Знамена… Солдаты… Разряженные местные прелаты сопровождали невысокого широкоплечего епископа, на одеянии которого поблескивали самоцветы. Юлиус знал этого человека он был владельцем шотландского судна "Святой Сальватор", самого большого из всех, что бросали якорь в Слёйсе. Корабль уже разгрузился, а теперь брал на борт товары для Шотландии.
- Это епископ Кеннеди, - заметил Феликс. - Двоюродный брат короля. Он приехал на зиму в Брюгге, а с ним и все эти шотландцы. Должно быть, оставались в Дамме с тех пор, как сошли на берег. Чего они ждут?
- Нас, - радостно откликнулся Клаас.
Перо в его волосах медленно качнулось.
- Лихтер, - задумчиво промолвил Феликс. Порой в нем просыпался истинный бюргер. - Что это там, на борту лихтера? Может, груз для "Святого Сальватора"? - Феликсу иногда случалось попадать в точку.
- Важный груз, - заметил Юлиус. - Смотри, там повсюду печати герцога Филиппа.
Вот откуда эскорт - стража и все эти разряженные вельможи. Над толпой полоскался флаг, близ которого держался герцогский казначей. Неподалеку стоял бургомистр и пара его помощников. А рядом - самый умный и один из самых богатых банкиров Брюгге, Ансельм Адорне, в платье, отороченном мехом, с длинным лицом поэта, полускрытым под шляпой с отворотами. Он взял с собой супругу, - даму в рогатом чепце, призванную сопровождать единственную особу женского пола в свите епископа. Особа сия, обернувшись, оказалась хорошенькой девушкой в очень скверном расположении духа.
- Это Кателина ван Борселен, - объявил Феликс. - Знаете ее? Ей девятнадцать. Та самая, которую отправили в Шотландию, чтобы там выдать замуж. Должно быть, вернулась с епископом. И может я ослеп, но никакого мужа не вижу.
Кателина - неизвестно, правда, замужняя, или еще нет, - и оказалась той самой обладательницей высокого головного убора. Эннен поймал ветер, и теперь вуаль на нем свертывалась и развевалась, точно парус, так что хозяйке приходилось придерживать его обеими руками. Колец на пальцах не было, зато поблизости от девушки держались двое возможных кандидатов в мужья - вероятно, сошедшие с того же самого корабля. Одним - элегантный мужчина средних лет, с бородкой, в шляпе и наряде, пошитом, как мог бы поклясться Юлиус, в самой Флоренции. Другой показался стряпчему просто каким-то богатым молодым бездельником.
Хороший астролог в этот момент схватил бы Юлиуса за руку. Хороший астролог сказал бы ему: "Не смотри на епископа. Не обращайся к этой даме. Держись подальше от Ансельма Адорне и богатого флорентийца. И самое главное, друг мой, - беги немедленно с этой баржи, беги прежде, чем познакомишься с человеком, которого назвал каким-то богатым бездельником…"
Никто не схватил Юлиуса за руку. Судьба судила иначе, позволив ему выдержать бой с чувством зависти и признать, что мужчина в короткой шелковой тунике, стоявший на причале, поразительно хорош собой. Его волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, блестели, как церковное золото. Высокий лоб, гладко выбритый подбородок, - и выражение нетерпения и неумолимого презрения на лице. Судя по гербу на ливрее лакея, это была какая-то важная персона. Слуга с трудом удерживал на поводке крупного пса, на попоне которого красовался точно такой же герб. Хозяин гончей, положив руку на крестовину меча, красовался, словно на картине, выставив вперед изящную ногу в синем чулке. Взгляд его, небрежно окинув зевак, задержался на одной из служанок, не сводившей с него глаз. Вельможа поднял брови, и девушка зарделась, прижимая к груди бадью.
Клаас застыл рядом с Юлиусом, точно громом пораженный. Юлиус чихнул, не переставая пялиться на соперника, который, в свою очередь, заметил герцогскую ванну. Это его как будто позабавило. Щелкнув пальцами, он взял у слуги поводок пса и небрежным шагом направился к шлюзу, по пути бросив даме пару слов. Юлиусу показалось, что сейчас он и ей точно так же щелкнет пальцами, но этого не произошло. И хотя она проводила его взглядом, однако не двинулась с места.
