– Если ты докажешь, что он чужак и обманывает старейшин, – мягко ответила Койва, – то Юмал даст тебе силы и никто не посмеет упрекнуть тебя. Испокон веков в нашем роду не было такого позора, чтобы бепся управлял чужак.
Староста Кангаша обернулся и опустился перед ней на колени:
– С ним же этот словен – победитель варягов, – он на секунду замер, глядя на ее ласковую улыбку, – хотя он служит новоградскому князю и скоро уйдет, – сам себе ответил Порки.
– Это будет прекрасный момент, – вкрадчиво произнесла жена.
Но вепс, будто что-то вспомнив, опять вскочил, поднявшись с колен.
– Но Конди обещал князю сотню воинов, а их должен повести глава рода….
Койва легко поднялась с ложа и подошла к мужу. Она игриво склонила голову набок и тихо произнесла:
– Значит, надо раньше.
Их тайный совет продолжался еще несколько минут, после чего в дом вошел Ёлла, и Койва, отстранившись от мужа, тут же поспешила накормить их единственного наследника.
Порки вышел во двор, становилось прохладно. Он сел на крыльцо и стал перебирать в памяти всех, на кого можно было положиться в Кангаше, чтобы осуществить такое серьезное дело.
Через два дня верные люди ему доложили, что новый глава медвежьего рода вместе со своим дружком словенином почти каждый вечер навещает старую Коди. Они якобы приходят к ней едва стемнеет и задерживаются допоздна. Ходят всегда вдвоем, без охраны. Подслушать, о чем ведется разговор в шалаше шаманки, не удалось, как ни старались.
* * *
На этот раз Порки не стал советоваться с женой. Он отважился принять решение самостоятельно. Собрав десяток особо преданных человек, он тайно выступил по направлению к Каргийоки. В последний момент он хотел было взять с собой сына, но передумал.
К вечеру, пройдя священную рощу Хиден, вепсы во главе с Порки, охватили жилище Коди полукольцом, оставаясь на приличном расстоянии, дабы не выдать своего присутствия. Смеркалось. Темные плащи кангашцев надежно укрыли их в засаде.
Ждать им пришлось не долго, на тропе, ведущей к шалашу шаманки, показались двое. Порки, несмотря на темноту, узнал их сразу. Они шли не таясь и разговаривали на непонятном ему языке. Он видел, как они спокойно подошли к шалашу и вошли внутрь. Он так боялся их спугнуть, что даже перестал дышать. Порки перевел дух, сделав несколько глубоких вдохов. Теперь можно было немного расслабиться – птичка залетела в клетку. Он подал своим людям сигнал рукой, и они стали осторожно приближаться к шалашу. Шли очень медленно, стараясь не наступать на ветки и не вспугнуть добычу. Впрочем, отобранные для задания вепсы были опытными охотниками и со своей задачей справились на отлично. Они прокрались почти вплотную, залегли и замерли в ожидании. Пятеро самых крепких вепсов оказались рядом со входом. Двое их них держали наготове мешки, двое веревки, а пятый сжимал в руках увесистую дубину. Сам Порки осторожно обогнул шалаш и перекрыл ведущую в поселок тропу. Остальные притаились за жилищем шаманки. Порки был доволен. Охотничий инстинкт не подвел его – засада была организована по всем правилам. Теперь оставалось только ждать.
Солнце полностью скрылось, и августовская ночная темнота захватила лес в свои плотные объятия. Порки ждал. Ему показалось, что он ждет уже очень долго, он начал терять терпение, нервно теребя свою густую бороду. Но предвкушение собственного триумфа, когда он выведет этого чужака на чистую воду, помогло совладать с нетерпением.
Где-то близко ухнула сова. Порки вздрогнул и огляделся, прервав свои мечтания. Сам не зная от чего, он вдруг вспомнил слова жены: "Ты, только ты достоин стать главой рода".
