Пятьдесят восьмая статья, "сто шестнадцать пополам". Чуть ли не символ сталинского беззакония и произвола. Статья, по которой осуждали всех репрессированных в нашем мире. Неужели и здесь присутствует эта зараза? Неужели и здесь людей могут хватать ни за что, по ложным доносам?
Сергей не мог представить, чтобы Витя – спокойный, пусть и несколько бестолковый парень, рабочий, мог участвовать в контрреволюции, хоть бы и в такой мелочи.
– Могу я поинтересоваться, – произнес кто-то холодным голосом, – насколько обосновано обвинение, выдвинутое моему подчиненному?
Сергей не сразу понял, что голос принадлежит ему самому.
Даже участковый опешил.
– На гражданина Пронина поступило сообщение…
– Донос? – Сергей чуть не прошипел.
– Ну почему сразу "донос". Сообщение. О том, что вчера гражданин Пронин, будучи пьяным, выкрикивал на улице, что в Пескове действует тайная белогвардейская организация, которая ставит своей целью образование независимой Песковской республики, с отделением ее от Союза ССР, последующее уничтожение всех большевиков и закабаление рабочих и крестьян в капиталистическом строе. А власти, зная о ее существовании, ничего не делают для обуздания контрреволюционного переворота…
– Простите, а как он в пьяном виде все это выговорил?
– Я передаю лишь общий смысл…
Участковый смотрел на Сергея с неким трудноуловимым выражением. То ли удивление, то ли ожидание чего-то…
– Значит, контрреволюционные высказывания?
– И распространение ложных слухов.
– Пятьдесят восьмая статья?
– Почему? Семьдесят третья.
Ну да, отчего это в разных мирах должны совпадать номера статей?
– Он признался в своем проступке?
– Нет.
Интересно, здесь бьют на допросах? Если бы Сергея спросили о двадцать пятом годе нашего мира, он бы не задумался: в современной милиции бьют, почему бы в большевистской так не делали? А вот здесь… Все же ситуация в стране казалась ему вполне мирной и спокойной… Неужели ошибся?
– Я могу увидеть Витю?
– Зачем? – Участковый был на самом деле удивлен.
– Хочу лично убедиться, что то, в чем его обвиняют, – правда. Хочу поговорить с ним. Это возможно?
– Возможно… Но зачем вам это?
Сергей вздохнул. Какой хорошей казалась доля начальника еще два месяца назад…
– Он мой подчиненный, и я за него отвечаю. И за его действия тоже.
* * *
Участковый предложил подождать, пока приедет повозка, чтобы забрать его в управление. Сергей согласился.
За время ожидания он познакомился с неизвестной женщиной.
Звали ее Роза Львовна, и она неожиданно оказалась бухгалтером его мастерской. Он вспомнил, что как-то раз обмолвился тете Софе, что ищет бухгалтера, и спросил, нет ли у нее знакомого. Тетя Софа нашла.
Роза Львовна была какой-то ее дальней родственницей – то ли племянницей золовки, то ли двоюродной теткой соседки, и оказалась при близком знакомстве вовсе не такой строгой, как выглядела на первый взгляд. Хотя, узнав, что бухгалтерия чернильной мастерской состоит только из таблички на дверях маленькой комнатушки и не имеет ни клочка бумаги, Роза Львовна пришла в ужас. Однако, что говорит в ее пользу, долго ужасаться не стала и пообещала навести порядок.
Сергей мысленно отметил, что необходимо попросить Камова проверить и ее тоже на всякий случай. Ну и периодически придется проверять бухгалтерские бумаги. Хочешь не хочешь, доверяй, но проверяй… Как говорится: "Была у меня умная, так полбизнеса оттяпала".
– Ну что, Сергей Аркадьевич, поехали?
У ворот меланхолично помахивал головой гнедой конь.
Под мерный стук копыт Сергей пытался понять, как Витя умудрился оказаться в такой дурацкой ситуации.
Нет, напиться он мог, тут и к бабке не ходи. Но нести такую чушь? Невозможно. Даже если предположить, что в городе на самом деле орудуют белогвардейцы (зная, что творится на границе, в этом нет ничего удивительного) и Витя каким-то образом об этом узнал, он скорее пошел бы в милицию, в ОГПУ, но не стал бы напиваться и орать на улице.
