– Будь готов в ночь с субботы на воскресенье. После полуночи наступит час твоего освобождения, – по–прежнему почти беззвучно заявила женщина в белом.
– Не будешь ли ты так добра и к этому почтенному старцу, которого ты видишь рядом со мной? – спросил Марсель. – Не дашь ли ты и ему на закате дней вдохнуть воздух свободы?
– Не беспокойся обо мне, сын мой! – запротестовал добрый старик. – Дни мои сочтены, и я с Богом в сердце закончу их здесь.
– В ночь с субботы на воскресенье в Бастилии будет большое торжество, и эта ночь принесет тебе свободу.
– И в эту ночь ты снова придешь ко мне? – спросил Марсель. – О, чем я заслужил твою заботу обо мне?
– Ты молод. Таким, как ты, нельзя бесплодно гибнуть в Бастилии. А кроме того, ты должен отомстить за свою мать.
– Твои слова исполнены благородства! – воскликнул грек. – Да осенит тебя благословение Божье, кто бы ты ни была! Спаси этого юношу, и он отомстит и за себя, и за меня.
Марсель решил приблизиться к незнакомке, чтобы лучше разглядеть ее. Он прянул вперед, но железная цепь со звоном натянулась, и он беспомощно повалился на свое убогое ложе.
Освещенная слабым молочным светом луны, таинственная незнакомка склонилась над Марселем и тихо проговорила:
– Да хранит тебя Небо!
Затем она медленно повернулась и направилась к выходу из камеры.
Марсель широко раскрытыми глазами смотрел ей вслед, чувствуя себя точно во сне.
Абу Коронос сердечно обнял его. Благородное лицо грека, обрамленное белой бородой, озарилось тихой радостью, а в глазах сверкнули слезинки.
– Ты снова увидишь лучезарную свободу, сын мой.
– И ты, Абу Коронос, уйдешь отсюда вместе со мной, – твердо сказал Марсель.
– О нет, сын мой! Я стар и болен. Заветнейшую цель моей жизни я поручил осуществить тебе. Час твоего освобождения будет счастливейшим часом моей жизни. Меня же оставь здесь – ждать приближения смертного часа. В следующую ночь я снова приду к тебе, чтобы досказать историю своей горемычной жизни. Спокойного сна, сын мой!
Женщина в белом, заперев на ключ камеру Марселя, неторопливо шла по мрачным коридорам Бастилии своей бесшумной походкой. Сквозняк шевелил ее вуаль, а белая одежда резко выделялась в царящем здесь мраке.
Старый сторож, поседевший на службе в Бастилии, завидев привидение, благоговейно перекрестился и низко поклонился, когда Женщина в белом поравнялась с ним.
То же делали и многочисленные часовые. Все они беспрепятственно пропускали Женщину в белом, пока она не скрылась из виду за углом последней башни.
IX. В ФАМИЛЬНОМ СКЛЕПЕ
Серафи де Каванак лежала в простом черном гробу посреди той самой комнаты, которая опостылела ей еще при жизни. У ее гроба, безмолвно плача, стояла на коленях Адриенна.
Безотрадна была жизнь несчастной Серафи, печален был ее конец. Ненасытный в своей алчности, герцог Бофор мог, наконец, торжествовать победу. Все желания его исполнились. Сестры больше не существует, сын ее Марсель заживо погребен в Бастилии. Казалось, герцогу нечего больше и желать.
Но нет! И этого ему было мало. С мрачным выражением лица вошел он в комнату покойной. С неудовольствием взглянул на коленопреклоненную Адриенну. Мельком окинул взглядом лежавшую в гробу сестру.
Несколько лакеев, ожидая приказаний грозного господина, молча топтались у открытых дверей.
– Унести этот гроб в склеп! – отрывисто приказал герцог.
– Сжальтесь, ваша светлость, умоляю вас! – воскликнула Адриенна. – Гроб еще нельзя закрывать. Госпожа де Каванак умерла только вчера, а мертвое тело предается, по христианской традиции, погребению только на третий день. Да и умерла ли она?.. Сам доктор как поглядит на лицо покойницы, так с сомнением качает головой…
Пропустив эти слова мимо ушей, герцог повелительным жестом подозвал лакеев и раздраженным тоном повторил:
– В склеп! Сколько раз вам говорить!
