Мишка на секунду испугался, что князь просто затопчет наглеца, но тот все же остановился и сухо ответил, старательно изгоняя из речи литвинский акцент:
- Князь Александр Дмитриевич, по приказанию великого князя к воеводе Владимиру Андреевичу. А ты кто такой?
Бугай продолжал наглеть. Вопрос он проигнорировал, только хохотнул:
- Так тебе не сюда, воевода твой в Волоколамск ускакал. За ополчением…
Здоровяк сплюнул с таким чувством, что сразу стало понятно, как он относится ко всем воеводам и князьям на свете.
Если Остея и ошарашило сообщение "стражника", то по его спине этого было никак не понять.
- А митрополит? - спросил он так же сурово.
- И митрополит утек, и княгиня великая - все… расползлись.
- Ладно, - сказал Остей после секундной паузы, - сами управимся. Тебя как звать?
- Секира! - с вызовом ответил бугай, и сразу стало ясно, что это имя он получил не при крещении, а на большой дороге.
- Будешь на этих воротах главным!
Секира, который и так чувствовал себя главным, даже закашлялся от такой "княжей милости". Пользуясь этим, Остей продолжил:
- Бояр боле не выпускать! Людишек впускать, но без добра.
Нос, который как-то незаметно оказался рядом с Мишкой, тихонько кашлянул. Остей сердито обернулся, заметил, как его помощник поглаживает меч, и вернулся к Секире:
- Токмо если со зброей… оружием. Тогда пусть берут. И провиант - сколь унесут. Остальное за воротами бросать. Будем оборону ладить. Ясно?
Бугай, кажется, неожиданно для себя кивнул и отодвинулся, давая дорогу князю.
Когда они взъезжали в город, Остей недовольно поморщился на какой-то особенный звук в колокольном трезвоне и кинул Носу:
- Чаго́ яны без толку зво́няць? Хай веча збира́юць…
…По учебнику Мишка помнил слово "вече", но оно у него вызывало ассоциации с заседаниями Государственной Думы - кто-то может и с места выкрикнуть, кто-то и подраться изредка. Но в целом все чинно и благородно. Вече не было похоже на Государственную Думу. И даже на украинскую Верховную Раду… Больше всего вече напоминало толпу фанатов "Спартака" после поражения от "Зенита": все орут одновременно, грозятся, местами вспыхивают потасовки.
Остей, видимо, тоже впервые оказался один на один с такой толпой. Мишка вдруг понял, что князь не намного старше его. По возрасту - студент, а то и старшеклассник… Он старался сохранять невозмутимость, но Мишка, который стоял рядом, заметил, как испуганно вздрагивал князь на отдельные выкрики:
- …морда литвинская!
- …ворота татарве откроет…
- …дед не смог, думаешь, ты смогешь?!
Ответить не было никакой возможности: стоило Остею открыть рот, как толпа принималась орать с новой силой. Казалось, ничто не может перекрыть этот невообразимый гам.
Но выяснилось, что казалось так напрасно. Нос вдруг вскочил на бочку у стены и, заложив четыре пальца в рот, выдал потрясающий свист. Стоящие рядом зажали уши. Мишка на какое-то время забыл о зудящих мышцах. Остей дернулся и побледнел.
И самое главное - толпа удивленно затихла. Не в один миг, конечно, но Нос продолжал свистеть долго, пока не замолчал последний болтун. Было просто удивительно, как в таком невзрачном человеке может поместиться столько воздуха. Нос замолк, выдернул пальцы и звонко крикнул:
- Ну и дурни! Деда Ольгерда вспомнили! - Кто-то попытался вставить возмущенную реплику, но дружинник не собирался давать такой возможности. - А чего ж его батьку, Дмитрия Ольгердовича, да дядьку, Андрея Ольгердовича, не помянули? А они на Куликовом поле бок о бок с Боброком бились! И Александр Дмитриевич не посрамит чести! Не сбежал ведь мой князь, хаця и литвин, вернулся, так? А вы тут орете…
Только теперь Нос позволил себе передышку. Мишка заметил, что сейчас его речь течет почти чисто по-московски, с легким раскатистым "аканьем". Может, поэтому вся площадь слушала внимательно.
