Подобно Торресу, четверо беглецов избегли столкновения со скалами и были вынесены подземным потоком к отверстию, выходившему на поверхность земли, которое затянула чудовищная паутина. Генри плыть было гораздо легче, так как и Леонсия была хорошим пловцом. К счастью для Фрэнсиса, его умение плавать позволило ему без труда поддерживать царицу. Она слепо следовала его указаниям, спокойно держась на воде и не пытаясь ни схватить его за руку, ни помешать ему плыть.
Достигнув выступа, все четверо вскарабкались на него и решили отдохнуть. Обе женщины принялись выжимать свои волосы, которые быстрое течение в беспорядке разметало по их плечам.
- Мне не впервые довелось побывать с вами обоими в недрах гор, - смеясь сказала Генри и Фрэнсису Леонсия. Впрочем, слова ее предназначались не столько для них, сколько для царицы.
- А я первый раз нахожусь со своим мужем в недрах гор, - также со смехом возразила царица, и отравленное жало ее насмешки глубоко вонзилось в сердце Леонсии.
- Похоже на то, что твоя жена не особенно ладит с моей будущей женой, - заметил Генри с обычной свойственной мужчинам резкостью, к которой они прибегают, чтобы скрыть смущение, вызванное бестактностью их жен.
Однако таким чисто мужским приемом Генри добился лишь еще более натянутого и напряженного молчания. Обеим женщинам это, казалось, доставляло какое-то странное злорадное удовольствие. Фрэнсис тщетно пытался придумать, как вывести всех из неловкого положения. Наконец Генри в отчаянии поднялся и заявил, что намерен осмотреться. Предложив царице его сопровождать, он подал ей руку, чтобы помочь встать на ноги. Фрэнсис и Леонсия сидели рядом, и оба упорно молчали. Он первый нарушил молчание.
- Я готов был бы поколотить вас, Леонсия.
- А что я такого сделала? - спросила она.
- Как будто не знаете? Вы отвратительно себя вели!
- Это вы себя отвратительно вели, - со слезами в голосе возразила она, несмотря на твердое решение воздержаться от такой чисто женской слабости. - Кто просил вас жениться на ней? Ведь не вы вытащили короткую соломинку! Кто же просил вас добровольно совать свой нос в это дело? Разве я просила вас? Мое сердце едва не остановилось в груди, когда я услышала, как вы заявили Генри о своем намерении жениться на ней. Я чуть было не упала в обморок. Вы даже не посоветовались со мной, а ведь это по моему совету, чтобы спасти вас от царицы, вы все бросали жребий… Мне не стыдно признаться вам: я сделала это, надеясь, что вы останетесь со мной! Генри вовсе не любит меня так, как вы уверяли, будто любите меня! И я никогда не любила Генри так, как любила вас, как я люблю и сейчас, да простит меня Господь!
Фрэнсис потерял всякое самообладание. Он схватил ее в объятия и крепко прижал к груди.
- И это в самый день вашей свадьбы? - прошептала она с упреком.
Он мгновенно отпустил ее.
- И все это я должен выслушивать от вас, Леонсия, да еще в такую минуту, - с грустью произнес он.
- А почему бы и нет? - вспыхнула она. - Вы любили меня, вы сами признались мне с таким жаром, что нельзя было бы не поверить, и вдруг сегодня добровольно, с самым веселым и радостным видом вы женитесь на первой встречной, первой хорошенькой женщине!
- В вас просто говорит ревность, - упрекнул он ее, и сердце его радостно забилось, когда она утвердительно кивнула головой. - Да, я допускаю, что вы ревнуете, но в то же время вы лжете со свойственной всему вашему женскому полу лживостью. То, что я сделал, я сделал вовсе не с радостным и веселым видом. Сделал я это ради вас и ради себя, а вернее всего - ради Генри. Слава Богу, во мне еще не умерло чувство чести.
- Мужского чувства чести не всегда достаточно для женщин, - возразила Леонсия.
- А разве вы предпочли бы, чтобы я был бесчестным? - быстро парировал он.
