- Ну, господин Иегер, оно вас заинтересует гораздо больше, когда мы спустимся в нижнюю часть реки, где судов намного больше. Вот увидите, когда мы будем у Железных ворот… Вы их знаете?
- Нет, - ответил Драгош.
- Нужно это видеть, - заявил Илиа Бруш. - Если нет в мире реки прекраснее Дуная, то на всем протяжении Дуная самое красивое место - Железные ворота!…
Тем временем мрак совсем сгустился. Большие часы Илиа Бруша показывали более девяти часов.
- Я был внизу, на барже, когда заметил вас на мосту, господин Иегер, - сказал он. - Я подошел сюда напомнить, что завтра мы отправляемся очень рано, и потому сделаем хорошо, если ляжем спать.
- Я с вами согласен, господин Бруш, - ответил Карл Драгош.
Оба спустились к реке. Когда они обогнули мост, пассажир спросил:
- А как с продажей нашей рыбы, господин Бруш? Довольны вы?
- Скажите, я очарован, господин Иегер! Я вам вручу не менее сорока одного флорина!
- Что составит уже шестьдесят восемь с полученными ранее двадцатью семью. И мы еще только в Ратисбоне!… Ого, господин Бруш, дельце кажется мне не совсем плохим!
- Я тоже начинаю так думать, - согласился рыболов.
Спустя четверть часа они спали друг против друга, и с восходом солнца суденышко было уже в пяти километрах от Ратисбона.
Ниже этого города берега Дуная совершенно различны. На правом расстилаются до горизонта плодородные равнины, богатая сельская местность, где нет недостатка ни в фермах, ни в деревнях; левый берег изобилует глухими лесами, и там поднимаются холмы, сливающиеся с Богемским лесом.
Проезжая, господин Иегер и Илиа Бруш могли заметить повыше городка Донаустауф летний дворец князей Тур и Таксис и старинный епископский дворец Ратисбона. Далее, на горе Савальтор возвышалась Валгалла, или "Жилище избранных", род Парфенона, построенная королем Людвигом под баварским небом и не имеющая ничего общего с греческим. Внутри музей, где находятся бюсты германских героев, по музей не так восхищает, как прекрасная внешность здания. Если Валгалла и не может равняться с афинским Парфеноном, она лучше того здания, которое воздвигли шотландцы на одном из холмов Эдинбурга, этой "старой коптильни".
Велико расстояние от Ратисбона до Вены, особенно по извилинам Дуная. На этом водном пути длиной около четырехсот семидесяти пяти километров значительные города редки. Можно отметить только Штраубинг, складочное место земледельческих продуктов Баварии, где баржа остановилась вечером 18 августа, Пассау, куда она прибыла 20-го, и Ленц, который она миновала днем 21-го. Помимо этих городов, из которых два последних имеют некоторое стратегическое значение, но не насчитывают и по двадцать тысяч жителей, больше нет значительных поселений.
За отсутствием созданий рук человеческих турист может бороться со скукой, наблюдая разнообразное зрелище берегов великой реки. Ниже Штраубинга, где Дунай достигает ширины в четыреста метров, он снова начинает суживаться, меж тем как первые отроги Ретийскнх Альп мало-помалу подымают его правый берег.
В Пассау, построенном при слиянии трех рек - Дуная, Инна и Ильса, из которых две первые входят в число самых значительных в Европе, Германия остается позади, и правый берег становится австрийским чуть пониже города; левый же берег начинает входить в империю Габсбургов только на несколько километров ниже. Здесь ложе реки представляет собой долину шириной всего около двухсот метров, а дальше, на пути к Вене, оно то расширяется, образуя настоящие озера, усеянные островами и островками, то еще больше суживается, и тогда воды глухо шумят среди крутых берегов.