Лакеи беспрекословно повиновались и понесли гроб с телом Серафи в фамильный склеп герцогов Бофоров, который находился в подземельях замка. Там вдоль стен и прямо посередине подземных залов мрачно возвышались старые гробницы с останками представителей древнего рода. В глубине виднелась небольшая капелла с алтарем.
Когда гроб с телом Серафи был поставлен перед алтарем, один из слуг зажег две толстые восковые свечи перед иконостасом. Неверный, дрожащий свет слабо озарил только небольшое пространство вокруг алтаря. Остальная часть склепа по–прежнему тонула в глубоком мраке.
Адриенна тоже спустилась в склеп. И когда лакеи, установив гроб на постамент и прислонив к постаменту крышку, поспешили прочь из мрачного подземелья, Адриенна, собрав все свое мужество, осталась одна возле тела дорогой ей женщины.
Свет от восковых свечей падал на лицо усопшей. Смерть еще не успела исказить прекрасные черты бледного лица. На лице этом сохранялось серьезное и одновременно грустное выражение, как будто эта женщина, закрыв глаза, горевала перед незримым Судией о своей загубленной жизни. Чем пристальнее всматривалась девушка в это дорогое ей лицо, тем в ней больше росла и крепла уверенность, что Серафи не умерла…
Неожиданно в склепе послышались чьи‑то шаги. Адриенна испуганно вздрогнула и обернулась.
Каково же было ее изумление, когда в круг света вошел мушкетер Виктор, друг Марселя.
– Матерь Божья! – пролепетала Адриенна. – Как вы здесь оказались?..
– Я готов на все, лишь бы добиться правды, – решительно ответил Виктор, подходя к Адриенне. – Скажите, ради Бога, правда ли, что мать Марселя умерла?
– Сами смотрите… Вот она, Серафи де Каванак… – со слезами в голосе произнесла Адриенна, указав на гроб.
– Значит, это правда… – дрогнувшим голосом вымолвил Виктор.
– Она сама это сделала… Этой дорогой ценой она надеялась купить спасение и свободу своему Марселю, – пояснила Адриенна. – Ведь Марсель в Бастилии. О, скажите, Виктор, неужели нет спасения?
– Сначала мне надо разрешить одну загадку, – ответил мушкетер. – Вот смотрите… Это письмо я получил сегодня утром.
– Как? – воскликнула изумленная Адриенна. – Но ведь это почерк… Да–да, это почерк госпожи де Каванак… Как могло попасть это письмо к вам, если…
– В этом и загадка… Я нашел его сегодня утром в нижнем этаже своей квартиры, в комнате, где окна были открыты всю ночь. Письмо лежало на полу, словно кто‑то подбросил его туда. Я позвал слугу, но он ничего не видел и не слышал.
– Что же здесь написано, Виктор? Я не могу – слезы застилают мне глаза…
– Здесь всего несколько слов. Они касаются и вас и меня. Хотя и относятся к Марселю. Слушайте! "Мушкетер! В ночь с субботы на воскресенье запаситесь лошадьми и ждите возле Бастилии. Возьмите с собой – но так, чтобы никто об этом не знал, – Адриенну Вильмон. Тайну этого письма не открывайте никому. После полуночи Марсель выйдет из Бастилии. Сделайте все, чтобы дать ему возможность бежать".
– И больше ничего?.. – спросила Адриенна, дрожа.
– Решительно ничего. Нет даже подписи.
Адриенна вдруг просветлела лицом.
– Неужели Марсель будет снова свободен?..
– Так вот! Я прошу вас, Адриенна, в назначенную ночь за час до полуночи ждать меня близ дворца. Я заеду за вами.
– Хорошо. Но я совершенно не понимаю, кто бы мог написать это письмо…
– Я сам не пойму… – ответил Виктор задумчиво. – Но, во всяком случае, я решил сделать именно так, как указано в этой записке.
– А вы не боитесь, что дворцовая прислуга опять набросится на вас?