Разряженный красавчик подошел ближе. Он оказался не так молод, как выглядел издалека, - года тридцать три или тридцать четыре. На нем была синяя тафта - явно французского покроя, плащ с застежкой на плече, и шляпа, украшенная рубином. За те два года, что Юлиус прожил в Брюгге, он никогда не видел этого человека. А вот Феликс - видел. Феликс в волнении принялся разглаживать пальцами дешевый розовый бархат своего платья и с невольным благоговением прошептал: "Это Саймон. Наследник своего дядюшки Килмиррена, в Шотландии. Говорят, он ни у одной красотки не знает отказа. Богачки надеются, что он женится на них, а бедным все равно…"
- Что? - переспросил Юлиус.
Клаас ничего не сказал. Перо в его волосах замерло.
- Богачки… - вновь начал Феликс.
- Неважно, - перебил Юлиус.
Саймон Килмиррен остановился на берегу прямо напротив них. Подводные затворы открылись. Поднялись волны, возникли небольшие водовороты, и на стене появилась мокрая отметина. Смотритель шлюза подошел ближе.
Тот, кого звали Саймоном, подал голос:
- Я смотрю, вы не больно-то торопитесь, фламандские болваны! Кажется, я там видел пиво?
Он очень чисто говорил по-фламандски. А смотритель шлюза не видел особого ущерба в оскорблениях, особенно если мог учуять за ними хоть какую-то выгоду.
- Таков обычай, милорд, - пояснил он. - Пиво на входе в Брюгге и налог по пути обратно. Милорд направляется в Брюгге.
Для Юлиуса оставалось загадкой, как мог кто-либо, пусть даже смотритель шлюза, узреть в этой улыбке обещание.
- Милорд почувствовал жажду, - объявил шотландский вельможа, - пока дожидался, чтобы этот сброд миновал шлюз. Если у вас имеется пиво, я заберу его.
- Прошу прощения, - заметил Юлиус.
Возможно, он сказал это недостаточно громко. Конечно, теперь вода вовсю клокотала за воротами осушаемого шлюза, и дожидавшееся снаружи судно начало покачиваться на волнах. Лихтер, на палубе которого стоял Юлиус, равномерно опускался, так что теперь глаза его упирались прямо в стройную талию Саймона. Саймон даже не обернулся. Только его пес, которого внезапно что-то привлекло внизу, напряг передние лапы, а затем с легкостью прыгнул, вырвав поводок из рук хозяина.
- О нет, не смей! - воскликнул Феликс, за ошейник, оттаскивая собаку от ягдташа.
Лишь теперь шотландец соизволил повернуться, с изумлением взирая сверху вниз.
- Прошу прощения, милорд, - повторил Юлиус, - но это пиво - часть нашей оплаты. По справедливости, вы должны заплатить за него смотрителю.
Саймон по очереди смерил взором Феликса, Клааса, моряков, а затем уставился на Юлиуса.
- Похищение собаки дворянина. Насколько я припоминаю, за это положено весьма суровое наказание.
- А как насчет похищения пива? - возразил Феликс. - И чужих кроликов? Если хотите получить назад вашу собаку, спускайтесь и заберите ее сами.
Феликсу еще многому предстояло научиться. Но Юлиус не стал перебивать его. Шотландец опять отвернулся и уставился на смотрителя шлюза, который торопливо бросился прочь, а затем вернулся с бочонком и поставил его перед Саймоном. Девушка в высоком головном уборе подошла и встала рядом.
- Я думала, что пиво пьют только ремесленники, - проговорила она.
Огонек вспыхнул в красивых глазах и тут же погас. Ее появление удивило Саймона.
- Если уж оказался заперт в свинарнике, так приходится уподобляться свиньям, - отозвался шотландец. - Посему предлагаю вам выбор: либо пиво, либо еще полчаса в обществе епископа.
- Пиво, - невозмутимо ответила она на наречии шотландцев, которое с трудом понимали остальные. - Расплатитесь с этим человеком или с детьми.