- И вообще, - продолжил Нос, - какая разница: мы литовские, вы московские, а всё одно мы русские! Так что, русский русскому помочь не может?
- Да какой ты русский, - раздался пьяный голос из задних рядов, - литвин поганый!
Пьяного никто не поддержал.
- Поганый?! - Нос даже на цыпочки встал от возмущения. - Да я православный, в Полоцкой Софии крещеный!
И дружинник напоказ вытащил из-под кольчуги нательный крестик, показал всем вокруг и, поцеловав для убедительности, спрятал.
- Так что слушайте Александра Дмитриевича, он знает, что делать.
Нос спрыгнул с бочки, а Остей вздрогнул, будто проснувшись. Похоже, на него тоже подействовала короткая, но прочувствованная речь Носа.
- Москву не отдадим. Все, кто может збр… оружие держать, - начал Остей, и голос его понемногу набирал силу, - подойдете к моим дружинникам, будем на десятки вас бить и на стены ставить.
- А жрать чего? - крикнул кто-то басом.
- Всех накормлю! - князь говорил все увереннее. - Тут какие бояре сбегли… так мы их погреба откроем. Будет вам мясо, - замялся на мгновение, но все-таки закончил, - будет и мед.
Вече взорвалось восторженным ревом. Мишка удивился: неужели тут так любят сладкое?..
…Мед оказался очень хмельным напитком, так что татарскую конницу, которая жарким августовским полднем подошла к городу, на стенах Москвы встретило довольно организованное, но не слишком трезвое войско.
- Где князь Дмитрий? - визгливо спросил разведчик, предусмотрительно остановившийся в отдалении.
- Где-где!.. - весело и пьяно ответил голос Секиры.
И сообщил такие удивительные подробности местонахождения великого князя, что защитники города взорвались хохотом, а разведчик, заругавшись по-татарски, развернул коня и припустил к своим.
* * *
Татары пришли… Что происходило в Москве, жители Бабьего городка не видели. До них доносились крики и рев, но они верили в то, что город не сдан.
На второй день их маленькую крепость окружили всадники с желтыми лицами и страшным рычащим говором. Метнув несколько стрел, они покричали за ограду. Кричали несколько раз одно и то же, явно ожидая от тех, кто внутри, какой-то реакции.
- Что они хотят? - спросила Маша.
- Хотят, чтоб сдались, - объяснили ей.
- И что мы будем делать?
- Сначала побьемся, а потом, верно, вырежут нас всех, - прохлюпала носом Клаша.
- Нет! - заявила Маша и сама испугалась. Но внутри нее все сопротивлялось тому, чтоб ее вырезали какие-то необразованные дикари. - Нет! - повторила она еще тверже.
- Да что ж нам делать? - пожала плечами одна из баб. - У них оружие, у них кони. Этих покалечим, так новые придут. Сколько сможем поубиваем, но всех не перебьем.
- Давайте подумаем, - сказала Маша, - Они мужики. Они все одинаковые. Эгоисты, они не любят никого, кроме себя…
- Его… кто они? - спросила Клаша.
- Егоисты, - ответила баба.
- Не важно, - сказала Маша, - главное, их легко обхитрить, понимаете? Обдурить! Объегорить! Мы их не силой, а хитростью взять должны!
Бабы сильно озадачились, и Маша уже отчаялась что-то им объяснить, но тут красавица Варвара сообразила. Рослая блондинка, коса до колен толщиной в хорошо накачанную руку, грудь, на которой может спать полгруппы детского сада… Маша и раньше думала, что ее помыть, причесать да подкрасить, - все современные модели месяц рыдали б от зависти. А тут она встала, выпрямилась, глаза засверкали!
- Я придумала, бабы! - сказала она. - Эта татарва на девок сильно падки, они как нас увидят, так все свои луки покидают и вообще забудут, что воевать сюда шли.