Полог шалаша легонько дрогнул от близкого движения внутри – вепсы приготовились. Первым вышел названный сын его двоюродного брата, а следом за ним словенин. Вепсы позволили им отойти на десять шагов и только теперь разом кинулись на них. Порки сам не атаковал, он следил, все ли пройдет гладко, хотя и был готов в любой момент прийти на помощь своим кангашцам. Порки видел, как его люди быстро накинули мешок на голову нового главы рода, повалили его и начали скручивать веревками. А вот с новгородским десятником не вышло. Он уловил движение сбоку, резко дернулся в сторону и нацеленный в его голову мощный удар дубины прошел мимо. Дубина свистнула над его головой, а вепс по инерции размаха покачнулся и ловкий словенин ускорил его нападение пинком под зад.
– Пашка!!! – отчаянно взревел новгородец, заметив, как его друга уносят в темноту леса.
В следующий миг на новгородца напали сразу двое с мешком и с веревкой. Порки прищурился, чтобы лучше видеть в темноте, и заметил, как их противник тенью метнулся в сторону. Тут же раздался сдавленный крик. Порки больше не стал ждать, он выхватил из ножен короткий, но широкий нож и поспешил на помощь. Повинуясь отданному заранее приказу, трое, скрутившие приемного сына Конди, вскинули его на плечи и бросились со своей ношей в лес. Подбегая с ножом в руке, глава кангашцев увидел, как медвежья шкура, закрывающая вход в шалаш, откинулась и появилась Коди. Она, вооружившись своей клюкой, не раздумывая, ринулась в битву.
– Ах вы тати ночные! – воскликнула шаманка, поудобней перехватывая посох.
Порки вскинул нож, но в горячке споткнулся о чье-то тело и упал, больно ударившись локтем. Еще не успев подняться, он услышал отчаянный крик одного из вепсов и понял, что это может быть только предсмертный крик. И уже поднимаясь, он услышал, как хрустнула о чью-то спину шаманская клюка. В следующую секунду Порки уже стоял на ногах. Словенин коротким и резким выпадом всадил нож в брюхо еще одному вепсу. Раздался истошный крик, и Порки успел вспомнить, что это уже третий. Пораженный вепс с хрипом упал. Прямо перед главой кангашцев оказалась старая Коди с обломком клюки в руке. Их взгляды встретились. И ему показалось, что она узнала его.
Краем глаза Порки узрел, как сразу трое вепсов накинулись на новгородца и повалили его. Порки невольно улыбнулся. Но радоваться было некогда, старая шаманка как безумная кинулась на него с обломком клюки, что-то дико выкрикивая. Увернуться было несложно, и Порки, уклонившись, со всей силы и злости ткнул ее в живот. Нож вошел по самую рукоять. Он резко отдернул руку, как будто испугавшись содеянного. Шаманка опустила голову и с глухим выдохом выдернула нож из своего тела. Коди отшвырнула оружие и, зажав рану обеими руками, тихо произнесла по-вепсски:
– Лемби и Калма… духи леса, – она вздрогнула всем телом, – и духи воды… заклинаю вас, пресеките его… подлое семя… заклинаю вас, пресеките, – шаманка протянула дрожащую руку, указывая на своего убийцу.
– Да пошла ты, старая ведьма, – Порки зло сплюнул ей под ноги, – боги на моей стороне.
Она покачнулась и стала оседать. Медленно опустилась сначала на колени, продолжая что-то еще шептать, а затем, завалившись на бок, упала. Где-то совсем рядом громко ухнула сова…
Порки обернулся – его сейчас больше занимало барахтанье у шалаша, где этот изворотливый словенин умудрился порезать еще одного из его людей. Глава кангашцев видел, как новгородец с хрустом вырвал шест из опоры жилища старой ведьмы и теперь, перехватив его как копье, отбивался от двоих оставшихся вепсов. "Вот чертово племя", – негодуя, подумал Порки. Он нагнулся и поднял оброненную кем-то из его вепсов дубину.
– Юха, Корти, отгоните его от шалаша, – громко приказал Порки своим людям.
