– Конечно, прав. – Он потянулся к Изабелле, сбавил голос. – Карл не вечен, милая. Надо смотреть вперед. Один из твоих детей унаследует трон. И мы вернем нашу девочку ко двору. А пока она будет расти на границе с Лотарингией, подальше от двора, в лесах. В поместье этого Жака д’Арка…
Дверь в трапезную осторожно приоткрыл оруженосец, прибывший с герцогом.
– Его высочество Карл Орлеанский, – негромко сказал он.
– Наконец-то! – вставая из-за стола, воскликнул герцог.
В залу широким шагом вошел совсем молодой человек – чертами лица и статью он был похож на отца. Совсем юный античный бог. На нем сидел идеально подогнанный под его худощавую, еще мальчишескую фигуру доспех. С широких по-отцовски плеч спускался подбитый мехом плащ.
– Ваше величество, – низко поклонился юноша.
– Принц, – улыбнулась королева.
Она подала ему руку, и он поцеловал ее. Изабелла Баварская испытывала смешанные чувства к этому шестнадцатилетнему юноше. Но два из них боролись друг с другом особенно – привязанность и враждебность. Бывает и так! Карл был сыном ее любимого мужчины – Людовика, и ее врага-женщины – итальянки Валентины Висконти, которую она ненавидела и к которой всегда ревновала любовника. Юный Карл, со своей стороны, прекрасно знал, кто выгнал горячо им любимую мать из Парижа. Но его отец был любовником этой женщины, а их общие дети – его сводными братьями и сестрами. И потом, Изабелла Баварская приходилась ему тещей. Уже целый год он был женат на своей кузине – тоже Изабелле. Восемнадцатилетняя французская принцесса была женой английского короля, последнего Плантагенета, пока того не убили его родственники Ланкастеры, занявшие престол. После смерти мужа юная женщина осталась не удел и ее с почестями отправили во Францию. Не долго думая, Людовик Орлеанский и его коронованная любовница устроили свадьбу своих детей. Юная Изабелла горько плакала: выходя замуж за принца крови, она навсегда теряла титул королевы, от которого оставалось одно воспоминание!
В этом династическом клубке отношения были крайне запутанны, и потому Изабелла Баварская выбрала манеру поведения с молодым герцогом подчеркнуто-благожелательную, он с королевой – подчеркнуто-уважительную. Сколько бы горя она ни причинила его матери, Изабелла была королевой Франции! Что до самой Изабеллы Баварской, она могла рассчитывать наверняка, что юный Карл скорее погибнет, чем нарушит данное отцу слово. А он уже поклялся доставить младенца по назначению.
– Ты отужинаешь с нами? – спросил Людовик Орлеанский.
Он обожал этого юнца. Могущественный герцог был уверен, что его сын Карл, наследник дома Орлеанов, родился под счастливой звездой. В честь его дня рождения, в 1391 году, Людовик создал светский рыцарский орден – Дикобраза, иглы которого, об этом знали все, были обращены в сторону Бургундского дома.
– Нет, отец, спасибо, – ответил юноша.
– Тогда… выпьешь немного вина?
– Пожалуй, вина, – кивнул Карл.
Герцог Орлеанский сам наполнил сыну кубок.
– Я провожу их до ворот, – сказал Людовик Изабелле. – Чтобы отряд не посмела остановить никакая стража.
Около полуночи все было готово для отправки. Во дворе дожидался конный отряд из четырнадцати человек во главе с Карлом Орлеанским и две кареты, наглухо устланные внутри мехами. Сопровождать младенца должны были две кормилицы, одна из них – старшая, пеленальщица и две няньки. Людовик и два его телохранителя, с которыми он прибыл во дворец Барбетт, тоже были вооружены и готовы двинуться с отрядом. В отличие от своих телохранителей герцог не стал облачаться в привычный доспех – он был в теплом меховом плаще поверх камзола и роскошном берете, заломленном набок. Закутавшись в шубу, на улицу, за нянькой, что несла малышку, вышла и королева. Она вновь расплакалась. Женщина, державшая в руках плотно закутанного в пеленки и покрывала, а сверху завернутого в шубу ребенка, остановилась. Людовик Орлеанский, уже готовый вложить ногу в стремя, вернулся, прижал королеву к себе. Стесняться здесь было некого – младенца сопровождали самые надежные рыцари Орлеанского дома, целиком и полностью преданные своему сюзерену; женская прислуга также не за страх, а за совесть служила своей королеве.
