- Когда потом? - поинтересовался Юра, еще не наигравшийся со своей "Каравеллой".
- Ну, когда я умру, - небрежно пояснил привыкший к мысли о скорой смерти Герман и тут понял, что ни он, ни Капитан-Командор не сообщили о случившемся друзьям.
Брату он рассказал все. Юра отказался верить. Так для него было лучше, чтобы не испортить чудесное детство тревогой и не впустить в душу разрушительное ощущение страха. Тем не менее за Германом он признавал право верить в свою смерть, тем более, что оно, по всей видимости, не мешало ему жить.
Друзья стали напрашиваться в экипажи подводных лодок братьев. Юра принял таких же, как он сам, бесшабашных и уверенных Костю, Игоря и Женю - скорее приятелей, чем подчиненных. Герман не сразу понял, зачем ему вообще нужен экипаж, и только когда Сережа объяснил, что в случае проблем со здоровьем может помочь врач, Коля - что за техническим состоянием подлодки нужен постоянный присмотр, Кирилл и Слава - что втроем они насобирают больше интересных образцов, Артем, Никита и Егор - что всем остальным нужна охрана, - только тогда Герман согласился сформировать экипаж. Но именно на этих условиях: он - капитан; Сережа - бортврач; Коля - техник; Кирилл и Слава - помощники; Артем, Никита и Егор - охрана. Герман, если кому-то непонятно, главный, его приказы не обсуждаются. Это не вызвало возражений. Ровесника, построившего две подводные лодки, находящего ответы на все вопросы, можно было только безгранично уважать. В итоге к "Тайне" оказалась приписана дисциплинированная и сплоченная команда, зараженная от капитана любознательностью и уверенностью в том, что ничего невозможного просто не существует.
И тут появилась девочка, построившая бриг…
Да, он ее уже видел. Они встретились год назад на улице его родного города в анекдотической ситуации случайного знакомства двух групп близнецов, и Ася с Юрой даже незабываемо свалились в фонтан, промокнув до нитки. По всем параметрам выигрывала Асина группа - они были тройней, плюс к этому ее братья Дима и Тима оказались редкими идентичными близнецами в отличие от вполне различимых Германа и Юры. Известие о том, что в семье Тигор есть еще пара близнецов - старшие братья Алеша и Толя, окончательно убило в Германе и Юре сознание их исключительности. Они пригласили братьев Тигор на Остров. Без сестры. Девочек в население Острова тщательно подбирала сама Королева, и чем она при этом руководствовалась, было неведомо. Что же касается мальчиков, то Юра с Германом были уверены, что братья Тигор соответствуют ее требованиям, они сразу почувствовали друг в друге нечто значительное общее. И оказались правы.
Ася сама нашла дорогу к Острову. Потом выяснилось, что она ее не искала и вовсе не хочет с ними оставаться… Тогда Герман затопил ее бриг. Незаметным движением запустил в него бесшумную торпеду. Никто ничего не понял, даже его экипаж, лишь Капитан-Командор догадался. Никто не знал, что на "Тайне" есть торпеды. И тайной, которую не хотелось открывать, стала для Германа причина его поступка. Он не смог позволить ей уйти. Почему? Потому что у него заболело сердце при мысли об этом.
Потом он клял себя за необдуманный порыв последними словами, и даже выучил ради этого несколько экзотических жаргонизмов. Ведь так началось то, что отменило его перемирие со смертью. Она теперь ему мешала.
Ася осталась на Острове. Сначала ее удерживал там плен, а потом - проснувшийся интерес к возможностям, которые предоставляли порталы. Герман редко ее видел, но когда видел, то не мог насмотреться. Он ознакомился с наукой психологией и не нашел в ней удовлетворительного ответа на свои вопросы. Эмоции. Просто эмоция счастья, вливающая каким-то образом в кровь бешеную дозу гормонов, от чего рассеивается внимание, тихо, но часто колотится сердце, окружающий мир меняет цвета и видится гармоничным, постижимым, совершенным… Эмоция счастья связана с Асей, это ее облик, и даже только упоминание о ней, вызывает у него такое странное состояние.
