Путь Никколо - Дороти Даннет 32 стр.


Вопрос встревожил ее. Рассеянным жестом она оттолкнула миску и, поднявшись, подошла к огню. Там, он только сейчас заметил, - на крюке, согреваясь, висело полосатое полотенце. Она потянулась и взяла его, а он, повернувшись, следил за каждым ее движением. Отблески огня просвечивали насквозь полотняную рубаху, и он вдруг осознал, что накидку она оставила на скамье. Кателина обернулась с полотенцем в руках. Она и не думала отвечать на его вопросы.

- Это он распорол тебе щеку?

Клаас не шелохнулся.

- Саймон? Нет.

- Не Саймон, отец Саймона, Джордан де Рибейрак.

Это все равно, что вновь оказаться запертым в бочке, - Клаасу не хватало воздуха. Еще вчера она не знала, откуда взялся этот порез. Сегодня она сумела связать его с Джорданом де Рибейраком. И бросила намек, - наверняка, она намекнула именно на это, - что они оба подозревают Джордана де Рибейрака в том, что произошло сегодня. И, однако, она не просила о помощи.

Полотенце Кателина прижимала к себе, словно ища в нем утешения.

- Вы встречались с ним сегодня? - спросил ее Клаас. - С монсеньером де Рибейраком?

- Он предложил мне выйти за него, - отозвалась она.

Выйти за него! Теперь он взирал на нее в полнейшем изумлении. Отблески огня сверкали и плясали на его коже. В ее голосе звучала горечь, словно Джордан де Рибейрак предложил ей что-то еще, помимо брака. Если так, то едва ли это случилось посреди улицы. Значит, здесь, в пустом доме. Но как мог Джордан де Рибейрак попасть в дом, где находилась девушка без сопровождения? Лишь одним способом. Клаас расцепил руки.

- Он был в маске? - мягко спросил он. - И сказал вам, что хочет навредить мне?

- Что-то в этом роде, - устало ответила она. - Он заявил, что довел до конца месть Саймона по отношению к тебе. Конечно, так и есть. Он рассчитывал, что эти люди убьют тебя. Мы с Гелис можем выступить свидетелями. Я скажу матери и отцу. Он понесет наказание. - Она с силой скручивала полотенце в руках. Ей очень хотелось, чтобы де Рибейрак был наказан.

- Может, он и впрямь заплатил тем людям, чтобы избавиться от меня, но каковы доказательства? Кто-нибудь еще слышал его угрозы?

У самого камина оказался табурет, и она опустилась на него. Волосы ее в свете пламени отливали красным, и лежали на плечах тяжелыми волнами.

- Он был здесь. Кроме меня, его никто не слышал. Он оказался моим спутником на этот вечер. Я приняла его за другого.

Он так и думал.

- А те двое, что напали на меня? Нам нужны будут свидетели. Кто-нибудь, кто знал бы их, или мог связать их с монсеньером. Без этого любые обвинения против него приведут лишь к тому, что наши с вами имена окажутся связаны в весьма неприятной для вас манере. Он сможет извратить все случившееся самым отвратительным образом.

- Не знаю, - промолвила она. - Я не знаю, кто были те люди. Неужто у тебя нет против него никаких свидетельств?

- Ничего стоящего. Послушайте, - сказал Клаас. - Вам нет никакой нужды больше ничего делать. Это моя драка, хотя я очень рад, что вы так вовремя вмешались в нее, иначе меня бы уже не было в живых. Но теперь забудьте обо всем, что со мной случилось. Скажите родителям лишь то, что господин виконт ввел вас в заблуждение и сделал предложение, которое пришлось вам не по душе. Больше он не причинит вам хлопот.

Клаас внимательно наблюдал за ней. На лице отразилось облегчение, но также тень разочарования. Он сказал именно то, что она желала услышать. Однако была также и решимость.

Кателина ван Борселен промолвила:

- Теперь уже не имеет никакого значения, что будет делать господин виконт. Все равно меня постараются как можно скорее выдать замуж, на тот случай, если я не все рассказала. Даже жаль, в самом деле, что ничего не произошло. Итог все равно один и тот же.

Наконец он в точности понял, зачем он здесь. Ей было девятнадцать лет. Умна и хороша собой; но в этом вопросе она была ничем не лучше Гелис. И тем же мягким тоном, каким он мог бы обратиться к ее сестре, Клаас сказал:

- Это полотенце для меня?