Он сам, вооружившись дубиной, стал обходить новгородца сзади. И тут, видимо, этот, из чертового племени, заметил маневр и, издав боевой словенский клич "Мать вашу!", молниеносно ткнул Корти своим шестом, да так, что тот, тоненько ойкнув, выронил нож и схватился за больное место. И через секунду над лесом разнесся крик боли и отчаянья. Бедный Корти нащупал лопнувшее от удара яичко… или они лопнули оба?…
Теперь нападавших осталось только двое. Но Порки, приблизившись, заметил, что их противник припадает на одну ногу, а волосы его слиплись и, кажется, именно от крови.
– Юха! Вперед! – подбодрил глава кангашцев своего оробевшего воина.
– Ну, иди сюда, сучья морда, – громко и с издевкой сказал новгородец по-словенски, – сейчас ты у меня тоже без ятребы останешься.
Молодой вепс понял его речь и засомневался.
– Юха, бей! – скомандовал Порки, и они почти одновременно кинулись на врага. Юха с ножом, а Порки с дубиной. Им показалось, что вот сейчас они сомнут этого новгородца, но тот перехватил шест за середину и встретил их хлесткими ударами по корпусу. Староста Кангаша сумел отбить только один удар, но второй пришелся аккурат по ребрам, третий прошел туда же. Судя по звонким щелчкам и глухому стону, Юха не отбил не единого удара. И когда молодой вепс согнулся, новгородец перевел шест в положение копья и ткнул ему прямо в лоб. Юха громко пукнул и кулем свалился наземь. Но Порки этого уже не видел. Он сумел отскочить в сторону и, перехватив дубину наподобие сулицы, метнул ее в противника. Бросок удался. Порки видел, как увесистая палка угодила новгородцу в голову. Он пошатнулся, выронил шест и упал. "Готов!" – радостно подумал глава кангашцев. Сделав несколько шагов, он подошел к поверженному словенину. Порки поднял дубину и потыкал ею в грудь новгородца.
– Точно, готов, – убеждая себя, проговорил он и тут же заметил отблески факелов на тропинке, ведущей в поселок.
Двоюродный брат Конди – организатор ночного нападения, поудобнее перехватил дубину и побежал в сторону Кангаша. Его провожали встревоженные людские крики за спиной и уханье совы, которая этой ночью так и не дождалась обычного угощения от шаманки. Впрочем, как и во все последующие ночи…
Глава одиннадцатая
Плен
Твои оковы невидимы снаружи.
Твои оковы только внутри тебя.
Паша проснулся в каком-то сарае, на ворохе жесткой соломы. Он устало сел – голова раскалывалась, как от похмелья. Он огляделся. Небольшой сарай из плотно подогнанных бревен. Маленькое оконце, через которое проникал дневной свет и немного свежего воздуха. Слева была небольшая перегородка, за ней хрюкали. Он встал, подошел к перегородке и заглянул через нее.
– Хрюшки, привет, – неосознанно произнес пленник.
Два здоровенных хряка приветствовали своего вынужденного соседа глухим кхру-хрю.
– Что "хрю-хрю"? – передразнил их Паша. – Воняете вы, братцы, здорово.
Павел зажал нос рукой, зажмурился и потряс головой.
– Что за бред? – он еще раз огляделся. – Вадя! – позвал он. – Вадя!
– Кхру-хрю, – обрадованно ответили хряки.
И тут он вспомнил шалаш шаманки… мешок на голове… тугие веревки… крики Вадима, а потом… А потом был удар по темечку – и больше он ничего не помнил.
– Так… – многозначительно протянул Павел, заметив дверь в свинарнике, – что за квадратный армейский юмор?!
Он подошел к двери, попробовал открыть. Она оказалась заперта снаружи.
– Так… это что получается… я типа в плену? Эй! – крикнул Павел, ударив ногой по дверным доскам. – Кто посмел так обращаться с главой рода?!
Ему вновь ответили хряки.
– Кхру-хрю!
– Воды дайте, – потребовал пленник, продолжая колотить в дверь, – слышите, сволочи, дайте воды! Вы что, по-русски не понимаете?
