Плавания легендарного цивилизатора инков Кон-Тики-Виракочи, известного в Тиауанако под именем Тики, или Тикки, а также протоисторического Инки Тупака, известного в Перу также под именем Тупы, оставили след и в других местах: оба этих персонажа занимают видное место в преданиях полинезийцев. Тики, он же Тиси и Ти’и, - общеполинезийский герой и бог, широко известный на востоке Тихоокеанской области. На ближайших к Эквадору Маркизских островах в Тики видели полубога, который привел на эти острова первопоселенцев; в других местах о его мифическом родиче Маури-Тики-Тики рассказывали, что он выловил из океана острова в тщетной попытке вытащить их на берег в Хило, расположенном на мифической родине островитян. Заметим, что Ило - инкское название одной из лучших аборигенных гаваней на Тихоокеанском побережье ниже озера Титикака и Тиауанако (Fornander, 1878[114]).
Тупа в отличие от Тики фигурирует лишь как ведущий персонаж мангаревского предания; на Мангареве его помнили как могущественного короля, посетившего остров с целым флотом парусных плотов, которые шли с востока. Он рассказал мангаревцам о своем великом королевстве на востоке, куда и возвратился после визита. Тики обосновался в Полинезии, но Тупа уплыл обратно - это в точности совпадает с инкскими преданиями.
Данные для плавания к островам, расположенным в двух месяцах хода на запад на плотах от Ики и Арики в Южном Перу, были также сообщены конкистадорам; вместе с общеперуанскими преданиями о плаваниях Тики и Тупака они подстегнули европейцев продолжать исследования в западном направлении. Сообщения инков произвели на современников Писарро, наблюдавших мореходные качества местных плотов и высокие морские навыки жителей приморья, такое сильное впечатление, что они, вооружившись полученными данными, вышли в Тихий океан, чтобы отыскать указанные острова. Так состоялось открытие европейцами Меланезии и Полинезии. Утвердившись на западном побережье Америки, европейцы тотчас вышли в океан на каравеллах с прямыми парусами и постепенно открыли все острова тихоокеанского полушария, которые три столетия были недоступными для других европейцев, обосновавшихся в азиатском приморье, и оставались такими же недоступными еще 200 лет, пока новые парусники не пришли на смену средневековым судам с прямым парусным вооружением. Уже в историческую эпоху человек на протяжении 500 лет мог попасть из Азии в Океанию только кружным путем, идя сначала на север, потом на восток с западными ветрами между Гавайскими и Алеутскими островами и направляясь затем со стороны Америки к Полинезии и прочим островам. Те же транстихоокеанские круговороты определяли движение копий доисторических плотов и джонок, испытанных в наше время. Наиболее совершенные суда приморья Южной Америки и Юго-Восточной Азии в доевропейские времена могли проникнуть в сердце Тихого океана только теми путями, какие затем были освоены испанцами.
Когда европейцы совершили кругосветные плавания, они убедились, что расстояние до Азии в 5 раз превосходит цифру, вычисленную Колумбом, который учел только ширину Атлантики (зато учел предельно точно); одновременно выяснилось, что древнегреческие астрономы поразительно верно определили окружность земного шара, исходя из проведенных в Египте наблюдений. И куда бы ни приходили европейцы, оказывалось, что всюду - на Канарских островах, на островах Карибского моря, в Америке, на каждом пригодном для обитания острове Тихого океана - их опередили другие. Нигде в незнакомых прежде областях они не видели дощатых судов, тем не менее повсеместно оказывались люди, встречавшие новых гостей, которые захватывали и грабили их и которых приветствовали в Европе как подлинных открывателей.
Новые заморские источники богатства возымели такое действие на историю земного шара и произвели столь сильное впечатление на тогдашние и последующие поколения европейцев, что мы так и не выбрали время, чтобы спокойно поразмыслить и взглянуть на покоренные нами народы как на равных себе; в нашем представлении эти люди и их имущество, от памятников до золотых сокровищ, оставались нашим достоянием, и о каких-либо соперниках не могло даже быть речи. Вплоть до последнего времени мы смотрели на Новый Свет как собственники, находясь во власти чуть ли не религиозной догмы, по которой до Колумба никто не имел прав на эти земли, и не допускали мысли о том, что кто-то раньше него доходил до Америки, разве что норманны, так ведь и они тоже европейцы! И никто не мог отплыть от западных берегов Америки, пока мы не пришли и не указали путь в Тихий океан.