В какой-то момент он понял, что его "счастье" резонирует с ее "счастьем". Это оказалась ловушка для двоих. Их тянуло друг к другу! А что случится, если они друг к другу "притянутся"?! Наверное, что-то взаимно приятное. Они приобретут друг для друга бесконечную ценность. Наверное, он будет счастлив до самой смерти. А потом? Что он ей оставит? Известно, что - глубокую, черную тоску, такую, какую он сам испытал, когда умер его близкий и любимый человек. Это очень болезненная эмоция. Он не может подвергать Асю такой пытке. Вопрос закрыт. Надо "выбросить ее из головы". Установка понятна?
Не получилось.
Получилось какое-то время не думать о ней, и он натренировался вызывать в своем сердце ощущение холода при чьем-то случайном упоминании ее имени в разговоре, но однажды…
II
Однажды на "Тайну", болтавшуюся у Острова, пришел вызов с пульта. Володя, дежурный, с трудом скрывая восторг, распорядился:
- Герман, ныряйте в морской портал, надо выручить Асю, у нее что-то незаладилось с пиратами. Наверное, придется драться.
Герман оторопел, но в ту же минуту направил подлодку в сквозняк, образованный временно совмещенными порталами двух миров.
"Тайна" вынырнула в утро другого мира и оказалась в десяти метрах от двух сцепленных абордажными крюками барков. Никто даже не подумал о том, что эта картина до боли знакома, потому что на одном из них, с поломанной фок-мачтой и порванными обвисшими парусами на двух оставшихся, шел нешуточный бой. Аси нигде не было видно. Герман передал управление Кириллу, приказав подплыть ближе к атакованному судну и оставаться на подлодке, а остальным - готовиться к десантированию. Цель - найти Асю и вывести ее на "Тайну", больше ничего!
Уворачиваясь от кривых сабель, ножей и падающих тел, они обшарили палубу. Когда Герман уже принял было решение перенести поиски в помещения, Ася появилась на мостике - в обществе троих моряков она отбивалась от пиратов. Как и в прошлый раз, вполне технично.
Герман сам не заметил, как оказался рядом с ней.
- Прыгай в море! - крикнул он. - Лезь в "Тайну"!
- Нет! - крикнула в ответ она. - Не видишь, мы тут деремся!
У него в памяти промелькнуло одно из экзотических выражений, но очень быстро. Его руки уже сами схватили с пола нечто, чем можно было обороняться, и он врос в мостик рядом с Асей. Парни подошли со всех сторон, окружив нападавших, и видя, что ни Герман, ни Ася без победы уходить не собираются, тоже подобрали оружие и вступили в бой. "Надо будет сочинить инструкцию на подобные случаи," - подумал Герман, нанося удары. А через мгновение думать он уже не мог. Ася прижалась спиной к его спине, и его мозг отказался работать. Он лишь понимал, что ничего никогда в его жизни не было лучше этой "драки".
Внезапно стало тихо. Никто больше на них не нападал. Один за другим, уцелевшие моряки перелезали на пиратское судно, и уже с него стали доноситься крики, стук и скрежет.
- Отбились… - по-английски произнес один из мужчин и спросил у Германа: - Кто вы? Как вы тут оказались?
Герман, разумеется, отвечать ему не собирался. Он завел руку за спину и крепко прижал к себе Асю, потом пересчитал свой экипаж. Парни переводили дух, держась за фальшборт и друг за друга, в порванной одежде, пятнах крови, но целые, живые и… совершенно счастливые. Тыльной стороной ладони он ощущал биение Асиного сердца, и этот ритм проходил по его руке вглубь него самого.
- Это мои друзья, - сказала Ася мужчине. - Мне пора уходить.
На лице мужчины застыло недоумение: он не понимал, куда в открытом море можно уйти.
Герман осторожно повернул Асю лицом к себе. Наверное, он не выглядел радостным, раз уж Ася поспешила сообщить:
- Я вас не вызывала. Я только искала портал.
- И справилась бы без нас… - с издевкой подсказал Герман.
Она не ответила. Она смотрела ему в глаза. Он смотрел в глаза ей. Они проникали друг в друга.