- И что? - спросили у нее.
- А то! - хихикнула она. - Мы их внутрь заманим, а пока они все из себя такие разомлевшие, их голыми руками брать можно.
- А остальные?
- А с остальных можно потом выкуп потребовать! - предложила Маша.
- Разберемся с остальными, - махнула рукой Варвара. - Пойду умоюсь, что ль… А то такая замараха, даже эти уроды не покусятся…
"Есть женщины в русских селениях", - твердила Маша как заклинание, глядя на преображение Варвары и трех ее подружек.
Когда Варя перелезла через изгородь и пошла навстречу татарве, Маша зажмурилась. Она была уверена, что ее сейчас разнесут в клочья.
Но нет. Татары загоготали, заулюлюкали и стали подбираться к ней поближе. Варя ждала. Чуть задрав подол сарафана и спустив рубаху с одного плеча, она стояла на ветру с выражением скуки на лице. Мол, когда вы, дураки, сообразите подъехать.
Дураки сообразили. Варя оценивающе оглядела их, выбрала самого представительного, подошла поближе к нему и встала рядом с его лошадью, привалившись к ней голым плечом. Даже издалека было видно, что косые глаза татарина окосели еще больше, а остальные чуть не свернули себе шеи, глядя на Варин бюст. Варвара взяла лошадь под уздцы и чуть потянула ее в сторону крепости.
- Пойдем со мной, - сказала она, а потом развернулась, улыбнулась через плечо и расслабленной походкой отправилась к Бабьему городку.
В рядах врагов начался полный разброд. Они хором стали орать, сначала друг другу, потом вслед Варе, но когда над укреплением показались еще три красавицы… Их подняли так, чтоб пышная грудь лежала на изгороди, чтоб татары могли получше рассмотреть…
Забыв всякую осторожность, мужики кинулись к Бабьему городку, и Варя на чистом русском языке, но так, что они поняли, объяснила, что их тут ждут вечером, без оружия (ошалевший монголоид позволил Варе вытянуть у себя из ножен клинок и выбросить его под ноги) и с подарками.
- Ты думаешь, они придут? - спросила Маша.
Варя только хмыкнула.
- Ты его глаза видела? - спросила она. - Был мужик, нет мужика…
* * *
Всю ночь праздновали победу.
Татары, хоть и крутились с истеричным визгом вокруг стен, высматривая слабину в обороне, хоть и постреливали навскидку - но на штурм не шли.
- Всё! - подбадривали друг друга москвичи. - Спекся мамай.
Сначала Мишка удивился: ему казалось, что Мамая разбили где-то в другом месте, - но потом, прислушиваясь к разговорам, понял, что мамаем называют вообще любого татарина.
К ночи стало окончательно ясно, что сегодня штурма не будет. Кто-то самовольно снова вскрыл боярские погреба, Остей сделал вид, что ничего не заметил, - и всю ночь Москва гуляла. Даже Мишка попробовал мед, но этим и ограничился, пить не стал. Не понравился ему этот напиток.
Утром стало не до шуток. И не только из-за поголовного похмелья, которое мучило почти всех защитников, но и из-за подошедшего татарского войска. Оказалось, что вчерашняя конница - просто передовой отряд, что-то вроде разведки.
Москвичи на стенах молча ждали. Большинство из них обучили на скорую руку, как и Мишку, но в целом город к обороне подготовился. Все деревянные дома и даже деревья вокруг стены были выжжены, так что нападающим приходилось преодолевать голое место. По всему периметру стены были загодя разложены камни, стояли чаны с кипящей водой и смолой. На всякий случай (хотя Мишке это показалось перестраховкой) между каменными зубьями стены поставили прочные деревянные перегородки. Арбалетчики и лучники стояли наготове. Кое-где Мишка заметил здоровенные ружья.
А главное - повсюду стояли заряженные пушки.
- Не сунутся, - успокаивал то ли Мишку, то ли себя Нос. - У них и осадных орудиев нету… Налегке пришли.
