- Замолчи! - сурово приказал он. - Это вещи, о которых ты ничего не знаешь. Если он действительно капитан Де-Васко, его божественное происхождение позволит ему выпить золотой напиток и остаться невредимым.
Расплавленное золото он влил в грубый глиняный ковш, который нагревался в котелке с углями у подножия алтаря. По его знаку несколько юношей бросили на землю свои копья и направились к Леонсии с явным намерением насильно разжать ей зубы.
- Подожди, жрец! - громовым голосом заорал Фрэнсис. - Ведь она не божественного происхождения, как Де-Васко. Дай испробовать твой напиток самому Де-Васко!
При этих словах Торрес кинул Фрэнсису взгляд, исполненный злобы и ненависти.
- Пустите в ход всю вашу надменность, - учил его Фрэнсис. - Откажитесь от напитка. Покажите им внутренность вашего шлема.
- Я не буду пить! - вскричал Торрес, охваченный паническим страхом при виде направляющегося к нему жреца.
- Ты должен выпить. Если ты воистину Де-Васко, божественный капитан, обитающий на Солнце, этим испытанием ты рассеешь наши сомнения, и мы все падем ниц перед тобой и воздадим тебе хвалу.
Торрес кинул Фрэнсису умоляющий взгляд, который не преминули перехватить зоркие глаза жреца.
- Мне кажется, вам придется выпить, - сухо заметил Фрэнсис. - Как бы то ни было, осушите кубок за здоровье дамы и умрите героем.
Внезапно рванувшись, Торрес высвободил одну руку из опутывающих его веревок, сорвал с себя шлем и повернул его так, чтобы жрец мог увидеть его внутреннюю сторону.
- Прочти, что там начертано! - приказал он.
Изумление жреца при виде надписи "Де-Васко" было так велико, что ковш выпал из его рук. Расплавленное золото, разлившись кипящим потоком, воспламенило сухие ветки, валявшиеся на земле, а один из копьеносцев, которому обрызгало золотом ногу, стал приплясывать на месте, дико завывая от боли. Однако жрец Солнца быстро пришел в себя и, схватив котелок с углями, начал поджигать хворост, наваленный вокруг его трех жертв. Тогда маленькая девочка вновь вмешалась.
- Бог Солнца не желает, чтобы великий капитан выпил золотой напиток, - проговорила она, - и потому сделал так, чтобы твоя рука его пролила.
Тут все Погибшие Души принялись роптать, высказывая предположение, что здесь, очевидно, кроется нечто, что выше понимания жреца, и последнему волей-неволей пришлось отказаться от своего намерения. Тем не менее, твердо решив добиться гибели чужеземцев, он коварно предложил всему племени:
- Мы подождем знака свыше. Принесите масла! Таким образом, бог Солнца будет иметь достаточно времени, чтобы проявить свою волю. Принесите свечу.
Вылив все масло на сухой хворост, чтобы сделать его более воспламеняющимся, он воткнул зажженный огарок свечи в самую середину пропитанного маслом хвороста со словами:
- Все то время, пока будет гореть свеча, мы будем ждать знака свыше. Справедливо ли это, о, мой народ?
И все Погибшие Души прошептали:
- Это справедливо.
Торрес умоляюще взглянул на Фрэнсиса. Тот сказал:
- Нужно признать, что старая скотина не очень-то расщедрился на свечу. Самое большее она протянет пять минут, а может быть, и через три минуты мы будем пылать как факелы.
- Что же нам делать? - вне себя от ужаса спросил Торрес. Леонсия же храбро взглянула в глаза Фрэнсису с печальной, полной любви улыбкой.
- Молить небо о дожде, - отвечал Фрэнсис. - А небо, как назло, безоблачно и ясно. Самое главное - умереть как мужчина. Не визжите слишком громко… - И глаза его вновь обратились к Леонсии, выражая страстную любовь, переполнявшую сердце молодого человека. Хотя их разделял промежуток между столбами, к которым они были привязаны, никогда еще они не были так близки друг другу.