- Я ведь только женщина с любящим сердцем, - молящим голосом произнесла она.
- Вы настоящая злая, жалящая оса в образе женщины, - гневно возразил он. - И вы несправедливы ко мне.
- Да разве женщина бывает когда-либо справедливой, когда любит? - откровенно признала Леонсия. - Мужчины следуют правилам чести, которые сами же и изобретают, но знайте - как женщина, я открыто признаюсь в этом - знайте, что женщина следует в жизни только законам любви, которые диктует ей ее любящее сердце.
- Быть может, вы и правы. Правила морали, как и правила арифметики, определяются разумом и логикой. Судя же по вашим словам, у женщины нет никакой морали, а только…
- Только капризы, - закончила за него Леонсия.
Раздавшиеся возгласы Генри и царицы положили конец этому разговору, и Леонсия с Фрэнсисом, присоединившись к ним, стали разглядывать чудовищную паутину.
- Видели ли вы когда-нибудь такую огромную паутину?! - воскликнула Леонсия.
- А мне бы хотелось посмотреть на чудовище, которое ее соткало, - заявил Генри.
- Наше счастье, что нам не нужно идти этим путем, - сказала царица.
Все вопросительно взглянули на нее, и она указала вниз, на поток, бурлящий у их ног.
- Вот наш путь, - сказала она. - Я хорошо его знаю. Часто я видела его в моем Зеркале Мира. Когда моя мать умерла и была похоронена в водовороте, я проследила за ее телом в Зеркале Мира и увидела, как оно приплыло к этому месту и затем понеслось дальше, вниз с потоком.
- Да ведь она же была мертва! - быстро возразила Леонсия. Дух соперничества вновь разгорелся в ней.
- Один из моих копьеносцев, - спокойно продолжала царица, - прекрасный юноша, осмелился меня полюбить. И его бросили живым в поток. Я также следила за ним в Зеркале Мира. Когда его принесло к этому выступу, он выбрался на берег. Я видела, как он прополз между нитей паутины к дневному свету, но быстро вернулся назад и бросился в поток.
- Еще один мертвец, - мрачно заметил Генри.
- Нет, ибо я все время следила за ним в Зеркале Мира, и хотя на некоторое время все погрузилось во мрак и я ничего не могла видеть, он вскоре выплыл на поверхность большой реки, среди яркого солнечного сияния, подплыл к берегу и вскарабкался на него, - я прекрасно помню, что это был левый берег, - а вскоре исчез за большими деревьями, которых я никогда не видела в Долине Погибших Душ.
Однако, как и Торреса, всех их ужаснула мысль броситься в мрачную пучину вод, исчезавших под скалой.
- Все это кости животных и людей, - предостерегла своих спутников царица, - которые побоялись довериться реке и попытались выйти на поверхность земли через это отверстие. Поглядите - вон лежат люди, вернее, все, что осталось от них, - кости, пока их тоже не поглотило небытие.
- И все же, - сказал Фрэнсис, - я чувствую непреодолимое желание поглядеть на лучи солнца. Оставайтесь все на своих местах, пока я исследую этот путь.
Вынув свой револьвер, новейшая конструкция которого предохраняла патроны от воды, он пополз между нитями паутины. В ту же минуту, как молодой человек исчез в отверстии, раздалось подряд несколько выстрелов.
Вскоре они увидели Фрэнсиса - он поспешно отступал, все еще продолжая отстреливаться. Затем на него свалился гигантский паук - от одной мохнатой черной лапы до другой в нем было целых два ярда. Чудовище все еще продолжало бороться со смертью, и Фрэнсис выпускал в него заряд за зарядом. Туловище паука, от которого во все стороны расходились длинные ноги, было величиной с корзину для бумаги: оно со стуком свалилось на плечи Фрэнсиса, отскочило, продолжая все еще беспомощно сучить мохнатыми лапами, и свалилось в бурлящую воду. Взоры всех напряженно следили за тем, как труп доплыл до каменной стены, погрузился вниз и исчез из виду.
- Там, где есть один, может быть и второй, - заметил Генри, с сомнением поглядывая на опасное отверстие, откуда струились лучи света.
