Дени-Монфор набросился на эту работу с яростной страстью. Склонный к широким обобщениям и в то же время не позволяющий ускользнуть от своего внимания ни одной существенной детали, он принялся с терпением монаха-бенедиктинца перебирать всю научную литературу, существовавшую в то время. Вот тут-то он и наткнулся на заметку доктора Шведиавера относительно происхождения амбры. Он сразу же увидел в ней затравку для сенсационных открытий в области уже достаточно скомпрометированной в то время - в вопросе о существовании гигантских головоногих моллюсков.
Эпоха великих компиляторов - Плиния, Элиана, Винсента де Бове, Геснера, Альдрованди, Джонстона, Уотона - закончилась. Под авторитетным влиянием Бюффона зоология заняла свое законное место среди точных наук, и зоологи занимались отныне только конкретными фактами и доверяли только точным наблюдениям. Это значит, что большинство из них относили рассказы о скандинавских кракенах и их разнообразных родичах к области морских суеверий.
Чудовищное щупальце, которым размахивал доктор Шведиавер, - не заставит ли оно их изменить свои взгляды на этот предмет? Дени-Монфор, хорошо изучивший всю старую литературу, считал это очень желательным. Но желая собрать все возможные свидетельства, прежде чем делать выводы, он решил произвести систематический опрос среди американских китобоев, базировавшихся в Дюнкерке.
В пасти кашалотов находят вещественные доказательства
Несколько лет назад Шарль Александр де Калон, генеральный финансовый инспектор Франции, был озабочен исчезновением китобойного промысла в стране. Баски, пионеры в этом деле, были вытеснены с течением веков голландцами, которые позаимствовали у них все секреты этой профессии, но в свою очередь были лишены этой монополии англичанами, у которых американцы после провозглашения независимости отобрали промысловые воды Нового Света. В надежде возродить китобойный промысел среди французов Калон набрал гарпунщиков среди китобоев Нантакета (США) и сделал им заманчивое предложение переселиться во Францию вместе с семьями.
Именно этих людей собирался расспросить Дени-Монфор, так как именно они в первую очередь, по его мнению, должны были знать о гигантском головоногом, щупальце которого было найдено в пасти кашалота.
Опрос этот увенчался успехом: два капитана нового флота в Дюнкерке рассказали ему о куске громадного щупальца, длиной 10,65 метра, найденном в пасти кашалота. Присоски на нем были величиной с шляпу и расположены в два ряда, как у осьминога, а общая длина неусеченного щупальца должна была составлять 18 метров. Дени-Монфор в своем отчете писал об этом животном как об осьминоге и был при этом не очень искренен, так как американский капитан считал, что щупальце принадлежало кальмару.
Красноватая рука длиной около четырнадцати метров
Второй из этих американских капитанов рассказал Дени-Монфору еще более удивительную историю - о том, как после убийства кита на поверхности воды осталось плавать длинное мясистое тело с одной стороны красноватого, а с другой - стального цвета, которое сначала приняли за морскую змею и которое напугало матросов.
Но один матрос, посмелее, обратил внимание на то, что у змеи нет головы и она не двигается. Капитан приказал втащить ее на палубу, и тогда все увидели, что это щупальце громадного осьминога с рядом присосок, которые на толстом конце были величиной с тарелку, а противоположный конец был очень тонким и острым. От щупальца отрубили несколько кусков, но, так как мясо оказалось жестким, почти все выбросили обратно в море, предварительно тщательно измерив. У основания диаметр щупальца составлял 75 сантиметров, окружность его - 2,25 метра, а общая длина - 13,7 метра.
Инцидент с лжезмеей кончился прозаически, что стало дополнительным доказательством его достоверности. Матросы отбили отрубленные куски и вымочили их в морской воде, отчего мясо стало съедобным и его можно было употреблять в пищу как солонину. Они пожалели даже, что выбросили в море остальное, так как щупальце потянуло бы на тысячу фунтов.
Почти наверное это щупальце принадлежало кальмару.
Что касается красного цвета щупальца, то головоногие вообще отличаются изменчивостью цвета. В состоянии покоя осьминоги бывают зеленовато-серого цвета с рыжими пятнами и точками, а в возбуждении меняют цвет, переливаясь всеми оттенками красного, пурпурного, фиолетового и синего, которые меняются с молниеносной быстротой. Живые кальмары бывают мертвенно-белого цвета, немного прозрачные, с голубоватыми, зеленоватыми и розоватыми оттенками и серебристым блеском. Когда кальмар мертв и игра цветов прекращается, он становится однотонно кирпично-крас-ным. Неудивительно, что мертвые кальмары или их части, которые выбрасываются на сушу или которые находят на поверхности воды, всегда бывают красными, разной степени яркости.
