Металлургический завод Тредегара у реки Джеймс был самым мерзким, темным и мрачным местом в Ричмонде, и происходившие в его дьявольских уголках трагедии не слишком тщательно расследовались. Мужчины гибли в драках, шлюх в переулках резали ножами, а мертвых или умирающих детей бросали в грязные канавы. Это был кусочек ада в центре Ричмонда.
- Я не убийца, - угрюмо заметил Ридли, хотя, по правде говоря, подумывал о подобном чрезвычайном, но спасительно жестоком действии, но слишком боялся Салли Траслоу, которая, как он подозревал, прятала где-то среди своих пожитков оружие. Она пришла к нему три дня назад, появившись в квартире Бельведера Дилейни вечером.
Дилейни находился в Уильямсберге, заверяя завещание, и Ридли был в квартире один, когда Салли позвонила в дверь. Он услышал какую-то суету у парадной двери и спустился вниз, обнаружив Джорджа, домашнего раба своего брата, спорящим с мокрой, грязной и злой Салли.
Она протолкнулась мимо Джорджа, который со свойственной ему почтительной вежливостью пытался не пустить ее в дом.
- Скажи этому ниггеру, чтобы убрал от меня лапы, - крикнула она Ридли.
- Всё в порядке, Джордж. Это моя кузина, - произнес Ридли, а потом отдал распоряжения, чтобы грязную лошадь Салли отвели на конюшню, а саму Салли проводили наверх, в гостиную его брата. - Какого дьявола ты здесь делаешь? - спросил он в ужасе.
- Приехала к тебе, - провозгласила она, - ты ведь сам приглашал.
С ее оборванной одежды на лежащий перед мраморным камином прекрасный персидский ковер Дилейни капала вода.
За окнами завывали ветер с дождем, но в этой теплой и комфортабельной комнате, защищенной плотными бархатными шторами с оборками и кисточками, спокойно горел огонь, а пламя свечей почти не дрожало.
Салли оглядывалась, стоя на ковре, восхищаясь книгами, мебелью и кожаными креслами. Ее поразило, как пламя свечей отражается в графинах, золоченых рамах и драгоценных европейских фарфоровых фигурках на каминной полке.
- Как мило, Итан. Не знала, что у тебя есть брат.
Ридли подошел к шкафчику, открыл серебряный портсигар и вытащил оттуда одну из тех сигар, что его сводный брат держал для посетителей. Ему нужно было закурить, чтобы прийти в себя.
- Я думал, ты вышла замуж?
- Я возьму одну из этих сигар, - заявила Салли.
Он зажег сигару и протянул ее ей, а потом взял вторую для себя.
- Ты носишь обручальное кольцо, - сказал он, - значит, ты замужем. Почему бы тебе не вернуться к мужу?
Она сознательно проигнорировала этот вопрос и поднесла палец с кольцом к свету.
- Это кольцо принадлежало моей маме, а ей досталось от ее мамы. Папа хотел оставить его себе, но я заставила его отдать кольцо мне. Мама всегда хотело, чтобы оно было у меня.
- Дай-ка посмотреть, - Ридли взял ее за палец и ощутил дрожь, как и всегда, когда дотрагивался до Салли. Он гадал, по какой случайности кости, кожа, губы и глаза сложились в такую потрясающую красоту в этом сквернословящем ребенке холмов с дурным характером.
- Прелестное, - он повернул кольцо на ее пальце, почувствовав ее легкое и сухое прикосновение. - И старинное, - он подозревал, что кольцо весьма старое, может, даже какое-то особенное, и попытался снять его с пальца, но Салли отдернула руку.
- Папа хотел оставить его себе, - она посмотрела на кольцо, - и я его у него забрала, - она засмеялась и затянулась сигарой. - И вообще, я, типа, не по-настоящему замужем. Не больше, чем если бы через метлу перепрыгнула .
Именно этого и боялся Ридли, но попытался не выдать свои опасения.
- Твой муж ведь скоро начнет тебя искать, правда?
