Я познакомился с Йозефом Мадзини дома у Анны Корет, владелицы книжного магазина; написав этнографическую работу об одном из самоедских племен сибирского побережья Северного Ледовитого океана, эта женщина вошла в университетские круги, а затем специализировала свой магазин на этноисторической литературе и путевых записках. В своей темной, просторной венской квартире на Рауэнштайнгассе хозяйка магазина от случая к случаю давала ужины для солидной клиентуры. В такие вечера много рассуждали о рукописях, о редких изданиях и пили дешевое итальянское вино. На Рауэнштайнгассе можно было узнать самые невероятные подробности о возникновении различных книг, о годах публикации, об оформлении и переплетах, но – почти ничего о людях, читавших такие книги. Мадзини – однажды Анна Корет пригласила его на такое вечернее собрание и представила как своего Йозефа – был исключением. Он много говорил о себе. Причем на изысканном немецком, сразу выдававшем свое эмигрантское происхождение. К примеру, еще новичком на Рауэнштайнгассе Мадзини употреблял старомодные слова вроде "синематограф", говорил "на сей конец", "высокие помыслы", "следственно" или "телефонировать".
В ту пору я превратно истолковал его свободный от акцента лексикон как составную часть нарочито претенциозной беседы – тем более что и предметы, о которых он говорил, в кружке Анны Корет казались странными и чудаковатыми. Он, Говорил Мадзини, как бы заново набрасывает прошлое. Придумывает истории, изобретает ход действия и события, записывает все это, а после проверяет, нет ли в далеком или недавнем прошлом каких-нибудь реальных предшественников либо соответствий для персонажей его фантазии. Метод, по сути, тот же, говорил Мадзини, каким пользуются сочинители романов о будущем, только с обратным временным направлением. В результате он имеет преимущество – возможность проверить жизненность своих фантазий посредством исторических изысканий. Ведет игру с реальностью. А отталкивается от того, что все, о чем бы он ни фантазировал, когда-то наверняка уже произошло. "Ага, – говорили на Рауэнштайнгассе итальянцу, который в своем непомерно просторном вязаном пуловере важно восседал за столом и хлестал красное вино, – ига, очень мило, даже вроде бы знакомо", но ведь придуманная история, которая некогда произошла на самом деле, не будет абсолютно ничем отличаться от обыкновенного пересказа; никто не оценит такой вымысел по достоинству, всяк решит, что перед ним просто-напросто изложение фактов. Это не важно, ответил тогда Мадзини, ему вполне достаточно приватного, тайного доказательства, что он сумел создать реальность.
По-моему, именно Анна Корет (она была почти на голову выше своего Йозефа, на ее голову) в конце концов убедила выдумщика забыть о приватности и тайности игр его фантазии и познакомить с ними публику. (Так или иначе, мадзиниевские истории от случая к случаю печатались в тех немногих журналах, что продавались в книжном магазине Корет и, окруженные плотными рядами исторических трудов, представляли там современность.) Мадзини по-прежнему нет-нет да и шоферил в экспедиционной фирме, на дальних перевозках, по-прежнему снабжал статуэтками падкую до антиквариата буржуазию и писал рассказы, место действия которых зачастую можно было отыскать на карте лишь приблизительно. По его хотению тонули в далеких морях рыболовные катера, вспыхивали в азиатской глуши степные пожары, а порой он как очевидец рассказывал о караванах беженцев и боях где-то там, далеко-далеко. Причем грань между фактом и вымыслом оставалась незрима.