Но татары сунулись.
Они и до того визжали, но это, оказалось, были цветочки. Когда многотысячная орда несется на тебя с диким тонким визгом, размахивая над головой кривыми саблями - это… "Это жесть!" - подумал Мишка. И еще он подумал, что если бы дело происходило в чистом поле, упал бы на землю и закрыл уши руками.
Но они стояли на прочной каменной стене, и командовал ими молодой боевой князь. Он выждал, когда конница окажется в зоне поражения лучников, и махнул рукой, отдавая команду. Видимо, его жест одновременно продублировали командиры десятков, потому что первый залп вышел кучным и заметно проредил первые ряды. Но татары не замедлили ход, только рассыпались пореже, так что стрелкам пришлось выцеливать.
Громыхнули пушки. Однако большая часть нападавших все-таки добралась до стен.
Те, кто были ближе к воротам, попытались с ходу атаковать их, но тут же отскочили под струями кипятка и дегтя. (Вот теперь Мишка наконец своими глазами увидел, что такое "бежит как ошпаренный".) Остальные посылали на стену одну стрелу за другой. Хуже всего, что некоторые стрелы были зажигательными, скоро Мишка услышал за спиной:
- Горит! Воду давай!
Он не обернулся. Остей и об этом позаботился: повсюду в непосредственной близости от стен стояли бочки и кадушки с водой.
Татары суетились под стеной, но по всему было видно, что они плохо понимают, как атаковать эту крепость. Раздалась гортанная команда - и конница отступила так же молниеносно, как и атаковала.
- Ага, татарва! - заорал Секира. - Выкусили! - И добавил что-то на татарском.
Один из отступающих, который скакал чуть не последним, неожиданно развернулся в седле и навскидку послал стрелу. Секира рухнул со стены, схватившись за пробитое горло.
* * *
Вечером бабы в городке ждали татар, собираясь, как на праздник, как на последний праздник. Паники не было, была собранность и сосредоточенность. Мыли детей, стирали одежки, точили ножи и топоры. Буднично, слаженно, спокойно. Подумаешь, придут враги и их нужно будет взять в плен. Делов-то…
"Есть женщины в русских селеньях", - заело в голове у Маши.
- Еду-у-ут! - крикнула Варвара.
Она встретила своего представительного утреннего знакомого на входе в городок. Она провела его внутрь. Она показала ему, что внутри только женщины. Она ластилась к нему и вертелась вокруг, как веретено. У бедного татарина даже глаза открылись, когда он увидел, кого они собирались штурмовать.
Как они там с Варварой разговаривали, никому не известно, но, выйдя обратно, он что-то прогавкал своим людям, и они на входе в городок оставляли оружие. Они пытались устроить драку, потому что никому не хотелось сторожить снаружи, всем хотелось внутрь. Но "главный" рыкнул, и беспорядки утряслись.
Татары прибывали и прибывали, Маша насчитала уже несколько десятков мужиков.
- Не справимся, - пискнула она.
- Справимся, - уверенно ответили ей. - Ты, главное, не высовывайся. И детей придержи.
А дальше…
Дальше начался какой-то ужас. Варвара принялась раздеваться прямо при всех, вихляя бедрами и раскачивая грудями. Татарва кинулась засыпать ее подарками, напяливая ей на руки кольца и браслеты, а что-то невообразимое - на шею. При этом вид у них был совершенно свинский, только что слюна изо рта не капала. Потом их "главный" рявкнул, все присмирели, и Варя увлекла его в землянку под завистливое шипенье и улюлюканье.
Как только ушел "главный", остальные воины накинулись на баб, или бабы на воинов. В общем, неважно, кто на кого накинулся, но началось такое непотребство, что Машу затошнило.
Но это был далеко не весь кошмар. Даже сквозь зажатые руками уши Маша слышала сладострастные крики. Первый вопль ужаса и боли заставил ее подпрыгнуть.
Растрепанная Варя выскочила с окровавленным ножом в руках. Это был сигнал. Через несколько минут ни одного живого татарина в Бабьем городке не осталось.
