Опустив голову, сидел я возле ящика Эрика и готов был: разрыдаться. И, как ни странно, во мне вдруг снова появилось желание жить. В этом не было ничего необычного - ведь я в противоположность Эрику был молод и здоров. Я заставил себя спокойно и трезво поразмышлять в первую очередь над нашим питанием. Мне часто приходила в голову мысль: нельзя ли готовишь чечевицу, не пользуясь газовой плитой? Я дождался своей вечерней вахты и проделал небольшой эксперимент: положил гореть чечевицы в кружку с морской водой. На следующее утро я тайком от всех попробовал несколько зерен. Чечевица была довольно соленой, но и достаточно мягкой, чтобы ее можно было есть. Ободренный успехом, но не желая пока рассказывать об этом товарищам из боязни, что они сразу же потребуют дележа чечевицы, я решился предложить им сократить ежедневную порцию воды до двух чашек на каждого. Хуанито сразу же заявил, что, если я осмелюсь на этот безобразный поступок, он откажется стоять на вахте. Казалось, опять начнутся бурные пререкания. Но Жан и Ганс были слишком подавлены и не возражали. Я ободрился и сказал Хуанито, что буду стоять за него на вахте. На это он ничего не ответил и, когда подошла его очередь сменять Жана, без возражений стал на руль.
В ту же ночь во время моей вахты пошел дождь. Ликуя; я позвал товарищей, чтобы они помогли мне растянуть парус. Я ожидал, что они сразу же воспрянут духом. Ганс и Хуанито нехотя встали, но ни один из них, казалось, особенно не радовался появлению воды. Я передал управление Хуанито, а сам поспешил накрыть чем-нибудь наш единственный, все еще работавший, радиоприемник. От него зависела наша судьба - без радиосигналов времени невозможно было определить точно координаты плота. Воспользовавшись случаем, я решил разбудить Жана. К моему удивлению, Жан не спал, но он и не подумал подняться, а заявил утомленным голосом, что собирать питьевую воду, - значит только продлить страдания, так не лучше ли поскорее умереть. Я попытался уговорить его, но он повернулся ко мне спиной. Мы прекрасно обошлись без помощи Жана и менее чем за полчаса наполнили обе 50-литровые бочки и оплетенную бутыль. Но душевное состояние Жана в значительной степени омрачало радостное событие.
Вскоре возникло более серьезное осложнение. Вслед за долгожданным первым дождем начался уже менее желанный ливень, который оказался лишь началом сильной грозы. Через несколько часов разразился такой жестокий шторм, что наш бедный плот бросало из стороны в сторону, словно щепку, и он зловеще трещал по всем швам. Я опасался, что из-за глубокой осадки плота волны смоют ящик с Эриком, приемником и навигационными инструментами. Я долго не решался сделать попытку усилить крепления, но, когда одна из бочек среднего поплавка оторвалась и грозила разбить всю раму, забыл всякий страх и прыгнул в воду. Даже в такой критический момент никто не бросился мне на помощь. Жан и Ганс молча смотрели на меня, а Хуанито, как это ни странно, крепко спал, словно малое дитя. Я так промок от дождя и окоченел от ветра, что забыл, как мне не хотелось заниматься креплением, с удовольствием опускался в теплое море и считал настоящим блаженством возможность хотя бы на время избавиться от мучительного ветра.
Шторм и проливной дождь продолжались почти двое суток, все мы были чуть живые, когда ранним утром. 26 августа погода наконец немного улучшилась.
Я предложил открыть несколько консервных банок, считая, что хороший горячий завтрак восстановит наши силы. Товарищи встретили мое предложение с равнодушным видом, хотя и одобрительно. Они уничтожили большое блюдо макарон и две последние банки колбасы, затем жадно проглотили по порции компота и после этого повеселели. Даже Эрик, поев немного сгущенного молока и меду, как будто постепенно начал приходить в себя. Во всяком случае, он выглядел не хуже, чем перед штормом. Мы заботливо укутали его потеплее и прикрыли парусиной, которая защищала его от ветра и воды. В полдень выглянуло солнце, а когда через некоторое время после штиля снова подул ветер, то он уже был не юго-восточным, а северо-восточным. На следующий день мы находились на целых 30 миль южнее и ветер по-прежнему благоприятствовал нам.
