К большой чести китайцев следует отметить, что в этой стране нет ни одной деревни, где не было бы такой школы. Дети обучаются чтению и написанию иероглифов, необходимых в повседневном обиходе, и приобретают начальные сведения о морали, истории и литературе своей родины. Хотя получают преподаватели за свой нелегкий труд не слишком много, их профессия считается весьма уважаемой. Ученики почитают наставника как своего второго отца. Законы и обычаи китайского общества предписывают оказывать любому учителю знаки внимания и уважения, и никто не смеет нарушить эти положения, не рискуя навлечь на себя всеобщее осуждение. Таким образом, детей в Китае не отрывают от семей и не лишают благотворного влияния родственников. В то же время они получают образование, соответствующее их положению на социальной лестнице. Маленькие китайцы избавлены от развращающего влияния, которому подвергаются наши дети в закрытых учебных заведениях типа пансионов и интернатов, давно признаваемых настоящими язвами на теле нашего цивилизованного общества.
Семья в Китае резко отличается от нашей тем, что роднит китайца с мусульманином: там существует узаконенная полигамия (многоженство) и женщин практически всегда держат взаперти. По крайней мере, таково положение в высших слоях общества. Однако, хотя женщины и не принимают никакого участия в общественной жизни, но в доме, у домашнего очага они занимают свое весьма почетное место. Под руководством хозяина дома они ведут домашнее хозяйство, то есть делают то же самое, что и турецкие женщины, запертые в гареме. Жены богатых китайцев никогда не показываются на люди. Даже если вас связывают с каким-либо занимающим высокое положение в обществе китайцем узы теснейшей дружбы, вы, тем не менее, никогда не увидите его жен.
Вы проявите величайшую бестактность, если осмелитесь задать хозяину дома самый незначительный вопрос по поводу его жен. Пока они молоды - а как узнать об этом, не спрашивая? - полагается игнорировать состояние их здоровья и даже сам факт их существования. Когда же женщины достигают почтенного возраста, то задавать такие вопросы становится не столь нескромно. Однако любопытство есть любопытство, и если мужья никогда ничего не говорят о своих женах, то соседи и знакомые тем не менее о них все знают, так как находят другие источники информации. Прежде всего не следует забывать о том, что у женщин есть подруги, которые горят желанием рассказать о том, что они видели и слышали в то время, когда либо посещали приятельниц на женской половине дома, либо сами принимали у себя гостей. Как известно, близкие друзья не считают себя обязанными быть скромными и хранить чужие тайны. К тому же во всякой семье есть слуги, горничные, няньки, кухарки, которые не видят ничего дурного в том, чтобы судачить о самых незначительных происшествиях, что так часто случаются в любом, даже очень закрытом доме, куда так нелегко проникнуть взгляду чужака. Короче говоря, сплетни, слухи, пересуды, россказни ходят из уст в уста, ибо их разносят друзья и слуги.
Замечу кстати, что китайские женщины, похоже, полностью довольны своим положением, им и в голову не приходит что-либо в нем менять. Наверное, все дело в наследственности и воспитании. В течение тысячелетий с колыбели девочкам внушали, что неприлично и недостойно выходить из дому, а уж находиться в обществе представителей противоположного пола - и вовсе бесстыдство. Поэтому женщины не понимают и даже не хотят допустить мысль, что все может быть иначе.
Возможно, это и к лучшему. В любом случае сей обычай является величайшим благом для китайцев, так как они живут в полнейшем спокойствии, ибо на их долю выпало большое счастье ничего не знать об "эмансипированной женщине конца века", об этом подвижном, велеречивом, кокетливом, капризном, волевом существе, которое голосует на выборах, флиртует, плетет интриги, строчит жалобы, пичкает всех и каждого лекарствами, дает советы, поучает и повсюду провозглашает себя свободной… Ох, уж эта мне свобода! Эмансипированная женщина претендует на равные права с мужчинами, но начисто забывает об обязанностях. Короче говоря, она находит время для всего на свете, кроме того, чтобы быть супругой и матерью!
Однако не все так хорошо и благостно в Китае, ибо на теле китайского общества можно заметить отвратительные кровоточащие раны. Прежде всего это - торговля детьми. Люди, находящиеся на самой нижней ступени социальной лестницы, бывают слишком бедны и слишком обременены многочисленным потомством для того, чтобы иметь возможность воспитывать всех детей. Многие, очень многие бедняки вынуждены продавать своих детей, в особенности девочек.