"Для жажды развлечений и без того все едино, – якобы позднее записал Мадзини в одном из своих полярных дневников (океанограф Хьетиль Фюранн из шпицбергенского шахтерского поселка Лонгьир переслал их Анне Корет), – …наверное, мечтать после работы о переходах через джунгли, о караванах или о сверкающих плавучих льдах заставляет нас все та же стыдливая готовность сбежать от будней. Куда мы не добираемся сами, туда посылаем заместителей – репортеров, которые потом рассказывают нам, как все было. Но большей-то частью было как раз не так. И о чем бы нам ни сообщали – о гибели Помпей или о теперешней войне на рисовых полях, – приключение остается приключением. Ведь нас уже ничто не трогает. И нас не просвещают. Не пытаются расшевелить. Нас развлекают…"
Чем больше Мадзини увлекался тогда идеей вправду разыскать свои фантазии в реальности, тем чаще он переносил действие своих рассказов в суровые необитаемые края и в северную глухомань. В конце концов вымышленная драма, разыгравшаяся в пустынном безлюдье, была куда вероятнее и представимее, нежели какое-нибудь тропическое приключение, придумывая которое необходимо учитывать влияние многообразных природных факторов, а то и обряды чуждой культуры. И Мадзини отправлял персонажей своей фантазии все дальше на север, в конце концов туда, где не было даже эскимосов, – в вечные льды высоких арктических широт. Тем самым сочинитель как бы установил связь с ледяными образами детства; лишь впоследствии выяснится, что это была и связь с гибелью. Ведь первый шаг к исчезновению Мадзини сделал, когда в антикварных фондах книжного магазина Корет наткнулся на давнее описание арктической экспедиции, которая состоялась сто с лишним лет назад и была так же драматична, так же прихотлива, а в итоге так же невероятна, как вымысел, – отчет Юлиуса кавалера фон Пайера об императорско-королевской австро-венгерской полярной экспедиции, опубликованный в 1876 году Венским придворным и университетским издательством Альфреда Хёльдера.
Йозеф Мадзини был заворожен. Больше двух лет провела эта экспедиция среди паковых льдов и в один из лучезарных августовских дней 1873 года открыла в Ледовитом океане чуть выше 79-го градуса северной широты неизвестный до той поры архипелаг – примерно шесть десятков островов, сложенных из коренной породы и почти целиком погребенных под мощным ледовым панцирем, базальтовые горы, девятнадцать тысяч квадратных километров безжизненности. Четыре месяца в году солнце не всходило над этим островным царством, и с декабря по январь там властвовал кромешный мрак, когда температура воздуха опускалась до минус семидесяти по Цельсию. Начальники экспедиции – Юлиус Пайер и Карл Вайпрехт – в честь своего далекого монарха нарекли этот мрачный, неприветливый край Землею Императора Франца-Иосифа и таким образом заполнили на карте Старого Света одно из последних белых пятен.
Отчет экспедиции заворожил Йозефа Мадзини, и причиной тому, думается, могло быть лишь одно: он решил, что записки Пайера документально подтверждают реальность одной из его вымышленных историй. Доподлинно известно только, что Мадзини с прямо-таки маниакальным рвением начал тогда реконструировать путаный ход этой исследовательской экспедиции. Он прилежно копался в архивах. (В морском отделе Австрийского военного архива хранился истрепанный вахтенный журнал "Адмирала Тегетхофа", а также неопубликованные письма и дневники Вайпрехта и Пайера, в картографическом собрании Национальной библиотеки – дневник экспедиционного машиниста Отто Криша и непритязательные однообразные заметки егеря Иоганна Халлера из долины Пассайерталь…) Казалось, тот вихрь, который прежде забрасывал на Крайний Север выдуманных персонажей Мадзини, теперь подхватил, повлек прочь и его самого. Мадзини устремился вдогонку давно ушедшей реальности. А для такой погони любые архивы слишком тесны, слишком малы. Мадзини отправился в Ледовитый океан. Торжественно читал летопись экспедиции Пайера-Вайпрехта на театре реальности – фиолетовое небо над дрейфующими льдами, несомненно, было то самое, под каким более ста лет назад впадала в отчаяние команда "Адмирала Тегетхофа". Мадзини бродил по глетчерам. Мадзини пропал.