- Роберт? - засмеялась она. - Ничего он не сделает. У кастрированного борова яйца и то крепче, чем у Роберта. А как насчет твоей подружки-леди? Что сделает Анна, когда узнает, что я здесь?
- А она узнает?
- Конечно, милый, потому что я ей скажу. Если только ты не дашь мне слово. То есть будешь заботиться обо мне как положено. Я хочу жить в местечке вроде этого, - она обернулась, осматривая комнату, восхищаясь ее комфортом, а потом снова взглянула на Ридли. - Ты знаешь человека по имени Старбак?
- Знаю одного мальчишку по имени Старбак, - ответил Ридли.
- Довольно симпатичный мальчишка, - кокетливо произнесла Салли. Пепел с ее сигары упал на ковер. - Он обвенчал меня с Робертом. Папа заставил его. Он сделал так, чтобы всё звучало будто по-настоящему, с книгой и всё такое, и даже сделал запись, прям как по закону, но я знаю, что это было не по-настоящему.
- Старбак вас обвенчал? - развеселился Ридли.
- Он был довольно мил. И правда мил, - она вздернула голову в сторону Ридли, желая вызвать у него ревность. - А потом я велела Роберту записаться в солдаты и приехала сюда. Чтобы быть с тобой.
- Но я здесь не останусь, - сказал Ридли. Салли наблюдала за ним своими кошачьими глазами. - Я отправляюсь в Легион, - объяснил он. - Я закончу свои дела здесь, а потом вернусь.
- Тогда я скажу тебе, милый, какие еще дела тебе нужно закончить, - Салли приблизилась к нему, с невольным изяществом пройдя по богатым коврам и натертому паркету.
- Тебе нужно найти местечко, где я буду жить, Итан. Хорошенькое местечко, с коврами вроде этого, с настоящими креслами и кроватью. Ты сможешь приходить ко мне, как и говорил. Ведь так ты говорил? Что найдешь, где я буду жить? Где ты сможешь быть со мной? И любить меня? - она прошептала последние слова очень мягко, подойдя так близко, что Ридли почувствовал запах сигары в ее дыхании.
- Да, так я говорил, - он знал, что не может противиться ей, как всегда знал и то, что как только они переспят, он возненавидит Салли за ее вульгарность и приземленность.
Она была ребенком едва ли пятнадцати лет от роду, но уже знала, как и Ридли, о своих сильных сторонах. Он знал, что она будет отчаянно драться за то, чтобы поступить по-своему, наплевав на разрушения, которые может при этом причинить. Так что уже на следующий день Ридли переселил ее из квартиры своего брата на Грейс-стрит.
Если бы Дилейни обнаружил свой драгоценный фарфор разбитым, он бы ни за что не согласился помочь Ридли, так что Итан снял ближайшую ко входу комнату в меблированных апартаментах на Монро-стрит, указав при регистрации себя и Салли как женатую пару.
Он умолял брата помочь:
- Да Бога ради, Бев! Она же ведьма, она все разрушит!
- Суккуб, значит, а ? Хотел бы я с ней повстречаться. Она правда так красива, как на твоем рисунке?
- Она необыкновенна, так что, Христа ради, забери ее у меня! Хочешь ее? Она твоя! - Ридли уже пытался избавиться от нее, представляя своим собутыльникам в салуне отеля "Спотсвуд". Но Салли, одетая в недавно приобретенный наряд, пусть и сводила с ума каждого офицера в отеле, отказывалась покидать Ридли. Она не собиралась извлекать глубоко засевшие в нем коготки ради неизвестности.
- Пожалуйста, Бев! - умолял Ридли.
"Как же я ненавижу", - подумал Бельведер Дилейни, греясь у камина, - "когда меня зовут Бев".
- Убивать ее ты не хочешь? - спросил он грозно.
Ридли, помешкав, затряс головой:
- Нет.
- И не дашь ей того, чего она хочет?
- Да не могу я.
- А просто отпустить ее?
- Да нет же, черт возьми.
