Раздали членам экспедиции разное экспедиционное снаряжение и зимнюю обувь. Мы от всего в восхищении. Сначала выданы валенки и войлочные туфли Иегера, потом летние защитные костюмы - пыльники и меховые рукавицы - лучше быть ничего не может. Сегодня перебрали и выдали меховые сапоги - по две пары на человека, тоже прекрасной добротности. Они сперва показались мне маловатыми, но меня ввела в заблуждение затверделость, происходившая от холода и сухости; растянули - и готово. Они просто прекрасны. У меня возникла мысль прикреплять защитные брюки к меховым сапогам обмотками. Все время думаем о том, как облегчить наше путешествие.
Мы теперь проверили большую часть припасов и до сих пор не нашли ни одного предмета, который не был бы превосходен по качеству или не сохранился бы в совершенстве. Экспедиция хорошо вознаграждена за свои заботы относительно выбора пищевых запасов и фирм, у которых мы могли получить лучшие вещи. Благословения так и сыпались на голову г‑на Уайтта за то, что он так пекся о наших интересах, не забывал ни одной мелочи. Все предметы нашего гардероба безукоризненно хороши. "Я не без гордости могу сказать, что нет той подробности, которую я хотел бы изменить".
На мысе был найден императорский пингвин в периоде линьки. Хороший образец кожи.
Аткинсон нашел в его кишках цисты ленточной глисты. Совершенно ясно, что этот паразит не был перенесен с другого хозяина и что его история не похожа на историю любого другого солитера. Аткинсон сделал немалое открытие в паразитологии.
Сегодня ночью ветер повернул к северу и здорово дует. Мне не очень нравится положение судна, так как все время около него открываются льдины. Небо совершенно чистое, и я не думаю, чтобы ветер мог долго продолжаться при этих условиях.
Ренник установил пианолу. Он добрый малый, и нельзя по этому случаю не пожалеть его. Нелегко ему возвратиться на судно после того, как он одно время был назначен на берег для участия в экспедиции. Заведование складами и транспортом поручено Боуэрсу, поэтому Ренник вынужден был остаться на судне. Пианола отдана, собственно, в его полное пользование, и то, что он так заботливо установил ее для нас, говорит в его пользу.
Дэй объяснил, каким способом он полагает справиться с недостатками моторных саней. Он надеется на это, но боюсь, что особенно полагаться на машины нельзя.
Будет большой удачей экспедиции по устройству вспомогательных складов, если только нам удастся перевезти припасы и провести лошадей мимо Ледникового языка.
Сегодня подавались котлеты из тюленьего мяса, до того вкусно приготовленные, что невозможно отличить их от самых лучших говяжьих. Двум из обедавших я выдал их за говяжьи, и так как они не сделали никаких замечаний, то я признался в обмане только тогда, когда каждый из них съел по две котлеты. В первый раз я ем тюленье мясо, не замечая его особого вкуса. Вернее, в руках нашего повара этот вкус делается приятным. Повар, бесспорно, превосходный.
Суббота, 21 января. Недаром положение судна так беспокоило меня. Посреди ночи, почуяв недоброе, я вышел из дому и сразу увидел, что дело плохо. Лед ломался при северной зыби и свежеющем ветре. К счастью, ледяные якоря глубоко вошли в лед, и некоторые еще держались. Пеннел разводил пары, матросы возились с сорвавшимися якорями.
Мы послали на помощь людей с берега. В 6 ч утра пар был поднят, и я с радостью увидел, что судно повернулось к ветру, предоставляя нам собирать якоря и канаты. Оно отошло к западу. Почти сразу же после этого сорвался большой айсберг и сел на мель на том самом месте, которое только что занимало судно.
Мы провели день, перевешивая припасы, выбирая одежду для нашей санной экспедиции, и многое успели сделать.
Днем судно возвратилось к северной кромке льда. Ветер не ослабевал (около N30W), вдоль всей кромки лед был непрочный. Наши люди занесли туда ледяные якоря, и судно снова направилось на запад. Только я вышел на лед, прошел слух, что судно село на мель. Мы с лейтенантом Эвансом побежали на мыс и убедились в основательности этого слуха: судно сидело, видимо, прочно и в очень неловком положении. По‑видимому, оно пробовало обойти вокруг мыса и двигалось полным ходом, так как течение быстро сносило его к югу. Позднее Пеннел сообщил мне, что он действительно пробовал зайти за мыс, но из‑за сильного течения несколько времени подвигался кормой, пока не коснулся грунта.
