Еще до конца швартовки Раймон погружается в воду с миниатюрным землесосом, от которого отходит гибкий шланг к резервуарам со сжатым воздухом. Он должен начать раскопки в той яме, где я нашел огнеупорные кирпичи, и попытаться добраться до киля или шпангоутов. Его сопровождают Серж Фулон, который займется съемками. Серж поднимается на поверхность с различными предметами, которые он подхватил на лету, как только землесос заработал. Мы их сортируем. Перед нами осколки глиняной посуды, зуб кабана, кремень и… две пряжки от пояса. На меньшей из них еще сохранился шпенек. Они очень тяжелые и уже почернели. Очищаю одну пряжку. Она серебряная! Скромная находка, но это первое серебро, обнаруженное на рифе, который обязан этому металлу своим названием.
У всех загораются глаза! Люди начинают по-настоящему верить в сокровища. Раймон со своим землесосом работает на дне уже 1 час 45 минут. Делемотт сменяет его, прихватив фонарь, так как становится темно, но я разочаровываю всех, отложив начало раскопок на утро.
Делемотт поднимается наверх только к концу обеда второй смены. Он приносит два шкива, которые ошибочно принимают, как мне кажется, за колеса пушки, и один блок с меньшим шкивом. Делемотт рассказывает, что он работал посреди какой-то рамы из твердого дерева, возможно, это зарядный ящик пушки. Он открыл также печь из огнеупорного кирпича.
В этот вечер мы предлагаем множество проектов, чтобы повысить производительность раскопок. Разумеется, придется продолжать отсос и сортировку. Но прежде всего надо понять, над чем именно мы работаем, а такого понимания у нас пока нет. Теперь хорошо видно, где расположена передняя треть судна: мы работаем над ней, но еще не в состоянии с уверенностью ее сориентировать, а, следовательно, не можем установить, в каком направлении следует искать остальные части затонувшего судна.
Ощущение, что мы попали вместе с "Калипсо" в глубь рифов, не слишком приятно. Нельзя сражаться со штормом, находясь в самом центре лабиринта Силвер-Банк. Если ветер будет крепчать, то единственно правильное решение - убраться отсюда восвояси подобру-поздорову.
Довериться светящимся буям, зажженным доктором, и выйти в открытое море!
Где же остальные части затонувшего судна?
Суббота, 20 июля. Рано утром обсуждаю с Делуаром, Делемоттом, Колем и де Хененом план дальнейших действий. Затем мы с Бернаром, Раймоном и микроземлесосом в придачу первыми загружаемся в море. Вода прозрачна. Тотчас определено место выемки, произведенной вчера поздно вечером. Возвращаюсь на передний край, туда, где, по нашим предположениям, должен находиться форштевень, и пытаюсь определить на глаз общее направление обломков. Другого решения быть не может, оно проходит между третьим и четвертым холмами. Отправляюсь туда. Плыву над насыпью полуметровой высоты, которая, видимо, соответствует оконечности корабля, и веду поиски дальше. Приблизительно в 50 метрах от предполагаемого форштевня, то есть там, где должна была находиться задняя надстройка, расстилается гигантское поле кораллов типа "оленьи рога"… Хорошо, допускаю, что эти кораллы могли поселиться на деревянных частях затонувшего судна. Но что же находится между ними? Пускаю в ход землесос и ничего не обнаруживаю.
У переднего конца судна предлагаю рыть ему землесосом в четырех метрах восточнее якоря. Тотчас же находим большой кусок дерева, ориентированный на 60°. Мысленно продолжаю это направление и распоряжаюсь рыть яму у подножия третьего холма. Но мы упорствуем напрасно. Глубина скважины уже более метра, но дерева мы в ней не находим. Тем временем Делуар снимает на кинопленку затопленную "глыбу из склеивающихся гвоздей" и ее подъем на палубу. Мы с Реми утром обнаружили, что она была обмотана электропроводом, и даже нашли картер невзорвавшегося динамитного патрона! Наши предшественники определенно были лишены смекалки. Нужно быть идиотами, чтобы пытаться взрывать эту глыбу динамитом.
В действительности глыба оказалась бочкой. Это обнаружилось, как только ее извлекли на поверхность и очистили днище, где еще можно было рассмотреть дерево. Кинопленка запечатлевает всеобщее возбуждение, воцаряющееся на палубе, когда подъемный кран опускает бочку с гвоздями на палубу посреди расступившейся команды. Гастон Ру обращает наше внимание на то, что в верхней части, там, где дерево не сохранилось, заметны набухлости (через одинаковые интервалы). Он предполагает, что в этой бочке корабельный плотник хранил гвозди в нескольких мешках. Это вполне вероятно.