Хранитель шлюза, похоже, пересмотрел свое мнение о Саймоне. Он также понимал по-шотландски.
- Благодарю вас, демуазель. Мейстер Юлиус скажет вам, сколько оно стоит. Мейстер Юлиус - стряпчий, он обучался в Болонье.
Сей факт не слишком поразил шотландца. Он задумчиво обвел взглядом команду лихтера и, выбрав самого неприглядного из матросов, с трехдневной щетиной и следами оспы на лице, обратился к нему:
- Мейстер Юлиус?
- Мейстер Юлиус? - в тот же миг окликнул Клаас.
- Ничего страшного, - отозвался Юлиус.
Он знал, что его дразнят намеренно. Но также знал, что получит назад свои деньги, даже если придется требовать выкуп за собаку.
- Дайте ему денег, - велела девушка. Склонив голову, так что ее эннен закачался, точно мачта корабля, она принялась расстегивать кошель на поясе. У нее были темные, тонко очерченные брови и нежная кожа, порозовевшая сейчас то ли от сдерживаемого веселья, то ли от досады. Юлиус не сводил с нее взгляда.
- Мейстер Юлиус, - повторил Клаас.
Шотландец с улыбкой тронул девушку за руку, а затем из собственного кошеля извлек пригоршню мелких монет. Демонстративно небрежным жестом он швырнул их на баржу, с улыбкой наблюдая за тем, как они катятся, подпрыгивают и звенят внутри ванны, и падают в щели между досками и среди канатов. А затем улыбка сошла с его лица.
- Руки прочь от моей собаки!
Он обращался к Клаасу. Юлиус обернулся. Теперь они опускались гораздо быстрее. Канат стремительно скользил в руках матросов. Людей на причале было уже не разглядеть. Стены шлюза возвышались высоко над головой, зеленые от водорослей.
Как всегда, в стене были протечки. Одна струя ударила прямо в баржу, обрызгав буфы на чулках Феликса. Второй удар вода нанесла по Юлиусу, испортив его любимую шляпу, а затем плеснула на собаку шотландца, которая с лаем отскочила в сторону. Лишь теперь Юлиус обнаружил, что гончая попирает лапами собственную попону с гербом Килмирренов и при этом рычит и скалится на Клааса. Герб выглядел гораздо более мокрым, чем еще совсем недавно. Клаас пожал плечами:
- Мне очень жаль, мейстер Юлиус, но я должен был что-то предпринять. Герцогу Бургундскому это бы не понравилось.
Юлиус разразился смехом. В этот момент мощный поток воды вырвался из створок и хлынул прямо на баржу. Сила струи увеличивалась. Она ударила прямо в угол ванны герцога Бургундского, отбросив баржу в сторону. Моряки, совершенно ошеломленные, выпустили из рук канат. В этот момент поток воды, мощью превышающий все предыдущие, ударил в другой бок ванны. Они принялась крутиться на месте, в то самое время как причальные канаты упали в воду. Начали открываться ворота внутреннего шлюза.
Где-то далеко наверху шотландец что-то кричал, побелев от возмущения. Кателина смотрела в сторону, прикусив губу, а между ними стоял позабытый бочонок с пивом. На лихтере, впрочем, тоже никто не кинулся поднимать деньги. Первым подал голос Феликс:
- Мы плывем назад.
- Вбок, - задумчиво возразил Клаас.
- Вперед, - заявил Юлиус.
Створки шлюза продолжали открываться, и ванна герцога Бургундского приготовилась войти в канал. Матросы принялись загребать веслами. Бронзовая окантовка ванны поднималась, падала и поднималась вновь. Вода внутри нее переливалась взад и вперед, насквозь промачивая замшевые сапоги, чулки и ягдташ с кроликами, а заодно отстирывая герб Килмирренов на собачьей попонке. Край ванны со звоном ударился в стену, и баржа, разворачиваясь вокруг собственной оси, выпросталась из шлюза, по пути стукнувшись об одну створку и боком задев другую. Собака лаяла, не переставая.
