Подгадав благоприятный момент, я робко коснулся денежного вопроса. Юра ответил мне сумбурной историей о многочисленных работодателях, задолжавших массу денег за выполненные им работы. Я поспешил оставить эту тему и собрался уходить, но Юра вызвался проводить меня.
Пройдя два квартала в сторону нашей W 9-й, он уговорил меня пойти прямо сейчас к одному из бригадиров, который, якобы, должен заплатить ему. А жил этот бригадир на Брайтон Бич. Было ещё не очень поздно, других дел у меня не было, и я согласился. Решили пройтись пешком. От King's HWY до Brighton Beach - это остановки четыре, если ехать сабвэем.
Было душно, но шагали мы бодренько. Юра дружески грузил меня рассказами о week end-ах в украинском баре на 2-й авеню в Нью-Йорке, о каком-то фестивале украинской культуры, новостями из дома… Его восторги по поводу самобытности украинского музыкального и танцевального фольклора (в сочетании с печальными новостями от прибывающих туристов из незалэжной Украины) вызывали у меня грусть. Там их в хвост и гриву кравчуки и звягильские имеют, а они себе пicнi спiвають…
На Брайтон Бич, несмотря на позднее время, "жисть" бурлила! Многие продовольственные лавки еще работали, тротуары захламлены бумажно-пластиково-жестянным упаковочным мусором. Мусорные контейнеры перед овощными лавками безобразно переполнены. Но настроение здесь царило приподнятое. У ресторанов с одесскими названиями шныряли русскоговорящие граждане США. Атмосфера привозной Одессы грубо нарушалась оглушительным грохотом регулярных поездов сабвэя, проходящих над улицей. Этот момент называется "Минутой молчания", ибо разговаривать невозможно, кроме поезда, ничего не слышно.
Юра завёл меня в какой-то 4-х этажный, вполне приличный дом, и уверенно направился на нужный этаж. Перед тем, как позвонить в квартиру, он просил меня подтвердить, при необходимости, что деньги крайне и срочно необходимы!
Из квартиры выглянул, как я понял, тот, кто должен был Юре. Человек, приветствуя Юрия, настороженно покосился в мою сторону. Юра без проволочек заявил, что пришёл за своими деньгами. Таковы уж обстоятельства, кивнул он в мою сторону. Бригадир, с гримасой сочувствия и обеспокоенности, просил нас подождать минутку, и скрылся за дверью. Юра подал мне обнадеживающий знак. Мол, всё будет в порядке. И прошептал свой короткий инструктаж:
- Я должен тебе сейчас отдать 350.
- Понятно, - кивнул я в ответ.
Как и обещал, через минутку бригадир вышел из квартиры и увлек Юру в сторонку от меня. Бормотания… шуршания… Юра - чуть громче, чтобы я мог слышать, призывал спросить о чём-то меня. Но тот лишь взглянул в мою сторону, спрашивать не стал. Затем - затишье договоренности, рукопожатия на прощанье и торопливое исчезновение бригадира.
Тут же, на лестничной площадке Юра выдал мне 250, и что-то оставил себе. Выразил свою благодарность за соучастие. Якобы, моё присутствие положительно повлияло на решение этого вопроса. Как только вышли на улицу, Юра предложил зайти ещё в одно место на Брайтон Бич. Я уж подумал, что теперь мы пойдем в какой-нибудь "Гамбринус". Но Юра повёл меня ещё к одному товарищу. Это оказался дом в самой гуще Брайтона, в 5-ом переулке. Там Юра сразу нашёл, кого хотел. Но этот приятель не был Юриным должником, а коллега по бизнесу.