– Ну, этих‑то я не боюсь. Больше всего меня страшит мысль, что письмо было написано раньше, чем госпожа де Каванак скончалась, и что теперь, когда эта благородная женщина ушла из жизни, все это уже невыполнимо…
– Но ведь она сама искала смерти, – возразила Адриенна. – Если бы у нее было намерение или какой‑то план освободить Марселя, то она, наверное, не рассталась бы с жизнью так поспешно…
– Тем не менее страшно и подумать, что смерть Серафи де Каванак может сорвать обещанное в письме бегство Марселя.
– Избави Бог! – воскликнула Адриенна. – Меня так воодушевила мысль о возможности его освобождения… И вдруг – опять такое ужасное разочарование… Виктор, а вы не могли бы повидаться с Марселем?
– Увы, к нему никого не пускают. Ведь вы, наверное, слышали, что несчастные узники Бастилии полностью лишены права общения с внешним миром. Ни одна живая душа, за исключением тюремщика, не имеет права доступа к ним. А в случае с Марселем дело обстоит еще хуже. Комендант Бастилии генерал Миренон – послушный раб изверга Бофора…
– Говорите тише, ради Бога! Нас могут подслушать!
– Ну, о своем презрении к герцогу Бофору и генералу я готов говорить где угодно и во весь голос!
– Подумайте, по крайней мере, о том, что вы – единственный друг Марселя и должны беречь себя хотя бы ради его спасения.
– Как хотелось бы верить, что спасение возможно!
– Тише, во имя всего святого, тише! Сюда, кажется, кто‑то идет…
Действительно, в подземелье кто‑то спускался – слышны были отдаленные звуки шагов по лестнице.
– А вдруг это герцог… – в смертельном страхе прошептала Адриенна. – Спрячьтесь, умоляю вас, спрячьтесь скорее. Если он застанет вас здесь – вы погибли! Ради Марселя, спрячьтесь за эти саркофаги!
Виктор, хоть и без особой охоты, скрылся за старинными гробницами.
В следующую минуту из мрака показались два лакея, которые несли с собой инструменты.
– Что вы собираетесь делать? – взволнованно спросила Адриенна.
– Приказано закрыть гроб и поставить его в склеп вместе с другими гробами.
– Как? – с ужасом воскликнула Адриенна. – Без отпевания? Без благословения?
Слуги молча пожимали плечами.
– Не делайте этого, добрые люди! – взмолилась девушка. – Позвольте мне хотя бы еще одну ночь побыть у ее открытого гроба!
– Светлейший герцог изволил приказать… И мы должны все в точности и беспрекословно исполнить…
В ответ Адриенна лишь горько заплакала.
Лакеи накрыли гроб крышкой и прочно укрепили ее винтами.
– Чтобы вы не обижались на нас, – сказал один из слуг, – мы, пожалуй, оставим гроб на этом же месте еще на одну ночь.
После этих слов оба поспешно покинули склеп.
Мушкетер тотчас подошел к удрученной Адриенне.
– Я никак не могу примириться с мыслью, – шепотом сказала девушка, – что гроб уже заколочен. Мне все кажется, что госпожа де Каванак не умерла, а только уснула…
– Хотя ваше предположение весьма сомнительно, – ответил Виктор, – однако я вполне понимаю вас и глубоко сочувствую вам. А чтобы вас успокоить, я сейчас отвинчу и сниму крышку.
После довольно продолжительных поисков в склепе ему наконец удалось найти кем‑то когда‑то забытый гаечный ключ. С его помощью он быстро отвинтил винты, а затем снял и крышку.
– Я даже не могу себе представить горе и негодование Марселя, – задумчиво произнесла Адриенна, – когда он узнает, что мать погибла из‑за мерзких происков ее родного брата…
– Мы отомстим негодяю герцогу за все пережитые ею страдания! Я клянусь у этого гроба, что моя рука будет верной помощницей Марселю в этом святом деле – до тех пор, пока я сохраню способность владеть ею! – торжественно поклялся мушкетер.