Нет, я не принадлежал к числу его друзей. Временами этот малорослый, едва ли не субтильный парень, который, однако ж, не замедлил бы с энергией фанатика ринуться и вослед за миражом, даже вызывал у меня ту особенную враждебность, какую испытываешь, пожалуй, только к натурам очень близким, очень похожим на тебя самого. Я замешался в его жизнь совершенно нечаянно – всего-навсего шапочный знакомец. По-настоящему Мадзини привлек мое внимание лишь после того, как исчез во льдах. Ведь загадочная и зловещая эманация этого исчезновения стала задним числом пропитывать его жизнь, да так, что мало-помалу все, чем он занимался, сделалось загадочным и зловещим. Тем не менее на первых порах мои попытки внести ясность – хоть какую-то ясность! – в обстоятельства исчезновения были не более чем игрой ума. Но каждый путеводный знак оборачивался новым открытым вопросом, невольно я делал один шаг, потом еще и еще, укладывал биографические детали, сведения и имена в некую связную схему, наподобие сетки кроссворда, и вот так Мадзини очутился в фокусе моих интересов. В конце концов я даже продолжил изыскания по истории Арктики, которые он вел с таким поразительным упорством, и, все больше углубляясь в его работу, совершенно забросил мою собственную. Я до того освоился со шпицбергенскими заметками и дневниками Мадзини (мне дала их Анна Корет), что с легкостью мог процитировать по памяти любые самые путаные пассажи. Фразы, образные картины и даже несущественные фрагменты не шли у меня из головы. При всем желании я уже не мог их забыть. Кучевые облака, что отражались в витринах, казались мне нагромождениями льдов, остатки снега в городских парках – дрейфующими ледяными полями. Северный Ледовитый океан простирался за моим окном. Наверное, примерно так же происходило и с Мадзини. Мне до сих пор неприятно и тягостно вспоминать тот мартовский день, когда по дороге в географическую библиотеку я вдруг осознал, что давно уже перекочевал в мир другого человека; постыдное и смехотворное открытие – некоторым образом я занял место Мадзини, потому что выполнял его работу и поневоле, как шахматная фигура, двигался в его фантазиях.
В тот день до поздней ночи лил беспросветный унылый дождь. Длинные лужи, вскипая пеной, смыкались за автомобилями, которые катили по улицам, от светофора к светофору. Под дождем старый, почерневший снег превращался в скользкую жижу. Было холодно. Мадзини умер. Скорей всего, умер.
ГЛАВА 3
СПИСОК УЧАСТНИКОВ ДРАМЫ НА КРАЮ СВЕТА
(приложение: выдержки из личных дел начальников)
Лейтенант военно-морского флота Карл Вайпрехт из Михельштадта в Гессене -
начальник экспедиции на море и во льдах, командир "Адмирала Тегетхофа"
Обер-лейтенант Юлиус Пайер из Теплица в Богемии – начальник экспедиции на суше, картограф императора
Лейтенант военно-морского флота Густав Брош из Комотау в Богемии – первый помощник командира (внутренняя служба), провиантмейстер
Мичман Эдуард Орел из Нойтитшайна в Моравии – второй помощник командира (штурман)
Доктор Юлиус Кепеш из Бари в Венгрии – экспедиционный врач
Шкипер Пьетро Лузина из Фиуме – боцман
Шкипер Эллинг Карлсен из Тромсё в Норвегии – ледовый боцман и гарпунщик
Отто Криш из Кремсира в Моравии – машинист
Йозеф Поспишил из Прерау в Моравии – кочегар
Антонио Вечерина из Драги под Фиуме – плотник
Иоганн Ораш из Граца – кок
Иоганн Халлер из Пассайерталя в Тироле – первый егерь, травознай и погонщик собак