Краем глаза Юлиус видел, как шотландец торопливо протачивается к людям, стоящим на берегу. Те в изумлении взирали на лихтер. Пес лаял еще громче, а люди на берегу принялись кричать.
Юлиус понимал, почему они кричат. Он видел - да и все они видели, - что должно вот-вот случиться. У него еще хватило времени задаться вопросом, какой же драгоценный груз так плотно упакован на борту второй баржи, что дожидалась у причала выхода во внешний канал. В этот самый миг два судна столкнулись. Лихтеру, стоявшему на якоре, было некуда деваться, когда баржа с Юлиусом, Феликсом и Клаасом на борту врезалась в него и с оглушительным треском вспорола бок.
Ванна наклонилась, вышвырнув Клааса с Юлиусом прямо в воду. Что касается Феликса, то он еще некоторое время плескался внутри ванны, цепляясь за бортик.
…В то время как вторая баржа, туго натянув причальные канаты, наконец, порвала их и медленно, не без изящества, сбросила свой груз в темную воду, придавив его собственным, поросшим водорослями днищем.
Всплыв на поверхность, Юлиус узрел перед собой изумленные и напуганные лица бургундцев и фламандцев, и первое, что он услышал, был возглас шотландского епископа.
- Марта! - воскликнул тот, зашедшись в протестующем кашле. - Что вы наделали? Что вы наделали? Болваны, вы утопили Марту!
Никто не засмеялся, в особенности Юлиус, ибо теперь он знал, что за груз несла вторая баржа.
Но ему некого было об этом предупредить. Клаас, потерявший свое перо, барахтался неподалеку, а Феликс уже выбирался на сушу, бок о бок с гончей шотландца. Притянув баржу к берегу, на пристань сошли матросы, и, сгрудившись, стояли теперь на причале. Весь мокрый, Феликс двинулся к ним, а следом - его верная тень, Клаас. Чувствуя себя невероятно старым, Юлиус выбрался на берег и поплелся за ними. Собака встряхнулась, и лакей осторожно взял пса за ошейник.
Высокопоставленные особы продолжали возмущаться, и громче всех доносились крики епископа.
- Милорды, я требую, чтобы были приняты меры! Зовите сюда мастеровых, смотрителей канала, моряков!
И чуть позже:
- Иначе я могу решить, что это оскорбление было преднамеренным. Мой кузен, король Шотландии, должен был получить подарок, но его утопили подданные герцога, в собственном герцогском канале. Что я должен думать?
Начальник городской стражи торопливо принялся успокаивать его, а затем и бургомистр, после чего послышался спокойный голос Ансельма Адорне, который в свое время занимал пост городского головы в Брюгге; этот человек, по мнению Юлиуса, был способен утихомирить кого угодно.
- Милорд, вы упустили всего лишь попутный ветер и один прилив. Бургомистр сопроводит вас в Брюгге, а этих людей начальник стражи возьмет под арест. Канал осушат, и искомый предмет будет поднят со дна, или же ему подыщут замену. Я полагаю, что это был обычный несчастный случай, однако город произведет дознание и доложит вам о результатах. Пока же примите наши самые искренние извинения.
- Верно, верно, - поддержал его бургомистр. - Гребцы ответят перед главой своей гильдии и понесут достойное наказание, если будет доказана их вина.
- Тут не все были гребцами, - заметил чей-то голос. - Вот эти трое. У них нет значков.
Это говорил Саймон Килмиррен, который с небрежным видам присоединился к остальным своим спутникам. Тут же кто-то сзади схватил Юлиуса за руки.
- А, кроме того, - продолжил с иронией тот же голос, - они задолжали денег смотрителю шлюза.
Обернувшись, Ансельм Адорне смерил взглядом Феликса с Клаасом и задержался на Юлиусе. Его худое, костистое, почти монашеское лицо не выражало никаких чувств.
- Мы знакомы с мейстером Юлиусом, - ровным тоном проговорил Ансельм Адорне. - Уверен, любые денежные недоразумения - это простой недосмотр. И все же я должен задать вопрос: как вы втроем оказались на этой барже?