– Им пора отправляться, Изабо, – сказал Людовик. – Я скоро вернусь и утешу тебя. – Он нежно поцеловал ее. – Так мы едем?
Окликнув служанку, немедленно приблизившуюся к хозяйке, королева взяла огромный меховой куль и прижалась к нему лицом. – Прощай, Жанна, и прости меня, – очень тихо прошептала она. И уже взяв себя в руки, твердым голосом добавила: – Пусть едут! Да хранит вас Господь!
…До городских ворот они доехали без приключений. Стража подозрительно обступила процессию, но когда вперед выехал герцог и громко назвался, стража отступила, засуетилась, и вот уже перед каретами и сопровождавшей их кавалькадой открывались ворота, спешно поднималась решетка и опускался подъемный мост. Герцог сказал, что скоро вернется, и пусть мост будет опущен. Он выехал впереди сына на дорогу, ведущую за город, и уже там пропустил Карла вперед.
Ночное осеннее небо было чистым. Луна освещала дорогу и леса, поднимавшиеся к холмам Монмартра.
– Через Шампань проезжайте осторожно, – напутствовал Людовик юного принца, – бургундцы там ведут себя по-хозяйски. В драки не вступать – я твой норов знаю! – он произнес это с чувством гордости, которую ему плохо удалось скрыть. – Держитесь крепостей Шенневьер, Понто-Комбо, Турнан-ан-Бри, Розэ, Эстерно, Сезанн и Сен-Дизье! Поезжайте с оглядкой до самого герцогства Барского! Только в Линьи-ан-Барруа вы почувствуете себя в полной безопасности! Я жду тебя к Рождеству! С Богом!
Карл Орлеанский кивнул:
– С Богом, отец!
Людовик наблюдал за процессией, пока она не скрылась из глаз на дороге, ведущей от парижских ворот на восток.
Возвращался герцог Орлеанский и два его телохранителя по Старой Храмовой улице…
3
В одном из темных переулков, куда не достигал лунный свет, прятался конный отряд человек в десять. Все затаились и были взволнованны.
– А если он вызовет дьявола, Жиль, что тогда? – тихонько спросил здоровяк, один из группы всадников. – Ведь он – колдун!.. Жиль? Забияка! – окликнул он товарища по звучному прозвищу.
Но Жиль Забияка только хмуро засопел – ответа у него не было. Как и не было трех фаланг на пальцах левой руки, которой он почесал обросшую щетиной щеку. Зато нашелся что сказать предводитель вооруженных полуночников:
– Если он вызовет дьявола, Этьен, тогда пиши пропало! – Предводитель зло и многозначительно усмехнулся, точно знал ответы на все вопросы. – Страшен дьявол, когда приходит за тобой. Он черен, как ночь, и дышит пламенем. И справиться с ним ни у кого не хватит силы. И если он коснется тебя, то гореть твой душе в адском огне!
Вооруженные люди зашептались.