Картина из часовни Святого Фомы
Дени-Монфор не мог этого знать. Неудивительно, что в эпизодах с гигантскими головоногими он ведущую роль отводил осьминогам.
Подбодренный свидетельствами американских китобоев из Дюнкерка, он не колеблясь пишет в своей "Естественной истории моллюсков", изданной в 1802 года о головоногих как о "самых громадных животных на земном шаре". Но среди них он выделяет только два вида феноменальной величины: осьминога колоссального и осьминога кракена.
Однако он дал себе труд терпеливо и тщательно проштудировать старую литературу по этому вопросу и имел в руках все части головоломки, которые позволяли ему установить существование гигантских кальмаров. Ничто не открыло ему глаза. Даже когда он узнал, что для матросов Байонны "рогач является самым маленьким и самым большим морским животным", то посчитал это ошибкой и, ослепленный своей навязчивой идеей, воображал, что в действительности речь идет об осьминоге.
Но в вину ему ставили не эту ошибку, а то, что в подтверждение своей идеи он приводил самые фантастические рассказы. Этим он навсегда приобрел в научной и даже популярной литературе репутацию враля и простофили. Была ли она заслуженной? Сегодня можно в этом усомниться. Он опирался на рассказы серьезных ученых и на свидетельства очевидцев.
Первое из них, хотя не персональное и преувеличенное, но основанное, без сомнения, на реальном событии, которое привело в волнение целый город, заслуживает того, чтобы на нем остановиться.
В Сен-Мало, в часовне Святого Фомы, который считается в тех краях покровителем моряков в их опасных трудах, висит картина, на которой изображен страшный момент, когда судно из этого порта едва не погибло. Оно стояло на якоре у берегов Анголы, с которой велась торговля черными рабами, слоновой костью и золотым песком. Судно готовилось к отплытию, когда среди бела дня и в тихую погоду из воды показалось морское чудовище, вызвав волнение вод далеко окрест, и взобралось на палубу судна. Обвив своими щупальцами все мачты и снасти и повиснув на них, оно наклонило судно, стремясь опрокинуть его и увлечь в морскую пучину. Весь экипаж судна не сговариваясь бросился к оружию, топорами, тесаками и саблями рубя щупальца чудовища. Но, несмотря на все усилия, судно продолжало крениться и грозило опрокинуться, увлекаемое громадным весом животного. Тогда моряки в отчаянии стали возносить моления Святому Фоме о спасении, и тот помог им: щупальца, наконец отрубили, тело чудовища сбросили в море, и корабль выпрямился, вознося мачты к небу.
Вернувшись в родной порт, моряки первым делом отправились в часовню Святого Фомы, чтобы поблагодарить его за свое чудесное спасение, но, не ограничившись этим, заказали художнику картину, на которой должен был быть изображен самый опасный момент их битвы с чудовищем.
Самой большой ошибкой Дени-Монфора была публикация копии этой картины в своем труде: автор картины, как ему и полагается, дал свою версию происшествия, слишком "авторскую" и торжественную. Картина была наивна, упрощала факты и в качестве удостоверяющего документа не годилась.
Единственным указанием на величину животного в тексте Дени-Монфора были слова о том, что щупальца обхватывали мачты до их верхушек. Мачты на таких судах достигали тридцати метров. Для щупальцев кальмара это много, но вполне допустимо. А если бы это был осьминог, как изображено на картине, то его щупальца при такой длине должны были иметь толщину 3 метра, и матросы тогда никак не смогли бы успеть их перерубить - никакими абордажными саблями!
Новые подвиги осьминогов-похитителей
Агрессивное поведение лжеосьминога у берегов Анголы косвенно подтверждает информация Л. Дегранпре, переводчика книги сэра Джона Барроу "Путешествие в Южную Африку", который сообщает Дени-Монфору, что "негры с африканского побережья чрезвычайно боятся громадного осьминога, поскольку он часто забрасывает свои щупальца в пироги, хватает людей и утаскивает их в глубину моря; а на берегах Гвинеи этот моллюск носит имя амбазомби, что означает "злая и хитрая рыба", они считают его даже злым духом".
Но эти "гигантские осьминоги", по словам очевидцев, встречаются довольно далеко от берега, что свидетельствует о том, что они хорошие пловцы, а следовательно, маловероятно, что это были осьминоги, не удаляющиеся далеко от берега и, во всяком случае, не поднимающиеся на поверхность. Скорее всего, речь идет о кальмарах, или рогачах, как их называют моряки.
Об этом свидетельствует еще один рассказ, самый подробный, об аналогичном случае, переданный нам Дени-Монфором, который, однако, не придал значения этим подробностям.