* * *
Атаки продолжались с тем же результатом. Теперь в городе царило деловитое оживление. Все только и обсуждали, что мамай обмишулился, пришел без стенобитных орудий Москву брать. И что провианта хватит на долгую осаду. И что скоро Дмитрий приведет ополчение, а тогда татарве вообще конец.
Остей старался успеть повсюду, не доверял даже Носу: следил, чтобы не было больше погромов, чтобы смола и кипяток в котлах не остывали. И чтобы защитники учились владеть оружием, хотя это казалось Мишке уже совсем не нужным. Его все больше переполняла уверенность - город татарам не сдадут.
На радостях он все свободное время посвящал поискам Маши. Очень хотелось показать ей, какой он теперь бывалый дружинник, небрежно рассказать почти правду - как он Остея спас.
Но Маша как сквозь землю провалилась. Мишка не расстраивался, утешал себя тем, что в этой толчее вообще трудно кого-то найти. А вообще все было хорошо.
Уже вечером, когда Мишка готовился спать, он случайно подслушал разговор Остея с Носом. И разговор этот ему очень не понравился.
- А скоро Дмитрий с войском подойдет? - начал Нос. - До Костромы кольки верст…
Голос князя был жестким:
- Ну ты сказал… Какое там в Костроме ополчение?!
- Но як жа…
- Ды няма́ в Костроме никого… Гадо́в семь таму навагаро́дския укушуйники там пашуравали. Всех мужеского полу булгарам в рабство продали…
Нос удивился:
- Так куды ж великий князь поехал?
Остей вздохнул:
- Ведать бы… И чаго Тохтамыш на Маскву пошел?..
Мишка про себя удивился: "Что значит "чего"? Иго же! Татары русских угнетают все время!" Но Нос, кажется, не разделял Мишкиных мыслей, он тоже считал вопрос риторическим.
- Татарва неблагодарная! - пробурчал он. - Апосля того, как Димитрий Иоанович на Куликовом поле Мамая побил, он по гроб обязан! Мы же столько голов поклали, лишь бы Тохтамышу в ханах утвердиться, а он…
На этом разговор оборвался - Остея позвали. Мишка лежал и почесывал давно не мытую макушку. "Дмитрий Донской за татар воевал? - напряженно думал он. - На Куликовом поле? Может, мы с Машкой в альтернативную реальность попали?"
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. На Куликовом поле русские и литовские полки сражались не против "монголо-татарского ига" вообще, а конкретно против мятежного хана Мамая. Власть законного хана Орды Тохтамыша великий князь московский не оспаривал, позже принял ярлык на великое княжение из его рук. Так что Мишка оказался в самой обычной реальности…
* * *
В бабьем городке наступило затишье. Татарские дозорные, которых оставили возле городка, несколько часов потоптались, потом начали кричать, видимо, звали своих. Варвара высунулась и томно сказала:
- Спят все, умаялись. Что кричите? Разбудить хотите?
Они еще пару часов потоптались и ускакали.
Маша все это время находилась в состоянии за гранью шока, когда реальность перестает восприниматься вообще. "Есть женщины в русских селеньях" она твердила как молитву. Все представления о добре и зле летели в тартарары, унося за собой юношеский максимализм вместе с остатками девичьих грез. Как жить, если ты убил человека? Оказывается, нормально. Можно не только жить, но и играть с дитем, шутить с подругами. Только руки от крови отмыла и пошла себе спокойно, как ни в чем не бывало. То, что раньше воспринималось как конец света, тут, в этом времени, стало обыденностью.
К исходу дня прискакал еще один отряд татар. Они долго бродили вокруг и гортанно кричали.
- Они, видно, предводителя своего зовут, - догадалась Варвара.
Поскольку никакого ответа не было, татары начали постреливать через заграждение.
- Что делать будем? - спрашивали все.
И решили ждать. Потому как, если город отобьют, то и их вызволят. А если не отобьют, то всяко не жизнь…