Теперь на нашем пути были два острова из группы Кука - Манихики и Ракаханга, до них оставалось около 120 миль. Узнав об этом, Жан и Ганс сразу же просияли и заговорили о том, что скоро нам представится возможность спастись, с той же наивной уверенностью, какая появлялась у них дважды, когда мы шли к Старбаку и Пенрину. Меня бросило в жар при одной только мысли о том, как они будут вести себя, если мы пройдем мимо островов. Судя по прежнему опыту, это было весьма вероятно. Ветер мог и не оправдать наших надежд. А Эрик теперь был слишком усталым и больным и не мог давать мне советы. И вот я принялся размышлять: как бы сделать плот более управляемым, чтобы все же попасть на один из островов, если ветер изменит направление?
Наконец я нашел, на мой взгляд, хороший выход и поспешил поделиться своими мыслями с товарищами.
- Послушайте, ребята, - заговорил я, - что вы скажете, если построить "Таити-Нуи IV"?
Эта короткая фраза произвела впечатление, - а я именно на это и рассчитывал, - все трое пододвинулись ближе. Изумленное выражение на лицах явно свидетельствовало о том, что мне удалось заинтересовать товарищей. Не теряя времени, я продолжал говорить:
- Теперь нам прежде всего нужны большая подвижность и легкость. Сейчас мы находимся в таком же затруднительном положении, как и две недели назад, когда "Таити-Нуи II" был жалкой разбитой посудиной и мы прошли мимо Старбака. Тогда мы вышли из положения, построив вот этот плот с балансирами. Почему бы нам не пойти по уже проторенному пути и непостроить плот меньших размеров настолько легкий, чтобы в случае, если нас будет гнать мимо острова, можно было дойти до него на веслах?
- Мы четверо, конечно, вынесем все трудности. Но что будет с Эриком, которому нельзя даже промокнуть? - возразил Ганс.
- Мы все угодим на дно, если еще раз разберем плот, - сказал Жан.
Я предвидел эти возражения, и ответ на них был у меня готов.
- Я предлагаю построить очень примитивный плот на веслах, плот из двух бревен, соединенных несколькими досками, они одновременно послужат и скамейками. К счастью, у нас есть несколько запасных бревен, поэтому нам вовсе незачем разбирать "Таити-Нуи III", чтобы построить "Таити-Нуи IV", если мое предложение вообще подходит. Конечно, отправлять Эрика на берег на двух бревнах нельзя, об этом нечего и думать, да в этом и не будет надобности. Трое из нас останутся - на борту "Таити-Нуи III", а двое - мне кажется, что больше "Четвертый" не выдержит, - будут грести к берегу и попросят там помощи. В тот момент, когда спасательный отряд отправится в путь, оставшиеся на борту "Третьего" спустят паруса. Тогда их будет относить от острова настолько медленно, что местные жители смогут подойти к ним на больших каноэ. Если же они не успеют подойти или у них не окажется достаточно больших каноэ, то экипаж "Четвертого", достигнув острова, будет спасен. Оставшиеся же на борту "Третьего", получив дополнительное количество провизии, смогут продолжать плавание. Таким образом, и они кое-что выиграют. К тому же, на острове может оказаться радиостанция, через которую можно будет попросить власти в Раротонга или Папеэте выслать судно на поиски "Таити-Нуи Ш".
- Все это здорово, - сказал Хуанитс, - Но что будет, если остров необитаем?
- Тогда спасательный отряд решит, остаться ли ему на острове или попытаться догнать "Третий".
