Князя Фёдора Суздальского мы хорошо знаем, и я, и пуще того князь мой Василько. Умный, молодой ещё, нраву спокойного, не злой. Как я полагаю, влюбился в тебя крепко. Ещё бы! Такой красы, Филя, как твоя, ещё поискать, а уж ума… Нет, не найти больше было бы князю Фёдору другой такой-то девушки, по всей Руси не найти, потому как я уже замужем (смеюсь, конечно).
А об остальном поговорим на свадьбе. Василько мой сам едет, и меня берёт с собою. От нас ведь до Суздаля всего ничего, верхом так два дня, а ежели в возке ехать, коней не уматывая, так три. Так что будем видеться часто, я полагаю.
Счастья тебе, Филя! Обнимаю тебя и люблю.
Твоя сестра Мария.
P.S. Заодно и Бориса Васильковича повидаешь. Бойкий парень растёт. Вчера вот укусил князя Ростовского за нос, и поделом - не подставляйся!
Матушке с батюшкой привет передавай!"
- Динь-дон-да-да-динь! Дон-да-да-дон! - выпевали колокола, радуясь, и большой колокол подтверждал:
- Гун-н-н!
Феодулия глядела на суздальцев, заполнивших улицы, приветствующих своего князя и его невесту, не щурясь от яркого солнца. Сегодня свадьба!
Мария смотрела на свою сестру, любуясь - до того хороша была Феодулия, с огромными, широко распахнутыми глазами. Вот только что-то щемило сердце. С чего бы?
Что касается жениха, то князь Фёдор Суздальский смотрел на невесту не отрываясь, так, будто она была мимолётным видением, готовым вот-вот растаять. Почувствовав его взгляд, княжна чуть обернулась, смятенно и в то же время ласково-смущённо улыбнулась ему, чуть прикрыв глаза своими чудными ресницами.
Поезд въехал в ворота, и жених с невестой расстались - теперь уже до венчания.
- Ты к сестре пойдёшь, Мариша? - спросил князь Василько. - Давай, иди. Поддержать надобно Филю-то. Вишь, неспокойна она чего-то.
- И ты тож заметил? - вскинула глаза Мария.
- А может, и показалось мне. Все вы, девки, перед свадьбой неспокойны. Да иди уже! - князь подтолкнул жену.
- … Рассказывай, Филя. Чего мечешься?
В бане было жарко, пахло ладаном и какими-то восточными благовониями - невесту готовили к свадьбе со всем тщанием. Мария старательно, но осторожно работала бритвой, убирая у сестры ненужную для невесты поросль: Феодулия попросила её об этом лично, никому больше не доверившись.
Сестра лежала на полке, расслабившись, закинув руки за голову.
- Сон я видела, Мариша.
- Опять сон? Ну и горазда ты сны видеть! О чём сон-то?
Феодулия помолчала.
- Говорят, чтобы сон не сбылся, никому его рассказывать не надобно. Ни единой живой душе.
- Ну и не рассказывай! Подумаешь, сон! Мне вон давеча тоже приснилось, будто я купчиха, в лавке торгую, и обсчитываю самого князя Георгия Владимирского, ни много ни мало!
Сёстры встретились взглядом, рассмеялись.
- Ты можешь, Маришка! Я вот приглядываюсь к тебе - ляжки да груди отросли, а всё та же девчонка. Ты на баранах тайком от мужа не катаешься часом?
- Меня теперь баран-то не выдержит! - рассмеялась Мария. В последний раз провела бритвой, отложила в сторону, плеснула тёплой водой из ковша. - Всё, Филя!
Феодулия села на полке, помолчала.
- Явился ко мне дух чёрный, и из пустоты рёк мне: "Не бывать тебе мужней женой во веки веков" - вдруг сказала она ровным, негромким голосом.
- Ой! - Мария прижала руки ко рту - Ой, Филя!
- Я всю дорогу до Суздаля, Маришка, - продолжала Феодулия, - готовилась. Всё ждала, что случится что-то: разбойники налетят из лесу, дурную стрелу пустят, или кони понесут и мне шею сломят - да мало ли… Токмо Фёдора Ярославича жалко было - за что ему такая обида?
Помолчали.
- А вот не бывать тому, - натужно рассмеялась Феодулия. - Теперь уж я думаю, не сбудется сон сей. Свадьба сегодня, что со мной уже случится?