– А правду говорят, что мандрагора подчинится любому, кто возьмет ее из земли? – спросил все тот же здоровяк Этьен. – И откуда она берется? Из чего вырастает? – Вопросы у него не кончались. – И как ее найти? Да чтобы не навредила…
Главарь усмехнулся:
– Ты должен знать, что у того, кто подыхает в петле, опорожняется мочевой пузырь. А вместе с мочой выходит и его семя. Чтобы мандрагора была по-настоящему хороша, ты должен выйти в полночь из дома и встать под виселицей, где издох самый беспощадный убийца. – Он вновь усмехнулся. – Такой, как я. Под виселицей, откуда он отправился прямехонько в ад. Семя смешается с землей, получит ее силы. Вот когда оно станет маленьким земляным человеком, который уместится у тебя на ладони. Ты должен вытащить меч и очертить магический круг – обвести и тем предостеречь будущего слугу, чтобы он не убежал. И только потом тем же мечом выкопать его. Но не поранить…
– Страшновато, мессир…
– Ты должен принести его домой, Этьен, – продолжал главарь, – взять нож и придать корню мандрагоры человеческую форму. Затем нарядить его в одежду и только потом прочитать над ним заклинание – чтобы он ожил. Тогда все победы будут твои, золото само поползет в твои карманы, а женщины станут умолять тебя, чтобы ты был с ними! Самые знатные и самые богатые!
– А какого же заклятие?
– А вот это не твоего ума дело! – в который раз усмехнулся главарь.
– И откуда вы все это знаете, мессир? – поинтересовался любознательный Этьен. – Шутка ли – держать уговор с дьяволом!
– Знаю, – холодно отчеканил предводитель отряда. – На всякий яд есть противоядие! Герцог в кольчуге, ему не добраться так быстро до своего амулета. Если мы успеем отсечь ему правую руку, пронзить мечом сердце и разрубить голову – тогда он нам не страшен!
Со Старой Храмовой улицы в темноту переулка, где стоял отряд, пришпоривая лошадь, быстро въехал человек.
– Мы не упустили его, мессир де Ба! – выпалил он. – Герцог сказал страже, что вернется, так оно и есть!
– Далеко он?
– Шагов за триста, скоро будет здесь!
– Сколько их?
– Трое! Они только проводили повозки с отрядом! Теперь едут обратно!
– Отлично!
Предводитель шайки отвел край широкого плаща и взял в руку небольшой заряженный арбалет. Стрела под натянутой тетивой нацелилась в парижскую мостовую…
…Трое всадников приближались к темному переулку, в ярком свете луны уже были видны стальные поножи и наручи, шлемы на головах двух всадников. Первый из рыцарей был в широком берете. Они не готовились к бою, скорее – просто путешествовали. Рыцари разговаривали – их голоса разносились эхом по Старой Храмовой улице, где когда-то первыми из первых были могущественные тамплиеры.
Когда всадникам до переулка проехать оставалось не больше сорока шагов, лошадь одного из ночных разбойников неожиданно заржала, за ней – другая. Главарь гневно оглянулся назад – разбойники замерли. Они выдали себя! Рыцарь в берете, возглавлявший тройку, взмахнул рукой, и всадники остановились. Один из них вытащил меч. Затем, придерживая коней, двинулись вновь.
Они ехали медленным шагом…
Главарь понял, что терять время больше нельзя. Он легонько ударил коня шпорами:
– Время пришло – за мной! – шепотом, горячо сказал он. – Герцог – мой!
Главарь первым выехал в свет луны, и ночное серебро четко отпечатало тонкий серповидный шрам – он пересекал левую часть его лица от уголка глаза до подбородка.
– Если вы разбойники, то вложите свои мечи в ножны! – громко выкрикнул рыцарь в берете. – Я герцог Орлеанский! Пропустите нас, и вы будете прощены!
А вся вооруженная ватага уже вырывалась из темного переулка и разрозненно неслась на трех путников. Людовик успел переглянуться с товарищами. Кто мог рискнуть напасть на могущественного вельможу? – обманутый муж? Рыцари, держа в руках мечи, окружив сюзерена, приготовились к нападению.
– Я Людовик Орлеанский, брат короля! – как можно громче выкрикнул герцог.
Главарь банды, опередив других, остановил коня в десяти шагах от герцога.