Первой заметила самолет девочка, внимательно глядевшая на небо в ожидании знака Солнца. Торрес, не в силах оторвать глаз от почти совсем уже догоревшего огарка свечи, услыхал ее возглас и тоже поднял голову. В ту же минуту он услыхал, как и все остальные, жужжащий шум, точно над ними летало какое-то гигантское насекомое.
- Самолет! - пробормотал Фрэнсис. - Торрес, скажите им, что это и есть ожидаемый знак.
Но в словах уже не было надобности. Над их головами, на высоте более ста футов, кружил первый самолет, который довелось увидеть Погибшим Душам. А с самолета, точно благословение свыше, доносились знакомые звуки:
Ветра свист и глубь морская!
Жизнь недорога. Эгей!
Там, спина к спине, у грота
Отражаем мы врага!
Описав полный круг, самолет поднялся на добрых тысячу футов ввысь; там от него отделился какой-то предмет и стал спускаться прямо на толпу. Этот предмет футов триста падал отвесно, точно гиря, затем развернулся большим парашютом, под которым, точно паук на паутине, висел человек. Когда парашют приблизился к земле, он вновь затянул:
Там, спина к спине, у грота
Отражаем мы врага!..
Затем события начали громоздиться одно на другое с головокружительной быстротой. Огарок догоревшей свечи распался, горящий фитиль упал в небольшую лужицу растопившегося сала, сало это загорелось и воспламенило пропитанный маслом хворост. Генри, опустившийся в самую гущу Погибших Душ и накрывший многих из них своим парашютом, в два прыжка очутился подле своих друзей и принялся направо и налево раскидывать пылающий хворост. Занятие это он прервал только на одно мгновение, когда жрец Солнца попытался ему помешать. Мощным ударом по голове он опрокинул этого почтенного наместника богов на спину и, пока тот медленно приходил в себя и пытался встать на ноги, разрезал путы, связывающие Леонсию, Фрэнсиса и Торреса. Он протянул было руки, чтобы обнять Леонсию, но та оттолкнула его со словами:
- Живее! Нечего терять время на объяснения. Падайте на колени перед Торресом с таким видом, точно вы его покорный раб. Да не говорите по-испански - только по-английски!
Генри ничего не понимал, но Леонсия поощряла его взглядом, и он увидел, как Фрэнсис простерся ниц у ног их общего врага.
- Черт побери, - пробормотал Генри, следуя примеру Фрэнсиса. - Вот так штука! Да это будет похуже, чем заживо зажариться на этом самом костре!
За ним последовала и Леонсия, а затем и все Погибшие Души растянулись на земле у ног великого капитана Де-Васко, к которому, на их глазах, прилетели небесные гонцы с самого Солнца. Простерлись все, кроме жреца. Потрясенный случившимся, он размышлял о том, не присоединиться ли и ему ко всем остальным, но в это время черт дернул Торреса переусердствовать в исполнении назначенной ему роли.
С надменностью, о которой все время твердил ему Фрэнсис, он поднял правую ногу и поставил ее на затылок Генри, прищемив ему при этом ухо.
Тут Генри буквально взвился в воздух.
- Вы не смеете наступать мне на ухо, Торрес! - завопил он, мгновенно опрокинув испанца таким же ударом, каким он незадолго до этого свалил с ног жреца.
- Ну, теперь все пропало! - с величайшим огорчением заявил Фрэнсис. - Вся наша басня о боге Солнца рассыпалась в прах.
В самом деле, жрец Солнца сразу же понял создавшееся положение и с торжествующей улыбкой призвал своих копьеносцев. Но Генри приставил дуло своего автоматического револьвера к животу старого жреца, и тот, припомнив слышанные им легенды о смертоносных пулях, выбрасываемых силой таинственного вещества, которое называется порохом, примирительно улыбнулся и жестом отослал своих копьеносцев назад.