Мой план спасения был сопряжен с большим риском, но все сразу же согласились сделать попытку. Особенно приятно было, что Жан тоже оживился и снова стал самим собой. После долгих дружеских обсуждений мы договорились, что на борту "Третьего" останусь я, как наиболее сведущий в кораблевождении, спасательный же отряд будет состоять из Жана и Хуанито. По счастливой случайности, мы прихватили с собой со "Второго" два очень подходящих по своей длине весла, сделанные Хуанито, когда он собирался отправиться в путь в одиночку на своем треугольном плоту. Надергав, где только было возможно, гвоздей, мы принялись за несложную работу. Через час "Четвертый" был готов.
Северо-восточный ветер удерживался 28-го и первую половину дня 29 августа. Не успели мы с радостью отметить, что находимся в 30 милях восточнее острова Ракаханга, как ветер стал восточным. Эрик утверждал, что только Манихики обитаем. При восточном ветре трудно было сказать, попадем ли мы на этот остров, зато у нас было больше шансов дойти до Ракаханга. Без колебания мы взяли курс на Ракахангу, хотя и находились от него немного дальше, чем от острова Манихики, лежащего южнее. Почти всю ночь я не отходил от компаса и 30 августа, как только взошло солнце, сделал расчеты. Они показали, что мы продолжаем приближаться к острову, но так медленно, что могли не дойти до него до наступления темноты. К 4 часам дня нам еще оставалось, по моим расчетам, 10 миль. Все надежды, что мы будем высаживаться на берег при дневном свете, таким образом рухнули. Это очень осложняло наше положение. Перед нами были три возможности на выбор:
1. Можно было попытаться курсировать туда и обратно перед Ракахангой до восхода солнца.
2. Мы могли идти к Манихики.
3. Подойти к Ракаханге и попробовать высадиться на берег ночью.
Во второй половине дня мы с ужасом убедились, что находимся в центре сильного южного течения, а ветер, казалось, опять собирается переменить свое направление. При любом варианте нас могло пронести мимо островов, Уже одна эта мысль казалась нам настолько невыносимой, что мы без обсуждений решили идти прямо на Ракахангу. Так же единодушно решили мы открыть последние консервы и как следует подкрепиться перед предстоящими трудностями. Мы поели, затем опорожнили бочки с водой и засунули в них кое-какие оставшиеся пожитки. Затем выбросили за борт все тяжелые и громоздкие предметы. Во время этих приготовлений я услышал голос Эрика. Он не доверял расчетам и потребовал посадить его так, чтобы он сам мог вести наблюдения. Я нервничал и начал проверять свои последние наблюдения. Они оказались правильными. К 4 часам дня мы действительно находились в 10 милях к востоку от Ракаханги и вот-вот должны были увидеть остров.
Великий и столь долгожданный момент наступил точно в четверть шестого. Эрик первый увидел темную линию пальм на горизонте. Это подтвердило правильность взятого мною курса. Я осторожно пожал руку Эрику. Хуанито тоже в этот момент был очень спокоен, только Жан и Ганс кричали и смеялись, словно одержимые. После 6 часов стемнело, и нам показалось, что счастье нас покинуло. Однако провидение смилостивилось над нами на этот раз: в 8 часов вечера из-за моря вынырнула круглая луна и осветила все кругом. Насколько я мог определить, мы находились самое большее на расстоянии одной мили от острова. Всюду вдоль темной линии кокосовых пальм можно было четко различить белую линию пенящегося прибоя. Я передал кормовое весло Хуанито, а сам стал на носу, чтобы лучше рассмотреть прибой. Из опыта своей матросской службы на шхунах я знал, что в коралловых рифах вокруг островов часто бывают проходы. Если бы мне удалось найти такой проход! Тогда у нас было бы больше шансов остаться в живых при таком опасном предприятии, как высадка на коралловый остров с наветренной стороны.
Мы подошли так близко, что слышали сильный шум прибоя, и спустили паруса, желая уменьшить скорость. За неимением лучшего плавучего якоря мы бросили в воду те два бревна, которые несколько дней назад окрестили "Таити-Нуи IV", крепко привязав их к корме плота. Бревна помогли нам сократить скорость и не позволяли плоту разворачиваться.