- Ты вот что… - решительно заговорила Мария. - В рот ничего не бери до самого вечера. Да и до утра потерпишь, не помрёшь! Воду я сама тебе принесу, во фляжке, токмо её и пей. Бережёного Бог бережёт, ты знаешь.
Снова помолчали.
- Ладно, Филя. Пора тебе, вон девушки сенные ждут, наряжать тебя.
Где-то зародился шум, хлопнула дверь, кто-то бежал, сломя голову.
- Беда! Ой, беда!
- Что там такое? - высунулась в дверь Мария.
- Фёдор Ярославич помирает! - истошно завопила какая-то девка.
Народу в горнице было - не продохнуть. Галдёж и стенания бились в стены.
- Невеста… Вот она… - поплыл ропот, и Феодулия стремительно прошла через толпу, расступавшуюся перед ней, как вода перед носом ладьи.
Князь Фёдор уже лежал на лавке, дыша тяжело и часто. Феодулия опустилась рядом, прямо на пол, как была, в накинутом наспех платье. Положила руку на лоб, покрытый холодной испариной. Князь открыл глаза, затуманенные болью и подступающим беспамятством.
- Ты… Прости, не сумел…
Глаза князя закатились под лоб, он захрипел, слабо выгнулся дугой и обмяк. Дыхание булькнуло в последний раз и оборвалось.
- Умер!!!
Дикие стенания и бабий рёв заплескались вокруг, и только Феодулия всё так же сидела на полу, неподвижно глядя перед собой остановившимися глазами, занимавшими сейчас пол-лица. А лицо было белым-белым, как мел…
- Филя… - Мария склонилась над сестрой, судорожно пытаясь сообразить, что делать. Не было ни страха, ни сожаления - только пронзительно острое чувство, что прямо сейчас надо что-то делать, немедленно… Что? - Филя…
Феодулия подняла наконец глаза на неё.
- Вот, Мариша… Вот и всё… А ты говоришь…
И несостоявшаяся княгиня Суздальская мягко, как ком ветоши, осела на пол, потеряв сознание.
- … Надо что-то делать, Василько!
Мария стремительно ходила по комнате, ломая руки, и подол платья не поспевал за ней, развеваясь, точно при скачке верхом. Василько Константинович сидел на лавке, угрюмо наблюдая за супругой.
- Не мечись, Маришка, сядь, - попросил он. Мария рывком присела рядом с мужем.
- Ведь отравили его, Василько! Ясно ведь, что отравили!
- Кому ясно? - князь смотрел прямо. - Нет у нас никаких доказательств. Сердце внезапно заныло у князя Фёдора, все видели и слышали… Скончался скоропостижно от сердечного приступа…
- Ты сам-то в это веришь? - Мария снова вскочила.
- Да сядь ты! - уже прикрикнул Василько. - Веришь, не веришь… Что ты хочешь сказать - что дядюшка мой отравитель, убивец подлый?
Они замолчали разом, и страшные слова, казалось, повисли в воздухе.
- Ты это сказал, Василько, не я, - Мария смотрела на мужа прямо. - Сам сказал.
Князь угрюмо смотрел в пол.
- Не верю. Нет, не верю я. Не таков Георгий Всеволодович. Добиваться своего он умеет, верно, да не такими путями…
- А ежели не он лично? А бояр его ты всех досконально знаешь?
Князь поднял голову, пытливо вглядываясь в глаза жены.
- Да, да! - Мария не отвела глаз. - В жизни ведь и так бывает, Василько - господину достаточно подумать токмо, а уж слуги его верные всё сделают. И приказывать не надо.
Василько Константинович снова угрюмо уставился в пол.
- Ты подумай, Василько, - продолжила Мария. - Кто сейчас в Суздале князем станет? Не сын ли великого князя Всеволод Георгиевич?
- Или Всеволод, или Владимир, или Мстислав, - отозвался Василько. - Кто-то из них, верно.
Он встал во весь рост.
- Слова это, Мария. Нет доказательств у нас никаких. Что делать, не знаю.
Мария тоже встала.
- Ладно, муж мой. Тебе видней. Пойду к сестре схожу, хоть рядом побуду.
Уже в дверях она обернулась.
- А я ещё, дура, в гости во Владимир хотела с тобой поехать. Сама не поеду, и тебя не пущу…
- Придётся поехать мне, Мариша, - князь усмехнулся. - Дела есть дела.
- Нет, не пущу! - Мария сделала отчаянный жест. - После сегодняшнего не пущу! За ноги уцеплюсь, не стряхнёшь!
Она вернулась от двери, упала на колени, прижавшись к мужу, снизу умоляюще глядя ему в глаза.
- Пусть сперва дядюшка твой гадов ядовитых в своём окружении выловит. А пока… Занемог ты, насилу домой уехал!
- Нет, Мариша, - вздохнул князь. - Поеду. И не спорь, не рви мне сердце.
Василько Константинович поднял жену, поцеловал.
- Вернусь я живой и невредимый. Веришь? Ну, иди уже к сестре-то, плохо ей сейчас. Ох, плохо…
В горнице пахло ладаном, свечным воском и чем-то ещё - не разобрать. Мария осторожно подошла к лавке, на которой лежала сестра - лежала, точно ком ветоши. Феодулия лежала на боку, неподвижно глядя перед собой своими огромными глазами.
- Филя… - Мария осторожно присела рядом - Филя…
Она легонько коснулась сестры, погладила по щеке. Осторожно прилегла рядом, тесно прижавшись со спины, обняла.
- Помнишь, Мариша, - медленно, ровным мёртвым голосом заговорила Феодулия, - мы с тобой боярина Фёдора слушали, как рассказывал он нам про царицу Ирину?
- Помню… - вздохнула Мария, потёрлась щекой о волосы сестры.
- А чуть после ты у меня спрашивала - как это так выходит, что и красивая, и умная, а счастья нету?
Пауза.
- Вот так и выходит, Мариша. Просто очень - раз, и всё… Поблазнило счастье, да не далось…
- Филя… - внутри у Марии всё разрывалось от сочувствия к сестре. - Ну что ты, Филя…
- Виновата я, Мариш, - всё тем же мёртвым ровным голосом продолжала сестра. - Ведь был мне сон тот… Счастья захотела, думала обойти судьбу. Откажи я князю Фёдору, и был бы жив…
- Да где тут твоя-то вина, Филя? - не утерпела Мария.
- Про себя всё думала, - продолжала Феодулия, не слушая. - А что его не стать может, не подумала…
Помолчали.
- Когда домой-то поедешь, Филя? - заговорила Мария, пытаясь хоть как-то отвлечь сестру. - Может, к нам сперва, погостишь?
- Нет, Мариша, - всё так же ровно ответила Феодулия. - Ни домой, ни к вам. Есть тут под Суздалем обитель для сирот и вдовиц горьких…
- Разве вдова ты? - возразила Мария, наперёд зная, что не права.
- А кто же? - чуть усмехнулась сестра.
- Не было же венчания…
- Не было, да. И теперь уж не будет. Как сказал тот голос, так и выходит. Прости, Мариша, устала я.
- Филя…
- Ты иди, Мариша. Не сердись, одна хочу побыть. Может, усну…
- Филя…
Вдруг в голову Марии пришла мысль, от которой её бросило в дрожь. Ведь тот человек, он же здесь где-то ходит…
- Я поесть тебе принесу, Филя. И попить тоже.
- Зачем? Всё вон стоит…
- А здешнего ничего не ешь!
Феодулия обернулась, медленно, изучающе подняла глаза на сестру.
- Значит, и ты думаешь то же…
- А что ещё думать, Филя? И тебя могут так-то…
Феодулия мёртво рассмеялась.
- Дитё ты ещё, Маришка. Всё ещё дитё. Ох, как это было бы здорово, сейчас бы помереть мне! Да токмо чувствую я, что не окончены испытания мои. И не станут они, злыдни эти… К чему? Дело сделано. Кому нужна соломенная невеста? Пусть идёт на все четыре стороны…
"В лето шесть тысяч семьсот сорок первое случилось в граде Суздале несчастье великое - скончался князь Суздальский Фёдор Ярославич, прямо в день свадьбы своей с княжной Феодулией, дочерью князя Черниговского Михаила Всеволодовича. И осталась княжна Феодулия невенчаной, и пошла в монастырь Суздальский, где и приняла постриг под именем Евфросиньи, став инокиней сей обители…"
Савватий снова обмакнул перо в чернильницу, поглядел в окошко, по случаю летней жары открытое настежь. По задворкам бегали стайкой ребятишки, лет шести-семи, гомонили звонкими детскими голосами.
Откуда-то появилась Ирина Львовна, неся в зубах мышь. Вспрыгнула на стол, коротко мявкнула, положив мышь прямо перед Савватием на чистый пергамент, на котором он вёл запись.
- Убери, убери немедленно! - возмутился летописец, чуть отпрянув - мышей он не любил.
Кошка фыркнула. Да, она и предполагала, что реакция будет именно такой. Разумеется, что взять с человека, существа, ничего не смыслящего ни в мышах, ни, по большому счёту, в жизни? Но Ирина Львовна была честной кошкой, и полагала, что раз отче Савватий систематически делится с ней своей пищей, то и ей следует предложить ему часть своей добычи, тем более, что в библиотеке, набитой пергаментами под крышу, недостатка в мышах не ощущалось. Да мышь-то какая упитанная, объеденье…
- Ну молодец, молодец… - сообразил наконец-то летописец, гладя кошку. - Ну спасибо тебе, спасибо. Не хочу я сегодня мышей чего-то, не обессудь. Съешь сама, ладно?
Кошка в ответ муркнула, будто говоря: "Моё дело предложить". Взяла добычу в зубы и спрыгнула со стола, дабы не травмировать слабую психику отца Савватия зрелищем поедания мыши.
Савватий вздохнул, снова обмакнул перо в чернильницу и продолжил:
"А град Суздаль отошёл ко великому князю Владимиру, и посади он в нём сына своего…"
- … Эх, как дрянно всё вышло!
Князь Михаил Всеволодович бросил на стол грамоту. Княгиня тихо плакала.
- Она ведь сказала мне, что сон видела, да не поверила я ей… Накричала ещё, пристыдила…
- И ты туда же: "сон, сон…" - раздражённо отозвался Михаил. - Заладила… Она каждую ночь сны-то видела, да не такие ещё. Ты ещё про геенну огненную вспомни…
- Какую геенну?
- Да ты уже и не помнишь, конечно… Бабий ум короток. Приснилось ей, будто вся земля русская проваливается в геенну огненную, и города, и веси… Тоже, скажешь, вещий сон?
- Вспомнила… - княгиня вытерла нос рукавом, по-простому. - Не веришь ты, княже. А ну как и вправду?
- Да, да, как же… Вовек тому не бывать, чтобы провалилась и сгинула вся земля русская. Ладно…
Князь встал из-за стола.
- Скорблю о судьбе Феодулии, конечно, да делать нечего. Права она, что в монастыре осталась. Ей теперь и тут одна бы дорога была - в монастырь… Так уж лучше в Суздале, право. Тамошние обители-то не чета нашим, и сестра рядом опять же. Да и неспокойно у нас нынче… Новгород-Северский вон опять степняки чуть было не пожгли… Ростислав!
- Чего, тато? - ответил ломким голосом отрок, сильно вытянувшийся за последний год.
- Останешься за князя в Чернигове. Боярина Фёдора слушай во всём, он худого не насоветует. Да и сам думать учись, пора уже!
- В Киев не берёшь меня с собой, тато? - немного обиженно отозвался Ростислав - Ведь обещал…
- Обещанного три года ждут, - отрезал князь Михаил. - Борьба за киевский стол началась нешуточная, тебе там делать нечего. Мне-то бы зубы не обломали, боюсь… Ладно, всё у меня!
Конь прядал ушами, нервно всхрапывал. Хан Кончак похлопал его по шее, успокаивая, вгляделся в опушку близкого леса. Хан не доверял лесу - самое место для засады. То ли дело степь - там всё честно… Нет, лес - это для урусов, хитрых, как лисы.
Послышался топот копыт, и маленький отряд, в десяток сабель, появился из лесу. Хан несколько расслабился - разведка возвращается, значит, всё нормально…
- Ну что там?
- Никого нет, хан! Путь открыт!
Хан взмахнул рукой, и спрятавшиеся в балке всадники повалили на открытое место, устремляясь к лесу.
Хан Кончак шёл на соединение с войском урусского князя Даниила. Да, князь неплохо заплатил ему, и обещал вчетверо больше, если дело выгорит. Дело, как понял хан, немалое - князь Даниил норовил занять престол в великом урусском городе Киеве, самом большом из урусских городов. Как говорят сами урусы - "Киев - мать городов русских…"
Хан ухмыльнулся. Да, хорошо же они обращаются со своей матерью, эти урусы. Сами насилуют вдоль и поперёк, а в последнее время и другим дают… Хорошо всё-таки, что нет единомыслия между урусскими князьями. Сплошная прибыль… Впрочем, и среди половецких ханов грызня идёт не меньшая. Что ж, такова жизнь…
Сзади послышался длинный свист. Хан резко обернулся - из той же балки, в которой только что пряталось его воинство, выезжали всадники - очевидно, шли по следу. Много всадников, очень много. Блестели на солнце отчётливо видимые отсюда урусские шлемы-шишаки, развевались знамёна. Да тут целое войско! А у него только две тысячи всадников…
- Уходим через лес! - отдал команду хан Кончак - Тагай, ты замыкающий!
Земля задрожала под копытами коней. Хан Кончак не любил леса, и не доверял ему, но сейчас обрадовался этому бору, как не обрадовался бы и родному брату. Лес сейчас был союзником - на открытом месте их легко окружили бы и изрубили в крошево - хоть на люля-кебаб пускай! В лес, скорее в лес… По лесной дороге во всю прыть, оторваться, главное, оторваться от тяжёлой урусской конницы…
Передние кони вдруг начали валится, спотыкаясь на ровном месте и на полном скаку, отчего мгновенно образовалась свалка. Совсем рядом с Кончаком просвистела стрела. А на опушке леса, к которому хан так стремился, уже выступили урусские воины, вооружённые огромными, в рост человека, луками. Такие луки бесполезны в конном строю, зато для урусской пехоты - самое то… На триста шагов бьют без промаха, а которые и на четыреста…
- Убью! - зарычал хан, имея в виду свою разведку. Но уже сверкали клинки нагоняющей сзади урусской конницы, и воздух огласился боевым кличем урусов.
- Гой-гой-гой!
Тяжёлая конница врубилась в потерявшую строй, смешавшуюся массу степняков, как топор-колун в сучковатое полено - с треском, сразу войдя до половины. Орали всадники, дико ржали кони. Хан Кончак надрывался, ещё пытаясь отдавать какие-то команды, собрать своих, но в душе опытный воин уже понимал - всё кончено. Это не неудача, не поражение даже - это разгром.
Хан отбил кривой арабской саблей чей-то меч, полоснул вражеского коня меж ушей, с замахом рубанул ещё кого-то… Тяжёлый шестопёр ударил в плечо, вышиб из седла. Больно… Надо же, как больно…
Чьи-то руки грубо схватили его, подняли. Хан начал было валиться - руки сильно встряхнули его, удержали.
- Ну здравствуй, хан Конча, - услышал он. Хан поднял голову. Перед ним на коне возвышался не кто иной, как урусский князь Михаил, давний знакомый. - Давненько не был ты у нас. Куда спешил на сей раз?
- Я не желал тебе зла, князь Михаил, - заговорил Кончак по-кипчакски. - Мы шли мимо.
- Ну да, ну да… К князю Даниилу Романовичу навстречу спешил, никак?
- Князь Даниил сам позвал нас, - уже по-русски заговорил Кончак, держась за раздробленное шестопёром плечо, тяжело дыша, и по лицу его катились крупные капли пота. - Сам! И он не простит, что вы так обошлись с его гостями!
- Вы слышали? - обернулся князь Михаил к трём сопровождавшим его всадникам, судя по одежде и богатым доспехам, боярам. - Вот так, господа бояре киевские. Подтвердите, что слышали. Вот таким-то способом и ладится Даниил стать великим князем Киевским - на коне половецком въехать на киевский стол…
- Князь Даниил не простит… - теперь только гордость не позволяла хану Кончаку упасть к копытам урусского коня. - Не простит…
- Князю Даниилу самому ещё прощение заслужить надобно. - возразил Михаил - Хотел было я взять тебя с собою, дабы засвидетельствовал ты перед народом киевским о тёмных замыслах Даниила Романовича, да раздумал. Уж больно ты ловок, хан. Сбежишь, и всё опять начнётся по-новой.