При виде этой картины сердце у меня упало. Я отправил Эванса на китобойной лодке бросить лот, затем опять подобрал якоря, поставил людей на работу и в угнетенном настроении вернулся на мыс - смотреть и ждать.
Меня мучили назойливые мысли о судьбе шестидесяти человек, если судно не сможет возвратиться в Новую Зеландию. Единственным утешением была твердая решимость, несмотря ни на что, идти к югу, как было задумано. Меньшим злом казалась мне возможность полного освобождения судна при помощи лодок, потому что село оно, несомненно, при высокой воде. Это было, в сущности, печальным выходом из создавшегося положения.
Трое или четверо из нас мрачно глядели с берега на происходившую на судне суету. Видно было, как люди переносили груз на корму. После Пеннел рассказывал, что они в очень короткое время перетащили 10 тонн.
Первый луч надежды озарил нас, когда заметили, что судно очень медленно поворачивается. Потом мы увидели, как люди перебегали от борта к борту, очевидно силясь раскачать судно. От этого "Терра Нова" сначала стала ворочаться как будто быстрее, но потом опять остановилась, правда ненадолго. Машины все время давали задний ход. Вскоре стало заметно легкое движение. Но мы только тогда убедились в том, что судно сходит с места, когда с него и с китобойной лодки донеслись радостные крики. В тот же момент "Терра Нова" свободно пошла задним ходом и, к общему несказанному облегчению, наконец совсем снялась с мели.
Ветер упал, судно надежно пришвартовано к северной кромке припая; большинство команды, надеюсь, теперь отдыхает. Должен отметить великолепный стиль работы, продемонстрированный командой. Слов не нахожу выразить мое восхищение удивительной ловкостью, с которой был выполнен трудный маневр при самых неблагоприятных условиях. Начиная с Пеннела, все офицеры и члены команды самоотверженно выполняли свою работу на протяжении последних недель. Как радостно будет вспомнить эту бескорыстную помощь, которую они нам оказывают.
Вечером приходил Пеннел и все подробно рассказал. Он нравится мне с каждым днем все больше.
Мирз с Отсом ходили на Ледниковый язык и удостоверились, что лед там крепок. Нужно, чтобы он остался таким еще только три дня; нам поистине не повезет, если этого не будет.
Воскресенье, 22 января. Тихий день. Нечего записать.
Судно мирно стоит в бухте. Резкий северный ветер почти улегся к вечеру. Довольно тепло. Температура в доме сегодня вечером 63° [+18 °C]. Мы весь день возились с платьем, все усердно шили. Лошади, выделенные для восточной партии, сегодня утром были погружены на судно.
Понедельник, 23 января. Долго прожить в спокойных условиях в этих краях нельзя. Когда я сегодня встал в 5 ч, погода была тихая, прекрасная, но, к удивлению моему, в бухте между берегом и льдом оказалась открытая полоса воды и лед сплошной массой уплывал.
На судне это скоро заметили, снялись с якоря, послали к берегу шлюпку и вышли в море. Мы не прерывали своих приготовлений, но вскоре Мирз донес, что из южной бухты быстро уносит лед. Это оказалось преувеличением, но от берега действительно оторвалась громадная льдина. С целью разведки льда мы с Мирзом прошли до припая. К счастью, он простирался мили на две вдоль скалы, образующей наш мыс. Здесь мы открыли место, по которому можно спуститься лошадям, но без грузов. С этой минуты пошла страшная спешка. Работа закипела. Мы отправили на судно все сани для перевозки провизии и корма. Через час пойдут, надеюсь, собаки со сбруей для лошадей и прочим, т. е. отправляется все, что требуется вспомогательной партии для устройства складов, за исключением лошадей.
По моему распоряжению лошади завтра утром должны будут пересечь мыс и затем по льду направиться на юг. Невольно молишься, чтобы лед продержался всего несколько часов. Путь в одном месте лежит между айсбергом, находящимся на открытой воде, и большой полыньей перед глетчером. Лед в этом месте может оказаться слабым, и узкий перешеек каждую минуту может переломиться. Мы рассчитываем почти что на минуты. Если все будет хорошо, завтра утром, когда придут лошади, я отправлюсь на судно и оно тотчас же направится к Ледниковому языку.
Глава V. Сооружение складов. Выступление
Вторник, 24 января. Всю ночь в доме была большая суматоха. Мы выступили сегодня в 9 ч утра. Шлюпка с судна пришла за западной партией и за мною в то время, как лошадей выводили из лагеря. Мирз и Уилсон шли впереди, исследуя путь.