- Это единственный путь, - проговорила царица, - идем, муж мой, и в объятиях друг друга сквозь мрачный подземный поток мы выйдем в лучезарный солнечный мир. Помни, что я еще никогда не видела его и вскоре увижу с тобой впервые.
Руки ее протянулись к нему, и Фрэнсис не мог противиться ее воле.
- Это просто отверстие в отвесной скале, под которым зияет пропасть глубиною в тысячу футов, - объяснил он виденное им по ту сторону чудовищной паутины. Затем он обнял царицу и ринулся вместе с ней в поток.
Генри также заключил Леонсию в свои объятия и собрался было последовать их примеру, но девушка остановила его.
- Почему вы приняли жертву Фрэнсиса? - спросила она.
- Потому что… - молодой человек замолк и с удивлением поглядел на нее. - Потому что я люблю вас, - сказал он. - К тому же, если я не ошибаюсь, Фрэнсис кажется мне довольно счастливым новобрачным.
- Нет, - замотала она головой. - Просто Фрэнсис настоящий рыцарь, и он прекрасно играет свою роль, чтобы не оскорблять ее чувств.
- Ну, этого я не знаю. Вспомните, что было у алтаря перед Большим Домом. Когда я заявил, что пойду просить руки царицы, как он хвалился, будто она не захочет выйти за меня замуж! Из этого можно заключить, что он сам был не прочь на ней жениться. А почему бы и нет? Он холост, а она очень красивая женщина.
Но Леонсия больше не слушала его. Быстрым движением откинувшись назад и глядя ему прямо в глаза, она спросила:
- Как вы меня любите? Любите ли вы меня безумно? Любите ли вы меня страстно? Есть ли в вашей любви все это и еще многое другое?
Он смотрел на нее с изумлением.
- Ну что же, любите ли вы меня так? - допытывалась Леонсия.
- Ну конечно, - ответил он с расстановкой. - Но мне никогда не пришло бы в голову описывать мою любовь к вам таким образом. Вы, Леонсия, единственная женщина, которую я люблю. Я скорее сказал бы, что мое чувство к вам глубоко, огромно и постоянно. Право, я настолько слился с вами, что мне кажется, будто я знал вас всегда. И так было с первого дня нашего знакомства.
- Она ужасная женщина, - вдруг прервала его Леонсия. - Я ненавидела ее с самого начала.
- Боже мой, какая вы злая! Мне даже страшно подумать, как бы вы ее ненавидели, если бы на ней женился я, а не Фрэнсис.
- Давайте последуем за ними, - прервала она их разговор.
Генри крепко обнял ее и бросился в пенящийся поток.
* * *
На берегу реки Гуалаки сидели две девушки-индианки и удили рыбу. Выше по течению поднимался отвесный обрыв одного из отрогов величественных гор. Главный поток реки мчал мимо них свои окрашенные в шоколадный цвет воды, но у их ног, там, где они удили, простиралась тихая заводь. И так же тихо шла у них и рыбная ловля. Ни у той, ни у другой леса не дергалась - их приманка не соблазняла рыб. Одна из девушек, Никойя, зевнула, съела банан и вновь зевнула, намереваясь швырнуть кожуру от банана в воду.
- Мы все время сидели тихо, Конкордия, - сказала она. - Но нам не удалось поймать ни одной рыбы. А теперь я устрою большой шум и плеск. Как говорится в пословице, все, что устремляется вверх, должно упасть вниз. Так почему не может что-нибудь всплыть наверх после того, как я брошу эту кожуру вниз. Я попробую. Гляди!
Она бросила кожуру банана в воду и лениво стала наблюдать за местом, куда та упала.
- Если что-нибудь всплывет наверх, надеюсь, это будет нечто очень большое, - так же лениво пробормотала Конкордия.
И перед их широко раскрытыми от изумления глазами из коричневых глубин выплыла большая белая собака. Они вытащили свои удочки из воды, бросили их на берег, обняли друг друга и принялись наблюдать. Собака вылезла на берег в нижнем конце заводи, взобралась по отлогому склону, отряхнулась и исчезла среди деревьев. Никойя и Конкордия захихикали.