В это время, к моему ужасу, Эрику захотелось сесть на ящик. Это место казалось мне самым опасным, ящик был кое-как прибит к поперечинам несколькими гвоздями. Мне удалось отговорить Эрика от этой затеи. Он уступил мне, но все же примостился на корме между Жаном и Гансом. Хуанито по-прежнему стоял у руля, а я наблюдал на носу. Плот медленно приближался к сильному прибою. Я не видел в рифе ни одного прохода и начал утешать себя тем, что сейчас, по-видимому, время прилива. Можно было надеяться, что волна поднимет плот на риф и он не разобьется, как это могло случиться во время отлива.
Когда до рифа осталось всего несколько метров, я быстро побежал на корму: Эрик все так же сидел между Жаном и Гансом, обняв их за шею руками. Прибой грохотал теперь настолько сильно, что невозможно было разговаривать. Но Эрик улыбался мне. Его спокойная, торжествующая улыбка на истощенном липе была красноречивее слов. Я бросил взгляд на часы. Было без нескольких минут девять. В следующую минуту я почувствовал, как корма приподнялась, плот опрокинулся вперед и перевернулся. Что было дальше, я не знаю. Я всплыл на поверхность, вдохнул воздух и тут же ощутил боль в голове. Первым, кого я увидел, был Хуанито, он стоял по пояс в воде на коралловом рифе, поблизости от берега. Затем в опасном соседстве с покачивающейся бочкой показались головы Жана и Ганса. Эрика нигде не было. Может быть, его придавил перевернувшийся плот? Я нырнул и стал искать, его под плотом. Труд был напрасный. Вынырнув на поверхность, я увидел тонкий профиль Эрика у самого борта плота. Через несколько секунд я был уже около него и схватил его под мышки. Держать его лицо над водой было очень трудно из-за сильных волн, но на помощь мне поспешил Жан. Мы сели верхом на бочки, и только тогда нам удалось наконец вытащить Эрика. Лишь теперь, когда мы стали снимать с него набухшую, тяжелую одежду, я понял, как глупо мы поступили, не освободив его от нее перед крушением. Даже сильный, умеющий плавать человек наверняка сразу же пошел бы ко дну, если бы на нем было столько всего надето. Эрик же не умел плавать, а кроме того, он был болен и немощен. В голове звучали слова "уже поздно".
Мы обследовали Эрика, как умели. Он находился в бессознательном состоянии, но видимых повреждений не было. Поэтому мы решили, что нам удастся его спасти. Надо побыстрее доставить его на берег и сделать искусственное дыхание. До берега совсем близко - самое большее 100 метров. Плот все еще оставался на прежнем месте, поддерживаемый отливом прибоя. Ганс и Хуанито попробовали подтянуть его ближе к берегу, но кончилось это тем, что они чуть было не оказались под ним с размозженными головами. Плыть с Эриком навстречу преграждавшему путь предательскому, пенящемуся водовороту было рискованным делом. Мы на это не решились. Беспомощно сидели мы на бочках, положив Эрика между собой. Наконец сильная волна подхватила нас и понесла к берегу. Но примерно на полпути мы наскочили на какой-то коралловый массив и застряли. Осторожно соскользнув в воду, Жан убедился, что без труда достает до дна, и мы, неся Эрика на руках, вброд пошли к берегу. Случайно взглянув на светящиеся стрелки часов, я не поверил своим глазам. Было без четверти двенадцать. Таким образом, прошло почти три часа с того момента, когда перевернулся плот. Не удивительно, что нам это время показалось вечностью.