Илиа Бруш, казалось, совсем не интересовался этой сменой разнообразных и всегда прелестных картин и лишь старался во всю силу своих мускулов ускорить бег лодки. Впрочем, такое равнодушие вполне можно было объяснить тем вниманием, с которым нужно было следить за движением суденышка. Помимо трудностей, представляемых песчаными мелями, трудностей, являющихся, так сказать, разменной монетой дунайской навигации, приходилось бороться и с более серьезными. За несколько километров до Пассау Бруш должен был преодолеть стремнины Вильсхофена, а ста пятьюдесятью километрами ниже, за Грейном, одним из самых жалких городков Верхней Австрии, находились ужасные пороги Штрудель и Вирбель.
В этом месте долина превращается в узкий коридор, зажатый дикими крутизнами, между которыми кипят стремительные воды. В старину многочисленные подводные камни делали проход еще более опасным, и нередко суда терпели там большой ущерб. Теперь опасность значительно уменьшилась. Сильнее всего мешавшие движению скалы, тянувшиеся от одного берега до другого, взорваны. Пороги утратили былую ярость, водовороты перестали так сильно кружить суда, и катастрофы сделались значительно реже. Все же и большие шаланды и маленькие лодки должны принимать серьезные предосторожности.
Все это не могло затруднить Илиа Бруша. Он проходил теснины, избегал песчаных отмелей, побеждал водовороты и пороги, и все с поразительной ловкостью. Эта ловкость восхищала Карла Драгоша, но вместе с тем он удивлялся, что простой рыболов так превосходно знает Дунай с его предательскими сюрпризами.
Если Илиа Бруш удивлял Карла Драгоша, то удивление было взаимным. Рыболов восхищался, ничего в этом не понимая, обширностью связей своего пассажира. Каким бы незначительным ни было местечко, выбранное для ночлега, редко случалось, чтобы господин Иегер не находил там знакомого. Едва лишь причаливала баржа, он выскакивал на землю, и почти тотчас же к нему подходили один или двое. Обменявшись несколькими словами, собеседники исчезали, а господин Иегер возвращался на баржу.
Наконец, Илиа Бруш не мог сдержаться.
- Вы всюду имеете понемногу друзей,господин Иегер?- спросил он однажды.
- Конечно, господин Бруш, - ответил Карл Драгош. - Я ведь часто проезжал по этим краям.
- Как турист, господин Иегер?
- Нет, господин Бруш, не как турист. Я путешествовал в то время по делам одного будапештского торгового дома, а при этом занятии не только видишь страну, но и заводишь многочисленные знакомства.
Таковы были немногие события, - если только можно назвать их событиями, - которые отметили путешествие с 18 по 24 августа. В этот день после ночи, проведенной на реке, вдали от жилья, ниже маленького городка Тульн.
Илиа Бруш пустился в путь до зари, как обычно. Этот день не должен был походить на предыдущие. В самом деле, вечером они будут в Вене, и в первый раз за неделю Илиа Бруш собирался удить, чтобы не разочаровать поклонников, которые, без сомнения, найдутся в столице, так как он позаботился известить их о своем прибытии через стоголосую прессу.
Впрочем, разве он не должен был подумать об интересах господина Иегера, забытых во время этой недели отчаянной гонки? Хоть тот и не жаловался, помня условие, но и не мог быть довольным, и Илиа Бруш это хорошо понимал. Он возымел намерение дать пассажиру хоть некоторое удовлетворение и решил проплыть в этот последний день не более тридцати километров. Тогда они прибудут в Вену рано и успеют продать рыбу.
В момент, когда Карл Драгош вышел из каюты, улов уже был обильный, но рыболов не успокоился. Около одиннадцати часов он выудил щуку в двадцать фунтов. Это была царская добыча, за которую венские любители, без сомнения, дадут высокую цену.
Ободренный успехом, Илиа Бруш решил попытать счастья в последний раз, и в этом была его ошибка, как показали события.
Как это получилось? Он не мог сказать. Дело было в том, что он, всегда такой ловкий, сделал неудачный заброс. Был ли это результат мгновенной рассеянности или другая причина, но его леска получила неверное направление, и крючок после сильного размаха впился ему в лицо и прочертил кровавый след. Илиа Бруш испустил крик от боли.
