Однажды Видок вместе со своим помощником стоял у цветочного павильона на площади Карусели. Их внимание, как, впрочем, и всех вокруг, привлек вышедший из павильона господин. Это был важный вельможа, весь увешанный орденами, в мундире с галунами и золотым шитьем. Но для опытного сыщика - не все то золото, что блестит. Видок и его агент, к своему удивлению, узнали в разряженном господине бывшего обитателя тулонской каторги. Ошибки быть не могло - оба они встречали его там. В уголовном мире он был известен своими частыми побегами. Звали его Шамбрей. Впервые был осужден на три года еще во время итальянской кампании за подделку подписей поставщиков. У него был на это замечательный талант. Из тюрьмы он бежал и объявился в Париже, где принялся за старое. Был схвачен, получил восемь лет каторги и снова совершил побег. Впоследствии не раз еще попадал за решетку, освобождаясь тем же способом. И вот он стоял перед Видоком собственной персоной.
Когда Видок с агентом подошли и объявили, что он арестован, Шамбрей обрушил на них лавину своих титулов и званий.
- Знаете ли вы, с кем разговариваете? Да еще в подобном тоне. Я маркиз Шамбрей, управляющий королевского двора, начальник дворцовой полиции! Вы дорого заплатите за такую дерзость и наглость!
На предложение Видока следовать за ними он потребовал немедленно оставить его в покое и убираться.
- Охотно, - отвечал Видок, - но только вместе с вами. - И так как тот сопротивлялся, его силой посадили в фиакр и доставили в полицию. Дорогой он продолжал угрожать и даже в присутствии господина Анри, нисколько не смущаясь, высокомерным тоном требовал освободить его, пугая своими связями и должностями.
Видок явно рисковал. Ведь если бы ему не поверили или просто испугались бы всесильного вельможу, осыпанного милостями при дворе, вся вина обрушилась бы на него. Нужно было срочно подкрепить свое обвинение какими-либо вескими уликами. Необходимо было произвести на дому у Шамбрея обыск. И когда, получив разрешение, Видок приступил к нему, результаты превзошли все ожидания. Обнаружили кучу поддельных документов, бланков, официальных бумаг, чистых листов с печатью "Королевская полиция", "Военное министерство", подложные письма, чистые бланки назначений на должности.
Приговорили Шамбрея к пожизненным каторжным работам.
Приблизительно в то же время яркой "звездой" преступного мира считался некий Саблен - человек атлетического сложения, искусный вор, за которым охотились не один год. Видок взялся его найти и арестовать. Тем более что сам Саблен заявил как-то, что поймать его мог бы только Видок, который один знал его в лицо, но пусть, мол, он и не надеется. И действительно, задача была не из легких. Саблен искусно скрывался. Более года ушло на то, чтобы напасть на его след.
Наконец Видок узнает, что Саблен укрылся где-то в Сен-Клу. Прибыв туда ночью, Видок тут же поспешил проверить, верны ли полученные им сведения о рослом жильце, восемь дней назад поселившемся вместе с дамой в здании мэрии. Утром Видок вместе со своим агентом незаметно проник в дом. Навстречу ему по лестнице спускалась женщина. Заметив его, она опрометью бросилась назад, закричав: "Здесь Видок!" Несколькими прыжками он достиг двери в комнату и прежде, чем Саблен успел опомниться, надел на него ручные кандалы. Женщина, однако, продолжала кричать. Но теперь уже по другой причине. У нее начались роды. Что было делать? Оставить арестованного и отправиться за акушеркой? Это было бы рискованно. И Видок принимает смелое решение. "Уверяют, что Людовик XIV принял роды у мадам де Вальер. Могу вас заверить, что сумею и я принять роды у мадам Саблен", - успокоил Видок ее мужа, надел фартук, засучил рукава, вымыл руки и менее чем за двадцать пять минут помог женщине произвести на свет упитанного мальчугана. Затем он обмыл ребенка, уложил рядом с матерью и приступил к акту регистрации о рождении, благо все происходило в здании мэрии. Мать тут же предложила Видоку быть крестным отцом ребенка, а в крестные матери пригласили соседку. Видок согласился и из собственного кармана уплатил за церемонию и торжественный завтрак по случаю рождения маленького Саблена.
А его папашу увезли в Париж, чтобы приговорить к пяти годам заключения.
Когда он вышел из тюрьмы Форс, где стал привратником и умудрился скопить кое-какие деньжонки, его супруга сидела в Сен-Лазаре за мошенничество. То ли с горя, что остался один, то ли еще почему, Саблен в один прекрасный день отправился в игорный дом и спустил там все дочиста. А через два дня его нашли повесившимся в Булонском лесу на дереве в так называемой "Аллее воров".