- Все это выше моего понимания и моей мудрости, - заявил он своему племени, причем его глаза все время с тревогой возвращались к дулу револьвера. - Я прибегаю к последнему средству. Пусть гонец отправится и разбудит Ту, Что Грезит. Пусть он передаст ей, что чужестранцы, спустившиеся к нам с неба, а может быть, и с самого Солнца, прибыли в нашу долину. И только мудрость ее неземных грез может разъяснить нам то, чего никто не понимает и что неясно даже мне.
Глава XVIII
Под конвоем копьеносцев Леонсия, оба Моргана и Торрес пустились в путь по плодородным, хотя и обработанным чрезвычайно примитивным способом нивам, через журчащие ручейки, лесистые участки и поросшие высокой травой луга, на которых паслись коровы такой низкорослой породы, что даже взрослые животные были не больше обычных молодых телят.
- Это, несомненно, настоящие дойные коровы, - заметил Генри. - Они просто прелесть! Но видели ли вы когда-нибудь таких карликов? Ведь сильный мужчина может свободно поднять самую крупную из них и нести ее на плечах.
- Думаю, ты ошибаешься, - возразил Фрэнсис. - Вон погляди на ту черную. Держу пари, что в ней не меньше трехсот фунтов.
- На что пари? - подхватил Генри.
- На что угодно, - последовал ответ.
- Сто долларов твоих против ста моих, - сказал Генри, - что я смогу поднять и понести ее.
- Идет!
Но пари не суждено было состояться, ибо в ту самую минуту, как Генри сошел с тропинки, копьеносцы заставили его вернуться обратно. Знаками и мимикой они дали понять пленникам, чтобы те держались прямой дороги.
Когда дорога пошла у подножия крутой скалы, путники увидели под собой стадо коз.
- Это домашние козы, - заметил Фрэнсис. - Взгляните-ка на пастухов. Недаром я не сомневался, что поданное нам рагу было из козлятины. Я всегда питал слабость к козам. Если Та, Что Грезит, кто бы она ни была, отменит решение жреца и оставит нас в живых, и если нам придется провести с Погибшими Душами весь остаток своих дней, я подам на ее имя прошение, чтобы меня назначили главным пастухом всех коз этого государства. Я построю для вас прелестный маленький коттедж, Леонсия. И вы будете главным сыроваром при дворе королевы.
Однако Фрэнсису не пришлось развить свой фантастический план, ибо они вышли к озеру такой поразительной красоты, что молодой человек невольно присвистнул, Леонсия захлопала в ладоши, а Торрес издал восклицание восторга. Озеро, безукоризненно овальной формы, было с милю в длину и с полмили в ширину. Ни одно человеческое жилище не нарушало сплошной полосы деревьев, зарослей бамбука и камыша, плотным кольцом окружавших озеро и особенно пышно разросшихся у подножия скалы. На гладкой водной поверхности с такой поразительной ясностью отражались высящиеся кругом горы, что взор с трудом различал, где кончалась действительность и начиналось отражение.
Восхищаясь красотой и отчетливостью отражения, Леонсия вдруг разочарованно вскрикнула, заметив, что вода в озере далеко не кристальной чистоты.
- Как жаль, что она такая грязная!
- Причиной тому богатая черноземная почва долины, - объяснил ей Генри. - Чернозем здесь лежит пластом в несколько сотен футов.
- Некогда вся долина была, очевидно, озером, - высказал предположение Фрэнсис. - Окиньте взглядом всю цепь скал, и вы увидите, что на ней ясно отмечен уровень, которого достигала прежде вода. Интересно, что так понизило этот уровень.
- Вероятнее всего, землетрясение, которое открыло какой-нибудь подземный выход и осушило озеро до его нынешних размеров и продолжает осушать и теперь. Темный коричневый цвет доказывает, что сюда постоянно вливаются новые воды. Это озеро, несомненно, служит резервуаром, в котором собирается вся влага с долины.
- Ну вот, наконец, хоть один дом, - заметила пять минут спустя Леонсия, когда они обогнули скалу и глазам их представилось низкое, похожее на бунгало строение, прилепившееся к склону утеса и нависшее над водой.
