- Неужто они там, в селе, без женщин обходятся?
- Есть и женщины, и ребятня при них, только и они, как и их мужья, связаны обетами Места Истины. Еще удивительнее, что болтушек среди них не бывает. Даже их мужья словоохотливее.
- Ты их хоть видал?
- Пару раз.
- Ну и как они? Личиком-то вышли?
- Да ничего себе попадаются… Но ты, вижу, настырничаешь.
- Ладно, ты скажи, а право выходить из селения у них есть?
- Все, кто живет в деревне, вольны покидать ее и возвращаться в нее. Они свободно разгуливают по дорожке от самого Места Истины до первого укрепления. Они вроде бы даже до восточного берега добираются, но это не мое дело.
- Слушай, мне с каким-нибудь мастером потолковать надо!
- Для начала тебе следовало бы разузнать, что братия считает красивым, а что - хорошим. Пустословов и без тебя хватает. Смотри, вот эти твои замашки, ну… манеры… С таким, как ты - каков ты теперь, - и разговаривать никто из братства не станет.
- Ты про укрепления говорил… Сколько их?
- Пять. Их еще называют "пятью стенами". Мимо сторожевых постов мышь не проскользнет, поверь мне, тем более что и на холмах - дозоры, за которые отвечает новый начальник стражи. Зовут этого человека Собеком, он нубиец, на его счету много подвигов. Почти все его люди - из его же племени, и они преданы начальнику до мозга костей, и никто не смеет ему перечить. Иначе говоря, к ним не подступиться и они неподкупны. Дозорные так боятся Собека, что немедля же выдают всякого, кто только попробует их подмазать.
Жар решил: надо просочиться всеми правдами и неправдами через первое укрепление, а там, глядишь, кто-нибудь из сельчан подвернется.
- А что, если ты прикинешься захворавшим, а я пускай буду твой свояк, которого ты позвал на подмогу - воду-то кто-то нести должен, так? Неужто стража не войдет в твое положение?
- Надо подумать. Только все равно ты далеко не зайдешь.
Когда они добрели до первого укрепления, Жар понял, что расклад пока в его пользу. Дозорные сменились, прежних лучников не было видно, значит, узнать его было некому.
- На тебе лица нет, - вместо приветствия сказал черный страж пожилому водоносу, повисшему на руке юного богатыря. - Что с тобой стряслось?
- Да вот, обессилел… Потому и пришлось звать на подмогу этого парня. Спасибо, что он не отказался.
- Родня твоя?
- Племяш.
- Ручаешься за него?
- Мне скоро придется оставить эту работу. Лета. И здоровье не то. А он… может, он меня и заменит.
- Ладно. Пускай вас на втором посту проверяют.
Первая победа! Упорство окупается. Если удача его не покинет, то он дойдет до самой ограды, а там уж хоть какой-нибудь мастер да попадется.
Второй пост оказался придирчивее, а третий уж совсем лютовал. Но все же стража не заподозрила пожилого водоноса в притворстве. Все понимали: срывать поставки воды непозволительно, да и ни один страж не спешил покидать свой пост и отнимать ношу у якобы занемогшего водоноса; впрочем, они вряд ли имели на это право. Так что охранники, покочевряжившись, в конце концов пропускали болящего пожилого водоноса и его молодого помощника.
Четвертый дозор почти не обратил на них внимания, и обязательный досмотр почти не отнял у них времени. Но перед последним, пятым, укреплением на дороге воцарилась суматоха. Работяги из помощников кинулись развьючивать ослов и таскать корзины с хлебами и глиняные сосуды с овощами, сушеной рыбой, мясом, фруктами, оливковым маслом и благовониями.
Люди переругивались, сетовали, что продвижение застопорилось, хихикали… Страж дал знак водоносам, и они принялись переливать воду из своих бурдюков в громадный глиняный кувшин - эта необъятная посудина заворожила Жара. Что ж это за гончар сладил такой огромный сосуд? Как ему это удалось?
