- Абие, - тихо сказала женщина, - абие…
То ли от корешков, то ли от успокаивающего голоса незнакомки действительно становилось легче. Маша улыбнулась целительнице, та почти улыбнулась в ответ…
И тут из-за деревьев послышался голос Мишки:
- Ушли, гады! Зато я понял, что это за трубка! Это свисток!
И Мишка вывалился из чащи, оглушительно свистя в найденную трубку. На мгновение у всех заложило уши, Мишке дольше других пришлось мотать головой, приходя в себя.
А когда очухался, удивленно спросил:
- Э! А свисток где?
Он растерянно посмотрел под ноги.
- Пропала твоя дудка, - строго сказала незнакомка. - Не простой он, зачарованный…
Мишка недоверчиво фыркнул и снова шагнул в кусты.
Маша удивленно обернулась к женщине:
- Так вы по-русски умеете говорить?
- Это вы по-нашему говорить стали, - строго ответила женщина. - Я ж говорю: зачарованная дудка была!
И, не дав Маше опомниться, спросила:
- Как звать-то?
- Маша.
- Я Прасковья. А мужа твоего как кличут?
- Кого? - изумилась Маша. - Какой муж, мне тринадцать лет!
- Ну да, ну да… - запричитала женщина, - поздновато, но ты девка хороша, может, еще кто и возьмет. У нас женихи есть, ты скажи брату…
Маша с изумлением обнаружила, что кровь остановилась, а по натертым ступням разливается блаженная свежесть.
- Было мне видение, что я в лесу чудо встречу, - бормотала травница, - чем ты не чудо? Пойдем, я тебя не брошу, у меня переночуешь. И брата зови.
И проворно стала пробираться через лес.
* * *
Маша тихо семенила рядом с новой знакомой, а Мишка шел чуть сзади, злился, и бурчал, что идут они неизвестно куда вместо того, чтоб спросить, где тут ближайший телефон. Прасковья косилась на него то ли с испугом, то ли с завистью.
По дороге она наклонилась к Маше и прошептала:
- А ладный у тебя брат. Кожа белая, зубы ровные…
Мишку чуть не перекосило от такого комплимента. Кожа, и правда, у него редко загорала, обычно сразу облезала после первого часа на пляже. А зубы… Зубы - это заслуга тети Тамары, маминой подруги. Всю зиму провел у нее в стоматологическом кресле. Оно не больно, конечно, но все равно противно, когда в твоем онемевшем от анестезии рту кто-то ковыряется. А тетя Тамара еще приговаривала: "Ничего, зато девчонки заглядываться будут". Накаркала.
И тут, в тон Мишкиным мыслям, Прасковья заявила:
- Была бы я помоложе… эх…
И сказано было вроде как Маше, и не досказано до конца, но Мишку в жар бросило от мысли, что какая-то старуха положила на него глаз. Машу это тоже смутило, и она уточнила:
- А вам сколько?
Их проводница безнадежно махнула рукой:
- Да уж все два с половиной десятка…
Маша решила, что это такая шутка, и вежливо хихикнула. Но это, кажется, не порадовало Прасковью, потому что она мрачно добавила:
- Двух мужиков поховала, а третьему не быти…
Она ввела их в дом. Сильно скособоченная, избушка щурилась на мир крохотными мутными оконцами. Тем не менее хозяйка гордо заявила:
- Вот, тута…
И прямо с порога принялась ловко топить печку, бормоча себе под нос:
- Не зябко оно… да вишь девка какая мерзлячая…
Маша уже собиралась насладиться мягким теплом печки, но дым почему-то повалил прямо в избушку. Девочка бросилась наружу, кашляя и обливаясь слезами. Мишка задержался чуть дольше - просто из принципа. Этих двух секунд ему хватило, чтобы заметить полное отсутствие дымохода. Выскочив наружу, он протер кулаками глаза и внимательно осмотрел крышу. Трубы не было.
- Я все понял, - сказал Мишка гордо.
Правда, из-за распухшего носа получилось не столько гордо, сколько жалобно. Маша хмыкнула.