А она и забыла. Затем вспомнила. Подошла к нему и, на мгновение поколебавшись, набросила ему на плечи, как должно быть, собиралась с самого начала. Задержала руки, и он ощутил их дрожь. Ладонью он накрыл ее пальцы и усадил рядом с собой, однако все же не слишком близко. Огонь камина по-прежнему просвечивал ее одежду, и он заметил кое-что еще. Итак, Клаас, тебе придется проявить выдержку за двоих. Посмотрим, как ты справишься с этим.

- Демуазель, - промолвил он. - В мире не счесть женихов. Не будьте жестоки к ним, только потому что один из ваших поклонников не сумел угодить вам.

Вместо ответа она сказала лишь:

- Тебе не нужно жениться.

Смысл этой фразы он не совсем уловил и ответил, подыскивая самые простые слова, чтобы убедить ее:

- Рано или поздно придется. Разумеется, никто не должен ожидать слишком многого. Но кем бы ни оказалась моя будущая супруга, она может пожалеть, что когда-то в прошлом уступила случайному капризу.

- Я жду слишком многого, - заметила она. - То, чего я желаю, не существует. Так что…

Итак, от церемоний больше не было никакого прока, и то, о чем они говорили, необходимо было называть своими именами. Он сожалел об этом, потому что под конец она возненавидит его. Он отпустил ее руку и, в свою очередь, встал, озаренный огненным сиянием.

- Значит, вы решили использовать меня как замену. Благодарю, но я не слишком польщен, - заявил Клаас. - И вы ошибаетесь. Есть множество мужчин, способных сделать вас счастливой.

Она также оставила всякое притворство.

- Покажи мне как, - попросила Кателина ван Борселен. - Таков мой каприз. Это не твоя ответственность.

Он стоял, глядя на нее сверху вниз.

- Разумеется, это моя ответственность. У нас разное происхождение. Могут быть последствия.

- Никаких последствий не будет, - возразила она. - Иначе я не привела бы тебя сюда. Или ты боишься чего-то еще? Или я недостаточно хороша для тебя? В таком случае, возможно, не мог бы ты порекомендовать меня кому-то из друзей?

Она говорила точно так же, как тогда, в Дамме, с нестерпимой резкостью. На ресницах дрожали слезинки.

- О, Господи, - опустившись на колени, он взял ее за руки. - Послушайте. То, что вы утратите сейчас, вы утратите навсегда.

- Ты станешь хвастать этим? - И, помолчав немного: - Нет, прости. Я напрасно сказала это.

- Вы совсем не знаете меня, - в отчаянии воскликнул он. От нее исходил аромат изысканных дорогих благовоний. Он попытался сдержать дрожь в руках и заставить мозг работать. Внезапно она выдернула одну руку, опустила ладонь на его обнаженное плечо и провела по спине, оглаживая ноющие мышцы. Все ниже и ниже.

Не мог бы ты порекомендовать меня кому-то из друзей?

- Я покажу вам, каково это на самом деле, - промолвил он. - Так постепенно, как смогу, чтобы вы могли в любой миг остановить меня, прежде чем дело зайдет слишком далеко. После этого я сам постараюсь остановиться, если вы скажете. Если не смогу, используйте силу. Я не знаю, как многое вам известно о мужчинах.

Она прижималась щекой к его лицу, и он на миг почувствовал ее улыбку. Он также чувствовал, как колотится ее сердце, а голос звучал так, словно у нее сдавило горло.

- Гелис утверждает, что ты самый страстный любовник в Брюгге, если верить всем тем девицам, которых она успела расспросить. И что ты всегда говоришь им, что можешь остановиться, но они никогда не просят об этом.

Она была еще совсем дитя. И из-за того, что двое мужчин были с ней жестоки, а мать бессердечна, теперь ему придется соблазнить ее.

Или наоборот. Или ни то и ни другое. Он поднимет ее на руки и отнесет в спальню, и уложит на постель, как станут делить ее будущие любовники. Затем так бережно, как сумеет, он постарается раздеть и ласкать ее, и мягко и нежно провести через все ступени затейливой игры, предваряющей любовное соитие. Затем, - если она не остановит его, - он пустит в ход силу там, где это необходимо, дабы всю свою жизнь она вспоминала лишь новое наслаждение, а не новую боль.