И тут он спохватился.
– Вот черт… Пить хочу, – уже по-вепсски добавил Павел. – Дайте пить!
Услышав знакомое и очень нужное именно сейчас слово "вода", хрюшки оживились и тоже присоединились к требованиям случайного соседа. Павел обернулся и посмотрел на животину.
– Слышите! Скотина тоже пить хочет!
Он поколотился еще минуту, но к двери никто не подошел.
– Внеплановый опорос на ваши головы, – пригрозил пленник и расстроенный вернулся на прежнее место.
– Нет, вот ведь сволочи…
Павел задумался. "Кто бы это мог быть? – размышлял он. – И где Вадя? Неужели тоже где-нибудь в свинарнике?".
– Нет, – вслух произнес вынужденный сосед хрюшек, – не может быть, чтобы Вадя им дался. Если бы его тоже повязали, то был бы тут, со мной.
Он крепко зажмурился, досчитал в уме до десяти и резко открыл глаза. Свинарник не исчез, хрюшки были на месте, а Вадима не было.
– Ну, если Вадя им не дался, то он придет… точно придет и выручит. Ух, он вам устроит! – громко произнес Павел, погрозив кулаком невидимым врагам за дверью.
Пленник еще что-то пробурчал себе под нос и под мелодичное похрюкивание свиней уснул. Почему-то именно сейчас ему приснилась Улла, но с глазами Насти, его далекой невесты, оставшейся в двадцать первом веке.
Его разбудил скрип открывающейся в свинарник двери. Он проснулся, но глаза не открыл, решив прислушаться. Как ему показалось – вошедших было двое.
– Ёлла, – произнес грубоватый голос по-вепсски, – налей свиньям.
Павел распознал плеск выливаемой в корыто воды. "Черт, как же хочется пить", – подумал он, облизнув губы. Затем пленник услышал, как кто-то подвигает к его ногам что-то тяжелое, и решил открыть глаза. Перед ним, на бочке, сидел бородатый и длиннорукий вепс в темно-зеленой рубахе и широких серых штанах. "Это же, кажись, Порки, двоюродный брат Конди", – вспомнил Павел, но решил проверить свою догадку и спросил:
– Ты кто? И что тебе надо?
– Не крути, щенок, – зло сказал Порки, – ты знаешь, кто я!
– Допустим, – ответил пленник, поднимаясь с соломы.
Глава Кангаша смерил его презрительным взглядом.
– Откуда ты взялся на наши головы? – спросил вепс, когда пленник сел.
– Откуда взялся, там уже нет…
– От тебя одни беды и несчастья нашему роду, – произнес Порки, пропустив издевку пленника мимо ушей. Он уперся руками в колени, склонился и вновь спросил: – Отвечай! Это ты навел варяг на Копиярве и Каргийоки, это они прислали тебя и твоих дружков следить за нами?
Паша широко раскрыл глаза и немигающим взглядом уставился на своего похитителя.
– Ты с ума спятил? – от такого чудовищного обвинения голос Павла слегка дрогнул. – Какие варяги? Какое Копиярве?
– Отец, он издевается, – изрек Ёлла, отшвыривая пустое деревянное ведро в сторону.
– Деревню у озера сожгли не по твоему наущению?
Пленник отпрянул назад, от Порки несло чесноком, как будто тот специально его нажрался, словно идя на встречу с нечистью.
– Да мы с Вадимом Каргийоки защищали, – резонно заметил Павел.
– Лжешь, ты не бепся, ты варяг! – прокричал Порки.
– Да пошел ты, дядя! – в сердцах, сквозь зубы выдавил пленник.
Он хотел приложить его еще парой крепких словечек, но не успел. Кулак Порки пришелся ему прямо в глаз. Паша не любил драться, особенно по трезвяку, так, случалось иногда – перебрав пивка, он принимал участие в дискотечных потасовках, но это, как он сам признавал, этап подросткового становления. Удар откинул пленника на солому, но он быстро совладал с собой и из положения лежа пнул бочку под задницей Порки. Удар двумя ногами вышиб седалище, и староста кангашцев смешно кувырнулся назад. Паша почувствовал, что вскипает, резко вскочил и кинулся добивать противника, совершенно забыв про второго вепса.