– Я очень боюсь за вас, – в страхе произнесла Адриенна. – Ведь герцог всемогущ. Пока же я буду молить Святую Деву, чтобы Марселю удалось вырваться из Бастилии.
– Будем мужественны. В ночь с субботы на воскресенье все должно решиться, – сказал Виктор. – А пока – до свидания.
– Берегитесь, чтобы вас кто‑нибудь не заметил, – ответила девушка, подавая на прощанье мушкетеру свою маленькую ручку.
Виктор Делаборд вышел из капеллы, прошел через склеп и исчез во мраке.
Адриенна чутко прислушивалась. Но, слава Богу, все было тихо. Стало быть, мушкетера никто не заметил, и ему удалось благополучно скрыться в ночной тьме.
Адриенна снова осталась у гроба одна. Она не чувствовала особого страха, находясь возле тела той, которую привыкла любить и уважать с самого раннего детства.
Оставшись одна, Адриенна стала думать о Марселе. Он был ее первой любовью. Адриенна помнила его еще с тех пор, когда он учился седлать лошадь и брал первые уроки фехтования. Теперь ей предстояла новая встреча с ним. Адриенна знала, что он спрашивал о ней, интересовался, как она живет. Значит, он не забыл ее, даже, может быть, любит ее. Одна мысль об этом наполняла сердце девушки неизъяснимым блаженством.
Затем мысли Адриенны приняли несколько иное направление. Она вспомнила о загадочном письме, полученном Виктором. Если судить по почерку, письмо написано, несомненно, госпожой де Каванак. Не может быть, чтобы она написала его в промежутке между посещением Марселя в тюрьме и своей смертью. Но тогда как объяснить появление этого письма?..
Адриенна чувствовала, что не в силах понять ход событий. Она вообще чувствовала себя едва ли не больной после всех этих сложных интриг. Девушка присела на ступеньку алтаря, у самого гроба. Мало–помалу, незаметно для нее самой, веки ее сомкнулись. Усталость взяла верх. Голова ее склонилась к крышке гроба, и она уснула крепким сном.
X. ПРИДВОРНАЯ ОХОТА
Придворная охота, устроить которую герцог Бофор обещал королю, должна была состояться в старинном Венсеннском парке. Придворные вельможи не случайно выбрали для охоты именно это место. Громадный Венсеннский парк граничил с поместьем богатого фермера д'Этиоля, супруга которого, прелестная Жанетта Пуассон, должна была, по желанию короля, присутствовать на охоте.
Герцог Бофор, генерал Миренон и королевский камердинер Бине прекрасно знали, с каким нетерпением ждет заинтригованный король этой охоты, и, со своей стороны, старались еще больше разжечь в Людовике XV новую страсть.
На охоту в Венсеннском парке был приглашен не только весь двор, но и все аристократическое общество Парижа.
Ростовщик д'Этиоль, получив вместе с супругой приглашение на охоту, очень возгордился выпавшей на его долю честью присутствовать на королевской охоте наравне с представителями самых аристократических фамилий. Что же касается госпожи д'Этиоль, то она хорошо понимала истинную причину этого неожиданного внимания к ее близорукому и тщеславному мужу, но до нужного момента хотела благоразумным молчанием обеспечить себе полную свободу действий.
Генерал Миренон лично заехал в поместье д'Этиоль, чтобы сопроводить супругов к месту охоты. Такое исключительное внимание высокопоставленного генерала окончательно привело в восторг тщеславного ростовщика.
Улучив удобную минуту, генерал сделал комплимент госпоже д'Этиоль и ее очаровательной амазонке.
– Сегодня вы – прелесть! Я – у ваших ног! – льстиво шепнул генерал, почтительно целуя руку молодой женщины, которая, по его мнению, в самом недалеком будущем станет фавориткой короля. – Как я счастлив, что на мою долю выпала честь проводить вас на сегодняшнюю охоту. По большому секрету могу сообщить вам, что его величество сгорает от нетерпения увидеть вас…
– Охотно верю вам, генерал, – лукаво улыбаясь, ответила госпожа д'Этиоль. – А помните ли вы, как на маскараде в городской ратуше ко мне подошел цыган–предсказатель?