Тот, так же, попросил нас подождать. У него люди, и он занят. Юра обещал ждать, если тот даст нам чего-нибудь холодного попить. Звали товарища Антон. В многокомнатной квартире он снимал одну отдельную комнату. Туда он и проводил нас. В гостях у него были две женщины: мама и дочь. Посреди комнаты выставлена малогабаритная школьная доска, на которой разноцветными мелками кто-то начертил путаную схему. Суть этих цифр и стрелок можно было свести к классической формуле: Деньги, товар, деньги с наваром. Юра, увидев знакомую ему схему, понял, что гости - потенциальные торговцы AmWay.
- Ну, как вам это? - обратился к ним Юра.
- Да как вам сказать, - тяжело вздохнув, неопределенно ответила женщина, которая мама.
- Давно ли в Америке? - снова полюбопытствовал Юра, но уже обращаясь к дочке.
- Нет, недавно приехали. А вы работаете где-нибудь? - спросила девушка Юру.
- Да, я работаю в этой фирме, - гордо ответил Юра, указывая на школьную доску. Затем, увидел указку, взял её и занял учительскую позу у доски. Я подумал, что надо как-то остановить эту "вечернюю школу". Но в комнату вернулся Антон с графином питья и стаканами. Антон был более подготовлен к проведению урока, так как одет в костюм с галстуком. Юра же, в своих шортах и майке, выглядел у доски как двоечник. Антон поставил перед нами графин и поспешил усадить Юру.
- Не мешай, - буркнул он Юрию и отобрал у него указку.
Юра принялся за сок, но продолжал делать замечания, перебивая Антона и отвлекая внимание женщин от предмета изучения. Мама с дочкой обрадовались такому вмешательству, стали задавать вопросы не по теме. Урок сорвался. Антон поднёс дополнительные стаканы. Все набросились на холодное питьё. Разговорились, познакомились.
Антон оказался откуда-то из Сибири. Дома работал врачом-терапевтом. Также, выяснилось, что у нас были общие знакомые. Один из них - Онода Сан! Антон, знавший Оноду более продолжительное время, предупреждал: что наш общий друг ещё тот святоша-делец. В общем, приятно поговорили…
На следующий день на работе, меня угораздило попасть в бригаду молодого Абрама молдавского. Я чувствовал, что после нашего разговора о национальном вопросе в СССР, ещё в то первое утро, когда он привёл меня в контору, наши отношения обрели отчужденно-прохладный характер.
Славка в этот день тоже попал в мою бригаду. Район обслуживания бригадир выбрал в Бруклине. Red Hook и Brooklyn Heights - районы вдоль берега East River. Как и везде, входные двери закрыты или кто-нибудь на входе дежурит. Дома выбирал наш молодой босс и поручал конкретному работнику проникать туда. При этом оно ещё и пасло нас! Контролировал исполнение поставленной задачи. Заметив наши со Славкой намерения работать в паре, он тут же произвёл перестановку кадров по своему начальственному усмотрению. День начинался паршиво. Работать под началом этого ожиревшего дегенерата совсем не улыбалось. Мелькнула мысль, что, доработав эту неделю и получив зарплату, можно выходить в отпуск.
Вспомнился старый американский фильм "Три дня Кондора", Роберт Редфорд - главный герой. Его случайная подруга оказалась из этого района - Brooklyn Heights… В том приключенческом фильме Редфорд был хорош! События середины семидесятых годов, дождливый предрождественский Нью-Йорк…
Теперь и я здесь, жарким летом 93-го, в компании беженцев из бывшего СССР, с сумкой на плече… Сею рекламные листовки паршивой еврейской лавочки.