Одни, обеспокоенные будущим своих дочерей, продают их только богатым, уважаемым людям, которые таким образом проявляют заботу о своих собственных сыновьях и приобретают для них будущих жен за весьма умеренную плату. Других же гораздо менее заботит моральная сторона дела, ибо для них важна лишь сумма вырученных денег, а потому они отдают свое дитя в руки первому встречному, нисколько не заботясь о том, какая участь ожидает ребенка. Но так поступают только с девочками, ибо мальчиков в Китае считают источниками богатства, а потому и продают в исключительных случаях, когда родители оказываются уже у последней черты.
Между тем, как бы ни был достоин сожаления обычай продавать девочек, это спасает жизнь многим из них; родителям - если не по любви, то по меньшей мере ради выгоды - есть прямой смысл воспитывать малышек, надеясь получить за них более или менее значительную сумму, а не бросать детишек на погибель или просто убивать их.
Это замечание подвело наш рассказ к ужасному обычаю детоубийства. Китайцев обвиняют в том, что такого рода преступления совершаются ими довольно часто. В своей книге Леон Руссе попытался оправдать китайцев. Вот что он писал по этому поводу:
"Разумеется, я не думаю, что существует в мире страна, которая могла бы похвастаться тем, что навсегда покончила с этим отвратительным явлением, какого бы высокого уровня культуры она ни достигла. На сей счет много дискутировали, но все эти споры были бесплодны, ибо никто не располагал сколько-нибудь точными цифрами. Что касается меня, то за все долгое время моего пребывания в Китае я не заметил, чтобы детоубийство было здесь частым явлением. Имея в виду огромную численность населения, я полагаю, что эта империя может с успехом выдержать сравнение с любой просвещенной страной Европы.
Я изъездил весь Китай вдоль и поперек. Во время моих долгих странствий мне ни разу не довелось встретить брошенный труп ребенка. Если некоторые путешественники и могли видеть в Кантоне детские трупы, плывущие по реке, то это вовсе не значило, что несчастные были убиты. Просто в Кантоне есть столь бедные семьи, которые всю жизнь проводят в своих лодках, называемых сампанами. Их дети рождаются, живут и умирают на воде. Родители же оказываются слишком бедны, чтобы купить гроб и захоронить тело в могилу на суше, а потому предпочитают, чтобы несчастное дитя окутали саваном воды океана. Замечу также, что торговля детьми и детоубийство никогда не практикуются в средних слоях общества".
Военный порт Фучжоу был основан по указу китайского правительства в соответствии с предложением наместника Цо. Там должны были строить паровые суда и изготовлять боеприпасы, а также готовить будущих моряков и судостроителей. Организация и управление новым военным портом, основанным неподалеку от острова Пагоды, были возложены на двух офицеров военно-морского флота Франции, лейтенантов Жикеля и Эгбеля, а в помощь им были присланы специально отобранные инженеры, рабочие и служащие, тоже французы.
Автор просит у читателя позволения сделать короткое отступление и высказать кое-какие мысли по данному вопросу. Не считаете ли вы чистым безумием посылать соотечественников за тридевять земель создавать военный флот в стране, которая не сегодня завтра станет нашим противником? Разве можно обучать потенциального врага нашей наступательной и оборонительной тактике? Разве можно снабжать армию противника пушками, скорострельными ружьями и торпедами? А в довершение всего еще и предоставлять в его распоряжение наших офицеров для наилучшей организации дела?! Не находите ли вы такие действия безумными, даже сверхбезумными и антипатриотичными? Если китайцы могли сражаться с нами на равных и даже противопоставить нашим военным кораблям еще более быстроходные суда, а нашим пушкам - тоже пушки, и ничуть не менее дальнобойные, то нашим военным следовало бы учесть, что снаряды и пушки были произведены в Фучжоу и что именно благодаря французским офицерам из Фучжоу мы едва не потерпели сокрушительное поражение. Дела обстояли настолько плохо, что адмирал Курбе был вынужден очень долго обстреливать город, чтобы разрушить порт и заводы, ибо без этого война бы еще долго не кончилась.
Я заканчиваю мое небольшое отступление напоминанием о том, что именно благодаря этой непростительной ошибке правительства Франции, которое дало распоряжение помочь китайцам построить базу для военного флота и отправило в Китай опытных офицеров, Леон Руссе и смог написать замечательную книгу об этой удивительной стране.
Порт в Фучжоу, где распоряжался господин Проспер Жикель, находился под неусыпным наблюдением особого посланца императора Китая, именовавшегося императорским комиссаром. Этот высокопоставленный чиновник, человек лет пятидесяти, пользовался большим авторитетом в обществе, и все почтительно звали его не иначе как его превосходительством Чжоу. Особняк комиссара располагался прямо на территории порта, среди домов, где обитали служащие-европейцы.