- Сама она не уйдет?
- Ни за что.
Дилейни затянулся сигаретой и задумчиво выпустил колечко дыма в потолок.
- Подпаленный мост. Как по мне, так это забавно.
- Пожалуйста, Бев, пожалуйста!
- Я показал газетную заметку Ли, - произнес Дилейни. - Но он опроверг ее. Заверил меня, что это дело рук не наших людей. Думает, какие-нибудь разбойники подпалили мост. Наверное, тебе стоит сказать об этом Фалконеру. Разбойники! Он будет просто в восторге от этого словечка.
- Пожалуйста, Бев, Бога ради!
- Э нет, Итан, Господу точно не понравится то, что я собираюсь сделать с Салли. Ни на йоту не понравится. Но да, я могу помочь тебе.
Облегчение, которое испытал Ридли, глядя на брата, было почти осязаемым:
- Что ты собираешься сделать?
- Приведи ее ко мне завтра. Допустим, к углу Кэри и Двадцать четвертой, подальше от любопытных глаз. В четыре часа там будет стоять экипаж. Я могу быть там, а могу и не быть, в любом случае - заставь ее забраться в этот экипаж. А потом забудь о ней. Навсегда.
Ридли уставился на брата, разинув рот:
- Ты… ее убьешь?
Дилейни поморщился:
- Помилуй, не настолько я груб. Я… заставлю ее исчезнуть из твоей жизни. А ты будешь мне благодарен по гроб жизни.
- Буду, честное слово! - жалко поблагодарил его Ридли.
- Значит, завтра в четыре, на углу Кэри и Двадцать четвертой. А теперь иди к ней. Будь с ней поласковей, чтобы она ничего не заподозрила.
Полковник Вашингтон Фалконер игнорировал Старбака почти всё время, пока они ехали домой. Фалконер скакал рядом с капитаном Хинтоном, иногда с Мерфи, а иногда один, но всегда устанавливал высокий темп езды, будто хотел побыстрее отдалиться от места, где так неудачно закончился его набег.
Когда он наконец заговорил со Старбаком, то был резок и недружелюбен, хотя едва ли вел себя более обходительно с остальными. Но всё равно Старбак чувствовал обиду, в то время как Траслоу просто веселило дурное расположение духа полковника.
- Ты должен научиться избегать глупостей, - сказал Траслоу.
- Именно этим вы занимаетесь?
- Нет, но кто сказал, что с меня нужно брать пример? - засмеялся он. - Тебе следовало бы прислушаться к моему совету и взять деньги.
Траслоу получил в результате налета кругленькую сумму, как и те люди, что отправились с ним к поезду.
- Я предпочту быть глупцом, чем вором, - нравоучительно заявил Старбак.
- Неа, не предпочтешь. Ни один разумный человек так не поступит. И вообще, надвигается война, и единственный путь пройти через нее - это воровать. Все солдаты воруют. Ты крадешь всё, что тебе нужно, не у друзей, а у всех остальных. Армия не будет за тобой присматривать. Армия кричит на тебя, срёт на тебя и делает всё возможное, чтобы ты сдох с голоду, так что ты должен добыть всё, что сможешь заполучить, а лучшие добытчики - это те, кто лучше умеет воровать, - несколько шагов Траслоу проскакал молча.
- Думаю, тебе нужно радоваться, что ты приехал и помолился над моей Эмили, потому что благодаря этому я теперь за тобой присматриваю.
Старбак промолчал. Он стыдился той молитвы, что пробормотал над могилой. Ему не следовало ее произносить, потому что он был для этого неподобающим человеком.
- И я так и не поблагодарил тебя за то, что никому не рассказал о моей Салли. В смысле, как она вышла замуж и почему.
Траслоу отрезал ломоть табака от куска, который хранил в поясной сумке, и засунул за щеку.
Они со Старбаком ехали отдельно от остальных, находящихся в нескольких шагах впереди и сзади.