Расцарапав щеку, крючок продолжал свой путь, зацепил очки с большими темными стеклами, которые рыболов носил день и ночь, и эта принадлежность проделала опасную дугу в нескольких сантиметрах от поверхности воды.
Заглушив восклицание досады, Илиа Бруш бросил беспокойный взгляд на господина Иегера, быстро подтащил блуждающие по воздуху очки и поспешил водворить их на прежнее место. После этого он, казалось, успокоился.
Этот инцидент продолжался несколько секунд, но в эти секунды Карл Драгош успел заметить, что у его хозяина великолепные голубые глаза, живой взгляд которых вряд ли говорил о плохом зрении.
Сыщик не мог не подумать об этой странности, так как привык размышлять надо всем, что привлекало его внимание. Размышления Драгоша еще не пришли к концу, как голубые глаза снова исчезли под темным занавесом, который их обычно скрывал.
Бесполезно говорить, что Илиа Бруш в этот день больше не удил. Тщательно перевязав рану, он собрал удочки. Пока лодка плыла вниз по течению, ее пассажиры позавтракали.
Незадолго до этого они миновали подножие Калемберга, горы в триста пятьдесят метров высотой, вершина которой господствует над Веной. Теперь чем ниже они спускались, тем больше оживление берегов говорило о близости большого города. Сначала шли деревни, чем дальше, тем ближе одна к другой. Потом заводы стали загрязнять небо дымом своих высоких труб. Скоро Илиа Бруш и его компаньон заметили на берегу несколько фиакров, которые придали этой пригородной местности совершенно городской вид.
В первые часы после полудня баржа оставила позади Нусдорф, пункт, где останавливаются паровые суда из-за своей осадки. Для скромного суденышка рыболова не существовало таких препятствий. Впрочем, на нем не было, как на пароходах, пассажиров, которые потребовали бы, чтобы их перевезли по каналу в центр города.
Ничем не стесненный в своих действиях, Илиа Бруш плыл по главному рукаву Дуная. Около четырех часов он остановился у берега и зацепил якорь за одно из деревьев Пратера, знаменитого парка, который для Вены то же, что Булонский лес для Парижа.
- Что у вас с глазами, господин Бруш? - спросил в это время Карл Драгош, который после случая с очками не произнес ни одного слова.
Илиа Бруш прервал работу и обернулся к пассажиру.
- С глазами? - повторил он вопросительным тоном.
- Да, с глазами, - сказал господин Иегер. - Ведь, я полагаю, вы не для удовольствия носите эти темные очки?
- Ах, - молвил Илиа Бруш,- мои очки?… У меня слабое зрение, и свет мне вреден, вот и все.
Слабое зрение?… С такими глазами!…
Дав объяснение, Илиа Бруш закончил устанавливать баржу на якорь. Его пассажир смотрел на него с задумчивым видом.
ОХОТНИКИ И ДИЧЬ
В это послеполуденное августовское время несколько гуляющих оживляли набережную Дуная, которая образует на северо-востоке оконечность парка Пратер. Дожидались ли эти гуляющие Илиа Бруша? Вероятно, потому что этот последний предупредил через газеты о месте и о вероятном часе своего прибытия. Но как эти любопытные, рассеянные по такому обширному пространству, узнают баржу, которая ничем не привлечет их внимание?
Илиа Бруш предвидел эту трудность. Как только его суденышко причалило, он поспешил прикрепить к мачте большой плакат, на котором было написано: "Илиа Бруш, лауреат "Дунайской лиги". Потом на кровле каюты он устроил из пойманной утром рыбы нечто вроде выставки, где щука заняла почетное место.
Эта реклама в американском вкусе имела немедленный результат. Несколько зевак остановились против баржи и глазели на нее от нечего делать. Эти первые зеваки привлекли других. Сборище быстро приняло такие размеры, что подлинно интересующиеся не могли его не заметить. Одни стали собираться, видя, что все люди спешат в одном и том же направлении, а другие, следуя их примеру, побежали сами не зная почему. Менее чем через четверть часа пятьсот человек собрались возле баржи. Илиа Бруш даже не мечтал о таком успехе.