Выйдя из очередного дома, я оказался нос к носу с бригадиром. Все другие коллеги в этот момент где-то рыскали или отсиживались по соседним домам. Он проверил, сколько в моем портфеле осталось листовок, добавил мне и повёл к очередному дому. Дом был хороший. Мы вместе вошли в просторный, с большими зеркалами холл. За стойкой сидел пожилой вахтёр, который сразу же увидел нас и уделил нам внимание. Бригадир, направляясь к нему, прошептал: чтобы я проходил в дом по его сигналу. Хотя, сделать таковое, незаметно для вахтёра, не представлялось возможным. Тот уже поднялся со своего места и всем своим видом вопрошал: чего нам надо? Бригадир уверенно заявил, что мы хотели бы посетить такого-то человека. Назвал какое-то имя с потолка. Вахтёр, хотя и на паршивом английском, но уверенно ответил, что в этом доме такие не проживают. Бригадир стал нагловато советовать ему проверить по спискам. В какой-то момент, я оказался вне их диалога и внимания. Бригадир украдкой просигналил мне и я, без особого желания, прошмыгнул вглубь дома, к лестнице. Трудно сказать, заметил ли вахтёр мой рывок, но он ясно видел двух посетителей.
На втором этаже, воспользовавшись лифтом, я поднялся на последний этаж. Спускаясь с этажа на этаж, я оставлял рекламные листовки, где только было возможно. Квартир в этом доме оказалось немного. Вероятно, они были большими. Перед каждой входной дверью располагался прихожий тамбур, оборудованный по вкусу жильцов, а то и меблированный. Похоже, недавно в этом доме побывал почтальон, так как почти в каждой такой прихожей лежали пакеты с почтовой доставкой. Кроме почты, в этих прихожих жильцы оставляли немало личных вещей: обувь, зонтики, велосипеды. Они полагали, что посторонних здесь быть не может. Я делал своё дело тихо и не спеша. Был уверен, что при выходе из дома мне не избежать встречи с вахтёром, а затем, и с самим бригадиром. В одной такой прихожей среди газет и журналов я обнаружил новенький томик с очередными фантазиями Стивена Кинга, доставленный из книжного магазина. Я взял книгу, полистал, вспомнил наставника Володю и Оноду, с его увещеваниями о вездесущем Сатане и соблазнах. Вложил в книгу свою рекламу и оставил на прежнем месте.
Моё воздержание оказалось очень своевременным. Внизу, на выходе, ситуация оказалась сложнее, чем я ожидал. Вахтёр в беспокойном одиночестве топтался у двери, дабы не пропустить меня. Я понял это по его реакции, когда он, наконец, дождался меня. Видно, что он, бедняга, переволновался. И теперь ему хотелось высказать всё, что у него накипело.
Начал с того, что двери заперты, и мне не уйти. Далее последовали угрозы, упрёки. Затем, слёзное повествование о том, как он ценит эту работу, и какие неприятности у него могут быть из-за того, что он пропустил меня в дом. Я искренне выразил понимание его беспокойства и заверил в том, что меня никто не видел в доме. И я ничего плохого не сделал. Старался, как мог, успокоить его. Показал свои листовки… В ответ на мои объяснения, он вдруг, спросил, откуда я здесь взялся с таким акцентом? Я признался, что мною управляет рука Москвы. А он охотно сообщил, что он румын, и у него большая семья. Я уж подумал, сейчас мы обнимем друг друга на прощанье и разбежимся. Но нет, мой румынский товарищ всё ещё сомневался во мне.
- Извини, товарищ, но я не могу просто так отпустить тебя, ибо неизвестно что ты натворил в доме и какие возможны последствия твоего непрошеного визита.
- Как же теперь быть? - кисло поинтересовался я.
- Я должен спросить супервайзера, - ответил румын и принялся набирать номер по телефону.
Было слышно, как он докладывал кому-то о пойманном, с которым, не знает, что делать. Насколько я догадался, его босс не обрадовался такому сообщению и, видимо, отчитал бедного румына. После телефонного разговора настроение у того совсем испортилось. Он начал хныкать о том, какой он добрый, что до сих пор не вызвал полицию. И к тому же, супервайзер рассердился, что его беспокоят в субботу. Последний, вероятно, жил где-то рядом, ибо, спустя минут десять, он уже прибыл на место происшествия.
- Ты? - спросил он, внимательно рассматривая меня.
- Да, я.
- Как проник в дом?