Ёлла, видя кувырок отца, подскочил к пленнику и, обхватив его за плечи, повалил на солому. И все же Паша успел двинуть пару раз Порки по морде. Сыночек был ниже пленника, но зато пошире в плечах, и его крепкая хватка почти обездвижила Павла. И тогда он, не раздумывая, ударил головой назад, прямо тому в нос. Вепс взвыл, как раненый кабан, хрюкнул и разжал хватку. Паша добавил ему локтем под дых, но тут же сам получил ногой в грудь, потом два раза в живот, потом еще раз в подбородок. Он извивался, инстинктивно закрыв лицо руками, попытался подняться, но сыпавшиеся на него удары ног не дали осуществить задуманного. Через несколько секунд Ёлла, совладав с болью в травмированном носе, присоединился к отцу. Две пары ног месили стройное тело нового главы медвежьего рода, как молотилка комбайна.
"Включите музыку! Я опять на дискотеке!" – последняя мысль сверкнула в голове пленника и он, потеряв счет наносимым ударам, отключился…
* * *
Порки явился домой раздраженный и с фингалом под глазом. Молча прошел к столу, сел. Жена, заметив, что муж не в духе, тут же принесла ему прохладной браги. И, подождав, пока он выпьет, вкрадчиво спросила:
– Он еще жив?
– Не знаю, – огрызнулся Порки, – может и жив.
Койва налила ему еще полкружки.
– Он что-нибудь сказал?
– Нет. Ничего важного для нас, – он разом выпил брагу.
Жена вдруг изменилась, безмятежность сошла с ее лица и она четко произнесла:
– Я утром ходила на лесную поляну. Просила помощи у Пойдемаг и она указала мне, где растет пой-трава.
Вепс отставил кружку и недоверчиво посмотрел на жену.
– Я нарвала ее и приготовила отвар, – продолжила Койва, – дашь ему выпить.
– И что?
– Не успеет солнце зайти за черту, как он расскажет тебе все, что знает!
Она встала и, подойдя к печке, достала из-за нее небольшую кожаную фляжку на длинном ремешке.
– Вот здесь отвар из пой-травы, – сказала она, протягивая мужу емкость.
– Что, прямо сейчас?
– Он должен выпить вечером, а ты будешь ждать, и когда его глаза станут квелыми, можешь спрашивать о чем угодно.
– И он скажет правду? – не поверил Порки.
– Всю… правду!
Он принял флягу от жены и повесил ее через плечо.
– Отец, – дверь резко отворилась, в дом вбежал запыхавшийся Ёлла.
– Ну что, помер?
– Да нет, живой, – отмахнулся сын, – вернулись наши из дозора.
Ёлла сел на лавку, переводя дыхание.
– Ну, – поторопил его отец, – не тяни!
– Говорят, ворота Каргийоки закрыты, – немного отдышавшись, начал доклад сын, – внутри тихо, трупы наших сложены на телегу и стоят в поле, за воротами.
Койва принесла сыну квасу и он, кивнув матери, жадно прильнул к кувшину, немало пролив на рубаху. Мать наклонилась, осмотрела разбитый нос Ёллы с подсохшей кровью в ноздре. Она легонько дотронулась до его носа.
– Не сломан, – заключила она и вернулась к столу.
– Не хоронят… догадались… – произнес погруженный в раздумья Порки.
Затем он стремительно поднялся и подошел к сыну.
– Слушай, Ёлла, – он обхватил его за плечи, – возьми людей и встань на дороге. Если они пошлют к нам кого-нибудь, перехватишь их.
– Убить? – выпучив на отца остекленевшие глаза, спросил Ёлла.
– Дурак! – Порки угостил сына оплеухой. – Не убивать, а задержать, пока я не выведаю у этого щенка всей правды.