- Попробуй еще раз, - попросила Конкордия.
- Нет, теперь попробуй ты. Посмотрим, что у тебя выйдет.
Конкордия, не веря в успешность своей попытки, бросила в воду комок земли. Почти мгновенно после этого из воды вынырнула голова в шлеме. Обхватив еще крепче друг друга, девушки смотрели, как мужчина в шлеме подплыл к берегу в том же месте, где вылезла собака, и так же исчез среди деревьев.
Индианки опять захихикали, но на этот раз, несмотря на взаимные уговоры, ни одна из них не решилась бросить еще что-нибудь в воду. Некоторое время спустя, когда подруги посмеивались над своим странным приключением, они увидели двух молодых индейцев, длинными шестами направлявших свой челн вдоль берега, против течения реки.
- Чему вы смеетесь? - спросил один из них.
- Мы тут видели разные вещи, - хихикнула Никойя в ответ.
- Значит, вы выпили много пульки, - упрекнул их юноша.
Но девушки покачали головами, и Конкордия сказала:
- Нам не нужно пить пульку для того, чтобы видеть разные вещи. Сначала, когда Никойя бросила в воду кожуру банана, мы увидели собаку, которая появилась из воды - белую собаку величиной с горного леопарда…
- А когда Конкордия бросила ком земли, - продолжала другая девушка, - из воды всплыл мужчина с железной головой. Это колдовство. Конкордия и я - мы можем вызывать колдовские видения.
- Хозе, - обратился один индеец к другому, - по этому поводу следует выпить. - И каждый из них по очереди, в то время как другой шестом удерживал лодку на месте, сделал глоток из большой бутылки из-под голландского джина, наполненной пулькой.
- Нет, - сказал Хозе, когда девушки попросили его дать им тоже глотнуть. - Один глоток пульки - и вы увидите еще много собак величиной с горного леопарда и людей с железными головами.
- Прекрасно, - подхватила вызов Никойя. - В таком случае бросьте в воду вашу бутылку из-под пульки и посмотрим, что вы увидите. У нас выплыли собака и мужчина, а у вас, может быть, появится сам черт.
- Я бы хотел увидеть черта, - ответил Хозе, потянув еще раз из бутылки. - В этой пульке кроется настоящий огонь мужества. Мне бы очень хотелось увидеть черта.
Он протянул бутылку своему товарищу, чтобы тот допил ее до конца.
- А теперь брось-ка ее в воду, - посоветовал ему Хозе.
Пустая бутылка с сильным всплеском упала в воду, и волшебство не замедлило сказаться: на поверхность воды выплыло чудовищное туловище убитого паука. Зрелище это оказалось слишком сильным для простых индейских душ. Юноши с таким испугом отшатнулись от ужасного чудовища, что перевернули свою лодку. Выплыв на поверхность, они направились к главному потоку, уносимые быстрым течением, а за ними более медленно следовала полузатопленная лодка. Никойя и Конкордия на этот раз слишком испугались, чтобы хихикать. Они прижались друг к другу и с испугом глядели на волшебные воды, следя в то же время уголками глаз, как перепуганные юноши поймали лодку и подтащили ее к берегу, затем вскарабкались на него и спрятались за деревьями.
Послеполуденное солнце стояло уже низко над горизонтом, когда девушки наконец отважились еще раз испытать волшебную силу вод. После продолжительной перебранки они решили бросить одновременно два кома земли. И в ту же минуту из воды вынырнули мужчина и женщина - Фрэнсис и царица. Девушки попадали от испуга в кусты. Оставаясь незамеченными, они наблюдали за тем, как Фрэнсис, поддерживая царицу, подплыл к берегу.
- Быть может, это всего лишь случайность… эти вещи могли случайно всплыть в то самое время, как мы бросали что-нибудь в воду, - шепнула Никойя Конкордии пять минут спустя.
- Но ведь когда мы бросали одну вещь, из воды всплывала только одна, - возразила Конкордия. - А когда бросили две, всплыли тоже две.