Большинство ученых и поныне находится во власти этого подхода. Изоляционисты готовы признать крайний диффузионизм, покуда это не касается Америки. Те самые исследователи, которые отказываются верить, что американские аборигены могли пройти по ветру 600 миль от Эквадора до Галапагосских островов, допускают 8000-мильное плавание малайских аборигенов против течений и ветров до крохотного острова Пасхи, только бы они остановились тут и не дошли до Америки. Стремление изолировать Америку зашло настолько далеко, что Полинезию относят к Старому Свету, хотя европейцы открыли ее после Америки и все этнологи считают ее последней обширной областью земного шара, заселенной человеком. Если исходить из категорий Нового Света, Полинезию следовало бы называть Новейшим Светом.
Люди, почитающие Галапагосы недоступными для американских плотов, а остров Пасхи досягаемым для азиатских каноэ, пренебрегают уроками истории. Через каких-нибудь два года после завоевания испанцами Перу епископ Берланга, прибыв из Европы, натолкнулся на острова Галапагос, потому что незримые течения подхватили его и увлекли в океан, когда он шел каботажем вдоль эквадорского побережья. На таком же удалении от Азиатского материка, Японии и Малайского архипелага лежат Марианские острова с островом Гуам. Однако эта группа оставалась неизвестной как ближайшим восточным цивилизациям, так и европейским колониям на Филиппинах, покуда Магеллан, идя со стороны Южной Америки, не привел к Гуаму свои три корабля еще до того, как Писарро дошел до Перу. Перед тем Магеллан сам провел пять лет на Малайском архипелаге, но ему пришлось отправиться в Южную Америку, чтобы открыть Гуам.
Кто не смотрел самолично на тихоокеанское полушарие с борта малого судна, не испытал на себе, как весь мир сводится к нескончаемым горизонтам океана без троп и дорожек, где острова с атоллами вроде бы и вовсе не существуют, покуда случай не подставит какой-нибудь из них прямо по курсу, тому ничего не стоит впасть в заблуждение, шутя перескакивая с острова на остров по цепочке названий, которые жмутся друг к другу на маленькой безжизненной карте, такой далекой от действительного, огромного, вращающегося тихоокеанского полушария, равного всем остальным океанам и материкам, вместе взятым. На бумажном океане большинство тихоокеанских островов группируются возле Азии, тогда как на американской стороне, когда скачки с острова на остров поневоле прекращаются при достижении острова Пасхи, - пустота. На самом же деле живой океан пересечен широким морским "конвейером", который охватывает все эти острова, как бы отодвигая их от Азии и - о чем отчетливо свидетельствует история - приближая чуть ли не вплотную к Мексике и Южной Америке.
На карте от Эквадора до Галапагосов куда как далеко, в действительности же так близко, что на них тотчас наталкивались каравеллы, отнюдь не занятые поисками новых земель, а намеревающиеся идти вдоль эквадорского побережья. Бесплодные, безводные Галапагосы не были заселены испанцами, которые, подобно аборигенам южноамериканского приморья, предпочитали более плодородные прибрежные и внутренние области Эквадора и Перу. Однако первая же археологическая разведка поросших кактусами островов показала, что они отнюдь не оставались без применения в доиспанские времена. Судя по всему, моряки из Эквадора и Перу приходили сюда ловить рыбу, охотиться на черепах и игуан, возможно, и выращивать хлопчатник. О достаточно частых независимых визитах можно судить по многочисленным черепкам поддающейся определению керамики, происходящей из обширной области, которая простирается по меньшей мере от района Гуаякиля в Эквадоре до Касмы в перуанском приморье, расположенной в 800 км южнее. О хронологии визитов говорит тот факт, что разные типы керамики привязываются к разным периодам на континенте; наиболее древние - к культуре приморская Тиауанако. Найденное при раскопках меловое пряслице может служить ответом на вопрос, почему обнаруженный ботаниками на Галапагосах хлопчатник принадлежал к 26-хромосомной разновидности, искусственно выведенной представителями древних американских цивилизаций.