- Всегда надеешься, что будешь гордиться детьми, - тихо продолжал Траслоу, - но думаю, Салли - неудачный ребенок. Но теперь она замужем, так что всё закончилось.
"Так ли это?", - гадал Старбак, но не был настолько глуп, чтобы задать этот вопрос вслух. Замужество не стало концом для матери Салли, которая впоследствии убежала с жестоким коротышкой Траслоу. Старбак попытался мысленно нарисовать портрет Салли, но не смог сложить вместе все детали.
Он лишь вспомнил, что она была очень красива, и что обещал ей помочь, если бы она только попросила. Что бы он сделал, если бы она приехала? Убежал бы с ней, как с Доминик?
Осмелился бы он бросить вызов ее отцу? Ночью Старбак лежал без сна, охваченный фантазиями о Салли Траслоу. Он знал, что эти мечты были столь же глупы, как и непрактичны, но он был молод и потому хотел влюбиться, и ему приходили в голову эти глупые и непрактичные мечты.
- Я и правда благодарен, что ты не проболтался про Салли, - похоже, Траслоу ожидал ответа, возможно, подтверждения того, что Старбак и правда держал ту ночную свадьбу в секрете, а не сделал эту семейную проблему предметом насмешек.
- Я и не думал никому рассказывать, - заявил Старбак. - Это никого не касается, - приятно было снова ощутить себя таким добродетельным, хотя Старбак подозревал, что его молчание относительно свадьбы было вызвано скорее инстинктивным страхом вызвать неприязнь Траслоу, чем принципиальной сдержанностью.
- И что ты думаешь о Салли? - серьезным тоном спросил Траслоу.
- Она очень привлекательная девушка, - так же серьезно ответил Старбак, как будто и не воображал, как сбегает с ней в западные земли или, иногда, как они отплывают в Европу, где, в его грезах, он производит на нее впечатление своей изысканностью в роскошных отелях и блестящих бальных залах.
Траслоу кивнул в знак одобрения комплимента Старбака.
- Она похожа на мать. Юный Декер - просто счастливчик, надо думать, хотя, может, и нет. Симпатичное личико - это не всегда хорошее качество в женщине, особенно если у нее есть зеркало.
Эмили никогда особо об этом не задумывалась, но только не Салли, - он произнес ее имя с печалью, а потом долгое время ехал молча, очевидно, вспоминая о семье.
Старбак, разделивший с этой семьей очень личное событие, вопреки собственной воле стал наперсником Траслоу, который после паузы покачал головой, сплюнул струю табака и объявил свой вердикт:
- Некоторые мужчины созданы для того, чтобы стать главой семьи, но только не юный Декер. Он бы хотел присоединиться к своему кузену в Легионе, но он и не боец. Не то что ты.
- Я? - удивился Старбак.
- Ты боец, парень. Точно говорю. Ты не обмочишь штаны, увидев слона.
- Увидев слона? - спросил Старбак весело.
Траслоу состроил мину, предполагавшую, что он уже устал в одиночку заполнять пробелы в образовании Старбака, но потом всё равно снизошел до ответа:
- Если ты вырос в сельской местности, тебе всегда рассказывают про цирк. И про всякие чудеса в нем. Про шоу уродов и представления с животными, и о слоне, и все дети спрашивают и спрашивают о том, что это за слон такой, а ты не можешь объяснить, так что однажды берешь детишек, чтобы они увидели всё собственными глазами. Вот на что похоже для мужчины первое сражение. Как увидеть слона. Некоторые накладывают в штаны, некоторые бегут, как из ада, а некоторые заставляют сбежать врага. С тобой всё будет в порядке, но не с Фалконером.
Траслоу презрительно мотнул головой в сторону полковника, ехавшего в одиночестве во главе маленькой колонны.
- Попомни мои слова, парень, точно говорю, Фалконер и одно сражение не продержится.