- Пока мой коллега разговаривал с вашим человеком, я незаметно прошёл.
- Как долго ты пробыл в доме и что там делал?
- Я всего лишь оставил для ваших жильцов рекламу, - открыл я свой портфель и показал содержимое.
Убедившись, что ничего кроме листовок в моём портфеле нет, он взглянул на меня повнимательней, видимо, оценивая степень моей общественной опасности.
- Ты работаешь на них? - брезгливо взглянул он на листок с перечнем ковровых услуг.
- Да. Временно. Вынужден.
Возникла пауза.
- Зачем ты меня позвал сюда!? Почему не вызвал полицию? - обратился он к румынскому вахтёру.
- Я подумал, может не стоит поднимать шум? - неуверенно пояснил свои действия румын.
- Если ты считаешь, что он хороший парень и ничего серьёзного не случилось, тогда, какого чёрта ты меня вызвал?! - раздражительно заворчал начальник на бедного румына.
- Я решил сообщить тебе, чтобы вместе принять решение, - неуверенно ответил тот.
Похоже, им не хотелось поднимать излишний шум и признавать перед жильцами и работодателями допущенную ими оплошность. Они были бы рады замять этот случай, но сомневались: не натворил ли я чего в их доме? Кто-то должен был принять решение.
Старший по дому, чтобы как-то заполнить возникшую паузу, спросил:
- Ты понимаешь, что совершил преступление против частной собственности? И если мы вызовём полицию…
Я уже был уверен, что они не хотят привлекать, ни полицию, ни кого бы то ни было.
- Да, я понимаю, что вторгся в частный дом. Но мои намерения безвредны. Я лишь оставил по одному листику у каждой двери. Если бы я знал, что это так побеспокоит вас, то не делал бы этого.
Управдом слушал меня и внимательно рассматривал, гадал: не отпускают ли они коварного злодея, после визита, которого они будут иметь большие неприятности. Он еще раз взглянул на рекламную листовку, сложил ее и оставил себе.
- О.К. Иди отсюда, - вынес он приговор.
Я так и сделал.
Кое-как добегали этот день. Наш бригадир постоянно проявлял свое недовольство мной, моей фамилией, или тем, что меня не загребли из того дома в полицию? В ответ, я дал понять, что эта работа не представляет для меня никакой ценности, и ему не следует корчить из себя великого босса.
Когда, наконец, закончили, почти все работники отказались ехать рабочим микроавтобусом в сторону конторы, сославшись на проживание в Бруклине, разошлись по домам. Бригадир уехал один. Славке надо было куда-то в другую сторону, и я ушёл сам. Неторопливо побрёл в сторону ближайшей станции сабвэя.
Пройдя пешком несколько кварталов, я оказался в паршивеньком районе. Перед спуском на остановку сабвэя какая-то чёрная ханыжка попросила у меня (quater) четвертачок. Чтобы отвязаться, я ответил, что не знаю о чём она. Но она увязалась за мной и охотно разъяснила: что квотор это "твони файв" (twenty five) двадцать пять центов.
С первого дня своего пребывания здесь я слышу их "твони" вместо "твенти". На этот раз я поинтересовался: почему твони, а не твенти? В ответ на меня смотрели, как на чудака, совершенно не понимая вопроса. Она снова протянула руку и повторила вопрос.
- Сэр, просто дайте мне квотор. Пожалуйста…
- Слушай, дорогая! Я работал всю неделю на дерьмовой работе, а деньги получу только в понедельник. Так что извини.
Дорогая учла это обстоятельство, но не отстала.
- О.К, тогда дай мне дайм. Пожалуйста, сэр. (dime, т. е. 10 центов).
Пришлось дать. Подруга осталась довольна и пожелала мне хорошего дня.
*"Entering the system. To enter, place your token into the ternstile slot and walk through. All other people… A token-booth clerk will then open a special gate."