- Да? И где мы?
- Где, не знаю. Но знаю, у кого.
Мишка выдержал паузу - не для пущего эффекта, а чтобы оглушительно чихнуть, - после чего продолжил:
- Это ролевики.
Маша недоверчиво покосилась на домики. У нее были знакомые толкиенисты, она знала даже одного парня, который сам плел кольчуги, но до такого натурализма они никогда не доходили.
- Нет, - замотала она головой, - это уж как-то совсем круто…
- Круто, - согласился Мишка. - Фанаты. Одежда, мебель, дома - все ауто… как его… короче, как тогда было.
- А мы как тут оказались? - поинтересовалась Маша. - Мы же возле Кремля были!
Мишка выразительно посмотрел на блондинку. Он хотел этим взглядом сказать: "Я что, во всем должен один разбираться?! Сама пошевели извилинами", - но Маша его не поняла. Она продолжала смотреть на него требовательно и нетерпеливо.
- Не знаю! - не выдержал Мишка. - Сейчас спросим!
Очень кстати у избушки возник мальчонка лет пяти.
Сначала он вылупился на Мишу, икнул от страха, потом так же уставился на Машу. Присутствие девушки мальчика немного успокоило, и он поклонился ей в ноги.
Маша нервно хихикнула.
- Э, пацан, - начал Мишка, - хватит. Слышь, мы тут заблудились, скажи, как до Москвы доехать.
Мальчик икнул еще раз и затрясся.
Маша подошла к нему, уселась на корточки и тихо попросила:
- Слушай, ты очень круто играешь. Но мы тут, правда, случайно. Скажи, где вы машину оставили. Где дорога?
Мальчик смотрел прямо в глаза Маше, но в них не отражалось ничего, кроме благоговения.
- Ты можешь говорить? - спросила Маша и повернулась к Мише: - Он немой, похоже.
И тут "немой" мальчик заголосил. Из длинной речи удалось вычленить только "Прасковья", все остальное слилось в едином потоке звуков.
Травница выскочила из хатки, схватила туесок и кивнула Маше.
- Пойдем пособишь.
- Куда?
- К Пелагее.
- Зачем?
- Идем, - шепнул Миша, - может, там кого встретим.
- Ты - нет, - отрезала Прасковья и решительным шагом пошла за мальчишкой, который шустро бежал между деревьями.
Миша выразительно развел руками и уселся на бревно. Маша потащилась следом за травницей.
Оказывается, совсем недалеко была деревня. Если, конечно, можно назвать деревней эти вросшие в землю крохотные домики.
Сначала Маша глазела по сторонам, потом опустила глаза вниз и быстро семенила за Прасковьей, потому что с каждой минутой ей становилось все страшнее. Эти ролевики явно безумны! Натурализм натурализмом, но есть же какие-то пределы! Главное - дети, сами-то ладно, но детей жалко. Эти странные чумазые существа, одетые в длинные рубахи… Босые, замерзшие!
- Пришли, - Прасковья свернула во двор и споро занырнула внутрь дома.
Маша протиснулась в избу, согнувшись в три погибели. Темно. Душно. Воздух спертый, влажный, жаркий.
Пока Машины глаза привыкали к мраку, а сама она боролась с тошнотой, Прасковья успела разложить на столе свои корешки.
- Если не родит до ночи - помрет, - спокойно сказала она.
- Что? - подскочила Маша.
- Пелагея. Уже два дня мучается.
- Где? - тупо спросила Маша.
Из груды тряпья в углу раздался нехороший стон.
Машу прошиб холодный пот.
- Вы что тут, совсем с ума посходили? Вызывайте "скорую" немедленно! Где телефон?
- Тихо, - сказала Прасковья, - мудрено говоришь, не разумею.
- Да хватит прикидываться! А если она умрет?..
- Значит, так тому и быть, - прошептала Прасковья.
Маша вылетела из избы, вляпалась в грязь по колено, шуганула курицу. В самой грязище, посередь двора сидел мальчишка, который прибегал и привел их сюда, он держал на руках совсем мелкого ребенка.