Она бы не справилась. Но он не вправе был ее за это упрекать. Что он мог ей сказать? Она не должна рисковать своей жизнью? Она должна ценить ее и беречь, она - часть прекрасного и гармоничного мира. Но он уже знал, что она ему ответит. Он видел, что для Асиной жизни главное состоит в таких безрассудных приключениях, как для его - в научных открытиях, и ей не очень-то и важно, сколько она, жизнь, продлится, лишь бы она была именно такой.
- Сейчас закроется портал! - крикнул с "Тайны" Кирилл.
Они прыгнули в море и вплавь добрались до подлодки. Парни попрыгали в люк - так было быстрее, чем спускаться по лестнице. Ася замерла, в нерешительности заглядывая вниз, в темноту, ведь раньше она не бывала на "Тайне". Герман схватил ее за талию, поднял над палубой, как котенка, и осторожно опустил в проем - внизу ее поймал Слава.
Просторный коридор выходил к рубке, в которой собрались, истекая морской водой, все участники спасательной операции. Ася обнаружила, что потеряла заколку, и что во время короткого заплыва ее коса расплелась. Она поспешила отжать ставшие тяжелыми волосы и огляделась. Подводная лодка Германа производила впечатление солидного и надежного корабля. Здесь все было удобно, и в то же время уютно. В подборе материалов для мебели и стен угадывалось участие Королевы.
- Что ты там делала? - спросил Герман, рисуя маршрут для автонавигатора.
- Ты же видел, - удивилась Ася. Но потом решила, что он и его команда все же заслужили получить объяснения. - На борту "Серебряной птицы" была семья одного… хорошего человека. Писателя. То, что они попадут в историю вроде этой, было ясно с самого начала. Вот я и решила им помочь.
В повисшей тишине парни уставились на нее с плохо скрываемой завистью. И недоверием. Как-то странно это было для девочки, в их представлении. Герман пытался понять, серьезно ли она говорит.
- Одна?! Предвидя нападение пиратов?!
Он выкручивал свою рубашку, и на пол лилась вода. Струйки воды стекали с кончиков прядей Асиных длинных волос, капли блестели на ее ресницах, отражаясь сотней крошечных искорок в огромных глазах, а мокрая белая рубашка прилипла к телу… Раздался треск рвущейся ткани, и у Германа в руках остались два мятых лоскута.
- Ты очень сильный, - с уважением сказала Ася.
Егор закусил губу, чтобы не расхохотаться, а Никита уткнулся лбом в переборку. Герман взглянул на них так, что они поспешили ретироваться в кубрик.
- А ты думаешь, это в первый раз? - Ася, ничего не заметив, вернулась к его вопросу. - Обычно обхожусь одна. В смысле, без островитян. Друзья-то везде находятся.
Герман швырнул лоскуты в угол. Интересно, как на это смотрит Королева?
- Причалили к Острову, - сообщил Кирилл. Ася быстро пошла к трапу. Ей тоже не терпелось избавиться от мокрых тряпок.
- Ты зови, если что, - без тени насмешки попросил Слава, отдраивая люк. - Не жадничай…
Герман, глядя ей вслед, сказал Кириллу, что отпускает команду на берег.
III
Но больше никто не ушел. Никому не хотелось расставаться с новым, накрепко объединившим их чувством слаженной, важной и опасной командной работы. Настоящий бой, закончившийся относительно легкой победой, разбудил в них генетическую память о смысле существования воина, том, кого иногда еще принято называть "настоящим мужчиной". Им хотелось пережить это вновь.
Как всегда после неординарного происшествия, Герман анализировал новую информацию. Обнаружилось несколько пробелов в знаниях, которые не терпелось восполнить: во-первых, плохо с историей. Он совершенно не понял, в каких событиях ему довелось поучаствовать, кто на кого напал, и что это были за суда. Во-вторых, техника боя. По его мнению, дрался он как медведь, выигрывая только за счет действительно исключительной физической силы. Третий вывод сделать не получалось. Мысли постоянно возвращались к моменту, когда Ася прижалась спиной к его спине, и вызванные этим "тактильным актом" ощущения возникали с неослабевающим эффектом во всех мускулах и нервах, пронизывая насквозь. Он и не знал, что такие ощущения вообще бывают: боль и наслаждение одновременно, в каком-то немыслимом переплетении. Воспоминание о доверчивом взгляде ее невозможных фиолетово-зеленых глаз повергало его в состояние транса.