– Ты нам и нужен! – зарычал он и поднял арбалет. Стрела смотрела точно на Людовика Орлеанского…
Рыцари, телохранители герцога, не знали, кому отвечать – тем, кто через несколько секунд превосходящими силами должен был врезаться в их ряд, или отразить нападение арбалетчика. В это мгновение стрела ударила вперед, но герцог успел дернуть за узду и поставить коня на дыбы. Животное приняло удар на себя и, припав на задние ноги, стало заваливаться назад. Тем временем рыцарь, что ехал от герцога по правую руку, держа меч, уже припустил на обидчика, но тот отбросил левой рукой широченный плащ – и теперь держал второй арбалет. Удара мечом не последовало – стрела пробила шею налетевшего рыцаря и тот слетел с коня – упал под копыта окружавшей их ватаги. Часть ее уже набросилась на третьего рыцаря, что пытался отбить своего хозяина, упавшего вместе со смертельно раненным конем на мостовую.
– Именем короля! – отбиваясь, кричал рыцарь. – Стража, сюда! Жизнь герцога Орлеанского в опасности!
Его ловкий меч уже рассек лицо одному из бандитов, что лезли вперед, мешая друг другу; рассек другому плечо; поразил коня третьего в шею, и тот, бешено заржав, понес, но тут же, сбросив седока, упал, истекая кровью.
Но слишком много было нападавших – рыцаря герцога ударили в бок топором, а меч другого нападавшего ударил ему в шею. И еще один удар топора пришелся на голову…
Людовик Орлеанский отбивался один, прижавшись к стене. Он уже поразил одного из нападавших. Но герцог был без лат, только кольчуга. И поэтому каждый удар, который он не успевал отбить, лишал его сил. В какой-то момент герцог схватился за грудь – он был ранен, но любопытному Этьену, бандиту с большой дороги, показалось, что колдун Людовик Орлеанский хочет воспользовался мандрагорой. Что теперь вся надежда врага только на дьявола, которому он поклоняется!
– Бойтесь мандрагоры! – вопил вооруженный боевым топором Этьен. – Он вызывает дьявола! Бойтесь мандрагоры!
Нападавшие разбойники отступили – герцог держался за грудь!
– Расступитесь! – заорал кто-то за их спинами. – Все – вон!
Точно молния, перед Людовиком вырос человек с тонким шрамом, пересекавшим темное лицо. В руках он держал арбалет. Однажды герцог предсказал близким свою собственную сметь, он видел ее во сне – она подкараулила его на темной улице. Но он никогда толком не верил в собственное предсказание! И вот теперь эта смерть была отчаянно близка – такая неожиданная и бесславная! Помощи ждать было неоткуда. Но он еще крепко держал в руке меч и смотрел на этого человека. Он знал его, но откуда?
Стрела ударила ему точно в грудь, пробив левую руку, пригвоздив ее к телу. Но эта рана была не смертельной – кисть руки и кольчуга смягчили удар.
Зарычав, Людовик Орлеанский пошатнулся…
– На землю его! – выкрикнул главарь бандитов. – На землю!
Бандиты раздумывали, но недолго. Они бросились и повалили герцога, вырвали из его руки меч.
– Топор! – закричал главарь. – Топор мне!
Этьен протянул предводителю шайки оружие.
– Держите его руку! – не унимался тот. – Быстрее!
Здоровяк Этьен наступил герцогу на правую руку.
– Мерзавцы! – хрипел герцог. – Мерзавцы…
Главарь встал на одно колено, быстро склонился над герцогом.
– Ты не помнишь меня?!
Герцог хрипел, он хотел плюнуть тому в лицо, но не смог – задыхался от раны в груди.
– Так помнишь или нет?!
– Мессир де Ба, торопитесь! – закричали сзади. – Охрана может прийти в любую минуту!
– Тогда вспомни моего брата, которого ты приказал сжечь живьем! – выкрикнул ему в лицо наемный убийца. – Жана де Ба! Вспомнил?!
– Бо Клер, черная душа! – хрипло выдохнул герцог.
– Да, Бо Клер! И это меч твоих солдат располосовал мое лицо! Пришло время возмездия! За моего брата, моего хозяина – герцога, и меня!