Получается, его задержали незаконно. Или…
Или законно?
Ни одна власть не допустит публичных высказываний, которые колеблют устои государства. Даже демократические страны: попробуйте в России публично заявить: "Бей хачей!" или в Германии произнести вслух: "Хайль Гитлер". Значит, и СССР с такими высказываниями должен бороться. Даже соответствующие статьи в законах должны быть. Номер статьи об экстремизме Сергей не помнил, но здесь, в этом СССР, статья насчет высказываний и ложных слухов была. 73-я, да?
Значит, то сообщение, которое он обозвал доносом, для милиции было не пустой бумажкой, которую можно засунуть под сукно, а информацией о совершившемся преступлении. На которое надо реагировать. И если факты подтвердятся, наказывать.
– Александр Денисович, а какое наказание грозит Вите?
– Не меньше шести месяцев лишения свободы. Ну, или, если будет доказано, что он не имел контрреволюционных намерений, три месяца принудработ.
Не так и много… Не сталинские десять лет… Стоп! Сергей, ты что, уже смирился с тем, что твой парень виноват?! Не-эт, товарищи, мы еще поборемся, мы еще разберемся, кто это у нас такой грамотный…
Мысли опять свернули к законности.
Так это что же получается? При Сталине сажали по пятьдесят восьмой статье за антисоветские анекдоты. Раньше Сергей, не сомневаясь, назвал бы это беззаконием: в самом деле, что это такое – сажать за анекдоты. Но теперь, когда он неожиданно оказался в схожей ситуации, пусть и не непосредственным ее участником… Есть статья. Есть факт преступления – анекдот. Есть свидетели. Значит… Значит, человека посадили правильно?
Это что же получается, все репрессии Сталина – законны?
Да ну, нет, ерунда какая-то. Десять лет за анекдот – слишком жестоко. Жестоко, но законно. Или все же незаконно?
Можно ли назвать законным сам закон, если он слишком суров или несправедлив?
Сергей понял, что сползает в дебри юридических тонкостей. Нет, репрессии не могут быть законными, да и вообще – тюрьма за всего лишь произнесенные слова… Несправедливо. Разве слова могут разрушить государство?
Тут Сергею припомнились слова, услышанные в свой собственный адрес, за которые хотелось не то что посадить, а просто взять и укатать.
Колеса повозки протарахтели по трамвайным рельсам.
– Вот и приехали.
Бесплодные размышления прервала остановка у двухэтажного здания мрачноватого серого цвета. Над входной дверью висела обычная здесь вывеска из ткани. На бледно-красном фоне белыми буквами было выведено: "Песковский губернский отдел О.Г.П.У.".
– Вы хотели поговорить со своим работником, товарищ Вышинский? Пройдемте.
* * *
Участковый усадил Сергея на жесткий стул в коридоре и исчез. Сергей сидел. Мимо пробегали сотрудники в фуражках, больше похожих на кепки, подпоясанных гимнастерках и широких галифе. В кожаной куртке не было ни одного. Либо местные чекисты не считали необходимым следовать традициям службы, либо для лета кожанка – слишком жарко.
От скуки Сергей уже начал пересчитывать проходящих туда-сюда. Сколько прошло налево и сколько направо, чтобы потом подвести баланс и узнать, где скопилось больше народа.
Разница была семь человек в пользу правой стороны, когда в коридоре показался Витя в сопровождении двух вооруженных винтовками солдат, в буденовках с большими зелеными звездами.
Сергей встал, собираясь задать давно заготовленные вопросы… Витя остановился рядом, а конвоиры, мирно обсуждая что-то свое, прошли мимо и скрылись за поворотом. Сергей глупо проводил их взглядом, повернулся к подчиненному.
– Отпустили меня, – хмуро произнес тот, показав зажатую в руке бумагу.
– Отпустили? – Сергей выдохнул. Что ж, проблемой меньше… – Как?
Витя начал длинно и путано объяснять, говорил о неком недоброжелателе, который давно ждал, и вот вчера, а сам он, Витя, никогда бы не, и к тому же все знают, и вот, и вообще… Сбился и замолчал.