Мемуары сыщика
На парижской улице Сент-Луи в начале двадцатых годов прошлого столетия часто можно было видеть хорошо одетого господина. Высокий рост, широкие плечи и развитая мускулатура свидетельствовали о незаурядной силе. Наружность его не лишена была приятности: огненно-рыжая шевелюра, голубые глаза, чуть улыбающийся рот, лицо властное, запоминающееся.
Обычно он пользовался кабриолетом, сзади которого восседал лакей - здоровый детина. Но иногда господин, возбуждавший любопытство всей улицы, позволял себе прогуляться пешком. Тогда в глаза бросалась шпага с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, а под тканью его костюма угадывались очертания пары пистолетов. Видимо, человек этот чего-то опасался и вынужден был принимать меры предосторожности.
Никто из соседей по улице толком не знал даже, как его зовут. Называли просто "господин Жюль". И никому в голову не приходило, что под этим именем скрывается всесильный начальник сыскной парижской полиции Видок, имя которого в свое время было известно в любой тюрьме Франции.
В 1827 году префектом полиции становится Делаво. У Видока с ним сразу же не сложились отношения. Конфликт углублялся, и было ясно, что назревал разрыв между ними. Шеф стал придираться, упрекать в том, что сотрудники Видока вне службы ведут себя неподобающим образом, отказываются, например, посещать церковь. Все это говорилось таким тоном, что Видок в конце концов не выдержал и заявил, что подает прошение об отставке. В нем он писал: "Восемнадцать лет я служу в полиции и никогда не получал в свой адрес упреков со стороны Ваших предшественников. После Вашего назначения мне уже второй раз приходится выслушивать от Вас нарекания по поводу поведения моих агентов. Могу ли я отвечать за их поведение вне службы? Конечно, нет. Чтобы лишить Вас возможности, месье, и в будущем обращаться ко мне с подобными претензиями, которые мне неприятно слышать, я имею честь просить Вас принять мое прошение об. отставке".
Через пару дней в прессе появилась короткая заметка о том, что полицейский комиссар посетил Видока и сообщил ему, что по приказу префекта полиции его на посту шефа Сюртэ заменит месье Лакур, до этого являвшийся заместителем Видока.
В тот же день Видок уехал в свой загородный дом. Вслед ему газеты писали: "Отставка шефа полиции Сюртэ уже вызвала немало различных догадок. По надежным сведениям, такие изменения следует объяснить снижением активности самого Видока, который, достигнув определенного материального благополучия, уже в течение некоторого времени сам желал быть освобожденным от выполнения своих обязанностей. Если верить пока не подтвержденным слухам, то Видок после своей отставки получил не пенсию, а благодарственное письмо. Как бы то ни было, но, как мы уже сообщали, Видок тут же в роскошном экипаже отправился в свой деревенский дом в Сент-Манде. Завтра, возможно, ему уже будут досаждать издатели. Кто же тот счастливец, которому удастся заполучить мемуары Видока?"
Пенсии Видока так и не удостоили, выплатили лишь компенсацию в размере трех тысяч франков. Что касается мемуаров, то газеты не ошиблись. Чуть ли не сразу же он засел за воспоминания. Издатель Тенон поспешил закупить их на корню, заплатив за столь ходкий товар 24 тысячи франков.
Пятую часть суммы Видок получил в виде аванса. Дабы ускорить дело, издатель нанял ему помощника, обычного бумагомараку, журналиста с бойким пером. Видок не удовлетворен его работой - слишком много фантазии и домыслов привнес тот в текст. Но и сменивший первого второй журналист, нанятый издателем, не устраивает Видока. По контракту он должен написать два тома. Однако материала у него столько, что хватит и на целую серию. Этим пользуется Тенон и фабрикует третий и четвертый тома, полные отсебятины и всяких домыслов. Тогда Видок подает на издателя в суд. Это не помешало ему изрядно заработать на своих мемуарах - целое состояние, несколько миллионов в пересчете на сегодняшние деньги. Благодаря этим воспоминаниям слава Видока-мемуариста быстро превзошла ту, что он заработал, будучи сыщиком. Его мемуары переводят на многие языки, и он становится европейской знаменитостью.
Подзаработали на нем и бойкие журналисты. Появляются якобы им написанные "Мемуары бывшего каторжника", "Приложение к мемуарам Видока" и т. п. Что касается подлинных его записок, то можно только сожалеть, что он выпустил их слишком рано. После 1827 года, когда они появились, ему предстояло прожить еще целых тридцать лет. И годы эти были столь же насыщены приключениями, как и первая половина его жизни.
В Сент-Манде Видок ведет образ жизни сельского хозяина, приобретает земли, строит новый дом - целое поместье, создает фабрику по производству бумаги.
Рабочих он нанимает из бывших каторжников, которые, освободившись, не могли заработать себе на хлеб: их отовсюду гнали, опасаясь принимать на работу. В результате воры вновь вынуждены были браться за старое. Видок хотел доказать ослепленному ненавистью и предрассудками обществу, что бывшие заключенные могут вести честную жизнь и быть полезными.