Это были самые страшные мгновения для Людовика Орлеанского – за все его тридцать пять лет жизни! И многое пронеслось за эти мгновения перед ним. Сгорающие заживо придворные, его друзья и подруги, которые ради маскарада, полуголые, измазались смолой и пугали друг друга, точно дикари, а он, напившись, забыл о предосторожности и случайно запалил многих из них принесенным факелом. Вспомнил покаянную процессию и себя, идущего босиком, в рубище, по февральскому снегу парижских мостовых. Вспомнил вопящего на костре Жана де Ба – некроманта и колдуна, служившего Жану Бесстрашному, которого он осудил и поспешно повелел сжечь. Его брат Жак вступился за брата, и солдаты располосовали тому лицо. Вспомнил соблазненных женщин и обманутых мужей, которые ничего не могли сделать второму человеку в королевстве, а подчас и первому… Но вид изуродованного лица убийцы и занесенный над собой топор заслонил другой человек, которого здесь не было. Хищная физиономия Жана Бургундского, одержавшего верх, победившего в этой схватке, длившейся столько лет!..
– Будь проклят! – все, что успел сказать герцог своему палачу. – Ты и твой хозяин!
Топор ударил сухо, и герцог, чья рука обрубком осталась лежать на мостовой, взвыл – последний раз в жизни. Потому что следующий удар топора пришелся ему по голове. Кровь и мозги растеклись по мостовой, обрызгали сапоги бандита; вторым ударом де Ба разделал голову Людовика Орлеанского окончательно, как разделывают бычью голову для готовки. Обезображенный герцог теперь мало походил на себя.
Главарь бандитов вытащил из ножен меч. Схватив его обеими руками, в кулаки, он пружинисто поднял оружие и, нацелив на грудь погибшего, ударил его уже в остановившееся, мертвое сердце. Теперь Жак де Ба должен был выполнить указание хозяина. Он присел у тела герцога и залез под разорванную накидку и иссеченную кольчугу рукой. Вот он нащупал цепь, за ней – медальон. Мгновение, и тот висел у него на указательном пальце.
Жак де Ба встал и усмехнулся:
– Сокровище герцога Орлеанского! Вот чего ты боялся, Этьен!
Любопытный здоровяк плюнул в сторону покойного.
– Обшарьте его, все, что найдете – ваше, – пряча в карман медальон, кивнул предводитель.
Подручные в считанные секунды сорвали с пальцев покойного перстни, едва не сцепились из-за обрубка руки – им завладел здоровяк Этьен и не хотел делиться. Сделав свое дело, оставшиеся в живых разбойники переглянулись. Какой гиене не хочется вцепиться зубами в мертвого льва, только что ломавшего хребты их сородичам! Не долго раздумывая, у кого был меч, у кого топор, они набросились на тело герцога и азартно искромсали его на куски.
– Хватит! – окриком прервал пир своих коршунов Жак де Ба. – Дело сделано… Заберите наших людей, кто еще жив, остальным разбейте лица: никто не должен их узнать, и уходим. Живее!
Разбойники, собираясь наспех, зло поглядывали на еще недавно могущественного человека, который если кого и боялся, то только Господа Бога, хотя в это мало кто верил. А нынче похожего на безжалостно забитое животное.
…По дороге на восток, в сторону далекой Лотарингии, ехали две кареты и конный эскорт. Не менее недели предстояло путешественникам месить осеннюю грязь до границ герцогства Барского, только на ночь оставаясь в замках, вельможи которых были преданны Орлеанскому дому. И там еще дня три до земель Арк-ан-Барруа.
– Как девочка? – на рассвете, поравнявшись с окном кареты, серьезно, точно он был ее отцом, спросил Карл у выглянувшей старшей кормилицы, заспанно смотревшей на окрестности.
– Спит, монсеньер, – почтительно ответила служанка королевы. – Ангелок, да и только.
Она поинтересовалась у юного герцога, скоро ли будет остановка, и тот ответил утвердительно. Любые опасности могли встретить на пути юного Карла Орлеанского. Но он поклялся довести до места в целости и сохранности сводную сестру, едва лишь увидевшую свет. Поклялся отцу, которого уже не было в живых…