– Я так внимательно следил за вами, что, конечно же, не мог не заметить этого…
– Так вот, этот странный цыган предсказал мне, что если на сегодняшней охоте со мной или с моей лошадью не случится какое‑нибудь несчастье, то я буду носить корону. Подумайте только, генерал, какие широкие горизонты, какое огромное поле деятельности развернется передо мной! Не скрою от вас, что не без трепета жду я результатов сегодняшней охоты: ведь меня ждет либо смерть, либо корона…
– Я надеюсь, вы разрешите мне все время быть подле вас, чтобы отвести от вашей прелестной головки малейшую опасность и помочь вам овладеть короной, – с изысканной вежливостью предложил генерал Миренон.
В эту минуту в гостиную вошел сам д'Этиоль и пригласил коменданта Бастилии перед отъездом на охоту отведать вина из своих собственных погребов.
Миренон предложил руку госпоже д'Этиоль, и все трое перешли в столовую. Лакей подал им бокалы, наполненные дорогим, хорошо выдержанным вином.
– Я пью за осуществление ваших прекрасных стремлений! – торжественно произнес генерал, обращаясь к госпоже д'Этиоль.
Между тем пора было отправляться в путь. Госпожа д'Этиоль попросила мужа распорядиться насчет лошадей.
– Не забудь! – крикнула она ему вслед. – Сегодня я еду на белом иноходце. – Затем, воспользовавшись отсутствием мужа, она поинтересовалась у господина Миренона: – Правда ли, генерал, что у нашего милостивого короля сердце… не совсем свободно?
– Если вы имеете в виду, что его величество женат, то, конечно, не свободно.
– Я вовсе не имею в виду брачную жизнь короля, – заявила госпожа д'Этиоль. – Мне говорили, что его величество давно уже подарил свою любовь одной женщине…
– Такого факта я не знаю, – ответил Миренон, пожав плечами.
– Говорят, что его величество до сих пор не в силах забыть предмет своей пылкой юношеской страсти. Говорят, он до сих пор верен этой первой любви. И, дескать, несмотря на всевозможные развлечения, балы и празднества, он не может забыть первую избранницу своего сердца, которую ему так и не суждено было назвать своей…
– Однако вы рассказываете мне новости, которых я никогда не слышал при дворе, – с озадаченным видом признался генерал. – Но все это так интересно, что я прошу вас рассказать мне эту историю подробней.
– К сожалению, я уже разболтала вам все, что знала. Упорно говорят еще о том, что король так никогда и не овладел предметом своей любви.
– Быть может, вы имеете в виду герцогиню де Шато Ру, скончавшуюся несколько лет тому назад?
– Нет–нет, генерал! Она не герцогиня! Еще задолго до герцогини у короля в юности было сильное увлечение, и вот именно ее, эту женщину, предмет своей единственной и искренней любви, он не может забыть до сих пор.
– В таком случае ваша задача состоит в том, чтобы заставить его забыть о той, овладеть которой ему не удалось. Настоящее всегда легко побеждает прошлое.
– О, не говорите так, генерал! На былом зачастую лежит столь сильная печать очарования, что бороться с ним – трудная задача…
– Никакая задача не может быть трудна для вас! – едва успел сказать комендант Бастилии, как в столовую вошел ростовщик и своим появлением прервал их интимный разговор.
– Итак, лошади готовы! Идемте, господа! – с очаровательной любезностью произнесла госпожа д'Этиоль, направляясь к выходу, где их ждали оседланные лошади.
Госпожа д'Этиоль легко, без посторонней помощи, вскочила в седло своей красивой белой лошади. Генерал Миренон и ростовщик, также усевшись на лошадей, поехали слева и справа от прелестной наездницы, а ее берейтор замыкал кавалькаду.
Почти в это же время из Венсеннского дворца выехал и король со своей свитой. Звуки охотничьих рогов далеко разносились по лесу, а охотники, егеря и лесничие занимали исходные позиции.
Король ехал рядом с герцогом Бофором. Сразу позади них следовали графы д'Аржансон и Монрэпуа. Маршал Ришелье поехал в обход.