Когда мемуары Видока вышли в свет и их прочли, возник вопрос: отчего в них ничего нет о его частной жизни? Многие пытались проникнуть в эту, как казалось, его тайну. Но за исключением близких друзей эта сторона его жизни так и осталась неизвестной. И даже сегодня ее с трудом удается восстанавливать по документам и запискам современников.
Отсутствие таких сведений, как это обычно бывает, компенсировали слухами и разными домыслами. Его враги пользовались этим, сочиняя небылицы о его альковных похождениях, будто иные ему отдавались из страха и его дон-жуанский список включает сотни женщин - сущий гарем султана Видока.
Конечно, он не был анахоретом и не раз переживал любовные драмы. Известно, что одна любовница покончила жизнь самоубийством из-за его неверности, тот же путь избрал некий чиновник, когда узнал, что жена изменяет ему с Видоком. Впрочем, сам Видок предпочитал общаться с актрисами и модистками, чьи притязания не столь обременительны.
В сорок пять лет Видок женился на Жанн-Виктуар Герен, тридцатилетней вдове. Брачное свидетельство раскрывает тайну состояния Видока - несколько миллионов нынешних франков. Четыре года спустя жена умерла. В том же 1824 году он похоронил горячо любимую мать. Вскоре в "гареме" султана Видока появляется Флерид-Альбертин Манье, его тридцатилетняя кузина. Он женится на ней шесть лет спустя. Она станет настоящим другом и помощником, разделит все невзгоды и горести, которые обрушатся на него.
Настает грозный 1830 год - Июльская революция, затем год 1832-й - вновь восстание. Власть Луи-Филиппа висела на волоске. В эти дни вспомнили о Видоке. Ему предлагают вновь возглавить Сюртэ. Подумав, он соглашается. Под его началом - все те же двадцать агентов из бывших уголовников, призванных помочь установить порядок в городе. Пожалуй, лишь они и сохраняли в те бурные и тревожные дни мужество и стойкость. Недаром склонный к парадоксам Стендаль говорил, что только на галерах можно найти людей, обладающих великим качеством - силой характера.
Небольшой отряд Видока успешно действует против восставших. Стоит только защитникам баррикад узнать Видока, как раздаются крики: "Это - Мек! Спасайся, братцы!" ("Мек" на арго означает "хозяин", "пахан".) Позже про Видока скажут, конечно преувеличивая, что он спас королевство.
Не успела отгреметь буря, как на Видока обрушилась оппозиционная пресса. Такой оборот совсем не устраивает префекта полиции Жиоке. Он готов отказаться от его услуг. Но как сделать, чтобы это не выглядело черной неблагодарностью по отношению к "спасителю" режима? И тогда приходит решение: слить Сюртэ с муниципальной полицией. Естественно, Видок не может этого стерпеть. Он пишет префекту: "Имею честь сообщить Вам, что болезненное состояние моей супруги обязывает меня быть возле нее, присматривая за ней и моим домом… Должен просить Вас о принятии моей отставки…"
В газетах печатают сообщение о том, что, по утверждению некоторых, у Видока наблюдается психическое расстройство. На другой день появляется, однако, опровержение: "Мы были неверно проинформированы. Как сказал нам сам Видок, он еще в меньшей степени умалишенный, чем прежде…" И скоро он это блестяще докажет.
Схватка с полицией
Не хотите, чтобы он возглавлял официальную уголовную полицию, пожалуйста, но тогда он создаст свою, частную. Такого еще не бывало. Но Видок был человеком слова: сказано - сделано. И вот на улице Нёв-Сент-Юсташ появляется его контора "Бюро расследований в интересах торговли". "Я очистил столицу от воров, которых в ней было видимо-невидимо, теперь могу очистить от мошенников торговлю".
Задача новой организации (первой такого рода в мире) - защищать солидных предпринимателей от аферистов и рыцарей легкой наживы. Каждый заинтересованный должен "подписаться" на услуги бюро и уплачивать взнос по двадцать франков в год. "Подписывайтесь на наши услуги, - призывает он, - и вы никогда не станете жертвой аферистов и прочих мошенников. Мы вовремя предупредим вас об опасности и позаботимся, чтобы поймать вашего обманщика".
Год спустя у него уже четыре тысячи "подписчиков" - это коммерсанты, промышленники, банкиры. Отделения бюро возникают в провинции, за рубежом. Доходы Видока исчисляются миллионами. Пресса трубит о его полицейских успехах.
Оппозиционная пресса оставляет его в покое, зато префектура с улицы Жерузалем не собирается спускать новоявленному конкуренту.