Между публикой и рыболовом не замедлил завязаться разговор.
- Господин Илиа Бруш? - спросил один из присутствующих.
- К вашим услугам, - отвечал спрошенный.
- Позвольте представиться. Клавдиус Рот, один из ваших коллег по "Дунайской лиге".
- Очень приятно, господин Рот!
- Здесь, впрочем, несколько наших коллег. Вот господа Ханиш, Тьетце, Гуго Цвидинек, не считая тех, с которыми я незнаком.
- Я, например, Матиаш Касселик из Будапешта, - сказал один из зрителей.
- А я, - прибавил другой, - Вильгельм Бикель из Вены.
- Я восхищен, господа, что оказался среди знакомых! - воскликнул Илиа Бруш.
Вопросы и ответы быстро чередовались. Разговор сделался всеобщим.
- Как плыли, господин Бруш?
- Превосходно.
- Быстро, во всяком случае. Вас не ждали так скоро.
- Однако я уже пятнадцать дней в пути.
- Да, но ведь так далеко от Донауэшингена до Вены!
- Около девятисот километров, что в среднем составляет шестьдесят километров в сутки.
- Течение делает их едва ли не в двадцать четыре часа.
- Это зависит от местности.
- Верно. А ваша рыба? Легко ли вы ее продаете?
- Прекрасно.
- Тогда вы довольны?
- Очень доволен.
- Сегодня у вас отличный улов. Особенно великолепна щука.
- Да, она в самом деле, не плоха.
- Сколько за щуку?
- Как вам будет угодно уплатить. Я хотел бы, с вашего позволения, пустить рыбу с аукциона, оставив щуку к концу.
- На закуску! - пояснил один шутник.
- Превосходная идея! - вскричал господин Рот. - Покупатель щуки вместо того, чтобы съесть мясо, может, если захочет, сделать чучело на память об Илиа Бруше!
Эта маленькая речь имела большой успех, и оживленный аукцион начался. Четверть часа спустя рыболов положил в карман кругленькую сумму; знаменитая щука принесла не менее тридцати пяти флоринов.
Когда продажа закончилась, между лауреатом и его почитателями продолжался разговор. Узнав о прошлом, они интересовались его намерениями на будущее. Илиа Бруш отвечал, впрочем, любезно и объявил, не делая из этого секрета, что он посвятит следующий день Вене и завтра вечером остановится на ночлег в Пресбурге.
Мало-помалу с приближением вечера количество любопытных уменьшалось, каждый спешил обедать. Принужденный подумать и о своем обеде, Илиа Бруш исчез в каюте, предоставив публике восхищаться пассажиром.
Вот почему двое гуляющих, привлеченных сборищем, которое все еще насчитывало сотню людей, заметили только Карла Драгоша, одиноко сидевшего под плакатом, возвещавшим для всеобщего сведения имя и звание лауреата "Дунайской лиги".
Один из вновь пришедших был высокий детина лет тридцати, с широкими плечами, с волосами и бородой того белокурого цвета, который кажется достоянием славянской расы; другой, тоже крепкий по внешности и замечательный необычайной шириной плеч, казался старше, и его седеющие волосы показывали, что ему перевалило за сорок.
При первом взгляде, который младший из двух бросил на баржу, он задрожал и, быстро отступив, увлек за собой компаньона.
- Это он - молвил младший глухим голосом, как только они выбрались из толпы.
- Ты думаешь?
- Конечно! Разве ты не узнал?
- Как я его узнаю, если я никогда его не видел! Последовал момент молчания. Оба собеседника размышляли.
- Он один в барже?- спросил старший.
- Совершенно один.
- И это баржа Илиа Бруша?
- Ошибиться невозможно. Фамилия написана на плакате.
- Тогда это непонятно.
После нового молчания заговорил младший:
- Значит, это он делает такое путешествие с большим шумом под именем Илиа Бруша?