Ганс вышел нам навстречу задолго до того, как мы достигли берега. Его протащило между коралловыми рифами, и лицо его было основательно "отделано". Но он заботился не столько о себе, сколько о Хуанито. Тот выбрался на берег более часа назад и сразу же исчез. Я сказал Гансу, чтобы он, как только почувствует себя лучше, шел искать Хуанито. Он уже успел приготовить постель из сухих пальмовых листьев, на которую мы уложили Эрика. У нас не было спичек, и поэтому мы не могли видеть, дышит он или нет, но, приложив ухо к груди, я как будто услышал слабое биение сердца. Полные надежд, мы без промедления стали делать искусственное дыхание. Время тянулось, мы отдувались от напряжения и все чаще и чаще сменяли друг друга. Мы заботились больше всего о том, чтобы в ночной прохладе и при усиливающемся ветре Эрику было тепло. Жан думал, что волны, возможно, выбросили на берег парус, в который мы могли бы завернуть Эрика. Я попросил его сделать небольшую разведку вдоль берега. Но Жан очень быстро возвратился и с горечью сообщил, что плот разбит и почти все наше оборудование погибло. Единственная полезная вещь, которую он нашел, был пузырек чистого спирта, очевидно выпавший из аптечки. Смочив Эрику язык и нёбо, мы упорно продолжали наши попытки вернуть его к жизни. Только когда руки и ноги Эрика стали медленно холодеть, мы поняли наконец, почему он молчит.
Усталые, полные отчаяния, безмолвно опустились мы с Жаном на землю возле мертвого капитана. Было 4 часа утра. Ни Хуанито, ни Ганс не возвратились. Ничто не говорило о том, что на острове была хоть одна живая душа.
Глава девятая. Ракаханга
От внезапного шороха мы вздрогнули. Отчетливо донесся хруст коралловых камней. Казалось, будто кто-то пробирается сквозь чащу леса. Но не успел я решить - окликнуть или нет, как на фоне светлого неба совсем рядом с нами показался силуэт маленькой, хорошо знакомой фигуры. Я с облегчением спросил:
- Где ты был, Хуанито?
- Искал помощи. Но что случилось? Эрик...
- Да, он умер.
Хуанито опустил голову, и через мгновение послышались горькие всхлипывания. Его искреннее отчаяние тронуло меня, и я простил ему все зло, причиненное им Эрику и мне.
- Ну, успокойся же, расскажи, где ты был, - ласково сказал я.
- Я видел огонек, - ответил Хуанито жалким голосом. - Там, где-то на юге. Не очень далеко отсюда, Я уже почти дошел, но вернулся.
- Зачем же ты возвратился? Ты же за помощью пошел?
- Да, но я хотел поскорее сообщить вам, что видел огонек.
Наученный горьким опытом, я прекратил вопросы и только осведомился у Хуанито, не видел ли он Ганса. Он энергично покачал головой.
В ожидании Ганса я прошелся по берегу. Не всплыло ли случайно что-нибудь из наших вещей? Но я нашел лишь несколько банок с кофе. Чашка горячего, дымящегося кофе пришлась бы очень кстати, но, к сожалению, у нас не было ни спичек, ни воды. Поэтому вид банок только разозлил меня, и я из всей силы пнул их ногой. Не зная, что делать, я апатично бродил по пенящимся волнам прибоя. Вдруг я увидел треугольный плавник акулы, она беспокойно носилась взад и вперед как раз на том самом месте, где произошло крушение. Может быть, это была та самая бурая акула, которая так преданно следовала за нами в течение нескольких месяцев? В таком случае не удивительно, что она была сбита с толку и разочарована. Я возвратился ни с чем в наш убогий лагерь.
Вскоре пришел конец волнениям за судьбу Ганса. Через четверть часа снова послышался хруст. Это был Ганс. Он, спотыкаясь, подошел к нам, видно изнемогал от усталости, и опустился на землю. Ганс ходил в северную часть острова и тоже видел огонек. Таким образом, на основании рассказов Хуанито и Ганса было ясно, что на острове жили люди. Я решил немедленно пойти за помощью. Ганс настолько устал, что не мог снова отправиться в путь. Я попросил его остаться возле покойного капитана. А Хуанито должен был показать нам с Жаном путь к огоньку.