– Витя…
– Сергей Аркадьевич, а зачем вы пришли сюда? Неужели меня выручать?
Витя выглядел таким же удивленным, как и участковый утром. Сергей начал заводиться:
– Почему вас всех так это удивляет?! Я что, не человек?! Я должен был бросить тебя?! Так, что ли?!
– Сергей Аркадьевич, Сергей Аркадьевич! Успокойтесь. Просто… Я ведь всего лишь ваш работник…
– А работник что, не человек?
– Для многих – да, – очень серьезно сказал Витя.
* * *
На выходе с них затребовали пропуска. Вите только рукой махнули, как будто он каждый день здесь появлялся и успел примелькаться и надоесть, а вот Сергей у охранников почему-то вызвал подозрения. Его пропуск пересмотрели со всех сторон. Наверное, внешность – высокий худой парень, с короткой стрижкой, в джинсовом костюме и берцах – не внушала доверия.
По дороге до мастерской Витя пытался заговорить, но, поняв, что начальник не в настроении, быстро умолк. Сергей чувствовал, что так замечательно начавшийся день не принесет ничего хорошего.
Как в воду глядел.
– Так, – произнес он, когда в мастерской собрались все его рабочие, – давайте для начала проверим все наше оборудование. Что-то у меня нехорошие предчувствия…
Кирилл с Витей начали осмотр…
– Сергей Аркадьевич, – виновато подошел к Вышинскому Кирилл, – холодильная машина не работает.
Кто бы сомневался.
– Почему? – спокойно, даже безжизненно спросил Сергей.
– Не знаю. Мотор работает, но холода нет.
– Знаете, – приблизился Витя, – по-моему, там приводных ремней нет. От мотора к компрессору.
Сергей медленно повернул голову:
– Как нет?
– Кажется, их и не было…
Сергей сел на пол и обхватил голову руками. Ничего не получается…
– Ребята, – прошептал он, – вы что, издеваетесь?
Зачем, вот зачем он связался с этой мастерской? Он – менеджер, офисный планктон, бумажная крыса, не ему заниматься производством! Да еще в двадцать пятом году!
– Витя, ты что?
– А что?
– Ребята, что происходит?
– Да вот…
– Вы что, с ума сошли? Что значит нет? Бегом искать!
Голоса доносились как сквозь вату, перед глазами плыло.
Не получается. Ничего не получается…
– Сергей Аркадьевич… Сергей Аркадьевич…
Глупо было даже думать о том, что он сможет…
– Сергей Аркадьевич!
Вышинский поднял голову. Виктор Алексеевич тряс его за плечо:
– Пойдемте.
Пойдемте… Куда там? На расстрел? Идем…
– Выпейте.
Сергей машинально взял в руку протянутый стакан, залпом выпил…
– Господи! Что это?
– Коньяк. Хороший, французский. Конечно, пить его такими глотками…
Сергей наконец-то смог перевести дыхание, чувствуя, как чернота депрессии, в которую он начал было сваливаться, отступает.
– Сергей Аркадьевич, я понимаю все ваше напряжение, я вижу, как вы переживаете за мастерскую… Но нельзя же так! Трудности бывают всегда и везде, и отступать и уж тем более унывать – нельзя.
Сергей выдохнул:
– Спасибо, Виктор Алексеевич…
– Давайте работать, – улыбнулся тот.
– Давайте!
* * *
Может, от коньяка, а может, от вернувшегося ощущения уверенности в собственных силах Сергей чувствовал прилив энергии.
Все получится! Унывать глупо! Все получится!
Витя еще лазал в хитросплетениях холодильника, натягивая притащенные ремни, а в другом конце мастерской уже побежал по стеклянным трубкам прозрачный бензол.
Спокойным, по крайней мере внешне, оставался только химик, изредка начинавший кашлять. Остальные, и Витя, и Кирилл, и сам Сергей, наблюдали чудо химических реакций.
Бензол смешивался с кислотами, превращаясь с тягучую желтоватую жидкость нитробензола.
Нитробензол, заливая железные стружки, превращался в бесцветный анилин.
Анилин, пройдя через автоклав, чаны с хлорной известью и наконец-то заработавший холодильник, становился диметиланилином.
