* * *
На Новый Год в Каир никого не отпустили. "Главный запретил, - сказал подполковник Хоменко, - наверное, из-за ЧП в Рас-Гарибе…" Советники угрюмо посмотрели на Чапая, а потом, с укоризной, - на Полещука, как будто он, только что вернувшийся оттуда, был виновником случившегося.
- Саня, едрена вошь, дуй в госпиталь за спиртягой! - не выдержал подполковник Субботин. - Арабийю дадим, гроши…
- Отставить госпиталь! - приказным тоном произнес Чапай. - Никакого спирта, всем отдыхать! И чтоб ни-ни! Вдруг, не дай Бог, что случится…
- Так Новый Год, Василь Иваныч!
- Ну и что? Забыли, как "через день на ремень" в Союзе? И в будни, и в праздники… Все, товарищи офицеры. Всех с Новым Годом! - И Василий Иванович Хоменко отправился в свою отдельную хибару.
Но Новый Год, как известно, святой и любимый праздник всех, без исключения, советских людей. Где бы они не находились. Встретить его в поломанной железной койке под рваным солдатским одеялом в Богом забытом египетском Агруде - было, в принципе, нежелательно. И, мягко говоря, никому из офицеров не хотелось.
Переводчики собрались в домике Полещука, так как в отсутствие продолжавшего болеть Кузакина, он был старшим. Захарченко, Хушвахтов и двое студентов-стажеров, Игорь и Денис, сгрудились вокруг Александра, решая вопрос добычи алкоголя.
- Так, мужики, обстановка хреновая, - сказал Полещук. - Новый Год встретить надо, но нечем. Какие предложения?
- Чапай сказал спать, значит нужно спать, - произнес, зевая, Сафар Хушвахтов.
- Ни, это не дело, - встрял Володя Захарченко. - Надо горилки выпить, а то - шо це за Новый рик? Я не согласен с Сафаром, тем более, что он мусульманин. У них, нехристей, другой новый рик… Короче, надо выпить!
Два пацана-стажера молчали. Да и что с них, студентов, взять? В Египте без года неделя, по-арабски почти ни бум-бум…
- Подвожу итог дискуссии, - решительно сказал Полещук. - Кто готов нарушить правила поведения советских граждан за рубежами нашей великой Родины, в смысле отмечания наступающего 1970-го года путем употребления алкогольных напитков, прошу сдавать мне деньги!
Деньги сдали все. Даже засыпающий Хушвахтов.
- Ребята, кто может договориться с водителем? - спросил Полещук. - Разбудите его, если уже спит. Только не шуметь. В Суэц поеду я.
Водитель еще не спал. Разговор с ним был коротким, а фунтовая купюра - достаточной платой за поездку. Никаких сомнений солдат не чувствовал - ведь едет русский хабир, значит - надо.
- Сашка, ты куда? - возник из темноты подполковник Субботин с сигаретой в уголке рта. - Догадываюсь, не ври. В госпиталь, наверное. Слушай, Санек, захвати и на нашу долю граммульку, а? Совсем тяжко встречать Новый Год на сухую, мужики совсем заскучали…
- Госпиталь перебазировали, товарищ подполковник, - ответил Полещук, думая, что становится, похоже, единственным поставщиком алкоголя для хабирского коллектива. - Поищу в другом месте. И на вашу долю…
Другим местом был только разбитый израильской авиацией Суэц, где еще теплилась какая-то жизнь, и где Полещук знал пару-тройку точек, вернее полуразрушенных домов, в которых можно найти то, без чего советский человек не мыслит встретить Новый Год.
Через двадцать минут въехали в Суэц. Газик остановила военная полиция.
- Хабир русий? - спросил для проформы полицейский и, не утруждая себя проверкой документов Полещука, махнул рукой: "Проезжай!"
В кромешной темноте, объезжая воронки и горы ломаных кирпичей, Полещук с трудом отыскал знакомое здание, где когда-то разживались спиртным. Но там было все заколочено, а на крики никто не отозвался. Поехали в другое место. И тоже безрезультатно: развалины, мрак и тишина… И лишь из третьего дома, почти целого, на зов Полещука вышел заспанный мужик в галабийе.