На судне меня повели смотреть улов морской фауны, сделанный биологом Лилли. Это было нечто изумительное: множество губок, исоподов и пентоподов, больших креветок, кораллов и пр. и пр. Но главной добычей являлись несколько ведер кефалодисков, которых доселе было изловлено не более семи экземпляров. Лилли ликует и считает, что один этот улов оправдал бы всю экспедицию.
До полудня мы обошли остров, бросали лот к северу и к западу от Неприступного острова. Измерения глубины показали 30 и 40 морских саженей. В подзорную трубу видны были лошади, шедшие по припаю. Убедившись, что у них все благополучно, мы под парами направились к Ледниковому языку. Открытая вода доходила как раз до него, и судно застряло в углу, образуемом морским льдом и глетчером, почти касаясь его своим левым бортом. Я пошел встречать лошадей, пока Кэмпбел отправился исследовать широкую трещину в припае на Южном тракте. Лошадей без больших затруднений доставили на Язык и привязали на льду около самого судна. Кэмпбел возвратился и сообщил, что трещина не менее 30 футов в ширину. Было ясно, что обойти ее надо через глетчер. Я попросил Кэмпбела отметить кольями путь в обход трещин. Отс донес, что лошади готовы продолжать путь. После чая их повели по дороге, намеченной Кэмпбелом, предварительно переправив груз на лед.
Все было хорошо, пока они не сошли на лед и Отс не повел их через старую, засыпанную снегом трещину. Его и следующая лошадь перешли на ту сторону. Третья хотела перепрыгнуть, но в середине трещины провалилась по брюхо. Она не могла двигаться и с каждым усилием погружалась все глубже и глубже, так что, наконец, над размякшим снегом видны были только голова и передние ноги. Не без труда мы опутали ее веревками и общими усилиями вытащили бедняжку в жалком виде и сильно дрожавшую.
Остальных лошадей мы провели в обход дальше к западу. Благополучно доставив их на лед, покормили и отправили назад за вьюками. Тем временем наделали хлопот собаки. Очутившись на твердом льду с легким грузом, они неудержимо понеслись, ничего не разбирая. Удивительно, как мы все в целости попали на лед. Уилсон и я управляем одной упряжкой, лейтенант Эванс и Мирз - другой. Я воздерживаюсь высказывать мнение о собаках, так как сильно сомневаюсь, насколько они окажутся полезными, зато лошади, наверно, будут большим подспорьем. Они ведут себя замечательно солидно, ступают бодро, даже весело, гуськом, одна по следам другой. Одно нехорошо - это легкость, с которой их ноги уходят в рыхлый снег. Случается это беспрестанно в таких местах, на которых ноги людей едва оставляют след. Провалившись, лошади храбро выкарабкиваются, но жалко смотреть на них. На сани сверх груза пришлось прибавить еще по кипе сена (105 фунтов). Мы сделали привал в шести милях от глетчера и в двух милях от мыса Хижины. Холодный восточный ветер. Температура 19° [‑7 °C].
В среду, 25 января 1911 г., отправляется с 8 лошадьми и 26 собаками осенняя вспомогательная партия в составе 12 человек: Скотт, Боуэрс, Отс, Черри‑Гаррард, Гран, Аткинсон и Крин (последние двое были оставлены в лагере, прозванном "Безопасным"), матросы Эванс, Форд и Кэохэйн (13 февраля они возвратились с наиболее слабыми лошадьми), Мирз и Уилсон с собаками и санями. Первый транспорт, включающий провизию и топливо на 14 недель, около 5385 ф., свезен в склад № 1.
Четверг, 26 января. Вчера я пошел на судно, взял с собой сани, запряженные собаками. Все шло хорошо до той минуты, пока они не увидели в 30‑футовой трещине кита и не кинулись к нему. Едва удалось остановить их прежде, чем они добежали до воды.
Провел день в писании писем и в распоряжениях относительно судна. К ночи поднялся свежий северный ветер. Судно билось о глетчер до тех пор, пока не подошли плавучие льды и не защитили его от прибоя. Лошади и собаки пришли около часа дня, а в 5 ч мы все окончательно собрались в путь.
Незадолго перед тем Пеннел созвал людей. Я поблагодарил их за усердие и превосходное поведение. Никогда я не плавал с лучшей, на подбор, командой. Душу радовали их сердечные проводы. Понтинг продержал экспедицию еще полчаса, фотографируя нас, лошадей и запряженных в сани собак. Надеюсь, что у него получилось хорошо. Было немного грустно прощаться с этими молодцами - с Кэмпбелом и его людьми. От всей души надеюсь, что им будет сопутствовать успех, ибо их самоотверженность и благородный дух поистине достойны награды.