Сваями дому служили массивные стволы деревьев, стены его были сделаны из бамбука, а крыша крыта соломой. Жилище было расположено так уединенно, что попасть к нему можно было или по воде на лодке, или по мостику длиной в двадцать футов и такому узенькому, что два человека не могли бы пройти по нему рядом. По обе стороны мостика стояли два туземца, очевидно, исполняющие роль вооруженных часовых. Повинуясь знаку жреца Солнца, они посторонились и пропустили отряд; впрочем, оба Моргана заметили, что копьеносцы, сопровождавшие их от самого Большого Дома, остались по ту сторону мостика.
Пройдя по мостику и войдя в дом на сваях, путники очутились в большой комнате, обставленной, несмотря на всю примитивность убранства, лучше, чем можно было бы ожидать в Долине Погибших Душ. На полу лежали циновки, сплетенные из травы, чрезвычайно тонкой работы; еще искуснее были сделаны висевшие на окнах шторы. В глубине комнаты у стены красовалось огромное золотое изображение восходящего Солнца, схожее с тем, которое находилось у алтаря Большого Дома. Но еще более достойными изумления и восхищения были два живых, хотя и неподвижных существа, которые обитали в этой комнате. Под восходящим Солнцем на небольшом возвышении стояло ложе с множеством подушек, отчасти напоминавшее трон. На ложе среди подушек лежала спящая женщина, одетая в хитон из какой-то нежно мерцающей ткани, подобной которой не видел никто из путников. Грудь ее тихо вздымалась и опускалась от мерного дыхания. Женщина явно не принадлежала к Племени Погибших Душ, этой вырождающейся помеси испанцев и караибов. На голове ее красовалась тиара из кованого золота, усыпанная сверкающими драгоценными камнями и похожая на царскую корону.
На полу перед ложем стояли два золотых треножника. В одном из них горел огонь, в другом находилась большая золотая чаша, не менее шести футов в диаметре. Между треножниками лежала громадная собака с белоснежной шерстью, похожая на русского волкодава. Вытянув передние лапы, неподвижная, точно Сфинкс, она спокойно, не мигая, уставилась на пришельцев.
- У спящей вид настоящей леди, более того, - королевы. Ей грезятся, наверное, королевские сны, - прошептал Генри.
Жрец Солнца хмуро и неодобрительно на него поглядел.
Леонсия смотрела, затаив дыхание, но Торрес вздрогнул и сказал:
- Я никогда не слыхал ничего подобного о Долине Погибших Душ. Эта женщина - чистокровная испанка, в ней течет благородная кастильская кровь. Увидите, у нее синие глаза - это так же верно, как то, что я здесь стою. Но эта ужасающая бледность! - И он снова вздрогнул. - Этот неестественный сон! Похоже на то, что ее уже давно чем-то опаивают.
- Вот именно, - возбужденным шепотом прервал его Фрэнсис. - Та, Что Грезит погружена в наркотический сон. Они, должно быть, постоянно держат ее под воздействием каких-то наркотиков в роли то ли верховной жрицы, то ли оракула… Не так ли, старик? - произнес он вдруг по-испански. - А не пора ли нам ее разбудить? Ведь, надеюсь, нас привели сюда повидать ее бодрствующей, а не спящей?
Женщина пошевелилась, как будто шепот этот проник сквозь дремоту в ее сознание, и в первый раз шевельнулась собака; она повернула к женщине голову, и рука спящей ласково легла на шею животного. Повелительными жестами и мимикой жрец все настойчивее требовал молчания. И в полном безмолвии они наблюдали за просыпающейся пророчицей.
Медленно приподнялась она на ложе и вновь ласково погладила обрадованного волкодава. Он широко оскалил свои страшные клыки в жуткой гримасе, несколько напоминающей улыбку радости.