- С какой целью?
Человек с белокурой бородой пожал плечами:
- С целью проехать по Дунаю инкогнито, это ясно.
- Черт!- сказал старший из компаньонов.
- Это меня не удивляет,- заметил другой.- Драгош- хитрец, и его замысел превосходно удался бы, если бы случай не привел нас сюда.
Старший из собеседников еще не совсем убедился.
- Так бывает только в романах, - пробормотал он сквозь зубы.
- Правильно, Титча, правильно, - согласился его товарищ, - но Драгош любит романтические приемы. Мы, впрочем, выведем дело начистоту. Около нас говорили, что баржа останется завтра в Вене на весь день. Нам придется вернуться. Если Драгош еще будет тут, значит это он влез в шкуру Илиа Бруша.
- И что мы сделаем в этом случае? - спросил Титча. Его собеседник ответил не сразу.
- Мы посмотрим, - молвил он.
Оба удалились в сторону города, оставив баржу, окруженную все более рассеивающейся публикой.
Ночь прошла спокойно для Илиа Бруша и его пассажира. Когда этот последний вышел из каюты, он увидел, что Бруш собирается подвергнуть рыболовные принадлежности основательной проверке.
- Хорошая погода, господин Бруш, - сказал Карл Драгош вместо приветствия.
- Хорошая погода, господин Иегер, - согласился Илиа Бруш.
- Не рассчитываете ли вы ею воспользоваться, господин Бруш, чтобы посетить город?
- Честное слово, нет, господин Иегер. Я не любопытен по природе и буду занят целый день. После двух недель плавания не мешает навести немножко порядка.
- Как хотите, господин Бруш! А я не намерен подражать вашему равнодушию и думаю остаться на берегу до вечера.
- И хорошо сделаете, господин Иегер, - одобрил Илиа Бруш, - потому что вы ведь венский житель. Быть может, у вас тут семья, которая рада будет увидеть вас.
- Заблуждение, господин Бруш, я - холостяк.
- Тем хуже, господин Иегер, тем хуже. Даже и вдвоем не так легко нести жизненную ношу.
Карл Драгош разразился хохотом.
- Черт возьми, господин Бруш, вы невесело настроены сегодня утром!
- Я всегда таков, господин Иегер, - ответил рыболов. - Но пусть это не мешает вам забавляться как можно лучше.
- Я попытаюсь, господин Бруш, - сказал Карл Драгош, удаляясь.
Идя по Пратеру, он вышел на Главную аллею, место прогулок элегантных венцев в хорошую погоду. Но в августе, в тот час, Главная аллея была почти пустынна, и он мог ускорять шаги, не теснясь в толпе.
Но все же там было достаточно публики, и Драгош не заметил двоих прогуливающихся, с которыми встретился, когда миновал Константиновский холм, искусственное возвышение, которым постарались придать разнообразие перспективе Пратера. Не обращая внимания на двоих гуляющих, Карл Драгош спокойно продолжал свой путь и десять минут спустя вошел в маленькое кафе на круглой площади "Пратер Штерн". Его там ждали. Один из посетителей, уже сидевший за столом, поднялся, увидев его, и подошел встретить.
- Здравствуй, Ульман! - сказал Карл Драгош.
- Здравствуйте, сударь! - ответил Фридрих Ульман.
- Все еще ничего нового?
- Ничего.
- Это хорошо. На этот раз у нас в распоряжении целый день, и мы зрело обсудим, что нам делать.
Если Карл Драгош не заметил двоих гуляющих по Главной аллее, то они, - как раз те два субъекта, которых накануне случай привел к барже Илиа Бруша, - наоборот, превосходно видели его. Одновременно они сделали крутой поворот, разминувшись с начальником дунайской полиции, и последовали за ним на достаточном расстоянии, чтобы не быть замеченными. Когда Драгош исчез в маленьком кафе, они вошли в такое же заведение, расположенное напротив, с другой стороны круга, решив оставаться в засаде, если понадобится, целый день.