В Китае все делается в соответствии с раз и навсегда установленными правилами, которые на протяжении веков и даже тысячелетий передаются от отцов к сыновьям безо всяких изменений. Поэтому особняк (или, как там говорят, "я-мен") его превосходительства Чжоу был точной копией домов мандаринов всех рангов, отличавшихся друг от друга лишь размерами в зависимости от должности и богатства хозяев.
Итак, жилище мандарина в Китае представляет собой группу одноэтажных построек, расположенных перпендикулярно друг другу и окруженных толстой и высокой глинобитной или каменной стеной. Перед главным входом расположен наполненный прозрачной водой бассейн. За ним возвышаются ворота. На створках этих ворот изображено фантастическое животное, дракон, чья широко разинутая пасть готова проглотить красный диск, изображающий солнце. Между стеной и домом, всегда ориентированным по меридиану, высятся два столба, выкрашенные в ярко-красный цвет. Это служит признаком официальной резиденции. Только наместник самого императора имеет право ставить перед своим дворцом четыре столба. Далее взору изумленного путешественника предстают новые ворота, да не одни, а несколько, на створках которых на черном фоне изображены столь дорогие сердцу каждого китайца драконы. Правые ворота всегда открыты, и через них можно попасть в обычные дни во внутренний двор. Средние ворота открывают только по большим празднествам и по случаю прибытия очень важных гостей. Те же, что расположены слева, распахивают только перед осужденными на смерть. Над воротами сделан большой общий навес, и с левой стороны под ним укреплен огромный гонг, в который могут бить те, кто пришел искать правосудия. В первом внутреннем дворе находятся административные здания: тюрьма, казарма, где живут солдаты, вооруженные старинным оружием, здание, где мандарин вершит суд, а также помещение, где хранятся носилки и зонтик мандарина, знаки его высокого сана. Во второй внутренний двор выходят двери помещения для торжественных приемов, контор, где сидят писцы и счетоводы, и прочих служб поместья. В третьем дворе располагаются жилые помещения, где обитает сам мандарин, а также отдельные домики, предназначенные для его секретарей и посыльных.
Таким образом, дворец мандарина - очень большое, удобное, разумно устроенное роскошное жилище, где все необходимое всегда под рукой, в том числе и слуги, где все организовано так, чтобы не приходилось ничего искать без толку. Короче говоря, это настоящее идеальное жилище для высокопоставленного сановника. Нашим архитекторам, проектирующим здания для наших же "мандаринов" в непромокаемых плащах и цилиндрах, следовало бы принять его за образец.
На работах по строительству порта Фучжоу было занято большое количество местных рабочих, что привлекло в город почти столько же мелких торговцев и ремесленников, так что вскоре в окрестностях Фучжоу появилось множество новых деревень и поселков.
Разумеется, в таком огромном городе, как Фучжоу, где проживало более 600 000 жителей, и днем и ночью царило оживление. В лабиринте узких улочек жались друг к другу крохотные мастерские и лавчонки, а в невообразимо тесных хибарках ютились мастеровые и рабочие, чьи руки были столь необходимы для строительства. Однако можно было здесь встретить и представителей мира искусства. Конечно, чаще всего попадались на улицах и площадях Фучжоу люди, способные развеселить простой народ: жонглеры, канатоходцы, фокусники, силачи, предсказатели будущего, вокруг которых вечно крутились донельзя грязные и оборванные китайчата. По вечерам, когда темнело, на улицах появлялись странствующие чародеи, владевшие древним китайским искусством создавать целые спектакли при помощи волшебного фонаря.
Китайцы, совершенно не знакомые с правилами гигиены, незамедлительно превратили предместье в гигантскую клоаку, где скапливались всевозможные нечистоты, что делало улицы отвратительными на вид, да и ходить по ним можно было, только прикрыв нос надушенным платком, ибо запахи там витали неописуемые.
Однако дело из-за этих маленьких неприятностей нисколько не страдало: и мастерские и лавочки приносили очень хороший доход. Процветала в городе и торговля вразнос. По улицам города так и сновали лоточники, наблюдать за которыми было весьма интересно. Один предлагал прохожим арахис и апельсины, другой - заботливо политые водой кусочки очищенного от грубой кожуры сахарного тростника, третий - разрезанные на четвертинки огромные грейпфруты, а четвертый - листья бетеля, аккуратно уложенные в коробочку. Рядом с ними, под открытым небом расположился со своей кухней владелец крохотного ресторанчика. Он колотил ложкой по фарфоровой чашке, производя страшный шум, чтобы привлечь к себе внимание тех, кто проголодался. Следует сказать, что нет ничего проще, чем его инвентарь: две корзины из бамбука в форме призмы высотой около метра, в длину и ширину от тридцати до сорока сантиметров, в которых было все необходимое для приготовления пищи.