Вот какое чудо еще на подходе к Месту Истины поразило молодого человека.
5
Коренастый мужчина окликнул Жара:
- Чему ты так дивишься, а, парень?
- Как это слепили такой здоровенный горшок?
- Есть один такой мастер. Гончар из Места Истины.
- А как он смог с такой громадиной управиться?
- Много хочешь знать, парень.
Лицо юноши просветлело: это - мастер из деревни, сомневаться не приходится!
- Я не попусту любопытствую! Я хочу стать рисовальщиком и вступить в братство.
- Ах так?.. Ну, отойдем, поговорим.
Крепыш отвел Жара в сторону, подальше от пятого, и последнего, укрепления, туда, где начинались ряды мастерских, в которых трудились канатчики и ткачи. Указал на глыбу у подножия каменистого холма: мол, садись.
- Что ты знаешь про Место Истины, мальчик?
- Очень мало. То есть, считай, ничего… Но думаю, что мне надо прожить жизнь свою именно в этом месте.
- А с чего это ты так думаешь?
- Я только одно занятие люблю. Рисовать. Хочешь, покажу?
- Меня на песке нарисовать сможешь?
Подобрав угловатый кремень, Жар, не сводя глаз со своего натурщика, стремительно набросал контуры человеческого лица.
- Гляди… Ну что скажешь?
- Способный ты. Учился где-нибудь?
- Негде было! Мой отец - земледелец, а я - единственный сын. Но я всегда рисовал, всегда, когда выдавалось время. Но мне знаний не хватает, а где я их найду? Только здесь! И еще я рисовать красками не пробовал. А хочется - рисунки красками живее.
- Да, не обижен ты ни честолюбием, ни дарованиями… Но этого вряд ли довольно, чтобы тебя допустили в Место Истины.
- А что еще нужно?
- Знаешь что? Я попробую найти какого-нибудь человека, который сможет тебе помочь.
Жар ушам своим не верил. Окупается, значит, не только упрямство, но и дерзость! За считанные часы он перенесся из одного мира в другой. Мечты сбываются!
У длинного ряда мастерских, вытянувшихся по эту сторону высоких стен, окаймлявших селение и казавшихся совершенно неприступными, юноша заметил какие-то непонятные деревянные постройки - такое легкое сооружение, похоже, можно было в миг собрать. Или разобрать.
Крепыш перехватил его взгляд.
- Не все помощники трудятся здесь изо дня в день… Есть и такие, которых доставляют сюда лишь в случае особой нужды. Вот эти разборные бараки - для них.
- А ты - не из их числа?
- Я - прачечник. Работка та еще, грязищи… я тебе скажу! Мне и бабское тряпье стирать доводится: глянул бы ты на эти пятна и потеки! Срамота! И в этой запретной деревне тоже таких свинюх навалом. Как и во всякой другой - всё одна беда.
И коренастый прямым ходом двинулся к пятому укреплению.
У Жара дух перехватило и ноги отнялись.
- Зачем?.. Ты куда?
- А ты что, думаешь просочиться в Место Истины без спроса и допроса? Иди за мной, я тебя не подведу.
Молодой человек пересек порог сторожевого укрепления, поеживаясь под издевательским взглядом лучника-нубийца, прошел через темный коридорчик и оказался в тесной конторке со столом, за которым восседал величественный чернокожий воин, мощный и хорошо сложенный. Как сам Жар.
- Приветствую, Собек, - затараторил коренастый прачечник. - Вот, лазутчика тебе привел. Он умудрился незамеченным миновать пять дозорных постов. Один водонос помог. Надеюсь, будет награда, достойная оказанной услуги.
Жар крутанулся и метнулся к двери.
Двое лучников-нубийцев кинулись на него. Но Жар двинул одному локтем в лицо, другому - коленкой в пах. И был бы таков, не вздумай он схватить прачечника за подмышки и поднять его над головой.
- Ты меня продал! И дорого за это заплатишь!
- Не губи меня! Я только выполнял приказ!
И тут же Жар почувствовал на пояснице, напротив почки, острие кинжала.
- Довольно! Ну-ка отпусти его, - приказал Собек. - И успокойся. Не то распрощаешься с жизнью.
До юноши дошло, что нубиец не шутки шутит, и опустил прачечника на пол. Тот сразу же кинулся наутек, забыв о награде. Лишь бы от греха подальше.
- Надеть на него наручники, - приказал начальник местной стражи.
Руки в деревянных колодках, ноги связаны. Но когда Жара бросили на угол стола и он сильно ударился головой о стену, из его горла не вырвалось ни единого звука.
- Ишь, стойкий какой, - хмыкнул Собек. - И до чего же настырный. Кто тебя сюда послал?
- Никто. Я хочу стать рисовальщиком и присоединиться к братству.
- Рассказывай… Лучше ничего придумать не мог?
- Правду говорю! Истинную правду!
- Ага! Истинную! Так тебе и поверили… будто бы у такого народца бывает правда или истина… Доложу тебе, что здесь много таких перебывало, как ты. И покруче тебя. И все они быстро сознавались во лжи… Советую вести себя разумнее… Не то… Ты мне не веришь?
- Я не вру!
- Скорее уж, скажу я тебе, ты ловок и смекалист.
А мои подчиненные никуда не годятся. Они будут наказаны, а ты… ты мне расскажешь, кто тебе платит, откуда ты тут взялся и зачем ты здесь.
- Я - сын земледельца, и я хочу поговорить с каким-нибудь ремесленником из Места Истины.
- И что ты ему скажешь?
- Что хочу стать рисовальщиком.
- Заладил… Какой же ты настырный… Не нравится мне этот разговор… Не испытывал бы ты моего терпения, не то гляди… Оно не бесконечное.
- Я не могу сказать ничего другого. Потому что это правда.
Собек потер подбородок.
- Ты должен понять, мой мальчик: мои обязанности состоят в обеспечении совершеннейшей безопасности Места Истины. Любыми средствами и способами, которые только могут понадобиться и в которых я прекрасно разбираюсь - лучше, чем кто-либо другой. И отношусь к своему делу с предельной серьезностью. Ибо мне не все равно, что обо мне думают.
- Но почему мне нельзя поговорить хоть с одним мастером? - дернулся было обездвиженный юноша.
- Потому что я не верю твоим россказням, малыш. Историю ты сочинил волнительную, за душу берет, ты сметлив - не спорю. Но она совершенно неправдоподобна. Ни разу не видел, чтобы желающий присоединиться к братству таким вот образом представал пред вратами селения, дабы предъявить свое прошение о приеме.
- У меня нет покровителя, никто за меня не поручался, и все надо мной лишь насмехаются, потому что у меня только одно желание! Позвольте мне поговорить с каким-нибудь рисовальщиком, и я ему все докажу.
На мгновение Собек вроде бы заколебался.
- Нахальства у тебя хватает, но со мной такие штучки не проходят. Охочих до тайн Места Истины немало, и среди них хватает таких, что хорошо заплатили бы за любые откровения на этот счет. Вот и тебя подослал этакий любознательный… И ты мне скажешь, как его зовут, этого твоего благодетеля.
Уязвленный Жар попытался вырваться, но узы были надежны и прочны.
- Вы ошибаетесь, я докажу вам, что вы ошибаетесь!
- Заметил, что, как зовут тебя, я пока не спрашиваю? Потому что знаю: ты соврешь. Ты и вправду очень упрямый, и задание, с которым ты тут появился, наверняка важности первейшей. До сих пор мне попадалась рыбешка помельче… С тобой дело куда серьезнее. И если ты расскажешь все и по порядку, знаешь, ты избежишь многих неприятностей. Уверяю тебя.
- Рисовать, писать красками, знакомиться с мастерами… Ничего иного не хочу.
- Поздравляю, дружок. Ты, кажется, ничего не боишься. Обычно мне так долго не сопротивляются. Но ты мне все равно все расскажешь, даже если троя кожа прочнее слоновьей шкуры. Можно было бы тянуть из тебя признания помаленьку и потихоньку. Но сдается мне, есть смысл сделать тебя посговорчивее, а свою задачу - полегче. Недельки две поскучаешь в темнице, в одиночной клетушке потомишься - вот язык и развяжется.
6
Молчун уже долго странствовал по Нубии, побывав на многих золотых рудниках, других копях и каменоломнях и посетив немало святилищ, воздвигнутых Рамсесом Великим. Побывал он и в двух великих храмах в Абу-Симбеле, в которых почитали Рамсеса и его любимую супругу Нефертари, ушедшую так рано. Жил Молчун в оазисе, но целыми неделями блуждал по пустыне один, не страшась диких зверей.
Казалось бы, Молчуну, как наследнику династии мастеров Места Истины, предначертана судьба ваятеля, творящего статуи божеств, сановников, знатных людей и мастеров братства, дабы не обветшало и не прервалось предание, восходящее к временам великих пирамид. Входя во все более почтенные лета, он обретал бы все больше даруемых ему - или налагаемых на него? - полномочий, в то же время делясь мудростью со своим преемником.
Но было одно не упомянутое до сих пор обстоятельство: требовалось "внять зову". Мало родиться от отца-мастера, мало быть хорошим ремесленником: чтобы перед тобой распахнулись врата братства, ты должен услышать некий зов. Все мастера Места Истины именовались "внявшими зову". И каждый знал, что речь идет о чем-то неизреченном, о чем-то таком, для чего в языке людей нет имени.
Молодой человек знал, что, лишь в действительности услыхав зов, он сможет надеяться на ответную любовь своего ремесла. Притворством здесь ничего не добьешься. Он вообще не умел ни врать, ни обманываться: только вот этот обязательный зов ему никак не удавалось услыхать. За то, что с его губ редко срывались слова, его прозвали Молчуном - и по иронии судьбы сама душа его оказалась погруженной в полнейшее безмолвие.
Отец и верховные руководители братства решили, что Молчуну остается только одно: он должен постранствовать по внешнему миру и, если богам будет угодно, он наконец, сподобится услышать зов.
Но молодому человеку очень не хотелось жить вдали от Места Истины, от места, не похожего ни на одно другое, селения, в котором он родился и вырос, воспитываясь в строгости, на которую, впрочем, он нимало не обижался. Возвращаться было нельзя, и Молчун страдал от тоски: вот и еще один день пропал без толку, и ничего, кроме блуждания призрачной тенью.
Была надежда на Нубию, на величественные зрелища, которыми так богата эта страна: вот еще один день странствий - и что-то сдвинется в душе, а впечатления сложатся в стройную картину, и он сумеет услыхать столь необходимый ему таинственный зов. Но ничего не менялось, и он оставался лишь бродягой, который невесть зачем слоняется вдали от родных мест, переходя от одной маловажной мастерской к другой, совсем уж незначительной, и безо всякой пользы хватаясь то за одну, то за другую безделицу.
Он думал еще, что в Нубии выветрится память и о Месте Истины, и о почитаемых им учителях; но как ни старался он позабыть родину, воспоминания о ней по-прежнему тревожили, нет, непрестанно терзали его душу. С тем он и вернулся в Фивы, где поспешил устроиться в строительную артель, подрядившуюся возводить дома близ Карнакского храма.
Владельцу этой артели перевалило за полвека. Он хромал после неудачного падения с высокой кровли. Овдовев, хозяин воспитывал единственную дочь и терпеть не мог болтунов и зазнаек. Потому сдержанность замкнутого Молчуна пробудила во вдовом отце некоторые надежды. Никак себя не выпячивая, тихий парень показывал достойный пример для подражания своим товарищам. Но тем он не особенно приглянулся: уж очень совестливый, да еще сверх меры работящий - и до того правильный, что даже скучно - скулы сводит. Довольно было уже того, что он оказывался рядом - и все изъяны и пороки его соработников становились заметнее и выпуклее, словно высвечиваемые ярким лучом дневного света.
Если бы не новый рабочий, вряд ли артель сумела бы закончить дом в два этажа за месяц до намеченного срока. Заказчик лучился довольством и не только не скупился на похвалы хозяину артели, но и посулил ему предоставить заказ еще на два дома.
Товарищи ушли по своим делам, а Молчун остался чистить инструмент и другую строительную утварь по привычке, которую он перенял у одного ваятеля, еще в Месте Истины.
- Пива кувшин мне должны скоро привезти. Свежего, - обратился к нему хозяин. - Как насчет кружечки в моей компании?
- Не хотел бы ввергать вас в расход.
- Не бойся, не разорюсь.
Хозяин и работник уселись на циновке в бараке, в котором строители укрывались от зноя пополудни, во время длительного перерыва на отдых.
- Ты не такой, как все, Молчун. Откуда ты родом?
- Из мест неподалеку.
- А родня у тебя есть?
- Кое-какая.
- Не хочешь - не говори, кто ж тебя заставит… А сколько тебе лет?
- Двадцать шесть.
- Самое время остепениться, осесть. Ты про это не думал? В людях я кое-что понимаю. Вот ты и работаешь без устали, и не упускаешь случая научиться чему-то новому. И еще: ты любишь свое дело, а на это мало кто способен. Из-за работы ты даже про все остальное забываешь. А вот это не очень-то умно… Надо позаботиться о будущем. Я старею, кости болят и суставы тоже, и спину ломит, еле ноги волочу. Пока ты не нанялся ко мне, я искал помощника, который бы мало-помалу брал на себя мои заботы по строительству. Но, знаешь, хорошего заместителя еще поискать: он и работником хорошим должен быть, и человеком надежным. Кому попало такое дело не доверишь. Что, если ты станешь у меня помощником?
- Нет, хозяин, начальником родиться надо. Не гожусь я.
- Ты не прав, Молчун. Из тебя славный распорядитель получится. Уж я-то вижу. Ну, ладно, надоедать тебе не буду… Но ты… подумай хотя бы насчет моего предложения.
Молчун покачал головой.
- И еще у меня к тебе маленькая просьба. Дочка моя теперь в саду, отсюда час ходу, это на берегу Нила. Ей горшки нужны, ну, такие - рассаду высаживать. Может, навьючишь осла и отвезешь ей эти посудины?
- Конечно.
- Не даром, понятное дело.
- Выезжать прямо сейчас?
- Если ты не против… Имя моей дочери - Ясна.
Хозяин подробно описал дорогу, так что плутать Молчуну вряд ли придется.
Осел двинулся медленной уверенной поступью. Молчун проверил, равномерно ли распределен груз по обе стороны ослиного хребта, и, убедившись, что ноша ослу под силу, зашагал рядом. Сначала были переулки, потом началась проселочная дорога, вившаяся вдоль череды белых домиков, перемежавшихся огородами.
С севера подул приятный ветерок, предвещая наступление мирного вечера. В домах соберутся все домочадцы, кто-то всей семьей отправится в гости к соседям, чтобы потолковать о том, что произошло днем, и обсудить все до мельчайших подробностей. Или послушают какого-нибудь сказителя и будут смеяться или ужасаться его байкам и сплетням.
Молчун вспомнил о предложении хозяина, на которое он уже ответил отказом. На этом свете есть только одно место, где он хотел бы осесть и - как это сказал хозяин? - остепениться. Только вот этот треклятый зов услыхать надо. Через несколько недель он уже будет далеко отсюда. Он двинется на север и там продолжит свою кочевую жизнь.