- Ты руки когда мыл? - не удержалась Маша. - Что ты ему пальцы в рот суешь?
Мальчик шмыгнул носом.
Больше всего Маше хотелось сбежать отсюда, но она не смогла придумать куда. В хату заходить было страшно до дрожи, но и бросить их всех тут уже тоже было невозможно.
- Вернусь домой, все расскажу маме, - прошептала Маша. - Она - врач. Она приедет и во всем разберется. И детей этих мы отмоем, и все будет хорошо…
Из избы раздался вопль.
Маша вздрогнула, но ноги сами понесли ее внутрь. Как ни странно, внутри уже довольно приятно пахло травками.
- Воды принеси! - не оборачиваясь, приказала Прасковья, не отходя от роженицы.
Маша опять вышла во двор.
- Где вода? - медленно спросила Маша у мальчишки, - Ко-ло-дец? Реч-ка? Во-да?
Мальчик вскочил, положил малыша на травку, сгонял за дом, принес две деревянные емкости, типа вёдра, и шустро побежал с одним по улице. Маша с большим трудом успевала за ним с пустым ведром, а уж с полным… Вернулись во двор, мальчишка подхватил малыша, который успел заползти в грязь, пока они ходили, и уселся на прежнее место во дворе.
Наверное, от обморока Машу спасло только то, что в хате было темно. Потому что одно дело смотреть по телевизору, как доктор в белом халате кричит: "Тужься!" и туча медсестер суетится вокруг, и совсем другое, когда вот так, в грязи, в тряпье. Хорошо, что с появлением травницы все пошло очень быстро, буквально через несколько минут после того, как принесли воду, Прасковья плюхнула Маше на руки крохотного красного вопящего детеныша.
- Обмой! - приказала она.
Маша чуть не упала второй раз. Но, подчиняясь властному голосу травницы, дрожащими руками стала вытирать ребенка маленькой тряпицей. Руки не слушались, новорожденная девочка орала.
- Сразу видно, что не рожамши, - забурчала Прасковья, взяла малышку, шустро обтерла ее, завернула. - Зато теперь точно в девках не засидишься! У нас кто немовлятку в руки взял - скоро рожают. И малую мы в честь тебя назовем - Марией, да, Пелагея?
- Как скажешь, Прасковья, - зашелестела из угла молодая мать.
- Отнеси ей ребенка, - опять приказала Прасковья и вышла из хаты.
Маша на негнущихся ногах подошла к женщине и положила ребенка рядом с ней.
- Не тутошняя? - спросила та.
Маша кивнула.
- Красивая… - завистливо сказала Пелагея. - Я тоже была ничаво.
- А сколько вам лет? - не удержалась Маша.
- В дюжину замуж выдали, да трое деток уже, еще двое померли… Вот и считай.
- Ты что, каждый год рожаешь? - прошептала Маша.
- А как? - изумилась Пелагея. - Чай, не порчена.
Маша мысленно представила себе их десятый класс. Всех этих накрашенных, начесанных, с маникюром и педикюром, гламурных девушек. Вроде те же семнадцать лет, но с тремя детьми их образ никак не связывался.
- Во дворе твои дети? - спросила Маша.
- Мои, а чьи ж еще?
Пелагея шустро приладила к груди малышку, которая радостно зачмокала.
- Может, их покормить? - спросила Маша.
- Да че их кормить, Миколка покормится, большой уже. А завтра мужики вернутся с охоты, так я уж и встану.
Не зная, что еще предложить, Маша вышла во двор и обнаружила, что "большой" Миколка доит козу, а малыш радостно дергает ее за хвост.
"Это не ролевики! - поняла Маша. - Это какая-то секта!"
- Идем, - дернула Машу за рукав Прасковья и засеменила к своему дому.
После Пелагеиных хором у Прасковьи казалось просторно, почти чисто и светло. Маша устало опустилась на скамью и уронила голову на руки.
- Ну что, - пристал Мишка, - нашла кого-нибудь? Где телефон?
- Миш, все плохо, - прошептала Маша.