- Хорошо же, - сказала Никойя. - Давай еще раз убедимся в этом. Бросим еще что-нибудь вдвоем, и если ничего не появится из воды, значит, у нас нет колдовской силы.
Опять они бросили два комка земли, и на поверхность вновь всплыли мужчина и женщина. Но эти двое, Генри и Леонсия, оба умели плавать и поплыли рядом к естественной пристани. Подобно всем остальным, они вылезли на берег, вошли в лес и исчезли из виду.
Долго еще девушки-индианки ждали продолжения чуда. Ибо они решили больше ничего не бросать в воду и ждать: если что-нибудь появится из воды, значит, это простое совпадение, если же нет, то колдовская сила таится в них самих. Так они и лежали долгое время в засаде, наблюдая за волшебной водой, пока опустившийся мрак не скрыл ее от их глаз. Медленно и торжественно направились они в свою деревушку, уверенные в том, что на них лежит благословение богов.
Глава XXII
Только на следующий день после своего спасения из подземного потока Торрес прибыл в Сан-Антонио. Он пришел пешком, оборванный и грязный, а за ним по пятам следовал маленький мальчик-индеец, несший шлем Де-Васко. Торрес хотел показать этот шлем начальнику полиции и судье, как доказательство реальности его странных приключений, о которых ему не терпелось рассказать.
Первый человек, которого он встретил на главной улице, был начальник полиции. Завидев его, начальник издал громкое восклицание:
- Неужели это действительно вы, сеньор Торрес?! - и прежде чем пожать ему руку, набожно перекрестился.
Убедившись, однако, что перед ним настоящий человек из плоти, более того, весьма грязной плоти, начальник полиции поверил, что все увиденное им не сон.
Вслед за тем им овладела бешеная ярость.
- А я-то считал вас мертвым! - воскликнул он. - Что за мерзкая собака этот Хозе Манчено! Он пришел ко мне и заявил, будто вы умерли и лежали погребенным до самого дня Страшного Суда в недрах священной горы майя.
- Хозе Манчено глупец, а я, вероятно, самый богатый человек в Панаме, - с надменной важностью ответил Торрес. - Подобно прежним героям-конквистадорам, я преодолел все трудности и опасности и нашел сказочные сокровища. Я видел их собственными глазами. Поглядите!
Торрес сунул было руку в карман брюк, чтобы достать драгоценные камни, украденные у Той, Что Грезит, но, вовремя спохватившись, вытащил руку пустой. И без того множество любопытных глаз следили за ними, удивляясь его странному виду.
- У меня есть что порассказать вам, - сказал он начальнику полиции. - Но здесь не место для разговора. Я стучался у порога умерших и носил на себе саван мертвецов. Я водил компанию с людьми, которые умерли четыре столетия тому назад, но еще не истлели и на моих глазах погибли второй раз в пучине вод. Я прошел сквозь недра гор. Я делил хлеб и соль с Погибшими Душами и глядел в Зеркало Мира. И все это я расскажу вам, мой лучший друг, в более удобное время, ибо я сделаю вас таким же богатым, как и самого себя.
- А не хлебнули ли вы прокисшей пульки? - насмешливо спросил его начальник полиции.
- У меня не было во рту ничего крепче воды с тех пор, как я оставил Сан-Антонио, - последовал ответ. - Сейчас я отправлюсь к себе домой и утолю свою жажду стаканом доброй крепкой пульки, а затем смою грязь со своего тела и оденусь в чистую приличествующую моему положению одежду.
Однако Торресу не суждено было сразу попасть домой. Навстречу ему шел маленький оборвыш; издав возглас удивления, мальчик подбежал к испанцу и протянул ему конверт. Торрес немедленно узнал его - это была телеграмма, посланная Риганом по правительственному телеграфу:
"Все идет прекрасно. Необходимо задержать указанное лицо еще на три недели вдали от Нью-Йорка. 50 000 в случае удачи".
Взяв у мальчика карандаш, Торрес написал на обороте конверта ответную телеграмму: