Белая пума - Лоуренс Р.д. 5 стр.


Казинс, жилистый и худощавый, вскоре оставил Таггарта далеко позади, а потом и вовсе исчез из виду. Мгновения спустя собаки залаяли пронзительнее. Судя по их захлебывающемуся лаю, они стояли на месте.

Проводники тоже остановились. Таггарт расплылся в улыбке и, хотя дышал с трудом, прокричал Казинсу:

- Есть! Кошка у нас в руках. Подожди меня.

Когда Таггарт и Казинс появились в долине, пумы отдыхали возле недоеденного оленя, которого они убили минувшей ночью. Мать лежала растянувшись на плоском камне, ее дети расположились чуть ниже. Юная самка спала, свернувшись клубочком; ее брат сидел прямо, навострив уши.

Внезапно старшая пума вскочила и замахала хвостом. Ее взгляд был устремлен к озеру Китсегуэкла. Она услышала людей, их лошадей и собак, хотя те находились еще за восемьсот метров от кугуаром. Рычанием предупредив отпрысков об опасности, рыжевато-бурая пума повернулась и помчалась прочь. Белый кугуар следовал за ней по пятам. Юная самка во всю прыть кинулась за матерью с братом.

К тому времени, когда гончие начали преследование, три кугуара уже отдалились от места отдыха на четыреста метров. Мать, прекрасно знавшая окрестности долины, повернула на северо-восток, где высился Скалистый хребет - крутой голый надвиг, усеянный глыбами и изрытый глубокими трещинами. Старшая пума с сыном стремительно неслись к этому убежищу, а юная самка, не поспевавшая за ними, в панике метнулась в западную сторону и вскоре достигла реки.

Оказавшись на открытом пространстве, она растерялась, и, пока озиралась в смятении, из леса выскочили две собаки. Они помчались к ней. Пума повернулась к собакам и в страхе зарычала.

Первой бежала крупная черная гончая с коричневыми подпалинами. За шесть лет своей жизни она загнала не одну пуму и точно знала, как ей действовать. Она ринулась в тыл кошки, предоставив своей напарнице встречать ее спереди. Пума повернулась к обошедшей ее собаке, но тут же почувствовала, как на нее накинулась вторая гончая, клыками царапнув ее бок. Несчастная пума подбежала к ближайшей высокой ели, подпрыгнула, передними лапами хватаясь за ствол, и, отталкиваясь задними ногами, стала карабкаться по дереву.

Поднявшись от земли на двенадцать метров, пума сочла, что теперь ей ничто не грозит, и, балансируя на двух ветках, со злобным шипением уставилась на преследователей.

Через десять минут к осажденному собаками дереву подоспел Стив Казинс. Он остановился в пятнадцати метрах от ели и, взглянув на кошку, вставил в винчестер патрон, но стрелять не спешил. Он ждал Таггарта, зная, что его напарник будет взбешен, если он лишит его первого выстрела.

Однако, заметив вскоре, что пума собирается спуститься с дерева, Казинс вскинул ружье и, сделав глубокий вдох, мягко нажал на спусковой крючок. Пуля пронзила сердце пумы еще до того, как прогремел выстрел. Безжизненное тело с глухим стуком упало на землю.

Таггарт выскочил из леса, когда Казинс уже сажал гончих на привязь. С трудом переведя дух, Таггарт громко выругался:

- Не мог дождаться меня? Сукин ты сын! Казинс холодно взглянул на напарника.

- Кошка начала спускаться. Пришлось выстрелить. Будь ты в лучшей форме, сам бы и убил. Так что отвяжись от меня, Уолт! - отчеканил он.

Отрывистая речь, суровый тон Казинса быстро охладили пыл Таггарта. Он знал, что его напарник не из тех, кого можно оскорблять безнаказанно. На самом деле он побаивался Казинса, хотя никогда себе в том не признавался.

Казинс отправился за лошадьми, к его возвращению Таггарт уже освежевал тушу пумы. Шкура с лапами и головой была свернута в окровавленный узел.

- Здесь где-то еще две кошки, - возбужденно объявил Казинс, подводя коней к напарнику.

Таггарт, обмывавший в реке нож, которым он сдирал шкуру, резко выпрямился и воззрился на Казинса, не замечая, как с его рук стекает вода.

- Еще две? Откуда ты знаешь?

- Видел две цепочки следов. Они ведут на северо-восток. Должно быть, три кошки сначала были вместе, а потом разделились.

Через десять минут охотники подвели собак к тому месту, где Казинс нашел следы пум, и спустили их с привязи. Гончие мгновенно уловили запах и с громким лаем исчезли за деревьями. Мужчины поскакали за собаками, но вскоре вынуждены были спешиться и пешком продолжить преследование. На этот раз Таггарт сам отпустил напарника.

- Иди, Стив. Если придется, стреляй, не жди меня. Но, надеюсь, такой необходимости не возникнет!

Пока охотники ловили молодую самку, рыжевато-бурая пума с сыном, подгоняемые лаем собак, взбирались на Скалистый хребет. На середине склона они услышали выстрел, произведенный из ружья Казинса, и припустили еще быстрее.

Поднявшись на тысячеметровую высоту, кугуары наткнулись на большой оползень. Осыпающиеся под ногами камни затрудняли продвижение. Белый кугуар повернул направо, обходя осыпь, и продолжал взбираться наверх. Мать-пума свернула влево, но дорогу ей преградил оползень. Она последовала по тропинке, ведущей вниз, и вскоре оказалась на поросшей лесом равнине.

Лая собак не было слышно, и пума, решив, что угроза миновала, подползла под большую ель и легла. С полчаса пума отдыхала, потом поднялась, собираясь вернуться на Скалистый хребет к сыну, но тут вновь залаяли гончие, пущенные по следу кугуаров. Рыжевато-бурая пума бросилась в чащу леса, но бежать быстро она не могла: сказывалась усталость. Собаки приближались.

Через четыреста метров пума поняла, что гончие вскоре настигнут ее, и стала карабкаться на высокую ель, не делая передышки до тех пор, пока не забралась на верхние ветки. С пятнадцатиметровой высоты она наблюдала, как к ее убежищу подбежали возбужденные гончие. Пума громко зарычала. Она все еще продолжала злобно ворчать, когда к месту осады подошел Калине.

Помня о желании напарника самому убить кошку. Казинс решил посадить гончих на поводок и отвести от дерева. Опыт подсказывал ему, что хищница вряд ли предпримет попытку убежать, если ее не понуждать к тому. Интуиция его не подвела. Едва он с собаками отошел от дерева на пятьдесят шагов, пума перестала рычать. Она сверлила своих врагов гневным взглядом, но спуститься на землю не стремилась.

Через несколько минут подоспел Таггарт. Остановившись рядом с Казинсом, он тяжело отдувался, не в силах выговорить ни слова.

- Эй, Уолт, - с ухмылкой обратился к нему молодой напарник. - Сядь отдохни. Кошка тебя подождет… Ну а если не дождется, придется опять мне стрелять.

Таггарт отвечал ему пылающим взглядом. Прошло десять минут, прежде чем его дыхание восстановилось настолько, что он уже не боялся промахнуться. Таггарт вскинул ружье и прицелился. Спустя несколько секунд прогремел выстрел. Пума шарахнулась в сторону. От удара пули ее швырнуло на ствол. Она обмякла и начала падать вниз.

Белый кугуар, стоявший на выступе возле пика Скалистого хребта, при звуке выстрела подпрыгнул на месте. От круглой вершины горы его отделяли всего несколько сот метров. Вскоре он поднялся на гребень и начал спуск по противоположному склону. Он знал, что остался один. Острое чутье и хороший слух помогли ему распознать убийц. Он возненавидел человека.

Добравшись до лесистых низин, кугуар побежал вдоль русла реки Китсегуэкла. Через час он остановился, забрался на каменистый склон и лег между валунами. Здесь он подремал два часа и, едва миновал полдень, поднялся. От людей не было ни слуху ни духу, поэтому он опять пустился в путь, уже более неспешным шагом направляясь строго на север.

Спустя четыре дня белый кугуар достиг верховьев реки Насс. В том незнакомом безлюдном краю ему было суждено провести следующие пятнадцать месяцев, пока зов природы не погнал его на поиски самки.

Глава 7

Поначалу белый кугуар не ощущал отсутствия матери и сестры, но через некоторое время он затосковал. Он обнюхивал землю, пытаясь обнаружить их следы, а иногда забирался на какую-нибудь вершину и обозревал лежавшие внизу долины. Он чувствовал себя одиноким и потерянным. Из-за снедавшего его беспокойства у молодого кугуара притупился охотничий инстинкт и постоянным спутником в его тщетных поисках семьи стал голод. Однако по истечении нескольких недель белый кугуар свыкся с одиночеством, навязанным ему, как и некогда его матери, жестоко и преждевременно. Он прекрасно адаптировался в северном краю и с той поры с равнодушным смирением вел обособленное существование взрослого самца.

Не тревожимый людьми, он охотился за бобрами, зайцами и сурками, оттачивая технику выслеживания и нападения до тех пор, пока однажды не рискнул завалить большого чернохвостого оленя После всю зиму он уже удовлетворял свой аппетит только крупной добычей.

Как-то весной ему удалось убить годовалого лося, а на следующий день - койота, пришедшего полакомиться зарытыми остатками мяса. С каждой новой победой крепла его уверенность в собственных возможностях. Приближаясь к порогу зрелости, белый кугуар уже чувствовал себя полноправным хозяином своих владений.

В сентябре, однако, его покой нарушил незваный гость - шестилетний самец, покинувший свою территорию из-за недостатка пиши. Чужак быстро обнаружил пахучие вехи, которыми белый кугуар обозначил свои угодья, но, уверенный в собственной силе, вознамерился изгнать из местности, богатой пропитанием, ее нынешнего обитателя. Он смело пошел вперед, часто останавливаясь и заливая своей мочой стволы деревьев и камни, уже опрысканные белой пумой. С ходу не получив отпора, наглый пришелец утратил бдительность. Он беспечно продвигался по долине, а учуяв свежее мясо, бесшумно помчался на запах. В своем стремлении поскорее отыскать добычу он даже не заметил, что на каменном выступе, под которым он пробегает его поджидает соперник.

Когда чужак поравнялся с карнизом, белый кугуар прыгнул на него. Пумы, сцепившись в когтистых объятиях, с яростным рычанием повалились на землю, через минуту-две отскочили друг от друга и, помедлив мгновение, вновь одновременно бросились в атаку.

Самозванец был крупный зверь, но в силе уступал белому кугуару. Пумы боролись отчаянно, оглашая округу воплями и рычанием. Схватка длилась пять минут - довольно затяжной раунд для столь хорошо вооруженных противников. Пришелец наконец понял, что хозяина ему не одолеть, и уступил. Обливаясь кровью, хлеставшей из глубоких рваных ран, он помчался прочь из долины, преследуемый возбужденным победителем.

Пробежав за наглецом метров сто, белый кугуар остановился; его грудь тяжело вздымалась. Он грозно зарычал и забил ногами по земле, вздымая в воздух лесной мусор. Потом, удовлетворенный демонстрацией собственной силы, поворотил назад.

В конце ноября белым кугуаром овладело необъяснимое беспокойство. Ему уже шел третий год. Он весил сто пятнадцать килограммов и в длину достигал двух метров восьмидесяти сантиметров. Сформировавшийся взрослый самец, он являл собой восхитительный образчик силы и красоты. Белоснежная шуба и угольные отметины на морде, кончиках ушей и хвоста лишь подчеркивали грациозность его гибкого мускулистого туловища. До последнего времени он был вполне доволен своим одиноким существованием в найденном им сытном краю, но с каждым днем становился все неуравновешеннее, неосознанно реагируя на пробудившуюся в нем потребность к спариванию.

Наконец в декабре он уступил зову природы и однажды утром покинул родную территорию. Всю ночь сыпал снег. Белый кугуар отправился от верховьев реки Насс тем же маршрутом, которым когда-то добирался туда. Он шел по низинам, избегая крутых перевалов.

Двигаясь строго на юг, через несколько дней он достиг берега реки Китсегуэкла и, следуя вдоль ее русла, вскоре оказался у Скалистого хребта, почти в том самом месте, где они с матерью начали восхождение, спасаясь от охотников.

При воспоминании о преследовании, подробности которого уже забылись, он возбудился, испытывая одновременно гнев и страх - чувства, вынудившие его перейти с шага на бег. Этот темп он сохранял, пока не оказался в густом ельнике, окружавшем долину Китсегуэкла.

Тяжело дыша, белый кугуар двинулся к лугу, посреди которого плескалось озеро Китсегуэкла. На опушке леса он остановился, оглядывая открытую местность, затем направился к воде, напился и, утомленный долгим путешествием, затрусил к пещере, где когда-то укрывался с матерью и сестрой.

На камнях все еще сохранялись едва уловимые запахи его несчастных родичей и его собственный. Кугуар сразу почувствовал себя в родной стихии и, игнорируя позывы пустого желудка, спустя несколько мгновений лег и заснул.

Пробудился он затемно. Долина купалась в желтом сиянии ночного светила, температура упала до минус десяти. На морозе снег скрипел от малейшего прикосновения, но белый кугуар пересек открытое пространство беззвучно, словно призрак.

С беспредельным терпением, присущим особям его породы, он обошел озеро, но свежих следов не обнаружил и отправился на охоту в лес. На рассвете, когда порозовели восточные пики, он завалил оленя.

Кугуар начал есть и вдруг вскочил, возбужденно виляя хвостом. Он повернулся мордой на юг и остановил взгляд на кустах, откуда мгновение назад до него донеслось крадущееся движение. Он хотел уже бросить добычу и поспешить в укрытие, но тут тишину леса потряс громкий протяжный крик.

Кугуар заволновался. Он инстинктивно узнал клич самки, разыскивающей партнера. Взбудораженный, с ощетиненными усами, он двинулся на зов кошки, порыкивая в ответ.

Услышав рык кугуара, самка побежала ему навстречу. Ей было семь лет. Она выкормила шестерых детей, и из них только одному удалось уберечься от пуль Таггарта и Казинса. Накануне пума учуяла белого кугуара и теперь шла к нему.

Кошки встретились на небольшой поляне посреди леса. Белый кугуар, разгоряченный и дерзкий, подступил к будущей супруге. К его удивлению и недоумению, соблазнительница вскинула переднюю лапу и шлепнула его по морде.

Кугуар отскочил, мотая головой, и вновь двинулся к ней, в знак покорности припадая к земле и выскуливая умоляющие трели, но опять получил отпор. Правда, на этот раз ему удалось увернуться от когтистой лапы. С безопасного расстояния он пристально разглядывал строптивую пуму. Та, отогнав самца, жеманно заурчала, томно выгибая спину.

Пытаясь понять поведение самки, белый кугуар лег на некотором расстоянии от нее. Неосознанно он принял верное решение, ибо, как только пуме показалось, будто он потерял к ней интерес, она сама подошла к нему и с громким урчанием принялась облизывать его крупную голову.

Удивленный и обрадованный, кугуар тоже заурчал. Вскоре кошки спарились. Этот акт они повторяли на протяжении следующих трех недель, которые они провели вместе.

На двадцать второй день самка ушла. Белый кугуар в это время доедал оленя, которого они убили сообща, и даже взглядом ее не проводил. Как и его партнерша, он утратил потребность в спаривании.

Самка, энергичной поступью удалявшаяся в южном направлении, была беременна. Теперь она стремилась найти надежное убежище, чтобы в апреле произвести на свет детенышей.

Остаток зимы белый кугуар перебивался, чем мог. Оленей и лосей, в избытке водившихся в долине в его бытность котенком, почти не осталось. Их перестреляли клиенты Белла, а вне сезона - Таггарт и Казинс.

Кугуар рыскал по округе, охотясь и на птиц, и на мелких зверушек, лишь бы не умереть с голоду. К весне, обессилевший и исхудавший, он побрел к равнинам, которые лежали к востоку от Хейзелтонских гор, и был там в первых числах апреля.

Белый кугуар принялся исследовать речную долину, но за два часа не учуял ни одного оленя. И вдруг, перебираясь через ручей уловил лошадиный дух, который он хорошо помнил. Этот запах у него мгновенно связался с человеком.

Кугуар замахал хвостом и, обнажив клыки, зарычал. Сначала он порывался убежать, но, по мере того как дразнящий запах усиливался, кугуар перешел на крадущуюся поступь и, прижимаясь к земле, двинулся вперед. Услышав ржание лошадей, зверь остановился и стал внюхиваться в воздух. Людей он не учуял.

У подножия паслось четырнадцать коней. Проведшие полгода на грубых кормах, лошади все без исключения страдали от недоедания.

Глядя на животных с голодным блеском в глазах, белый кугуар выбрал в жертву тощего двухлетнего жеребца, ощипывавшего пожухлую траву на некотором удалении от стада, и начал подбираться к лошадям с подветренной стороны. Он спустился в долину, прокрался через низкие заросли можжевельника, затем взвился, словно призрак, и с размаху переломил жертве шею. Остальные лошади поскакали прочь.

Кугуар перетащил добычу в ложбину и обнюхал тушу, поначалу не решаясь попробовать на вкус незнакомое мясо. Но голод взял свое.

Три дня и три ночи кугуар держался возле добычи, ел, когда пробуждался аппетит, а после отдыхал. Утром четвертого дня, утолив голод, он не стал прятать объедки, решив отправиться на поиски новой территории.

То утро выдалось неспокойным. Из-за гудения ветра в деревьях белый кугуар не слышал приближения Казинса и узнал о его появлении уже тогда, когда тот въехал в долину.

На рассвете, оставив напарника в охотничьем домике на озере Макдонелл, Казинс поехал проверить лошадей, зимовавших возле озера. Его конь сразу учуял на лугу пуму и, захрапев, встал на дыбы от страха. Белый кугуар, заметив пришельцев, бросился к укрытию, но Казинс уже выхватил ружье из футляра, притороченного к седлу. При виде белоснежного горного льва он на мгновение опешил и выстрелил с заминкой на долю секунды. Пуля с мягким наконечником ударилась о камень возле кугуара, осыпав гранитными осколками его правое бедро. От жгучей боли тот отпрыгнул аж на девять метров и приземлился между валунами. Прячась за камнями, он во всю прыть помчался вверх по восточному склону пика Хаусон, покрытой ледниками возвышенности в цепи Хейзелтонских гор.

На трехсотметровой высоте кугуар остановился и лег под деревьями, изнуренный стремительным восхождением. Вытянувшись во всю длину на левом боку, он хватал пастью воздух. Доселе дремавшая в нем ненависть к человеку разгорелась в полную силу.

На лугу Казинс тщетно высматривал белую пуму. Он понимал, что упустил свой шанс. Охотник принялся вслух проклинать себя за промах:

- Ч-черт побери. Белая кошка!.. Стоит целое состояние… Уолт ушам своим не поверит.

Он погнал коня к тому месту, где последний раз видел белую пуму. Его лошадь проскакала несколько метров и вдруг шарахнулась влево. Сосредоточившись на неожиданно взбесившемся коне, Казинс поначалу не заметил останков добычи кугуара, а когда увидел, вновь выругался.

Он вытащил рацию, намереваясь сообщить о задранной лошади и необычном звере, но потом сообразил, что, объявляя в эфире о белой кошке, он привлечет охотников со всей страны. И он просто доложил об инциденте, не упоминая окраса пумы. На базе к рации немедленно подозвали Белла.

- Что с лошадью? - осведомился Белл.

- Здесь появился горный лев. Дня четыре назад. Огромный. Я его видел. Выстрелил и, кажется, задел. Он скрылся в горах.

- Остальные лошади на месте?

- Пока не знаю. Если недосчитаюсь и других, сообщу.

Через десять минут Казинс нашел табун. Лошади мирно щипали сухую траву на дальнем краю большого луга. Торопясь поделиться потрясающей новостью с напарником, он поскакал назад к озеру.

На полпути ему встретился Таггарт. Тот, явно чем-то взволнованный, галопом гнал своего черного мерина. Увидев Казинса, он натянул поводья.

- Я слышал твое сообщение по рации. Что случилось? Когда Казинс объяснил, Таггарт пришел в ярость:

Назад Дальше