Александр Клотц из Пассайерталя в Тироле – второй егерь, травознай и погонщик собак
Антонио Скарпа из Триеста
Антонио Занинович из Лезины
Антонио Катаринич из Лусина
Антонио Лукинович из Браццы
Джузеппе Латкович из Фианоны под Альбоной
Пьетро Фаллезич из Фиуме
Джорджо Стиглич из Буккари
Винченцо Пальмич из Волоски под Фиуме
Лоренцо Марола из Фиуме
Франческо Леттис из Волоски
Джакомо Суссич из Волоски – матросы
Юбинал, вожак упряжки, североазиатская собака, купленная в Вене
Гиллис, происхождение неизвестно, куплен в Вене
Маточкин, происхождение неизвестно, куплен в Вене
Боп, происхождение неизвестно, куплен в Вене
Новая, происхождение неизвестно, куплена в Вене
Земля, происхождение неизвестно, куплена в Вене – ездовые собаки
Сумбу, лапландский пес, куплен в северной глухомани
Пекель, лапландский пес, куплен в Тромсё
Торосы, родился от Земли в Ледовитом океане, на борту "Адмирала Тегетхофа" – ездовые собаки
Две безымянные кошки из Тромсё
Йозеф Мадзини из Триеста – потомок
ВАЙПРЕХТ Карл, лейтенант военно-морского флота, полярный исследователь. Родился 8 сентября 1838 г. в Михельштадте в горах Оденвальд (Великое герцогство Гессен-Дармштадт), в состоятельной бюргерской семье; закончил в Дармштадте гимназию и профессиональное училище. Восемнадцати лет зачислен временным кадетом в австрийский военно-морской флот. 1856–1859 гг.: штурманская подготовка на парусном фрегате "Шварценберг", корвете "Эрцгерцог Фридрих", фрегате "Дунай" и пароходе "Куртатоне"; трансатлантические плавания. 1860–1861 гг.: офицерская служба в качестве действительного кадета военно-морского флота на фрегате "Радецкий" под командованием (будущего) адмирала Вильгельма фон Тегетхофа. 1861 г.: Тегетхоф присваивает ему звание мичмана. 1863–1865 гг.: офицер-инструктор на бриге "Гусар". 1866 г.: в морском сражении при Лиссе, находясь на борту фрегата-броненосца "Дракон", проявил особую выдержку и отвагу, за что награжден орденом Железной короны 3-й степени; 1868 г.: после похода в Мексиканский залив произведен в лейтенанты военно-морского флота. До 1871 г.: ряд экспедиций в Азию и Америку; крейсерские плавания у сирийского и египетского побережья, а также уточнение береговой линии Далмации. Превосходно владеет языками – итальянским, венгерским, сербохорватским, французским, английским и норвежским. В 1871 г. вместе с Юлиусом Пайером и графом Хансом Вильчеком предпринимает на фрегате "Исбьёрн" ("Белый медведь") разведочную экспедицию на Шпицберген и Новую Землю с целью выяснения метеорологической и ледовой обстановки в северной акватории Баренцева моря; в 1872 г., в тридцать три года, назначен начальником морского этапа австро-венгерской полярной экспедиции.
Многочисленные публикации по проблемам навигации, метеорологии, земного магнетизма и океанографии, в том числе: "Метаморфозы льда", "Практическое руководство по наблюдению полярных сияний", "Будущая полярная экспедиция и ее надежный результат"…
Награды: рыцарский крест ордена Леопольда; орден Железной короны 3-й степени; прусский королевский орден Красного орла 3-й степени; офицерский крест итальянского королевского ордена Маврикия и Лазаря; Серебряный лавровый венок города Франкфурта; Большая золотая медаль Международного географического конгресса (Париж); золотая учредительская медаль Лондонского географического общества и т. д., и т. д. Ср. награды Пайера; почетный гражданин гг. Фиуме (Риека) и Триест.