Булькал перемешиваемый раствор, в котором исчезли голубые кристаллы медного купороса, белые – соли и розоватые – фенола.
Из дистиллятора текла тонкая струйка очищенной воды.
Из вываренного раствора получилось густое черное вещество. Метилфиолет.
Финишная прямая.
На дворе стояла уже глубокая ночь, когда два литра метилфиолета опустились в чан с водой, где моментально начали растворяться красивыми фиолетовыми струями. Заработали лопасти, перемешивая чернеющую жидкость.
Еще немного… Еще…
– Давайте, – подал знак химик.
Сергей несколько раз выдохнул. Повернул кран. В подставленную пустую бутыль полилась черная толстая струя, медленно наполняя ее.
Чернила.
Получилось.
– Ребята, у нас получилось… Получилось!
– Да! Да!
Сергей осторожно подставил под струю пальцы, мгновенно ставшие фиолетовыми. Чернила! Получилось!
Он повернулся к ребятам, глядя на них ошалелым взглядом. Протянул к ним руки, взглянул на окрасившиеся пальцы. Провел ими по лицу, оставляя широкие полосы.
Получилось! Получилось! Получилось!
* * *
– Да, шеф, связался ты с мокрятниками…
Камов ходил туда-сюда, как маятник.
– А поконкретнее? – Сергею было не до эмоций полицейского, тем более что тот успел его разозлить.
Когда Камов увидел "шефа" с бледно-голубыми полосами на лице, – анилиновые чернила оказались штукой въедливой и смываться ни в какую не хотели, – его разобрал дурной хохот. Сергей стоял как дурак, не зная, как реагировать: то ли обижаться, то ли махнуть рукой. Кончилось тем, что они хохотали уже вдвоем.
– Поконкретнее… Михаил Потапович Велосипедов…
– Как?!
– Велосипедов. Из семьи священника. До революции – мелкий член кожевенной артели. После – организовал в городе сеть по производству чернил. Несколько десятков кустарей варят чернила, однако сбыт только через людей Потапыча…
Понятно. Синдикат.
– …цены на чернила в городе завышены, поэтому деньги к товарищу Велосипедову текут рекой. На случай же, если кто-то захочет цены сбить или просто работать на себя, существует старший брат…
– Что за брат?
– Архип Потапович Велосипедов, уголовная кличка – Мишка. Старый фартовик, еще до революции не одну пару кандалов сносивший. Сейчас здесь в Пескове сколотил небольшую шайку, занимающуюся поддержкой бизнеса младшего братишки. Несколько кустарей, найденных зарезанными в двадцать первом, – их рук дело. Ну а последний случай вы знаете: прежний владелец вашей мастерской. Не думаю, что он сам под лед нырнул, а в определенных кругах в том, что это убийство, и не сомневаются.
– Сколько человек в шайке?
– Пять-шесть. Из тех, которым под красный галстук пустить, как вам высморкаться.
Сергей поймал себя на мысли, что прикидывает, как лучше выловить бандитов по одному и прикончить по-тихому. Нет… Не получится. Тут с чернилами сколько мороки, а уж за убийство браться, не имея ни опыта, ни навыка, и вовсе гиблое дело. Гиблое в самом прямом смысле.
– Да еще поговорил я кое с кем… Вроде бы Потапычи хотят к тебе наведаться в гости.
– В смысле?
– А вот смысла я не знаю. То ли по-хорошему поговорить, то ли…
Камов провел пальцем по горлу.
– Вот спасибо. И что мне теперь, ходить да оглядываться?
– Так ведь, шеф, в любом случае придется…
– Кстати, а что там с моими хвостами? Не чернильщики ли это?
– Нет. Чернильщиков я почти всех уже в лицо знаю, они любят в пивной на Московской сидеть. Не они это.
Кто же это еще привязался?
– Да, еще, шеф… Теперь и за мной ходят. Пару раз я от них оторвался, теперь, похоже, за меня матерые зубры взялись.
Черт, еще и старика подставил.
– Знаешь что, Макар Сидорович, уточни до завтра, чего от меня Потапычи хотят, я тебе деньги отдам, и ляг на дно.