Остров Кокос представляется не менее доступным и удобным для древних мореплавателей, ходивших между Эквадором и Месоамерикой до появления Писарро. При этом мы, европейцы, были настолько уверены, что нас никто не мог тут опередить, что этнологи и ботаники дружно предположили, будто кокосовый орех на остров принесло волнами либо из тропической зоны Америки, либо из Полинезии, смотря по тому, какую из этих областей они признавали исконной родиной полезной пальмы, неизвестной в диком виде. Вплоть до нашего визита в 1956 г. никому не приходило в голову самим удостовериться, как обстоит дело теперь; между тем в наши дни на острове почти не осталось кокосовых пальм. Тропический лес вновь занял всю площадь, и немногие пальмы, уцелевшие на внутреннем плато, могли быть посажены только человеком, который поднялся по крутым скалам и расчистил в дебрях участки для возделывания. Огромный труд по превращению гористого, покрытого влажными лесами острова в кокосовую плантацию явно превосходил собственные потребности тех, кто этим занимался; несомненно, орехи предназначались для снабжения свежим питьем и провиантом аборигенных судов, ходивших в Панаму.
Второй по близости к Южной Америке океанический остров - Пасха, знаменитый со времен его открытия своими исполинскими антропоморфными изваяниями. Когда сюда впервые пришли европейцы, изваяния стояли на постаментах из больших тесаных блоков, обработанных и пригнанных с поразительным совершенством, подобное которому видим только в доинкской Южной Америке в связи с такими же огромными каменными статуями. До прибытия нашей экспедиции в 1955 г. никто не проводил на Пасхе стратиграфических раскопок. Хотя наземные памятники Пасхи не имеют параллелей нигде в Тихом океане, полагали, что этот ближайший к Перу остров был последним освоен выходцами из Азии, а потому его почва не может хранить каких-либо древних изделий человеческих рук. На самом же деле раскопки отодвинули дату древнейшего известного заселения на тысячу лет назад от предполагавшейся до тех пор. Вместе с полученными позднее другими исследователями датировками для Маркизских островов данные о заселении этих двух ближайших к Южной Америке полинезийских районов намного превосходят древностью все, что найдено пока на островах Общества и в других прилегающих областях Центральной Полинезии.
Если остров Пасхи географически расположен ближе к Южной Америке, это еще не значит, что он непременно был первым тихоокеанским островом, на который вышли мореплаватели из Нового Света. Испанцы, выходя на поиски островов из Перу, открыли в 1568 г. Меланезию, затем Маркизы в 1595 г., и только в 1722 г. голландская экспедиция, также идя со стороны Южной Америки, натолкнулась на Пасху. Европейские открыватели плавали на одном, двух, трех кораблях, тогда как перуанцы шли на множестве плотов веерным строем, так что у них было больше шансов заметить малые острова. Тем не менее аборигенные мореплаватели из Перу, подобно европейцам после них и некоторым испытателям бальсовых плотов в XX в., скорее всего миновали крохотные, разбросанные далеко друг от друга острова Полинезии и сначала вышли на большие полуконтинентальные архипелаги Меланезии, уже освоенные негроидными племенами из Азии. И все же выбор маленького, ничем не примечательного острова Пасхи на роль культурного очага былой цивилизации, о чем свидетельствует наличие здесь письменности, мог быть продиктован географическими соображениями. От сотен более крупных и плодородных островов его отличала наибольшая близость к Перу, и уже это предопределило выбор, если вообще верно искать в Перу корни древнейшего населения и культуры Пасхи. Так что вполне логично было назвать географическое звено, соединяющее с мириадами островов, полинезийским именем Те-Пито-о-те-Хенуа - Пуп Вселенной.
По всей Полинезии наблюдается сложный этнический состав населения и смесь аборигенных культур. Физический облик и характер культуры исторически известных обитателей островов на востоке Тихого океана сближают их с аборигенной Америкой, язык - с Малайским архипелагом. Признавая, что в основе этнического состава полинезийцев лежит некий протоиндонезийский или древнеазиатский (из Юго-Восточной Азии) элемент, мы все же не вправе, пренебрегая всеми другими фактами и преградами, проводить их по бумажному океану на восток протянувшимся на много тысяч километров якобы кратчайшим путем. Как показывают история и недавние эксперименты с джонками, предысторические мореплаватели из Юго-Восточной Азии должны были идти на север и через океан до Северо-Западной Америки, а уже оттуда дрейфовать или плыть под парусом в сторону Гавайских островов и остальной Полинезии вплоть до Новой Зеландии. По всей Полинезии, кроме Гавайских островов, исторические предания недвусмысленно указывают, что центром распространения, откуда предки разошлись по многочисленным разбросанным островам, был архипелаг, называемый Гаваи’и или Гаваики. Новозеландские маори перечисляли ряд легендарных королей и их жен, которые, по преданию, правили в Гаваики, прежде чем состоялось переселение на Новую Зеландию. Имена в этом перечне совпадают с именами местных королей и королев в гавайских генеалогиях.