* * *

Как все его самые лучшие замыслы, этот исполнился в точности, за тем единственным исключением, что сразу после свершившегося он заснул, чего делать отнюдь не собирался. Но при нынешних обстоятельствах это было вполне объяснимо. Он проснулся в постели, сжимая в объятиях сладко спящую девушку, чьи длинные волосы окутали его тело. Во сне лицо ее выглядело совсем другим: теплым, спокойным, умиротворенным. Где-то в уголках рта еще таилась улыбка, и он улыбнулся в ответ, несомненно, по той же причине. Затем, вернувшись к реальности, выглянул в окно. Слава Богу, на дворе по-прежнему ночь. Прислуга вернется ближе к рассвету, а хозяева дома - еще гораздо позже. И все равно, ему давно следовало уйти прочь.

Обычно он точно знал, сколько времени уйдет на любовные игры, когда повести партнершу к точке высшего наслаждения, как долго продолжать любезничать потом. Но сейчас, разумеется, все было не так, как обычно. И прежде всего необходимо прибраться на кухне и забрать оттуда свою одежду.

Очень осторожно он высвободился из объятий Кателины и бесшумно выскользнул в коридор. Судя по большим песочным часам, до рассвета оставалось около четырех часов. Тем не менее, он даже не стал тратить время на то, чтобы одеться, а быстро принялся за уборку. Под конец кухня выглядела в точности так же, как в тот миг, когда Кателина ввела его в дом через сад.

Едва ли кто-то хватится съеденной похлебки или полотенца, которое оказалось наверху по вполне понятной причине. Оглядевшись, он собрал вещи и засомневался: можно было одеться прямо здесь и уйти, как он поступил бы, если бы не заснул. Но тогда он не сможет по-настоящему с ней проститься.

Сейчас он толком не знал, что делать. Похоже, она была счастлива. Нет, совершенно определенно, она была счастлива Она цеплялась за него в момент высшего наслаждения, словно врата рая закрывались перед ней. После она почти ничего не говорила, но лежала и все время гладила его, словно он был ее новой игрушкой, а затем он заснул.

Впрочем, этому он был даже рад. Он знал, как ведут себя знатные женщины в постели. Некоторые не скрывали своих желаний, вели себя открыто и по-дружески и в ваших объятиях, и вне их. Другие желали, чтобы любовники-слуги хлестали их плетью в кровати, а в остальное время ползали у них под ногами.

Но эта девушка не имела с ними ничего общего. Он гадал, что он сотворил с ней. Возможно, теперь, сделав первый шаг, она так и не выйдет замуж, но станет брать одного любовника за другим, а потом, со временем, перестанет обращать внимание на календарь или на соблюдение приличий и настанет катастрофа.

А, возможно, все кончится хорошо. Возможно, как слишком испуганный ребенок, теперь она успокоится и должным образом выйдет замуж. Возможно, даже будет стремиться к этому.

Он слабо улыбнулся, думая о тех мужчинах, юных и пожилых, которых семья станет навязывать ей. Может быть, ему стоило вести себя чуть скромнее. Но она была очаровательной девушкой, прекрасно сложенной и очень отважной. О прочих ее качествах он ничего не знал, равно как и она не могла знать его, что бы она там ни говорила. С момента своего знакомства они едва ли обменялись десятком фраз. И отнюдь не острый ум она и все прочие так ценили в нем. Это он принимал с готовностью.

Он решился вернуться и открыл дверь спальни. Если она желает, чтобы он ушел, ей достаточно лишь притвориться спящей. Если она спит по-настоящему, он не станет ее будить. В любом случае, она может быть уверена, что при следующей встрече он поприветствует ее с должной почтительностью, как слуга знатную даму.

Полоска света под дверью сказала ему, что она поднялась и зажгла свечу. Возможно, даже оделась. Его собственные вещи, висевшие на согнутой руке, были символом соблюдения приличий: он желал покончить с этим делом так или иначе и открыл дверь.

Она проснулась и заменила свечу, и подняла покрывало с пола, но не оделась. Полулежа в постели, она подняла на него глаза. Он внимательно взглянул на длинную линию подбородка, бедра и колена, на все те места, которых касались его пальцы и его губы, а затем на белоснежную кожу рук, и хрупкие ребра, и маленькие груди, круглые как апельсины, и на ее губы, чуть приоткрытые.

Она улыбалась.

Он заметил, что дыхание ее сделалось неровным. Затем она поднялась с постели и шагнула к нему, не сводя глаз с его руки и с измятой одежды.

- Нужно сложить поаккуратнее, - заявила она. - В любом случае, это мешает. - И, сбросив одежду с руки на пол, она заняла ее место.

На сей раз не было никакой долгой прелюдии. На следующий раз - очень долгая. На третий раз, когда небо за окном начало светлеть, это был уже отчаянный натиск, который он тщетно пытался утихомирить и сдержать.