За два дня наше судно захламляется осколками кораллов, становится грязным и неудобным для жизни. Устанавливаю смены водолазов. Они действуют на затонувшем судне только по два часа, отделяя коралловые глыбы и наполняя корзины, которые кран поднимает на заднюю палубу "Калипсо". Здесь остальные члены экипажа, кто не занят на дне, разбивают эти глыбы молотками. После этого осколки надо переправить подальше от рабочей площадки. Тем не менее, мы добились довольно значительных результатов. Найдены: печь из камбуза, складочная камера корабельного плотника, где он хранил гвозди, и глиняная посуда. В результате бурения удалось добраться до деревянных частей, правда, слишком неопределенной формы, чтобы можно было уточнить их назначение. На борту "Калипсо" разгораются дискуссии, посвященные историческим проблемам, навигации на парусниках, а также связям между Европой и Новым Светом. Несмотря на усталость, они заполняют все вечера вплоть до конца раскопок. Мы не перестаем обращаться к архивным документам и стараемся почерпнуть в исторических трудах сведения, которые бы внесли ясность в наше дело.
Несмотря на мужество и энтузиазм всего экипажа, работа представляется мне безнадежно долгой и изнурительной, а наше техническое оснащение крайне несовершенным.
Сымпровизированный землесос оказался слишком слабым. Он "заглатывает" только песок. Сколько-нибудь значительный осколок застревает в нем. Проделанные им скважины до смешного малы. Палуба "Калипсо" завалена обломками. Их сортировка идет медленно, хотя в ней принимает участие весь экипаж, включая кока. Нам не хватает молотков (у которых постоянно ломаются рукоятки), кувалд, долот, тачек и защитных очков камнетесов.
Подъем, который царит на борту, достоин восхищения. Кажется, что для этих парней, подстегиваемых захватывающим приключением, никаких препятствий не существует. Ничто не может им противостоять. Они неутомимы. Не осмеливаясь в этом признаться, то ли из-за суеверия, то ли из скромности в зависимости от характера, они глубоко "веруют" в сокровища.
Это особенно обязывает меня сохранять благоразумие, трезво оценивать создавшееся положение и делиться с командой своими соображениями.
Мне представляется, что следует действовать в двух направлениях. Прежде всего надо доказать людям, что наше оснащение недостаточно совершенно. Если мы хотим довести раскопки до конца, нужно либо оснастить рабочую площадку почти промышленным оборудованием, либо отказаться от нашего предприятия. Кроме того, что будет, если мы действительно найдем золото - металл, который разбивает дружбу, доводит людей до безумия и становится причиной стольких трагедий?! Надеюсь, что заранее предусмотренный порядок дележа добычи, утвержденный тайным голосованием экипажа, избавит нас от раздоров. Но можно ли все предугадать, когда желтый металл впервые засверкает на палубе "Калипсо"?
Отправляемся за подкреплением
Суббота, 20 июля. Отдаем все шесть швартовых и готовимся к отплытию, осторожно маневрируя среди подводных скал. Следуем по фарватеру, обозначенному красными буями и радиолокационными вехами. Направляемся в Пуэрто-Рико за Дюма и всем тем оборудованием, которого нам недостает.
Воскресенье, 21 июля. Идем при довольно сильном встречном ветре и волнах. Отдыхаю и размышляю. Не совершили ли мы ошибку, бросившись очертя голову в эту авантюру? Действительно ли оправданны предшествующие решению намеренные недомолвки? Всякого рода осложнения, трагедии, насилия, которые обычно ассоциируются с поисками сокровищ, не выдуманы ли они авторами приключенческих романов? Если в этих историях есть доля правды, то не повинны ли во всех несчастьях грубость и эгоизм, присущие типичным охотникам за сокровищами? Поразмыслив, я не нижу причин для того, чтобы группа порядочных и цивилизованных людей не могла заняться этим делом, сохраняя корректность. Остается выяснить, по плечу ли нам такая задача и не ввяжемся ли мы в бесконечную заваруху, как у острова Гран-Конглуэ в 1953 году? Приближение сезона циклонов по-прежнему беспокоит меня. Благоприятный сезон уже подходит к концу. Хватит ли у нас времени на оснастку, оборудование рабочей площадки, чтобы обеспечить максимальную эффективность, поисков и благополучно завершить раскопки до того, как разразится шторм, который может застигнуть нас в самом сердце рифов Силвер-Банк? Я полностью доверяюсь интуиции и опыту нашего капитана Кайара, который внимательно следит за всеми американскими метеосводками и интерпретирует их.