ПАЙЕР Юлиус, кавалер фон, обер-лейтенант, картограф, альпийский и полярный исследователь, художник, литератор. Родился в семье уланского ротмистра в Шёнау под Теплицем (Богемия) 2 сентября 1841 г. Закончил кадетский институт в Лобзове под Краковом и Терезианскую военную академию в Винер-Нойштадте; 1859 г.: унтер-лейтенантом 36-го пехотного полка участвует в сражении при Сольферино; награжден военным Крестом за заслуги и произведен в обер-лейтенанты. Гарнизонная служба в Майнце, Франкфурте, Вероне, Венеции, Кьодже и Егерндорфе; преподает историю в кадетском институте в Айзенштадте, позднее работает под началом маршала фон Флигели для Военно-географического института. Сенсационные экспедиции в высокогорье с целью изучения Южно-Тирольских Альп и Высокого Тауэрна; картографирование Лессинских Альп, массивов Пазубио, Глокнера и Венецианских Альп; более тридцати первых восхождений в массивах Бренты, Адамелло и Презанеллы. 1867–1868 гг.: систематическое изучение и тригонометрическая съемка всех частей широко разветвленного массива Ортлер; шестьдесят восхождений на вершины. 1869–1870 гг.: участие во Второй немецкой полярной экспедиции в Гренландию в качестве географа, орографа и гляциолога; открытие Тирольского фьорда и фьорда Франца-Иосифа во время шестисоткилометрового пешего перехода вдоль восточного побережья Гренландии. 1871 г.: совместно с Карлом Вайпрехтом и графом Хансом Вильчеком в плавании по Баренцеву морю достигает 78°48' северной широты; уточняет карту Шпицбергена. 1872 г.: в возрасте тридцати лет назначен сухопутным начальником австро-венгерской полярной экспедиции.
Многочисленные публикации по картографии, географии и на темы арктических приключений, в том числе: "Альпийский массив Адамелло-Презанелла", "Бокка-ди-Брента", "Ортлерские Альпы", "Первая австрийская исследовательская экспедиция в Новоземельскую акваторию", "О холоде", "Внутренние районы Гренландии", "Австро-венгерская полярная экспедиция 1872–1874 гг." и др.
Награды: орден Железной короны 3-й степени; золотые медали Лондонского и Парижского географических обществ; почетный член географических обществ Вены, Берлина, Рима, Будапешта, Дрездена, Гамбурга, Бремена, Ганновера, Мюнхена, Франкфурта-на-Майне и Женевы; почетный член Алжирского метеорологического общества, Гамбургского навигационного союза и Пресбургского географического объединения; почетный член французского, английского и итальянского Альпийских клубов; кавалер французского ордена Почетного легиона, королевского прусского ордена Красного орла 3-й степени, королевского шведского ордена Северной звезды, королевского итальянского ордена Маврикия и Лазаря, ордена Итальянской короны, королевского португальского ордена Башни и Меча и саксонского великогерцогского ордена Белого сокола; почетный доктор философии Пражского университета; почетный гражданин гг. Брюнн, Фиуме и Теплиц; славится как лучший погонщик собачьих упряжек своего времени, рожденный за пределами Полярного круга.
ГЛАВА 4
ХРОНИКА ПРОЩАНИЙ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ ДРОБИМА
В 1868 году, во время картографической съемки Ортлерских Альп, до моей палатки далеко в горах случайно добралась газета с заметкой о Первой немецкой экспедиции Кольдевея. Вечером у костра я прочел пастухам и егерям, которые меня сопровождали, лекцию о Северном полюсе, не переставая удивляться, что вот есть же на свете люди, куда больше других способные выдерживать ужасы холода и мрака. Я и не предполагал тогда, что всего через год сам стану участником полярной экспедиции, да и Халлер, один из тогдашних моих егерей, тоже не думал не гадал, что будет сопровождать меня в третьем моем путешествии.
Юлиус Пайер
Где началось прощание? И когда? Оно происходило во многих местах – на платформе венского Западного вокзала, у ворот шлюза в Геестемюнде, в гавани норвежского города Тромсё, а столетие спустя – в аэропорту и опять-таки у корабельного трапа.