В самом разгаре соития внизу хлопнула дверь. Она буквально силой заставила его продолжать. Последовавший взрыв надолго парализовал обоих. Сердца их в унисон колотились, с такой силой, что содрогалась кровать. Они не смогли бы пошевельнуться, даже если бы распахнулась дверь.

Но она не распахнулась. Чьи-то шаги раздались внизу: должно быть, кто-то из слуг приносил воду и разводил огонь для возвращающейся хозяйки. Кателина, впиваясь ногтями ему в кожу, прошептала:

- Не уходи. Есть путь через сад. Мать не вернется еще несколько часов.

Он лежал неподвижно, скрывая лицо в простынях. Кто там говорил о владении собой?.. Он приподнял голову.

- Демуазель…

- Демуазель?! - возмутилась Кателина ван Борселен.

Повернувшись на бок, он взглянул на нее. Теперь она была совершенно бледной, ничуть не похожей на ту цветущую девушку первого раза, и кожа ее была влажной, волосы спутанными, а под глазами залегли синие круги.

- Как же еще мне вас называть? Я отнял у вас нечто драгоценное. Взамен, возможно, дал то, чего вы желали. И если это неправильно, то пусть так. Но больше чем на одну ночь… С обеих сторон это будет лишь алчностью.

До сих пор вопрос гордости не заботил ее. Но теперь он видел, она задумалась об этом.

- Будь ты, к примеру… стряпчим… ты женился бы на мне? Столь обезоруживающе, столь жестоко.

Со всей нежностью он взял ее за руку и промолвил:

- Даже если бы я был стряпчим, вы все равно были бы слишком хороши для меня.

Она закрыла глаза и открыла их вновь.

- Мне говорили, ты очень умен. Сдается, ты еще умнее, чем даже они думают. Ты вполне мог бы добиться для себя места в какой-нибудь торговой конторе. Так почему - ремесленник?

- Потому что мне это нравится, - отозвался Клаас. - Я выучился буквам. Но моя мать умерла. Теперь у меня есть все необходимое.

- Мне кажется, что ты лгал, когда сказал, что хочешь когда-нибудь жениться.

- Да, лгал. Но это не означает, что я могу вновь встать между вами и вашим будущим мужем.

С детской обидой она воскликнула:

- Ты больше этого не хочешь?

Он сел и задал вопрос напрямую:

- Вы готовы потребовать этого от меня? Как от слуги?

Она тоже села на кровати.

- Ты не слуга. Для меня ты - Николас.

Он повел плечами.

- Потому что я сделал то, что сделал, вы не смеете думать обо мне как о Клаасе. Но я слуга, и плохой слуга. Я слишком сильно пробудил вас, Кателина. Но то, что оказалось сильнее меня, в один прекрасный день окажется сильнее и кого-то еще. Вы не нуждаетесь в жалком подобии мужа. Вы несете наслаждение в своем собственном теле, и вы это знаете.

Она не ответила. Она смотрела, как он одевается, должно быть, впервые в жизни наблюдая за тем, как мужчина скрывает свое тело. Должно быть, сейчас она задается вопросом, не в последний ли раз… Но он ничего не мог добавить или с этим поделать. Когда он был готов уходить, то остановился у кровати, глядя на нее сверху вниз, и лишь тогда она заговорила:

- Если бы он об этом узнал, то, думаю, Джордан де Рибейрак убил бы тебя.

Эта мысль уже приходила ему на ум.

- Он не узнает. Не тревожьтесь.

Ее лицо казалось мертвенно-бледным.

- Почему он нанес тебе эту отметину?

- Он хотел, чтобы я для него шпионил за Саймоном. Я отказался.

- Почему?

- Почему отказался? Потому что если Саймона убьют, то я не хочу, чтобы меня обвинили в этом. Очаровательное семейство. Все ненавидят один другого. - Он ненадолго задумался над этим.

- Клаас? - каким-то странным голосом вдруг окликнула его Кателина, но когда он посмотрел на нее, сказала лишь: - Будь осторожен.

- Разумеется. Мне пора.

Она сидела неподвижно, кутаясь в покрывало, словно в монашеский плащ, и он не сделал попытки обнять ее. Вместо этого склонился и, поднеся ее пальцы к губам, поцеловал руку на придворный манер.

Она содрогнулась, и он поспешил уйти.

Он даже не помнил, что один раз назвал ее Кателиной. Он не понимал, даже в самой малой степени, что он сотворил.

Назад Дальше