- Лязим кохоль? - переспросил он. - Пошли, поищем.
Искали при свете ручного фонарика долго. Наконец, мужик что-то отыскал. Это были две бутылки непонятно чего с полуистлевшими наклейками.
- Кохоль! - сказал египтянин и протянул Полещуку бутылки.
- Этого мало, ахи, - беря непонятные бутылки, произнес Полещук. - Ищи еще!
Мужик опять полез в темноту бывшего магазина. И надолго пропал… Завыли сирены воздушной тревоги (и откуда они взялись в полуживом Суэце?), темное небо осветилось прожекторами, звонко затрещали зенитные пулеметы, выплевывая в невидимые цели трассирующие пули, загремели взрывы…
Полещук с бутылками метнулся к машине. Движок газика уже работал.
- Ялла бина! - крикнул он водителю. - Давай, быстро домой!
На скорости выбрались из Суэца. Успели вовремя: сзади вовсю полыхал огонь, оглушительно взрывались бомбы и ракеты, громыхали пушки зенитной артиллерии, надрывно ревели двигатели уходивших на форсаже самолетов… Полещук посмотрел на часы: до Нового Года оставалось сорок минут. "Похоже, евреи не собираются отмечать новогодний праздник, - подумал он. - Или у них другой Новый год, иудейский?" Полещук прижал к себе драгоценные бутылки с неизвестным содержимым и громко закричал:
- Бисура, я вахш! Куллю ам ва инта бихейр! [Быстрее, боец! С Новым Годом! - араб., егип. ]
В Агруде Полещука с нетерпением ждали. Немудреный стол, чем Бог послал, накрыли хабиры. Они же, советники, взяв Полещука под "белы рученьки", потащили к себе. При свете разглядели бутылки: судя по этикетке на английском языке, это было бренди, остальное прочитать не удалось, так как бумажные наклейки пришли в негодность. Но это действительно было бренди, причем, настоящее и очень выдержанное (еще бы - даже бумага сгнила!), что подтвердил, решительно глотнув четверть стакана, бригадный "камикадзе" Субботин. Пригласили и переводчиков. Хотя и досталось каждому по чуть-чуть, Новый Год удался.
Распив бутылки, перешли к музыкальной программе и проникновенно затянули "Темную ночь". Тем более, что новогодняя египетская ночь была действительно темной, только "пули не свистели по степи", а доносился приглушенный расстоянием шум бомбежки в Суэце.
- Мужики, может, споете про танкиста? - вспомнил Полещук песню, поразившую его в Роде хватающими за душу словами.
"Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас, - тихо, чтобы не разбудить Чапая, запели советские военные советники невесть откуда известную им песню, - и залпы ба-а-ашенных орудий в последний путь проводят нас…"
Полещук пел вместе со всеми, думая, что песня совсем непраздничная, а перед глазами стоял голубоглазый израильтянин в пустынном камуфляже, который совсем недавно должен был его, русского, непременно убить. Но, почему-то не убил…
Глава четырнадцатая
Ожесточенная трехчасовая перестрелка произошла сегодня ночью в южной части Суэцкого канала между переправившимся на восточный берег канала подразделением египетских войск и израильскими оккупантами.
Как сообщил в распространенном агентством МЕН заявлении представитель вооруженных сил ОАР, в ходе боя было убито много израильских солдат, уничтожены танк, автомашина на гусеничном ходу и джип.
(Каир, 6 января, ТАСС)
Подполковник Сафват пошевелил забинтованной рукой и застонал от резкой боли. Он откинулся на подушку и подождал, чтобы боль утихла. Белый потолок госпитальной палаты опускался все ниже и ниже, прямо на него, и прижимал, прижимал к койке… Сафват покрылся испариной и, еле сдержал стон, но уже не столько от боли, сколько от вновь каленым железом засверлившей голову тягостной мысли: его батальон почти полностью погиб…
"Какая сволочь предала? Ведь вся операция изначально была абсолютно секретной! - размышлял командир батальона. - Даже я до последнего момента не знал времени начала переправы через канал… Как все бездарно… Тренировки до седьмого пота, досконально изученный район высадки… Жаль парней, единицы спаслись… Отыщу предателя - застрелю собственноручно, будь он хоть из генштаба! Кус умму!"