За исключением корневого родства, составляющего примерно один процент всего словарного состава, не найдено следов связи полинезийцев с какой-либо областью на западе Тихого океана.
Контраст физического типа полинезийцев и индонезийцев стал еще более очевиден с развитием кровногенетического сравнительного метода,* который ставит полинезийцев в один ряд с аборигенными народами Америки. За 100 с лишним лет усиленных поисков на западе Тихого океана не удалось найти ни одного очага, где могла бы концентрироваться полинезийская культура до ее распространения на соседствующую с Америкой обширную островную область. Давно высказано предположение, что в Полинезию приходила не одна волна иммигрантов, - и не только потому, что об этом говорится в преданиях всех здешних племен, но и потому, что в разных концах Полинезии в разной степени наблюдается смешение физических и культурных компонентов.
Разобраться в многообразных и вместе с тем явно родственных культурах Полинезийского треугольника было бы вовсе невозможно, если бы не тот факт, что во всей этой области исповедующие культ предков и дорожащие своей историей люди не держались с религиозным фанатизмом за старые культурные традиции, не особенно стремясь менять унаследованные обычаи и навыки. Всего сложнее выглядит смешение культур на западе и в центре Полинезии, где острова группируются особенно плотно и где межостровная торговля и контакт с сопредельной Меланезией продолжались до исторической поры. Остров Пасхи и Новая Зеландия вместе с островами Чатем не участвовали в этих постоянных связях, поскольку контакт с остальной Полинезией прервался вскоре после того, как переселенцы в начале нашего тысячелетия прибыли на названные острова. По этой причине на Пасхе, в Новой Зеландии и на островах Чатем относительно легче разобраться в расовом и культурном комплексе.
Согласно преданиям и генеалогиям острова Пасхи, предки преобладающего ныне этнического компонента пришли с запада во времена Туу-ко-ихо. Получается, что они вышли откуда-то из Полинезии примерно 22 поколения назад, то есть в самый разгар общеполинезийских миграций. Те же предания подчеркивают, что на острове тогда жил уже другой народ - люди, которые растягивали себе мочки ушей и воздвигали каменные изваяния. Эти первопоселенцы пришли с востока во главе с королем Хоту Матуа. Очевидно, первая волна явилась со стороны Южной Америки. Современный анализ пасхальской культуры показывает, что в ней нет ни одного типично полинезийского элемента, исключая орудия для обработки дерева. Все прочие черты материальной культуры, верований и обычаев, чуждые в основном остальной Океании, прослеживаются в Южной Америке доинкского периода.
Обращаясь к Новой Зеландии, видим, что, по преданиям, и здесь предки маори, приплыв из Гаваики, застали другой, чужой народ. Часть этих людей бежали на острова Чатем, видимо, на бунтовых лодках типа мокихи, которые прежде использовались в Новой Зеландии и были единственным видом судов у племени мориори, когда острова Чатем были открыты европейцами. Внешний облик мориори особенно удивил европейцев: орлиными носами и рыжеватыми волосами островитяне напоминали средиземноморский тип.
Маори тоже отличались от полинезийской нормы. Они не знали аутриггера, у них не было кур и свиней, хотя все это уже присутствовало в культуре большинства других островов благодаря контактам с Фиджи. Среди полинезийских племен по физическому типу и культурным характеристикам маори были ближе всех к островным племенам Северо-Западной Америки. Со времен первых европейских мореплавателей до новейших исследований новозеландской культуры весь комплекс подчас весьма специфических маорийских элементов обнаружен также на островах американского приморья за Гавайским архипелагом. О самих гавайцах известно, что свои большие каноэ они строили из сосновых бревен, приносимых течением от побережья Северо-Западной Америки.