Утром 28 ноября 1837 года четыре полицейских комиссара и двадцать агентов появляются у дверей бюро и врываются в помещение. Первое их впечатление - это удивление. Роскошные апартаменты, чистота и порядок, у входа - рассыльный, в прихожей ливрейный лакей. Но вконец их обескуражил кабинет Видока - сочетание богатой обстановки, комфорта и отменного вкуса.
Видок не сопротивлялся. Он знал, кто стоит за спиной полиции - те, с кем он воевал не один год, те самые аферисты, мошенники и дельцы.
В руки полиции попало около четырех тысяч документов.
- Где остальные? - допытывались агенты.
- У меня в голове! - невозмутимо отвечал Видок.
Не поверив, полицейские отправились к нему на улицу Пон-Луи-Филипп и там обнаружили еще более двух тысяч документов. Это личный архив Видока за период с 1811 по 1827 год.
Видок писал в газеты, протестовал, направлял жалобу королевскому прокурору. Он уповал на закон, надеялся, что суд не осмелится поддержать столь явный произвол. Однако он понимал, что лучший способ защиты - нападение, нанял знаменитого адвоката Шарля Ледру и подал в суд на префекта полиции и действия его подчиненных.
Полиция ответила тем, что бросила его в тюрьму Сент-Пелаги.
Судебное следствие привлекло 350 свидетелей. Дело вели знакомые ему судьи, на чью беспристрастность он мог рассчитывать. На допросе он говорил о том, что в Париже тьма дельцов и мошенников, обделывающих свои незаконные махинации. Они всюду, их можно встретить на самых высоких постах, они носят громкие титулы, увешаны орденами. Всех их он знает и может назвать. И они об этом знают, вот и решили припугнуть.
Публика, взбудораженная этим событием, с нетерпением ожидала неслыханного судебного процесса. Но тех, кто рассчитывал на спектакль, ждало разочарование - Видок был признан невиновным и освобожден из тюрьмы.
Ему в это время было шестьдесят три года, казалось, можно подумать и об отдыхе. Но не таков был Видок. В его голове полно планов и замыслов, пожалуй, он даже активен, как никогда. Его агенты, работающие на бюро, находились в каждом департаменте, мало того - в Кёльне и Ахене, Брюсселе и Льеже, Утрехте и Амстердаме. Само же бюро теперь располагалось на улице Вивьенн, а сам он получил кличку "паша с улицы Вивьенн". Здесь всегда было полно клиентов, среди которых попадались весьма знатные особы - принцы королевской крови, графы и бароны, министры. У самого же Видока в штате находились все те же двадцать человек, в том числе некий Улисс Перрено - подосланный полицией, чтобы следить за Видоком.
Летом 1842 года к Видоку обратилось несколько жертв афериста по имени Шампе. Полиция давно его разыскивала, но безрезультатно. Видок встретился с ним и склонил исполнить требования заимодавцев. На другой день Шампе был арестован, а заодно задержан и Видок. Здесь явно не обошлось без Улисса Перрено - конечно, он подсказал, где скрывался Шампе, от него узнали и о встрече с ним Видока.
Полиция была рада вновь досадить своему старому недругу и объявила, что Видок превысил полномочия, незаконно пытался подменить собой власть. А дальше следовало совсем невообразимое: он-де, Видок, арестовал "именем Закона" Шампе, а потом якобы похитил его. Кодекс предусматривал наказание за такое деяние. Это уж слишком. Но к удивлению Видока, Шампе подтвердил эту небылицу и подал в суд. Из мошенника и фальсификатора документов он превратился в жертву.
И снова обыск у Видока. Были изъяты его бумаги, опечатано бюро, а его самого заключили в Консьержери.
Настал день суда. Публика с нетерпением ждала вердикта. Видок, одетый в черный костюм, в таких же перчатках, с белым галстуком на груди, молча выслушал приговор: пять лет тюрьмы, пять лет строгого надзора и три тысячи штрафа плюс судебные издержки. Зал протестовал, председатель приказал очистить помещение.
Видок подал апелляцию. Его защитником на повторном слушании был адвокат Ландриен, хотя полиция и пыталась отвести его кандидатуру. Он произнес блестящую речь в защиту своего подопечного, восхвалял старца, столь позорно осужденного только за то, что всю свою жизнь посвятил обеспечению спокойствия и мира в столице. Арестовали же его потому, что он вселяет страх в своих соперников из полиции, тех, кому удалось вселить такой же страх в некоторых судей… Адвокат мастерски доказал невиновность своего клиента, перечислив многие его подвиги и рассказав о великих часах жизни этого несравненного сыщика.
Председатель суда прервал его и, посоветовавшись с коллегами, объявил: "Мэтр Ландриен, ваши доводы судом услышаны". Это означало, что обвиняемый оправдан. В зале раздались одобрительные возгласы. Расходилась публика со словами: "Ну и везучий этот Видок!"