Сафват вспомнил, как на воде их лодки осветили прожекторами и в упор начали прицельно расстреливать из танков. Спаслись немногие, евреи отлично подготовились, и знали практически все: время высадки, место, силы египтян… Утечка секретной информации, без сомнения, пошла из оперативного управления генштаба, только там знали все. "Аль-гидар ляху азан!" ["И стены имеют уши!" - араб. ] - пришла ему на ум пословица. Подполковник посмотрел на свою забинтованную левую руку и подумал, что ему еще раз повезло: касательное осколочное ранение, кость не задета, долго держать здесь не будут, крови, правда, много потерял, пока вытащили на берег. И контузило сильно - до сих пор голова как чужая… Он закрыл глаза. В памяти опять возникла ужасная картина ночной расправы с переправлявшимся на тот берег батальоном. Его батальоном…
В это самое время, когда раненый комбат Сафват страдал от раны и переживаний в палате военного госпиталя Маади, Полещук был в Каире. Наконец-то разрешили отпуска, и грязные, изъеденные клопами, несколько недель не мывшиеся советники и переводчики, вовсю наслаждались благами цивилизации. Приведя себя в порядок, Полещук решил на этот раз повременить с традиционной переводческой пьянкой, и рискнул позвонить с телефона-автомата в отель аэропорта.
- Рейсовый самолет из Афин? - переспросил на сносном английском мужской голос. - Да, мистер, прибыл. Вчера. Экипаж? Мисс Тэта Эстатопуло? Здесь, мистер. Соединяю с 203 номером.
- Hello! - раздался в трубке мелодичный голосок Тэты. И Полещук на мгновение растерялся. - Who is it? Speak, please! [Кто это? Говорите, пожалуйста! - англ. Здесь и далее все общение Полещука с Тэтой Эстатопуло происходило на английском языке]
- Это я, Тэта, Александр, - охрипшим от волнения голосом ответил Полещук. - Русский. Мы с вами познакомились в спортклубе Гелиополиса…
- Ох, Александер! - произнесла гречанка после нескольких секунд молчания. - Вы где, Александер?
- Здесь, в Каире. Совсем недалеко от вас, - обрадовался Полещук и подумал: "Вспомнила, узнала… Какое счастье!" - Мы можем встретиться?
- Конечно, darling, и обязательно! Я улетаю завтра, а сегодня вечером полностью свободна. Где мы встретимся, Александер?
Произнесенное Тэтой слово "дорогой" перечеркнуло все прежние сомнения Полещука, он по-детски обрадовался, забыв про особистов, мухабарат и прочие страшилки зарубежной действительности советских граждан. Договорились встретиться в семь вечера у кинотеатра "Рокси", неподалеку от того самого спортивного клуба, где они познакомились.
Времени было не так много, и Полещук как на крыльях помчался к своему дому в Насер-сити, чтобы с кем-нибудь из коллег смотаться в офис СВС за деньгами и письмами из Союза. А потом надо было еще успеть подобающим образом переодеться: смешно идти на свидание с Тэтой в костюме, выданном в Москве на складе "десятки", в таких ходит едва ли не половина хабиров и переводчиков. "Как цыплята из инкубатора! - усмехнулся про себя Полещук. - За сотню метров видно, что идет советский вояка! Наверное, чтобы кое-кому вычислять наших было легче…"
- Щука, где ты болтаешься? - на лице соседа по комнате сияла довольная улыбка, а в руках - пакет из плотной светло-коричневого цвета бумаги. - Ты из третьей армии? Дуй на четвертый этаж, там подарки выдают. Вот - получил! - Вадим пошлепал по пакету. Виски!
Незнакомый советник из штаба армии нашел в списке фамилию Полещука и под роспись вручил ему тяжелый пакет. В нем действительно была бутылка виски "White horse" и две бутылки египетского сухого вина. На маленькой карточке красивой арабской вязью было написано: "С наилучшими пожеланиями - военный министр Мухаммад Фавзи".