- Нас попросили, - пояснил Юлиус. - Сейчас в порту столько кораблей, что людей не хватает.
- Неужели герцогу не могут предоставить гребцов по первому требованию? - возмутился епископ. Роста он был невысокого, зато подбородок у него выпирал, как у кулачного бойца.
Человек во флорентийском одеянии явно утратил интерес к происходящему. Повернувшись к епископу спиной, он прошел дальше по пристани, не сводя глаз со шлюза. Супруга Адорне по-прежнему находилась здесь, и Кателина с задумчивым видом встала между ней и Саймоном. Затем она обернулась к Юлиусу, который отжимал дублет, рубаху и мокрые волосы, и улыбнулась. В ее улыбке не было ни тени сочувствия; а когда светловолосый Саймон прошептал ей что-то на ухо, она невольно рассмеялась, и в этом смехе сочувствия было еще меньше. "Вернулась без мужа", - так о ней говорили. Без мужа, зато - с Саймоном, который никогда не знал у женщин отказа Богачки думают, что он женится на них, а бедным все равно…
- Милорд, гребцов было достаточно, - пояснил Юлиус. - Но никто не хотел позаботиться о ванне, так что нас попросили.
Ему самому стало противно слушать, как он, ответственный стряпчий, получивший прекрасное образование, запинаясь, выдает эти жалкие объяснения. Они возвращались с охоты, выпили немало вина, хотели повеселиться и с ужасом думали о том, что до Брюгге идти целых семь миль, - кто бы отказался от возможности попутешествовать в ванне самого герцога? Но вслух он сказал лишь:
- На самом деле, mitten been, ни мы, ни команда не виноваты в этом несчастном случае. В стенах были протечки, и баржа потеряла управление.
Саймон с улыбкой приблизился к епископу:
- Потеряла управление?! В руках гребцов, которые перевозили такую ценность! Кто был у руля?
Никто не был у руля. Все были у руля… Когда принялись допрашивать одного из членов команды, тот внезапно признал, что у руля стоял подмастерье по имени Клаас.
Все обернулись. Боже правый! Добросердечный, невинный, охочий до приключений Клаас, способный лишь шутить и подражать старшим! Клаас, главный горлопан во всей Фландрии. Клаас, который, стоя в луже воды и грязи, открыл глаза, круглые, как две луны… Разумеется, minen heere, он был у руля, но только не после захода в шлюз… Сейчас ему особенно пошло бы перо. Волосы мокрыми прядями висели на глазах, липли к щекам и капали водой за шиворот дублета. Он встряхнулся, и все услышали, как громко захлюпало у него в сапогах.
Робкая улыбка появилась на лице подмастерья, и тут же исчезла, поскольку никто на нее не ответил.
- Minen heere, мы старались, как могли, окунулись в канал, потеряли всю свою добычу и самострелы, но, по крайней мере, ванна герцога цела и невредима.
- Ты дерзишь, - заявил бургомистр, - и, думаю, лжешь. Будете ли вы отрицать, мейстер Юлиус, что этот самый юнец стоял у руля?
- Он был у руля, - отозвался Юлиус, - но…
- Мы это уже слышали. Он перестал править лихтером, когда вы вошли в шлюз. Точнее, вы видели, как он отошел от руля. Но, возможно, потом он вновь начал править баржей?
- Нет! - воскликнул Феликс.
- Я уверен, что нет, - упрямо повторил Юлиус. И совершенно напрасно он это сделал. Стряпчий заметил, как переглянулись моряки, и понял, что с их стороны помощи не дождаться. Они не могли себе позволить такой роскоши. С юридической точки зрения, это несправедливо, но опыт судов - герцогских, королевских и церковных - только доказывал раз за разом, что справедливость не имеет никакого отношения к реальной жизни. Оставалось лишь надеяться, что его нанимательница, мать Феликса, сохранит трезвый рассудок. Оставалось надеяться, что епископ окажется не таким мстительным, как представляется, и что найдется какой-нибудь добрый бог, который запачкает, порвет и уничтожит великолепный наряд Саймона, который, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, что-то по-прежнему нашептывал Кателине ван Борселен.