баржи, груженные почти до бортов, и лодки средних размеров спускались вниз по течению, одни просто сплавлялись, другие использовали утренний бриз, веющий из-под облаков на северо-востоке, и поднимали широкие паруса. Солнце сменяли легкие тучки, но дождя не ожидалось.
Такие погодные условия - самые благоприятные для рыбалки, и любой опытный рыболов не преминул бы ими воспользоваться, что уж говорить об Илье Круше!
Он тщательно и неторопливо приготовил снасти, как человек, чьим первейшим достоинством является терпение.
Его компаньон, сидя на корме, казалось, весьма заинтересовался этими приготовлениями. Он заявил, что искусство рыбной ловли особенно привлекает его своей непредсказуемостью.
Будучи по природе словоохотливым, хозяин лодки, не прерывая важных занятий, попробовал выяснить, а не является ли его гость сам рыболовом?
- Господин Егер, - начал он издалека, - мы отправились в долгое плавание…
- О, не по морю, всего-навсего по реке…
- Конечно, - согласился Илья Круш, - но оно, пусть и не такое опасное, продлится много недель, и вам может стать скучно… если только…
- Если только? - повторил господин Егер вопросительным тоном.
- Вы не такой же, как я…
- Какой, господин Круш?
- Рыболов… Как я…
- О! Я никчемный рыболов, - засмеялся господин Егер, - но жаждущий обучаться в вашей школе! Мне достаточно просто смотреть на то, что вы делаете, и, поверьте, это занятие не будет скучным ни секунды!
Смущенный Илья Круш кивнул, а господин Егер поинтересовался:
- Разве вы не начнете нынче же утром?
- Собираюсь, господин Егер, собираюсь, но спешка нам ни к чему… Рыба - существо недоверчивое, чтобы привлечь ее, нужно терпение и предусмотрительность. Попадаются очень умные рыбы, например линь… С ним надо соревноваться в хитрости, у него такая мощная пасть, что если он заглотит крючок и не сорвется с него, то может сломать удочку…
- Насколько я знаю, линь не очень ценится гурманами… - заметил господин Егер.
- Да, чаще всего он невкусный, поскольку любит тинистую воду, где добывает себе пропитание. Но, если повезет и у линя не окажется неприятного привкуса, он становится деликатесом.
- А щука, - поинтересовался господин Егер, - как, по-вашему, не является ли она одной из лучших с точки зрения стола?
- Разумеется, - согласился Илья Круш, - при условии, что она большая - весом не меньше пяти-шести фунтов, маленькие щуки очень костлявы. Но эту зубастую хищницу нельзя отнести к умным и хитрым рыбам…
- Неужели, господин Круш? А я всегда думал, что сии пресноводные акулы, как их называют…
- Столь же тупы, как морские, господин Егер. Безмозглые твари, такие же как окуни и угри! Поймать щуку - выгоды много, а чести мало! Это, как написал один тонкий знаток нашего дела, рыба, которую не надо "брать", поскольку она сама "отдается"!
Господин Егер мог только восхищаться убежденностью и уверенностью, с которой говорил господин Илья Круш, а также тем тщанием, с каким последний готовил свои снасти.
Прежде всего Круш взял удилище, одновременно эластичное и легкое, которое, после того как его перегибали почти до точки перелома, распрямлялось и становилось таким же прямым, как прежде. Оно состояло из двух частей: первая - крепкая, толщиной в четыре сантиметра - сужалась до одного сантиметра в том месте, где начиналась вторая - из тонкого и прочного дерева. Сделанное из орешника, удилище достигало больше четырех метров в длину. Рассудительный Илья выбрал его, чтобы, не удаляясь от берега, ловить на глубине лещей или красноперок. Благодаря гибкому концу удилища оно изматывает их и сводит на нет все рыбьи попытки сорваться с крючка.
И наконец, показав господину Егеру крючки, закрепленные на конце лески из крученого конского волоса, он сказал:
- Как видите, господин Егер, это крючки номер одиннадцать, очень тонкие. Я осторожно, протыкая только с одной стороны, наживляю на них мягкие шарики из пшенной каши, получается лучшая приманка для плотвы…
- Хотелось бы вам верить, господин Круш, - прервал собеседника господин Егер, - но если говорить не о рыбе, а о рыболове, то для него лучшее - это глоточек с утра. Немного водки, как мне кажется, показано…
И господин Егер вытащил из своего чемодана склянку, которая заиграла в лучах восходящего солнца.
- Что ж, охотно, - согласился Илья Круш, - но исключительно потому, что сейчас утро. Видите ли, трезвость для рыболова - прежде всего! Ни в коем случае нельзя употреблять белое вино - оно возбуждает, и вообще алкоголь влияет на глазомер… Предпочтительнее всего холодный кофе…
- Однако вы не откажетесь составить мне компанию, господин Круш?
- Ваше здоровье, господин Егер!
И два небольших стаканчика, наполненных отличной водкой, чокнулись друг о друга в знак доброй дружбы.