Итак, мы готовы со всей нашей кладью. Чем‑то все это кончится? Понадобится не меньше трех дней, чтобы перевезти грузы на совершенно безопасное место. Морской лед не должен бы вскрыться раньше. Ветер дует опять с юго‑востока.
Пятница, 27января. Лагерь № 2. Поднялись в 9 ч 30 м, перевезли груз фуража на 33/4 мили к югу. Возвратились в лагерь позавтракать, потом перенесли лагерь и припасы на другое место. Припасы мы разделили на три части: две части - корм для лошадей, одна - провизия для людей, с прибавлением некоторой доли корма. Работа медленная, но приходится медленно и осторожно уходить от возможности быть унесенными морским льдом.
Мы стоим в миле к югу от мыса Армитедж. Разбив лагерь, я прошелся к востоку на разведку. У мыса Армитедж лед опасно тонкий. Во избежание этой опасности, очевидно, придется сделать значительный обход. Другие все отправились к нашему старому дому, поставленному экспедицией на "Дискавери", посмотреть, насколько возможно его откопать. Как я и ожидал, надежды мало. Нанесенный внутрь дома снег смерзся очень крепко, его не вырубить и за несколько недель. Видели там большое количество сухарей, немного коровьего масла, какао и пр., так что мы не останемся без съестных припасов, если бы вышла задержка, при возвращении на мыс Эванса.
Собаки сегодня очень устали. Управление второй упряжкой я окончательно передал Уилсону. Ему этого очень хотелось, и я уверен, что он справится, но уверен и в том, что собаки больших тяжестей не потянут. Сегодня 500 фунтов оказались убийственной тяжестью для 11 собак - насилу дотащили. Мирз рассчитывал давать им по 2/3 фунта сухарей в день, но я сразу подумал, что этого будет мало.
Лошади зато работают прекрасно: груз в 800–900 фунтов им нипочем. Отс говорит, что они сегодня могли бы пройти и дальше.
Суббота, 28 января. Лагерь № 2. Лошади возвратились в лагерь № 1 за остатками груза, а я пошел к югу искать путь к большой выдвинутой давлением ледяной гряде. Морской лед к югу покрыт хаотически перемешанными, неправильными застругами, памятными нам со времен плавания на "Дискавери". Гряда ломаного льда новая. Она кончалась к востоку от того места, к которому я подошел. На действие давления указывала только громадная смерзшаяся волна торосов, образующая нечто вроде грота со сводом или куполом. Этот грот был окружен несметным количеством тюленей, из которых иные лежали, спали, другие резвились в мелкой воде. Полагаю, что старый лед в этом гроте остался под водой, а над ним у тюленей своя особая лужа, в которой вода в солнечный день, может быть, не так холодна.
Лошадей, очевидно, можно было провести этой дорогой. Когда я вернулся к своим, меня встретили известием, что одна из лошадей (Кэохэйна) захромала. Похоже на растяжение сухожилия, но это не совсем еще верно. Отс от природы не оптимист и смотрел на это дело очень мрачно.
У Боуэрса лошадь тоже слаба на передние ноги, но мы об этом знали и раньше. Весь вопрос в том, долго ли продержится. Жаль ее, это вообще славное, сильное животное.
Аткинсон весь день пролежал с больной пяткой. Его лошадь была привязана сзади к другим саням и шла хорошо. Это добрый знак.
После полудня я провел лошадей на 2=/4 мили к югу до перехода через гряду, затем на 1⅓ мили по восточному направлению, к краю Барьера, и взобрался на него. Пройдя полмили от края, мы разгрузили сани. Как раз перед тем лошади глубоко провалились. Эта рыхлость как будто произошла от местного подъема в поверхности.
Возле Барьера, в четверти мили к северу от нас, мы заметили какой‑то темный предмет. Я пошел туда и увидел, что это верхи двух более чем наполовину засыпанных снегом палаток, оставленных, вероятно, Шеклтоном. Между ними спал линявший императорский пингвин. Парусина одной палатки была невредима, но с другой наполовину сорвана.
Лошади сегодня тащили великолепно, собаки тоже, но мы решили и тех и других отныне нагружать полегче, очень не подгонять их и вообще по возможности беречь их силы. Нам еще многому остается поучиться, чтобы приноровиться к их работоспособности.
Кэохэйн уговаривает свою лошадь: "Бодрись, голубчик, к полюсу пойдешь!", как бы думая подбодрить ее этим. Все веселы. Таких молодцов поискать.