Капитан Жан-Магнус Дан, человек уважаемый и достойный доверия, совершив несколько путешествий в Китай для компании Готембурга, обосновался наконец в Дюнкерке, где провел остаток жизни и умер в почтенном возрасте. Он рассказал Дени-Монфору незадолго до смерти, как во время одного из своих путешествий, на некотором расстоянии от африканского берега, на 15° южной широты, обогнув остров Святой Елены, они попали в штиль, который длился несколько дней. Капитан решил воспользоваться этим обстоятельством и почистить судно снаружи. Вдоль бортов спустили подвешенные доски, на которых устроились матросы, которые чистили и скребли борта корабля. Когда, ени были заняты этой работой, из глубины моря поднялся один из тех рогачей, которых датчане называют "анкер-троль", то есть "людоед-якорь", схватил одной из своих рук двух матросов и унес их в воду вместе с подмостками. Затем он протянул второе щупальце к третьему матросу, который в это время поднимался на мачту и находился на первой ступеньке вант. Но поскольку осьминог одновременно ухватился и за ванты, он запутался в них и не смог утащить эту третью жертву, которая жалобными криками взывала о помощи. На помощь кинулся весь экипаж, с гарпунами, топорами, ножами, которыми рубили и резали щупальце, держащее матроса, потерявшего сознание от страха.
Одновременно в тело моллюска было пущено пять гарпунов, после чего он погрузился в море, увлекаемый собственным весом, вместе со своими двумя жертвами. Капитан Дан, однако, не терял надежды спасти двух своих матросов: он приказал тянуть лини, прикрепленные к гарпунам, и они почти вытащили из воды тело осьминога, но в последний момент четыре линя оборвались, а пятый гарпун вышел из тела животного, отчего судно получило опасный толчок. Все было кончено. Капитану Дану приходилось и раньше слышать о таких чудовищах, но встретился он с ним впервые. Что же касается человека, вырванного из объятий монстра, то несмотря на то, что корабельным медиком было сделано все возможное и раненый открыл глаза и смог говорить, он был почти задушен и раздавлен и ум его помутился от пережитого ужаса. На следующую ночь он скончался в жару.
Часть щупальца, отрубленная матросами, которая осталась запутавшейся в снастях, была у основания толщиной с фок-мачту и очень острой на конце, покрытая присосками размером с разливную ложку. Длина его составляла 7,6 метра, а поскольку оно было отрублено не у основания (голова чудовища даже не показалась над водой), по мнению капитана, общая длина щупальца должна была составлять 10–15 метров.
Происшествие повергло в ужас весь экипаж, и в течение пяти дней, пока продолжался этот несчастный штиль, они боялись спать, а вахтенные были постоянно настороже, ожидая нового появления страшного врага.
(Заметим в скобках, что подобные истории происходили не только возле африканских берегов. Как сообщал Дж.-М. Доусон в английском журнале "Нейчур", в начале XIX века двухмачтовик с азиатами на борту был схвачен громадным кальмаром в проливе Милбанк (52 северной широты). Матросы не могли освободиться от него иначе, как отрубив ему щупальца топорами. Но зловредное влияние этого животного, по мнению свидетелей, было причиной того, что судно затонуло затем у побережья, южнее места встречи с кальмаром).
Любимый осьминог кракен Дени-Монфора
Неудивительно, что Дени-Монфор, который упорно называл осьминогом того, кого очевидец капитан Дан именовал рогачом, сделал осьминога и из северного головоногого моллюска, таинственного кракена. Однако ничто в свидетельствах очевидцев не позволяло сделать такого заключения относительно классификационной принадлежности кракена.
Дени-Монфор писал, что многие норвежские капитаны, приходившие из Христиании и Бергена с грузом соленой и вяленой рыбы или елового бруса, говорили ему, что хорошо знакомы с фактами, подтверждающими существование гигантских осьминогов в северных морях, и что помимо чужих рассказов имеют и личный опыт контактов с ними. Один из них, по фамилии Андерсен, рассказывал ему, что на скалах в окрестностях Бергена он видел два щупальца большого осьминога, по всей вероятности кракена, соединенных между собой куском мембраны. Они были такие толстые, что их едва можно было обхватить, а длина каждого из них равнялась 25 футам (7,6 м). В течение нескольких дней эти щупальца, которые народ принимал за морских змей, были игрушкой волн, пока море не унесло их прочь. Капитан говорил также, останки больших осьминогов на берегу моря не редкость.
Однако уже с конца XVII века личность кракена, можно сказать, была установлена. Это, несомненно, была разновидность супергигантского кальмара, которого встречали в разных частях Северной Атлантики. Так, Луи-Опостен Боек, сын врача Людовика XV, составитель издания "По следам Бюффона", был на более правильном пути, когда писал, что знаменитый кракен, который, по словам моряков, способен опрокинуть судно, является не кем иным, как каракатицей. Если освободить эти рассказы от примеси чудес, то можно констатировать по меньшей мере, что им встречались экземпляры достаточно большие, чтобы захватить щупальцами людей с палубы баркаса или небольшого парусника.