Ясно без слов, что, пока Илья Круш занимался своими приготовлениями, плоскодонка спокойно плыла по реке. Она сама держала курс, управлять ею не было необходимости. Да и кормовое весло находилось на месте, в задней уключине, так что, держа удочку в правой руке, рыболов мог поворачивать им левой. На этот раз Илья Круш не намеревался удаляться от левого берега, он рассчитывал плыть вдоль него на расстоянии не более двух туазов.
- Все готово, - закончил он наживлять крючки. - Остается только попытать счастья.
Господин Егер прислонился к рубке, а Илья Круш сел на корму, положив рядом сачок.
После легкого и равномерного, можно даже сказать грациозного, покачивания удочка была наконец заброшена, крючки погрузились в слегка желтоватую воду, грузило придало им вертикальное, как того и требуют профессионалы, положение. Лебединое перышко, которое не смачивается в воде, служило превосходным поплавком.
Само собой разумеется, в лодке установилась полная тишина. Рыба может легко испугаться шума голосов, впрочем, у серьезного рыбака и так много дел, чтобы пускаться в разговоры. Он должен внимательно следить за всеми движениями поплавка и не пропустить тот единственный момент, когда следует подсечь добычу.
В то утро Илья Круш мог поздравить себя с очередным успехом. Он поймал около двадцати плотвичек, а также несколько голавлей и язей. Господин Егер только и делал, что восхищался скоростью и точностью подсечек, столь необходимых при ловле этой рыбы. Почувствовав, что клюет, Илья Круш не сразу вытаскивал на поверхность плотву или иную рыбу, демонстрируя редкостное хладнокровие - одно из главных качеств всякого рыболова, достойного этого звания, он давал ей побиться в глубине, устать от бесплодных попыток сорваться с крючка и только тогда вытаскивал из воды.
Когда рыба была уже в лодке, беседа возобновилась. Илья Круш отнюдь не стремился утаивать секреты своего мастерства, поскольку не принадлежал к числу тех эгоистов, которые берегут исключительно для себя все приобретения многолетней практики. Господин Егер живо интересовался уроками столь выдающегося учителя, и не было никаких сомнений, что по прошествии какого-то времени он осмелится вооружиться второй удочкой хотя бы для того, чтобы скрасить долгие часы плавания.
Рыбалка закончилась к одиннадцати часам. Солнце стояло почти в зените, его лучи сверкали на поверхности дунайской воды, рыба больше не клевала, теперь только на закате радужного светила Илья Круш мог снова взяться за свой труд.
- Господин Егер, - сказал он, - прошедшие часы самые благоприятные для рыбалки, по крайней мере, в теплое время года. Зимой, наоборот, больше шансов на успех в середине дня.
Они пообедали не только продуктами, которые Илья Круш закупил накануне в Ульме, но и консервами, хранившимися в бортовых ящиках, а также окороком, который господин Егер извлек из своего чемодана. Съестные запасы австриец намеревался пополнять столько раз, сколько потребуется. Он не собирался в течение всего путешествия питаться за счет своего хозяина, а Илья Круш отдал должное угощению, произведенному на лучших колбасных фабриках Майнца.
После полудня, пока Илья Круш дремал, не выпуская изо рта трубку, господин Егер внимательно рассматривал оба берега, корабли, шедшие вверх и вниз по реке на буксире или влекомые течением. Вдоль правого берега, отвоеванного у реки для строительства железной дороги, ходили поезда, пыхтели паровозы, и их дым иногда смешивался с дымом пароходов, чьи колеса взбивали воды реки.
Илья Круш, похоже, не замечал, сколь пристально его спутник изучал как суда, уже довольно многочисленные в этой части Дуная, так и транспортные средства, курсировавшие на его берегах. Другой, более наблюдательный или менее равнодушный ко всему, что не касалось рыбной ловли, человек, несомненно, обратил бы на это внимание.
На закате дня удочка снова была заброшена. Дюжина рыб не отказалась от наживки. И утренняя и вечерняя добыча была продана по хорошей цене в маленькой деревушке, близ которой лодка провела ночь. В соответствии с договоренностью выручка от продажи улова перешла в карман господина Егера. Но Илья Круш чистосердечно признался:
- Все равно, господин Егер, вам будет непросто возместить те пятьсот флоринов, что вы намерены заплатить за мою рыбалку!
- Это, господин Круш, мое дело, вот увидите, она окажется гораздо успешнее, чем вы думаете.
По правде сказать, в этих скромных деревеньках нельзя было рассчитывать на тот же ажиотаж вокруг лауреата "Дунайской удочки", какой имел место в больших городах, как, например, в Ульме.
Ничего особенного не произошло ни третьего, ни четвертого мая. Рыбалка проходила в тех же условиях и принесла ту же выручку.
Вечером якорь был отдан у набережной Нойбурга, это случилось после того, как лодка прошла под двумя мостами, обеспечивающими связь между берегами. Старинный город-крепость насчитывал около шести тысяч жителей, и не будет преувеличением сказать, что если бы господин Егер захотел, как говорят французы, "сделать немного рекламы", то половина населения сбежалась бы, чтобы посмотреть на Илью Круша, и приняла бы его так, как он того заслуживал. Но, мало того, что бравый рыбак отнюдь не искал приветствий толпы, его спутник, несмотря на то, что от этого страдала торговля, по каким-то своим причинам держался столь же скромно.