Глава 4
Золото и кровь
Легендарная, но вполне реальная страна. - Дорога пряностей. - Китайский фарфор. - Предок современного доллара. - Золотой якорь. - Пушки сдаются в аренду. - Засада в Панаме. - Религиозная война на Карибском море. - Конец "золотого века"
Два галеона курсировали в устье полноводной Ориноко. В ее мутных водах, стиснутых зелеными зарослями джунглей, дозорные с испанских кораблей заметили лодку, болтавшуюся в дрейфе. События относятся к эпохе, когда огромный Американский континент был еще слабо изучен теми, кто стремился его покорить.
От одного из галеонов вскоре отделилась шлюпка под командой офицера. Она подошла к туземной лодке.
Находящийся в ней человек был без сознания. Он оказался испанцем и, придя в себя, заговорил на чистом кастильском наречии, однако не пожелал сообщить, откуда прибыл. В его лодке находились два сосуда из тыквы, наполненные золотыми бусами величиной с четки.
Галеоны доставили неизвестного по его просьбе в Сан-Хуан на Пуэрто-Рико. Он по-прежнему хранил молчание и не расставался со своим сокровищем. Человек этот был тяжело болен и ждал оказии, чтобы вернуться в Испанию, рассчитывая на скорое отплытие флотилии. Но смерть опередила это событие. Перед кончиной умирающий исповедался.
Там стало известно, что зовут его Мартинесом и что он был одним из лучших офицеров возглавлявшейся Диего Ордасом экспедиции, которой было поручено исследовать Гвиану. Этот отряд, насчитывающий 600 всадников, бесследно исчез в глубине континента. Мартинес, видимо, был единственным из оставшихся в живых. Дон Диего Ордас не оставил после себя никаких следов, кроме проржавевшего якоря, найденного в устье Ориноко. Мартинес рассказал свою историю исповеднику. Несчастный стал жертвой тяжелого проступка. Ему поручили охрану порохового запаса экспедиции, а он имел неосторожность развести поблизости огонь, - и все взлетело в воздух. Дон Диего приговорил офицера к смерти, но вместо того, чтобы тотчас привести приговор в исполнение, бросил его одного в лодке без провизии.
Мартинес вскоре попал в руки индейцев, которые еще никогда не видели белого человека и увели его с собой. Индейцы шли две недели. В конце перехода пленнику завязали глаза. Когда повязку сняли, ему показалось, что он видит чудный сон. Впереди у его ног лежал огромный город, казалось, излучавший золотое сияние. Дворцы, крыши домов и даже мостовые были, как будто, отлиты из чистого золота. Туземцы сказали, что Маноа, столица великого вождя, могущественного правителя, носящего титул Верховного Инки.
Пришлось, однако, идти еще два дня, прежде чем они добрались до чудесного города. Там Мартинес убедился, что он не стал жертвой миража. Действительность превзошла воображение. Многочисленные дворы и башни из чеканного золота затмевали красотой и неповторимостью все здания Кастилии.
Эльдорадо
Этот испанец был первым европейцем, допущенным во дворец Инки, который был убран со сказочной роскошью. Золотые скульптуры изображали животных, птиц, растения и даже рыб. Вся мебель, сундуки и фонтаны были из чистого золота и серебра, вся посуда - из массивного золота. В городе устраивались великолепные празднества, на которых Инка и его приближенные появлялись полностью обнаженными. Их тела были покрыты золотым порошком, отчего они сами походили на драгоценные статуи. На таких торжествах Инка действительно выглядел как владыка золота - Эльдорадо. Это же название дал умирающий и волшебному городу. Эльдорадо (золоченый) превратился в мираж, который в течение двух столетий притягивал к себе испанцев, питая их надежды.
Европа в ту эпоху была жадна до золота, но только Испания, казалось, владела его источником. Первые идальго, ступившие в своих доспехах на берега Эспаньолы, были убеждены, что будут собирать самородки прямо среди камней. Они были недалеки от истины: действительно, здешние реки выносили золотой песок, что, видимо, нисколько не волновало туземцев.
Многие испанские смельчаки пытались найти путь, по которому индейцы вели Мартинеса. Однако все они погибли от болезней, голода и лишений или были убиты индейцами, так и не достигнув Эльдорадо. Но во всех этих грезах была доля истины. Мартинес не обманул. Золотая страна действительно существовала на противоположном побережье Американского континента, и люди там на самом деле покрывали тело золотым порошком. Ее было суждено открыть Франсиско Писсаро, незаконнорожденному сыну капитана, отчаянному пьянице, но смельчаку. Писсаро удалось добраться до сказочного города и наложить свою лапу на Инку. Авантюрист казнил пленника (Атуальпу - Ред.), обвинив в мятеже против его католического землячества, императора Карла V, и завладел баснословными сокровищами. Это произошло в 1532 году.