Дени-Монфор был знаком с этим мнением своего коллеги, но цитировал его лишь для того, чтобы показать, что он не единственный современный зоолог, который верит в существование гигантских и агрессивных моллюсков.
Но если наш дерзкий малаколог считал кракена осьминогом гигантских размеров, то, спрашивается, что его толкнуло выделить еще и "осьминога колоссального". Географические различия среды обитания? Вовсе нет. Скорее, различие их темпераментов. Он считал осьминога колоссального зловредным животным, которого природа наградила стремлением к убийству и разрушению. Именно им он приписывал исчезновение некоторых судов, которые шли ко дну внезапно и каким-то чудесным образом. Он считал их способными даже останавливать судно на полном ходу и объявлял виновниками многих драматических событий, описанных античными натуралистами. У кракена же, писал он, более миролюбивый нрав.
Этот взгляд, навеянный, видимо, очень подробными комментариями епископа Понтоппидана, оправдывает ли он разделение этих чудовищных моллюсков на осьминога колоссального и осьминога кракена, к какому бы роду они на самом деле ни принадлежали? Это очень сомнительно. Более агрессивный характер южных гигантов, возможно, следует приписать более богатому воображению южных народов.
Колоссальные осьминоги встретили холодный прием
Едва ли стоит говорить, что утверждения Пьера Дени де Монфора встретили в научном мире ледяной прием. Действительно, смелость его рассуждений дискредитировала его навсегда. Ни в одной энциклопедии нет ни малейшего упоминания об этом французском малакологе.
Уже в 1830 году Кювье в библиографическом указателе к своему "Животному царству" (2-е издание) кратко определяет его как "чудака, называвшего себя бывшим натуралистом голландского короля". Но, приняв за имя начало его фамилии, Кювье превратил его в Монфора (Дени де). С течением времени ошибка эта закрепилась. Какое значение имеет, в конце концов, фамилия какого-то "чудака"?
Если и упоминают иногда Дени де Монфора, то для того, чтобы посмеяться над ним или его оскорбить. "Он был, вероятно, действительно душевнобольным",- сказал о нем в конце прошлого века Феликс-Аршимед Пуше, профессор Музея естественной истории в Руане. Всего несколько лет спустя известный малаколог из Британского музея д-р У.-Дж. Рис назвал даже Дени де Монфора "бессовестным негодяем, служившим в парижском музее". Он обвинял его в том, что тот придумал сказку о гигантском осьминоге, "который топил якобы английские военные корабли во время войны Англии с Францией". Необоснованность этой клеветы, которую д-р Рис только повторил, показывает нам, что не пренебрегали никакими бесчестными приемами, чтобы дискредитировать бедного натуралиста.
Вот как эта нелепая история была представлена в некоторых бульварный изданиях. 12 апреля 1872 года шесть французских судов были взяты в плен у Антильских островов адмиралом Джорджем Роднеем и отведены в ближайший порт под конвоем четырех британских кораблей. В ту же ночь все десять судов затонули при таких загадочных обстоятельствах, что Дени де Монфор заявил, что такая катастрофа могла произойти только вследствие одного обстоятельства - нападения гигантского осьминога!
Очень может быть, что наш малаколог и высказал такое мнение в шутку - он не лишен был чувства юмора. Но что он всерьез мог думать, будто его любимый осьминог отомстил за поражение французов, - это, конечно, нонсенс. И потом, это странный способ служить интересам Франции - потопить полдюжины ее судов с помощью сверхъестественных сил, от которых можно ожидать большей рассудительности.
В Англии бытовало мнение, что, поскольку британское Адмиралтейство предложило более прозаическое объяснение этих событий, Дени де Монфор, дискредитированный, тщетно пытался спасти свою научную репутацию. Не преуспев в этом, он бросил естественные науки для криминальной карьеры и в результате умер на галерах. На самом деле все было совсем иначе.
Пьер Дени де Монфор не заслужил ни клеветы, ни забвения. Кроме четырех первых томов "Естественной истории моллюсков", зоология ему обязана "Систематической конхиологией" (конхиология - учение о моллюсках) в двух томах, которая, по словам профессора Леона Вайяна (одного из немногих ученых, может быть, единственного, кто был к нему справедлив), "не потеряла еще своего значения, так как много видов, выделенных Дени-Монфором, входят в классификационный перечень; не менее двадцати пяти их упоминается в "Руководстве по конхиологии" Поля Фишера (Париж, 1887), одной из наиболее солидных работ по этому предмету".
Все это было предано презрению и забвению.