- Слушай, а поесть тут где-нибудь можно, а? Может, кафе?
- Иди козу подои…
- Чего? - воскликнул Мишка.
- Миша, все плохо… Ты б видел эту деревню. Похоже, что мы попали в доисторические времена!
Маша с трудом подняла голову и мутным взглядом оглядела дом.
- Голова болит, - пожаловалась она.
- Да у тебя температура! - воскликнул Мишка. - Ты чего, простудилась, что ли? Вот бестолковая… Ладно, сиди, я пойду у этой… Прасковьи аспирин попрошу.
- Аспирин? - не без иронии спросила Маша.
Потом вспомнила грязные тряпки вокруг роженицы и разрыдалась.
* * *
Потом Маша помнила, что травница поила ее настоем своих корешков, помнила, что просыпалась несколько раз, но не могла поднять голову от подушки. Подушка была жесткая, колючая и очень вкусно пахла сеном. И снился Маше чудесный вид: холм, поросший дубами, две речки, сливаясь у подножья холма, блестят на солнце. И казалось, что нужно понять что-то важное… "Вот вспомню, что это, и сразу все пойму!" - решила Маша и открыла глаза.
Голова не болела. Маша аккуратно села на лавке. Даже слабости почти не было. Она вышла во двор и остановилась, щурясь на солнце.
- Проснулась, - сказала Прасковья, - вот и ладно. Я ж говорила - не помрет. А я ж знаю, когда помрет, а когда нет. Я спрашивала у них (выразительный кивок вверх), мне сказали, отойдет через тыщу лет. А брат тебе не брат - мне так сказали. И не муж. Я б его приворожила, да вижу, что не люба ему. А насилу не люблю - неправильно это.
- А где он? - спросила Маша.
- Да пошел с мужиками. Мужики сказали: раз живет, пусть работает. У нас все работают. Странный он у тебя. Я думала, бесноватый, - не, не бесноватый. Только как безрукий. Видно, издалече вы пришли, у нас такие не выживают.
- Да уж… - хмыкнула Маша. - Мы тоже, похоже, не выживем.
Вечером появился Мишка. Руки содраны, весь в синяках. Сказал, что рубили деревья. Рассказал, что чудом не убило. Заснул, пока рассказывал.
Прасковья смотрела на него с сожалением:
- Такой красивый, но такой дохлый. Будешь любить - задушишь ненароком.
Среди ночи Машу поднял дикий шепот.
- Слышь, вставай! Надо линять отсюда! Пойдем на реку, а? Вещи свои заберем, искупаемся…
Маша тупо, как сова, хлопала на Мишку глазами.
- Зачем искупаемся? Холодно…
- Вот тупая! - Мишка с трудом сдержался, чтобы не повысить голос. - Если мы еще раз искупаемся, может, мы домой попадем! Как в том кино… не помню сейчас… Короче, пойдем, вставай, ну что ты разлеглась!
Маша поднялась, и ребята постарались тихонько улизнуть из избы.
- Я вчера с мужиками поговорить пытался, - шептал Миша. - Они ненормальные! У меня собака разговорчивее! А этот берет бревно и молча кидает! Я типа его ловить должен! Да я его не подниму в жизни! Чуть не убил, гад…
На берег пришли в кромешной темноте.
Вещей своих найти не смогли, но Мишка только прошипел: "Да и хрен с ними!", после чего бодро разделся и ломанулся в воду. Быстро выскочил, стуча зубами от холода.
Городовой не появился.
Тогда, честно повернувшись друг к другу спиной, ребята залезли в воду вместе.
- У меня точно воспаление легких будет, - простучала зубами Маша.
Городовой не появился и теперь. И спустя два часа Миша с Машей вернулись к домику травницы.
- Зря мы в реку полезли, - зло прошипел Мишка, укладываясь спать на лавке.
- Ты ж сам предложил! - возмутилась Маша.
- И что? А ты не могла подумать? Ты вообще сама что-нибудь придумать можешь? Валяешься тут, типа болеешь, а я работать должен!
Маша, решив не связываться, отвернулась к стене.