"Знает министр, что дарить русским, - подумал Полещук и пошел к лифту. - Как кстати были бы эти бутылки на Новый год в Агруде! Может, захватить бутылку вина на свидание с Тэтой? Нет, пожалуй, не стоит, гречанка не поймет…"
В офисе СВС Полещук получил 104 фунта (целое состояние!) и три письма: одно - от родителей и два - от одноклассницы, Любы Сотниковой, не устававшей регулярно ему писать; давнишний школьный роман, закончившийся ничем, когда он поступил в институт, зубрил арабский, стал мотаться по командировкам. Любаша же упорно ему писала, явно лелея надежду выйти за него замуж. Полещук спрятал конверты полевой почты 44 708 в карман пиджака - прочитаю потом - и, озираясь на встречавшихся на пути к выходу одинаково одетых хабиров аппарата главного военного советника (как бы не нарваться на генерала Вову Верясова!), выскочил на улицу.
- Полещук! Саша, постой! - услышал он за спиной голос референта главного - Белоглазова.
- Да, Вячеслав Васильевич! - обернулся Полещук и подумал: "Ну, вот, не успел. Сейчас чем-нибудь озадачит…"
- Саня, привет! - сунул ему всегда слегка влажную руку референт. - Как дела на фронте?
- Нормально. Как видите, еще жив…
- Слушай, старик, тебя Озеров из торгпредства ищет. Несколько раз интересовался.
- А на кой хрен я ему сдался? - удивился Полещук.
- Не знаю. Не говорил. Ты позвони ему в контору, уж больно он был настойчив. Позарез, говорит, Полещук нужен…
- Ладно, Вячеслав Василич, позвоню. - И Полещук поднял руку, останавливая такси.
По пути в Насер-сити Полещук бегло прочитал письма: батя, как обычно, дает советы бывалого фронтовика, матушка интересуется здоровьем и питанием, а Люба подробно описывает, чем занимаются одноклассники, кто женился, кто развелся, у кого родились дети… Концовка обычная: жду с нетерпением возвращения, люблю, целую… "Озеров… - вспомнил Полещук, - работник торгпредства. Он - такой же торгпред, как я - балерина Большого театра! Разведка! А торгпредство - крыша! И расспросы его, бывшего преподавателя, тогда, на вилле, были совсем не случайными. Информацию собирает. Интересно, однако, он комитетский или из ГРУ? Нет, звонить не буду…"
Полещук собирался на свидание. Натянул джинсы, надел белую тонкой шерсти водолазку и черный лайковый пиджак - предмет зависти друзей-переводчиков, купленный аж за двадцать египетских фунтов и впоследствии весело обмытый в заведении "майора". Он посмотрел на себя в зеркало: смуглая усатая физиономия с глупой улыбкой и торчащими на голове вихрами. "Эх, не успел постричься! - подумал Полещук. - Прям-таки битл! И как это меня в офисе не отловили с такой шевелюрой?" - Он пригладил непослушные кучерявые волосы, попрыскал на себя одеколоном - английская лаванда - это вам не "Шипр" или "Тройной"! - и вспомнил про подарок. Полещук вытащил из-под кровати свой чемодан, порылся в вещах и нашел коробочку с духами "Красная Москва".
Ну, теперь, кажется, готов, - вслух сказал он сам себе и призадумался. - А цветы? А куда Тэту вести? Это же не московская девица, для которой бар гостиницы "Россия" с коктейлем "Шампань-Коблер" - предел мечтаний! Вот задачка-то! Кино отпадает, на ночной клуб… - Полещук пересчитал свои финансы. - В общем-то хватает, но потом месяц придется сидеть на голодном пайке. - Он отложил пятифунтовую банкноту - доплата за офицерский доппаек к скудному армейскому питанию в батальоне, и столько же на сигареты… Ладно, проживу… Господи, надо еще Сафвату позвонить, пропал где-то подполковник…
Когда Полещук подъехал к "Рокси", Тэта была уже там. Расплачиваясь с таксистом, он, краем глаза видел ее, стройную девушку в светлом плаще, такую знакомую и незнакомую.
- Тэта! - сказал Полещук, подходя к ней. - Здравствуй, моя любовь с первого взгляда! - пошутил он.
Гречанка немножко оторопела от такого смелого приветствия. Она улыбнулась и протянула Полещуку руку:
- Привет, Sсhuka!