"Я тупею," - сказал он себе и пошел в свою тесную персональную каюту, инстинктивно чувствуя, что "зависшее" внутреннее состояние уже заметно внешне.
Он хотел что-то делать, но не мог придумать занятие. Читать не получалось. Вдруг он заметил, что его эмоции меняются в определенном гармоничном ритме, и этот ритм требует "объективизации". Он пошарил рукой под кроватью и достал гитару. Как она там оказалась? Он не умел с ней обращаться. Но это не важно, главное, что этот предмет может издавать звуки, похожие на его ощущения. Словно ее струны - это его натянутые нервы…
- Капитан совсем больной, - неуверенно хихикнув, произнес Никита.
Парни прислушивались к необычным звукам, проникавшим в коридор из капитанской каюты.
- Ты бы тоже заболел, - серьезно ответил ему Артем, - если бы тебе пришлось драться бок о бок с такой девочкой… а потом она бы просто ушла.
Сережу нервировало нетипичное психическое состояние капитана. Он привык видеть в нем сверхчеловека, почти нечеловека даже, уравновешенного при любых обстоятельствах, никогда не теряющего способности разобраться в ситуации. Почему сейчас он не видит выхода - очевидного, напрашивающегося?! Сережа понимал, что происходит с его капитаном - то же, что и с ним самим, "влюбившимся", как он сам определил, в Юлю. Но Сереже казалось, что состояние Германа доставляет тому гораздо более сильные переживания, что оно болезненное, и он не мог понять, почему Герман терпит эту боль. Может, он, великий и умнейший, знает про любовь что-то такое… страшное?
Вечером Сережа, окончательно сбитый с толку сомнениями, вломился в капитанскую каюту. Герман прижал струны и вопросительно посмотрел на него.
- Капитан, что за игры? - решившись, выдохнул Сережа.
- Не нравится - не слушай, - спокойно ответил Герман. - Я ведь распустил экипаж.
Сережа замялся. Герман очевидно не хотел говорить на волновавшую его тему, обозначив дистанцию: "я" тут, "экипаж" там.
- А я и распустился! - внезапно осознав это, огрызнулся Сережа. - И спрашиваю тебя не как член экипажа: во что вы с Асей играете?
Герман отвел взгляд. "Мы играем… в кошки-мышки… или кошки-кошки, мышки-мышки. Потому что бегаем друг от друга, но хотим друг друга поймать… Игра такая."
- Ты влюблен в нее, она влюблена в тебя, - упрямо продолжал Сережа. Если Герман скажет, что он не прав, между ними будет уже не дистанция, а пропасть. - Почему вы расстаетесь?
Карие глаза Германа потемнели до черноты. Отрицать очевидное он не стал, это было бы ниже его достоинства.
- Потому что у меня есть совесть.
Ответ обескуражил Сережу, но он не отступил:
- А ты ее с садизмом-мазохизмом не перепутал?
Герман хмыкнул, оценив иронию, и миролюбиво ответил:
- Асе двенадцать лет.
- Ну и что? - искренне удивился тринадцатилетний Сережа. - Я ведь не о том, чтобы в постель укладываться.
"Не получилось", - подумал Герман. У тех, кого собрала на Острове Королева, не могло быть примитивных представлений о любви. Ладно, попробуем по-другому.
- У меня есть один серьезный порок, - медленно и внятно произнес он. На этот раз Сережа должен понять, что разговоры бесполезны. - Из моей любви ничего хорошего не получится. Просто поверь, что это так.
Сережа открыл было рот, но тут же решил, что для первого раза достаточно. Они с Германом еще не такие близкие друзья, но все впереди. Мысленно пообещав себе рано или поздно "доконать Германа", он вышел из его каюты.