В одной размещался небольшой переносной очаг, сделанный, видимо, из огнеупорной глины, и там же хранились дрова, служившие топливом. В другой были аккуратно сложены фарфоровые чашки и ложки, а также сосуды, наполненные душистыми травами и пряностями, столь необходимыми при приготовлении блюд по рецептам любой уважающей себя кухни.
Если "ресторатор" не находил в каком-то месте клиентов, он разжигал огонь, надевал свои корзинки на длинный бамбуковый шест, который носят на плече, и переходил на другую улицу со всем своим хозяйством. Варево в кастрюльке в это время томилось на огне и распространяло очень приятный запах, возбуждавший у прохожих волчий аппетит.
Частенько рядом с владельцем переносной кухни располагались и другие уличные умельцы, такие как цирюльники, знахари, астрологи, ювелиры, кузнецы и так далее. Цирюльник тоже носил на плечах бамбуковые шесты, на концах которых были укреплены необходимые для художественной прически инструменты. Прямо у него перед носом при каждом шаге раскачивался из стороны в сторону деревянный цилиндр, полированный, покрытый красным лаком и увенчанный медным тазом. В этом украшенном полосами металла сосуде хранился запас воды. За спиной цирюльника покачивалась небольшая, тоже покрытая красным лаком скамеечка, а между ее ножками прятались несколько зеркал в начищенных до блеска медных рамках и таких же медных ящичков, где лежали инструменты китайского Фигаро. Когда появлялся клиент, цирюльник снимал с шеста сосуд с водой и скамеечку, усаживал клиента поудобнее, ставил перед ним тазик и с важным видом приступал к ответственной процедуре бритья.
Взмах бритвой, и голова клиента становилась голой, как арбуз. Затем при помощи различных щипчиков брадобрей обрабатывал уши, брови и ресницы клиента, причем действовал он практически молниеносно. Однако, несмотря на всю свою ловкость в работе и общепризнанную полезность (ибо ни один китаец не может бриться сам), в Китае на цирюльников смотрели и смотрят косо, причем они и в самом деле частенько оправдывают свою дурную репутацию. Их профессия считается одной из самых малопочтенных. Точно так же презираемы актеры и лодочники, никто из них никогда не сможет стать уважаемым членом общества и занять какую-либо должность, сколь бы ни были велики его заслуги и личные достоинства. Столь же жестоко относится общество и к их детям и внукам, и только третье поколение семьи цирюльника, то есть его правнуки, уже будут иметь возможность подняться выше по социальной лестнице.
Попадались на улице и торговцы лекарственными травами, предлагавшие прохожим волшебные снадобья от всех болезней, вызванных ветром, холодом или жарой; эти снадобья относились к одной из трех категорий китайского лекарского искусства. Эти целители рекламировали свое искусство при помощи развернутых перед почтенной публикой огромных листов с изображением людей, излеченных кто притираниями, кто мазями, кто компрессами, кто пилюлями, кто настойками, приготовленными по рецептам красноречивых шарлатанов.
Хотя по улицам весь день ездили тяжело нагруженные телеги, дорожные происшествия случались крайне редко, настолько дисциплинированны и точны в работе китайцы.
Часто на улицах можно было встретить крестьянок, одетых в синие хлопковые халаты. Все они были подпоясаны широкими разноцветными поясами, а спереди носили небольшие фартучки. Из-под халатов выглядывали довольно короткие штаны также из крашеного в синий цвет хлопка, оставлявшие открытыми крепкие загорелые ноги. Черные блестящие волосы, стянутые ярко-красными лентами или укрепленные на макушке при помощи длинных серебряных булавок, украшенных искусственными цветами, являлись чудесным обрамлением для смуглых, дышавших силой и здоровьем лиц. Замечательным дополнением крестьянского костюма были и большие серебряные кольца (диаметром пять - шесть сантиметров), которые женщины с гордостью вдевали в уши в качестве серег.
Иногда на улице появлялось небольшое стадо, состоявшее из четырех-пяти буйволов. Животные тяжело переставляли огромные ноги. На мордах у них было написано полнейшее спокойствие. Эти невозмутимые гиганты могли бы запросто растоптать надоевшего им своими пронзительными криками погонщика, зачастую не старше десяти лет от роду, но нет, напротив, они покорно шли туда, куда он им указывал.