С той поры испанские захваты, которые раньше были приурочены только к странам Карибского бассейна, распространились до побережья другого моря - Южного, которое мы теперь называем Тихим океаном.
Начиная с 1540 года, в Южном море постоянно находились испанские галеоны и еще одна армада, доставлявшая в Панаму драгоценные металлы из Перу и Чили.
Но настоящим богатством в те времена считались пряности. Между тем, хотя Новый Свет поставлял золото и серебро, индиго и табак, он оказался гораздо беднее пряностями, чем это предполагалось. Подлинными странами пряностей были Сипанго (Япония) и Индия.
Кортес бы первым, кто послал четыре каравеллы за Тихий океан, построив их в Сакатуле. Каравеллы достигли Филиппинских островов, на которых испанцы прочно обосновались с 1565 года, установив торговые связи со всем Дальним Востоком. С той поры ежегодно галеон "Нао де Чина" пересекал Тихий океан с грузом, если и не слишком богатым золотом, зато поражающим обилием произведений искусства, экзотических товаров и чудесных драгоценностей. Действительно, при посредничестве китайских джонок Манила поддерживала торговые связи с Японией и Индией. Оттуда шли шелк, слоновая кость, перья, узорные ткани, пряности, ароматические вещества, фарфор. Все эти товары скупали испанские купцы, занимавшиеся торговлей на Филиппинах. Пряности - главным образом имбирь, гвоздика, мускатный орех, черный и стручковый перец, корица - были редкостью в Европе и стоили очень дорого. О поступке немецкого банкира Фуггера рассказывали как о неслыханной расточительности: он зажег перед Карлом V пучок корицы долговой распиской императора.
Все эти товары доставлялись один раз в год в мексиканский порт Акапулько и переправлялись караванами вьючных мулов на Атлантическое побережье материка.
Для галеона "Нао де Чина" плавание из Акапулько в Манилу через Тихий океан было относительно легким: оно продолжалось всего шесть недель. Обратный рейс считался куда труднее.
Испытывая недостаток в судах и моряках, Испания не хотела рассеивать свои силы. Она берегла их для торговли между Новым и Старым Светом. Поэтому король решил в принципе, что в составе испанского флота будет постоянно только один "филиппинский галеон", курсирующий в Южном море, но этот галеон был самым крупным среди своих современников. Его вместимость составляла 700 тонн в XVI веке, 1500 тонн - в XVII и 2000 тонн - в XVIII веке.
Конкистадоры
Самое странное в завоеваниях тех далеких времен, будь то в Новом Свете или на Филиппинах, заключалось в том, что это были отнюдь не экспедиции, которые официально финансировались и опекались королем.
"Конкисты", как их называли в ту эпоху, были частным делом. Они предполагали союз между знатным сеньором, банкирами, купцами и арматорами. Капитан сам вербовал себе людей и руководил экспедицией. Участники предприятия обеспечили экспедицию судами, продовольствием, боеприпасами. Доля в добыче заранее определилась договором. Воины, нанимавшиеся на корабли, подразделялись на кабальеро и пеонов, то есть на всадников и пехотинцев. Лошадь, неизвестная в Америке, считалась ценным имуществом, огнестрельное оружие было еще редкостью в те времена, и поэтому владение ими давало преимущество при вербовке. Вмешательство этих кабальеро объясняет одновременно экстравагантность эпопей Кортеса и Писсаро и крайне неумелую организацию морских экспедиций испанцев.
Проблема заключалась в том, чтобы сохранить монополию на тот, казалось, неистощимый источник золота и серебра, которым представлялись золотые и серебряные рудники Нового Света, и вдобавок обеспечить транспортировку драгоценных металлов через Атлантику.
Кажется, Испания никогда не видела других способов решения этой проблемы, кроме насаждения драконовских законов и подавления, зачастую глупейшего, любой инициативы, проявляемой капитанами и лоцманами. Испания в противоположность Англии так и не поняла, что решение кроется в развитии техники мореходства, в прогрессе судостроения и судовождения, в учете опыта и поощрения инициативы моряков.
Опасности, тяготевшие над кораблями, перевозившими сказочные богатства из Нового Света в Старый, объяснялись не только неприспособленностью их к плаваниям в открытом море и сильными ураганами, разражавшимися в неудачно выбранный для рейса сезон.
Немалую роль здесь сыграла и алчность, которую возбуждала во всех европейских странах та золотая река, тот испанский "Голдстрим", который периодически пересекал Атлантику.