IV
Когда в ушах зазвенело, а виски словно сдавил пресс, я поняла, что пора всплывать. Инстинкт самосохранения пинком отправил меня на поверхность, и я, как воздушный пузырь, выскочила из воды.
Помогло. Тело оставило попытки вернуть ощущение чужих сильных рук на талии и посторонних твердых мускулов, перекатывающихся вплотную у бедер и спины. Теперь оно плевалось и радовалось тому, что выжило. Наверное, такой способ справиться со страстями и называется у монахов "самобичеванием" или "умерщвлением плоти".
А еще ему захотелось есть.
Я взобралась на скалу, прыгнула с нее на берег и пошла домой. Дома меня ждало созревшее "нечто". Куст, на котором оно висело, я посадила еще в первую неделю плена, когда выяснила, что на Острове все питаются только тем, что растет или плавает. То, что плавает, мне было жалко есть, поэтому я стала подгонять под свой вкус то, что растет. В результате у моего домика появился аппетитный садик с огородом, а я надолго увлеклась селекцией. На Острове все росло быстро. Его природа с удовольствием выполняла мои задумки, и вся мною созданная еда была вкусной.
Дома я наконец-то освободилась от пропитанных соленой водой штанов с рубашкой и переоделась в сарафан, зажгла в печке огонь, чтобы согреть воды для чая, и сорвала "нечто".
Задумывалось оно как мягкое, но не сочное, сладко-соленое и пахнущее свежим хлебом. Если это удалось, назову его "бубл".
М-м-м! Бубл!
На кусте, радуя глаз, висело еще десятка два бублов.
Я всыпала в горшок с кипятком горсть сушеных цветочков, и через мгновение по моему крошечному домику разлился их запах… Что-то не то было с этими цветочками…
"Память тела" вмиг захватила меня целиком, и я уже не смогла отключиться от абсолютно реального ощущения рук Германа на своей талии и его взгляда в своих глазах. Если бы просто касание и взгляд! Касание и взгляд вызывали столько разнообразных ощущений во всем теле, что я показалась самой себе музыкальным инструментом, на котором кто-то невидимый играет, умело перебирая струны.
Это было приятное, новое и острое чувство. Вот только безысходное какое-то. В нем слишком отчетливо обозначался смысл его влияния - оно привязывало меня к Герману, заставляло стремиться к нему, желать постоянно находиться рядом. То яркое, волнующее и прекрасное, что я ощущала, было словно затравкой, представлением о том, что возможно пережить, если мы были бы вместе. За этим "были бы" стояла такая же острая по силе тоска. Мы не вместе. Мы не будем вместе. "Нет" я прочитала в его темных глазах. "Нет" сначала затерялось в его взгляде среди радости, гордости и нежности, а потом выступило вперед, заслонив и стерев все остальное. Почему?
Что со мной не так?!
Бороться с одолевавшими мыслями и возбуждаемой ими болью было бесполезно. Все, чем я пыталась себя занять, приводило к ним и прерывалось. В конце концов я не стала делать ничего. Села на пороге своего домика и уставилась вдаль. Завтра пойду к порталу и шагну в первый же сквозняк. Можно бы и сегодня, но не надо, не время… Завтра передо мной откроется то единственное, что мне нужно… Возможно, я найду ответ, или забуду вопрос. А когда вернусь на Остров, займусь, наконец, подготовкой к экстернату, лучше за два класса сразу, чтобы надолго забыть о школе.
Тут пожаловали гости.
Издалека я увидела, как ко мне решительно направляются Толя, Алеша и Володя с Олей. По лицу Оли я видела, что она - не с ними, и что мне предстоит неприятный разговор. Ах, да, я же что-то сделала! Совсем забыла, что по мнению Толи любой мой поступок - глупость несусветная, а если кто-нибудь об этом узнал, то позора не оберешься. Не мой день сегодня. Когда пираты напали на "Серебряную птицу", я подумала, что вечером буду отмечать свой двенадцатый бой, и надо ж было так случиться, что о нем, не самом даже красивом, узнали все родные и знакомые! И именно за него мне сейчас достанется!
- Рассказывай, - подойдя, велел Толя.