- Тэта, ради Бога, не называй меня так.
- А как? - удивилась гречанка. - Я помню, что твои друзья так тебя и называли. Sсhuka! - И она засмеялась. - Барракуда, как ты мне объяснил… Ладно, буду звать тебя Алекс.
Полещука страшно тянуло к девушке, ему хотелось ее обнять, поцеловать. После канала ему казалось, что он оказался в сказке: мирный Каир, расцвеченный неоновой рекламой, шум толпы, а не грохот разрывов, и прекрасная желанная Тэта…
- Может, в кино? - спросил он, заглядывая в глаза девушки.
- Нет, Алекс, давай погуляем!
Гуляли долго. Тэта рассказывала о Греции, Афинах, родителях, брате и сестре, работе в "Олимпике". Полещук больше молчал, мучительно размышляя, что ему делать дальше. Прошлись вдоль огромной территории зеленого Мэриленда, поблукали по узким полутемным улочкам, на одной из которых Полещук решился: нежно обхватив Тэту за талию, поцеловал ее. Тэта ответила. Но началось такое… Засигналили проезжавшие мимо автомобили, с криком "Харам!" подскочил араб в галабийе, и влюбленные отстранились друг от друга…
"Еще не хватает полиции нравов! - подумал Полещук и достал сигареты. - Как это вообще можно понять? В мусульманской стране масса продажных женщин, подпольные публичные дома, а обнять на улице любимую девушку - харам?!"
- Алекс, не надо! Не расстраивайся! - сказала Тэта. - Поехали ко мне.
- К тебе? В отель? А меня пустят?
- А почему такие сомнения? Ты же мой друг, darling! Кто же мне запретит?
- О кей! Поехали!
По дороге в аэропорт Полещук попросил таксиста тормознуть у магазина и вернулся с бутылкой шампанского. Не французского, а самого настоящего "Советского Шампанского" - он знал места, а эта темно-зеленая бутылка, на его счастье, оказалась последней и, видимо, единственной. Три фунта - не деньги, гулять - так гулять!
- Darling! - сказала Тэта и быстро чмокнула Полещука в щеку. - Ты прелесть!
И только в этот момент Полещук вспомнил про духи. Он достал из кармана красную коробочку с изображением Кремля и протянул Тэте.
- Маленький презент из России, - сказал он. - Парфюм "Красная Москва".
- Красная? - переспросила Тэта. - Коммунистическая Москва?
- Да, нет же. В старом русском языке слово "красный" значит красивый…
Тэта с любопытством открыла коробочку, вытащила флакончик, поднесла к носу:
- Интересный запах, не похожий ни на что…
- Как Москва! - улыбнулся Полещук. - Нравится?
Таксист вслушивался в непонятный ему разговор пассажиров, даже обернулся на слово "Москва", но не произнес ни звука. На улице Гаруна Рашида машина свернула направо и, обогнув круглый сквер с торчащими пальмами, и миновав несколько переулков, выехала на Халифа Мансура. Еще один поворот и - знакомая Полещуку дорога, ведущая в международный аэропорт, знакомая, потому что конечной ее точкой был многострадальный Суэц.
Подъехали к отелю аэропорта, Полещук расплатился с таксистом. "Как же я пройду? - думал он. - Внешность непонятная, скорее арабская, чем европейская… Если потребуют документы, вообще атас - только временное удостоверение русского хабира, подписанное полковником Бардизи… А в отелях, тем более этом, сплошной мухабарат! Если не заловят, то стукнут точно, кому следует!"
Тэта, совершенно спокойная, с сумочкой через плечо, стояла рядом, ожидая Полещука. Он достал пачку "Мальборо", закурил, посмотрел на Тэту, потом решительно взял ее под руку, о они направились ко входу в отель.
Все получилось гораздо проще, чем думал Полещук. На рисепшене пожилой египтянин с бабочкой любезно поздоровался с ними, вручил Тэте ключ от 203 номера, улыбнулся и пожелал доброй ночи. И больше ни слова. Полещук был потрясен: "Ни кто такой, ни каких-либо документов, ни напоминания о том, что в 23 часа гость должен уйти… Фантастика!"