Мысль о сражении заставила Старбака вздрогнуть. Иногда это предвкушение было таким волнующим, а иногда нагоняло ужас, в этот же раз мысль о том, что он увидит слона, испугала его, может, потому что неудача этого рейда показала, как многое может пойти наперекосяк. Он не хотел размышлять о последствиях того, если что-то пойдет не так во время битвы, и потому сменил тему, выпалив первый пришедший на ум вопрос:
- Вы и правда убили трех человек?
Траслоу бросил на него странный взгляд, будто не понял, зачем вообще задавать подобные вопросы.
- Как минимум, - презрительно ответил он. - А что?
- И что чувствуешь, когда убиваешь человека? - спросил Старбак. На самом деле он хотел спросить, почему и как Траслоу совершил эти убийства, и пытался ли кто-нибудь призвать его к ответу, но вместо этого задал дурацкий вопрос про чувства.
Траслоу посмеялся над этим интересом.
- Что чувствуешь? Иисусе, парень, временами от тебя больше шума, чем от разбитого горшка. Что чувствуешь? Сам узнаешь, парень. Иди и убей кого-нибудь, тогда сам ответишь мне на этот вопрос, - Траслоу пришпорил лошадь, у него вызвал отвращение тот нездоровый интерес, с которым Старбак задал этот вопрос.
Той ночью они встали лагерем на мокром холме над небольшим поселением, чьи горящие плавильные печи мерцали, как врата преисподней, и им пришлось вдыхать вонючий дым от сжигаемого угля, доходивший до вершины холма. Старбак не мог заснуть.
Он сел рядом с часовыми, дрожа от холода и мечтая, чтобы дождь наконец-то прекратился. Он поужинал своей порцией вяленого мяса и намокшего хлеба с тремя другими офицерами. Фалконер был в чуть лучшем расположении духа, чем в предыдущие ночи, даже найдя в неудаче рейда кой-какие утешительные стороны.
- Может, нас и подвел порох, - сказал он, - но мы показали, что можем быть опасны.
- Это верно, полковник, - преданно ответил Хинтон.
- Им придется приставить охрану к каждому мосту, - объявил полковник, - а человек, охраняющий мост, не сможет вторгнуться на Юг.
- И это верно, - бодро согласился Хинтон. - И им может понадобиться много дней, чтобы убрать тот паровоз с путей. Он ужасно глубоко увяз.
- Так что это не было провалом, - добавил полковник.
- Отнюдь нет! - капитан Хинтон был решительно оптимистичным.
- И послужило отличной тренировкой для наших разведчиков-кавалеристов, - посчитал полковник.
- Именно так, - Хинтон улыбнулся Старбаку, пытаясь вовлечь и его в эту более дружелюбную атмосферу беседы, но полковник лишь нахмурился.
Теперь, по мере наступления ночи, Старбак всё глубже погружался в отчаяние, свойственное юности. Дело было не только в отчужденности Вашингтона Фалконера, которая его угнетала, но и в осознании того, что его жизнь пошла совершенно не в том направлении.
Тому были оправдания, возможно, и вполне достойные, но в глубине души он понимал, что сбился с пути. Он покинул свою семью и церковь, даже собственную страну, чтобы жить среди незнакомых людей, а привязанность к ним не проникла настолько глубоко и не была настолько сильной, чтобы дать ему какую-нибудь надежду.
Вашингтон Фалконер был человеком, чье яростное неодобрение было таким же сильным, как вонь из плавильных печей. Траслоу был союзником, но сколько это еще продлится? И что у Старбака общего с Траслоу?
Траслоу со своими людьми мог воровать и убивать, но Старбак не мог представить, что и он станет этим заниматься, а что до остальных, таких как Медликотт, то они ненавидели Старбака, за то что он выскочка-янки, незнакомец, пришлый, любимчик полковника, превратившийся теперь в козла отпущения.
Старбак дрожал под дождем, притянув колени к груди. Он чувствовал чудовищное одиночество. Так что же ему делать? Дождь монотонно лил, а за его спиной топтались привязанные лошади. Дул холодный ветер, поднимающийся от поселка с его мрачными плавильными печами и рядами однообразных домов.