Безотчетный ужас закрался в душу всех присутствующих, и ужас этот еще более усилился, когда женщина впервые на них взглянула. Никто из них никогда не видел подобных глаз, в них, казалось, светился весь мир - все миры. Леонсия невольно подняла руку, чтобы перекреститься, а Торрес, объятый ужасом, не только перекрестился, но и беззвучно зашептал дрожащими губами свою любимую молитву Пресвятой Деве. Фрэнсис и Генри глядели как зачарованные в эти синие бездны, которые казались почти черными под тенью длинных ресниц.
- Брюнетка с синими глазами, - шепнул Фрэнсис.
Но что за глаза! Глаза такой формы, как если бы художник, не отрывая от бумаги перо, начертил несколько квадратов и все углы их заключил в один круг. Длинные темные ресницы оттеняли глаза, усиливая впечатление их бездонной мрачной глубины. При виде чужестранцев они не выразили ни удивления, ни испуга. Мечтательность соединялась в них с полным безразличием, и все же было ясно, что они видят и понимают все, что происходит. И еще - к величайшему ужасу зрителей, - в этих глазах непрерывной чередой отражались самые противоречивые чувства. Непрестанно усиливаясь, в них трепетала сердечная боль. Чуткость и сострадание увлажняли их, как весенний ливень в синеве далекого морского простора, как утренняя роса на вершинах гор. Боль, все та же боль, таилась в их бездонной глубине. Мрачное пламя безграничного мужества, казалось, вот-вот вспыхнет электрической искрой энергии и активности. Глубокая дремотность, точно трепетный фон, на котором играла столь яркая смена чувствований, готова была каждую минуту погрузить все в глубокий сон. И над всем витала всепроникающая мудрость веков. Необыкновенное впечатление еще более подчеркивали слегка впалые щеки, говорившие об аскетической жизни. На них играл румянец, наведенный лихорадкой или румянами.
Когда женщина встала во весь рост, она оказалась тонкой и хрупкой, как неземное видение. Кости ее были чрезвычайно узки, да и вся фигура худощава, однако благодаря округлым линиям тела она не казалась чересчур худой. Если бы Генри или Фрэнсис осмелились вслух высказать свое мнение, они назвали бы ее самой женственной из худощавых женщин.
Жрец Солнца растянулся во весь рост на полу, уткнувшись лбом в циновку. Остальные остались стоять, хотя Торрес охотно последовал бы примеру жреца, если бы так повели себя и его товарищи. Колени под ним подогнулись, но, взглянув на Леонсию и обоих Морганов, он вновь выпрямился.
В первую минуту красавица смотрела только на Леонсию. Внимательно оглядев ее с ног до головы, она повелительным кивком головы приказала ей приблизиться. Жест этот показался Леонсии слишком резким, и она мгновенно почувствовала, что между ними вспыхнул какой-то антагонизм. Девушка не тронулась с места, пока жрец резким шепотом не приказал ей повиноваться. Тогда она приблизилась, не обращая никакого внимания на громадную лохматую собаку. Леонсия прошла между большими треножниками, мимо огромного пса, пока таким же резким кивком ей не приказали остановиться. Долгую минуту обе женщины пристально глядели в глаза друг другу, наконец, с невольным чувством торжества Леонсия заметила, что Та, Что Грезит опустила глаза. Торжество Леонсии, однако, оказалось недолгим, потому что женщина просто рассматривала с надменным любопытством ее платье. Она даже протянула свою тонкую бледную руку и типичным женским жестом поглаживала и ощупывала платье Леонсии.
- Жрец! - резко окликнула старика царица. - Сегодня третий день как солнце вступило в новую фазу. Я давно уже предсказала тебе нечто относительно этого дня. Скажи же, что именно.
Весь извиваясь от чрезмерной угодливости, жрец произнес дрожащим голосом:
- Ты предсказывала, что в этот день произойдут странные события. Ты была права, о царица!
Но царица уже позабыла о нем. Все еще продолжая поглаживать платье Леонсии, она обратилась к ней:
- Ты очень счастлива, - сказала царица, знаком приказывая Леонсии вернуться к ее спутникам. - Тебя очень любят мужчины. Мне еще не все ясно, но все же я чувствую, что тебя слишком любят мужчины.