- Я понял, - сообщил Мишка через пару минут, - эта река с наркотиками. И все они тут такие… обдолбанные живут.
Маша не ответила. Сжавшись в комочек, она заснула.
На рассвете их разбудили голоса.
- Я не пойду с ними, - Мишка со стоном закатился под лавку. - Иди скажи им, что я заболел и умер.
- Раз в жизни тебя заставили что-то сделать, и ты тут же умер, - хмыкнула Маша. - Хлюпик, как и все…
Девочка вышла из избы и тут же попала под натиск Прасковьи.
- Что ж вы не сказали, что с Вещуном знаетесь, а? Мне ж можно было и сказать! Он за вами пришел.
Если б не глаза, Маша никогда бы не узнала в этом бородатом старичке статного Городового. У нее перехватило дыхание, и она кинулась ему в ноги.
- Встань, встань, девка, - грудным голосом пропел "вещун" и тут же зашипел Маше на ухо: - Я ж вам сказал на месте стоять, куда вас понесло? Если б сегодня утром не увидел примятую траву у реки, в жизни б вас не нашел! Делать мне больше нечего, только бегать искать вас!
- Прости, - выдохнула Маша.
- Зови парня своего его и пошли в лес! Поговорим спокойно.
* * *
Поговорить спокойно не вышло. Мишка постоянно хамил Городовому, а Маша хамила Мише. Городовой скоро вышел из себя и даже легонько стукнул слушателей по головам палкой, на которую опирался - сначала Мишку, потом Машу.
Они сразу притихли: Мишка от возмущения, Маша от неожиданности. Даже в этом странном месте на нее ни разу не подняли руку.
- Повторяю в последний раз, - сурово произнес Городовой. - Вас занесло на тысячу лет назад.
Мишка попытался открыть рот, но получил короткую оплеуху, которая заставила его щелкнуть зубами.
- Потому что не надо было историю дразнить, - ответил Городовой на незаданный вопрос, - она очень капризная особа! Да еще в таком месте…
Тут Маша встревожилась:
- А в каком месте? Нас и во времени, и в пространстве сдвинуло, да? А куда? А почему в том месте нельзя было про историю плохо говорить?..
Городовой многообещающе поднял посох. Маша прикусила язык.
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Вам может показаться, что наши герои перенеслись не только во времени, но и в пространстве. Действительно, только что они были в Александровском саду - и вдруг оказались в какой-то речке! На самом деле в пространстве Маша с Мишкой совсем не переместились. Просто тысячу лет назад там, где сегодня Александровский сад, протекала река Неглинная (или Неглинка). В нее наши путешественники по времени и угодили. Кстати, еще двести лет назад Неглинка текла по поверхности, только в 1817–1819 годах ее упрятали в подземный коллектор.
- Про историю нигде нельзя плохо говорить, ясно? - значительно произнес Городовой.
Маша кивнула. Мишка скривился.
- А то место - особенное. Вы, кстати, в нем до сих пор, так что…
Городовой значительно погрозил пальцем.
- Это что - Москва? - ахнула Маша.
Мишка иронично осмотрелся.
- А чего, - сказал он, - нормальная такая Москва. Ни пробок, ни террористов…
Городовой внимательно смотрел на собеседников, и не думая отвечать. Казалось, он ждал от них чего-то.
- Подожди, дай подумать, - Маша схватила себя за щеки, видимо, чтобы лучше думать.
Как назло, сосредоточиться ей не дал далекий монотонный звук - как будто кто-то стучал деревяшкой по рельсу. Хотя откуда тут взяться рельсу?
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Мы привыкли, что в Москве постоянно звонят колокола, но так было не всегда. Русские колокольные мастера появились только в XII веке, но их было очень мало, и в русских церквах вместо колоколов служили била - металлические или деревянные доски, в которые били колотушками. Похожим образом были устроены и клепала.
Мишка неожиданно заметил, что Маша уже не блондинка. От грязи волосы стали неопределенного землистого цвета, как и у большинства местных жителей.
- Москва основана в 1147 году, - медленно произнесла Маша. - А мы сейчас в…