*Пропускная система. Чтобы пройти, опустите свой жетон в щель и проходите. Все другие люди… Клерк в киоске, продающий жетоны, откроет вам специальные ворота.
Я спустился на остановку. Станция была безлюдной и обшарпанной. В будке-конторке сидела такая же подруга, как попрошайка у входа в подземку, только наряженная в униформу работника метрополитена. Мы были одни на этой станции. Пропускные вертушки особого препятствия не представляли. Покупать их бронзовые шайбы, чтобы проходить к платформе, уже поднадоело. Деньги имелись, но станция была такой засратой, что я решил просто перепрыгнуть через препятствие, как частенько поступают чёрные ребята. Подойдя к барьеру, мне стало любопытно, наблюдает ли за мной шоколадка из своей стеклянной будки. Я обернулся. Она, как будто я её позвал, подняла голову и безразлично взглянула на меня. В этой ситуации стало как-то неловко проигнорировать её служебное присутствие и перепрыгнуть через вертушку.
- Сестрица, закрой глаза! - обратился я к ней.
- Зачем? - вяло удивилась она.
- Моё дело попросить, - подумал я, и, уперевшись руками на перилах прохода, поджал и перекинул ноги на другую сторону барьера. Уходя к платформам, я взглянул в её сторону. Она едва заметно, укоризненно покачала головой и снова уткнулась в чтение.
Вечером, я взял у кого-то из ребят велосипед, прихватил рюкзак и выехал на поиски того кондитерского места, о котором рассказывал Володя. По его описанию, было рядом со станцией сабвэя Fort Hamillton. Ехать туда от нас было неудобно, необходимо переходить на другую линию. Поэтому велосипед в этом случае был самым подходящим средством.
Когда я приехал в нужный район, уже темнело. Пришлось немного покружить вокруг. Но скоро, по запаху и прочим внешним признакам, я отыскал саму пекарню. Прямо перед зданием цеха, у оживленной проезжей дороги, стояли несколько пластиковых контейнеров с откидными крышками. Стоило мне заметить их, как стало ясно, что это именно то место, о котором говорил Володя. Вокруг контейнеров деловито копошились людишки. Приблизившись, я убедился, что это мои соотечественники, и тоже с велосипедами. Я наблюдал за ними со стороны, глазами случайного прохожего. Первое впечатление складывалось не очень-то хорошее, так как, назначение контейнеров было общеизвестно. Но вечерние сумерки и место исключали эти моральные издержки. Здесь просто никто на такое не обращал внимание.
Я приблизился. Ребята уже упаковывали добычу. Спросил их: что хорошего здесь есть? Мне деловито разъяснили, что сегодня весь ассортимент в наличии, и главное, есть сегодняшняя продукция. Рекомендовали обращать внимание на дату изготовления. Упаковав свои трофеи, они уехали. Я остался один.
Встал на пластиковый ящик и заглянул в контейнер. Тот оказался почти полон: однотипные бумажные коробки с прозрачным верхом и стандартной этикеткой, содержащей информацию о наименовании, цене и дате. Я поглядел на эту беспорядочную кондитерскую кучу, и немного поколебавшись, приступил к отбору. Сначала, я руководствовался только датой происхождения. Затем, заметив однообразие моего выбора, вернул некоторые экземпляры обратно и разнообразил ассортимент другими сортами. Весь этот процесс занял лишь несколько минут, так как мой рюкзак вмещал в себя лишь несколько коробок.
Занимаясь этим делом, я невольно посматривал за редкими прохожими. Их реакция на происходящее у контейнеров, была более чем положительной. Они вообще ничего не замечали, и никак не реагировали. Я успокоил себя тем, что если не придавать значения месту нахождения этих кондитерских изделий и учесть, что содержание и качество их ничем не отличается от тех, что продаются в любой бруклинской лавке, то ничего страшного во всём этом нет. Обратно ехал с полным рюкзаком за спиной. Было уже совсем темно.