Она повернулась к Марте и Кривцов застыл, не зная, как та отреагирует на подобное предложение. И вообще, умеет ли Марта готовить, знает ли, как стоят у плиты? Но к его удивлению, Ланкаш согласилась:
– Конечно, только дайте, пожалуйста, фартук.
Вскоре Владимира пригласили на кухню, где раскрасневшиеся женщины священнодействовали у плиты. На столе появилась не только обещанная яичница, но и масло, каравай свежего белого хлеба, маринованные баклажаны с чесноком, холодная баранина и графин с вином.
– Война до нас еще не докатилась со всеми своими ужасами, – рассказывала Магда, радушно угощая постояльцев, – но рядом стоят австрияки, в бывших уланских казармах. Болтают, будто румыны тоже желают ввязаться в драку. Тогда жди убытков! Солдаты никогда не платят.
С удовольствием уплетая угощение, Кривцов внимательно слушал и с удовольствием отметил, что Марта и Караджич успели найти общий язык и понравились друг другу. Потягивая вино, он перевел разговор на интересовавшую его тему.
– Далеко ли отсюда до Борло?
– Дрянной городишко, – хозяйка достала из буфета вазочку с печеньем. – Попробуйте, очень вкусное.
– Чем же он так плох? – не отставал фотограф.
– Если у господина Карела там дела, то пусть он не связывается со спекулянтами, – хрустя печеньем, ответила Магдалина. – Там вообще живут одни контрабандисты, спекулянты и разбойники. Что поделать, граница! Слишком многих соблазняет легкий заработок на контрабанде. У нас рядом Черный лес, там бывают настоящие ярмарки контрабандного барахла, а полиции это только выгодно: со всех берут взятки и потом пьянствуют неделю, а то и две не просыхают. Когда пойдете за пропуском, увидите нашего пьянчужку вахмистра. Неприятный тип.
– Он местный? – уточнил Кривцов.
– Австрияк, – презрительно скривила губы хозяйка гостиницы. – Маленький, рыжий, плюгавенький, а уж гонору! И жадный до чертиков. Нет, вахмистр Винер не тот мужчина, по которому стоит вздыхать. Знали бы вы, чего стоило его отвадить, когда он решил у меня столоваться!..
Утром Владимир отправился в полицейский участок, оставив Марту на попечении Магды Караджич. В кармане его пиджака лежали паспорта с вложенными в них деньгами – как говаривали в России, "барашек в бумажке" для господина вахмистра. Свои вещи и револьвер фотограф спрятал в номере Ланкаш. Дорогой Кривцов уговаривал себя, что бояться ему совершенно нечего: документы абсолютно надежны, до забытого Богом городка вряд ли успели дойти депеши из Вены, предписывающие активно вести розыск бежавшей из столицы империи авантюристки, связанной с русской разведкой. А если они, паче чаяния, и успели сюда докатиться, то навряд ли вахмистр Винер заподозрит в мелком чешском коммерсанте пособника разыскиваемой австрийской контрразведкой дамы. В любом случае, благодарность начальства для него должна быть менее существенна, чем спрятанное под обложками паспортов солидное подношение.
Миновав несколько узких кривых улочек, фотограф вышел к зданию полицейского участка – приземистому, с узкими окнами, выходившими на небольшую, мощеную булыжником площадь. Толкнув обшарпанную дверь, он очутился в темноватом помещении, разделенном барьером, за которым сидел очень толстый человек в старом полицейском мундире и читал газету.
– Могу я видеть господина вахмистра? – поздоровавшись, скромно осведомился Кривцов.
– Зачем? – опустив газету, хрипло спросил полицейский. – Мне нужно потолковать с ним по одному приватному делу, – положив на барьер сложенную вчетверо купюру, любезно улыбнулся Владимир.
– По приватному? – толстяк небрежно смахнул с барьера деньги и, накрыв их газетой, предложил: – Обождите, я доложу.
Шаркая распухшими ногами, он вышел из-за перегородки и лениво поплелся по коридору. Остановившись у одной из дверей, прокашлялся, постучал и скрылся за ней. Потянулись минуты ожидания.
От нечего делать Владимир осмотрел дежурку и отметил отсутствие телефонного аппарата. Значит, полиция связана с начальством только почтой, а с расквартированными поблизости солдатами сносятся нарочным. Газета, которую читал толстяк, была недельной давности, следовательно, новости доходили сюда не слишком быстро. Что же, остается надеяться на успех?
– Заходите, – выглянув в коридор, позвал его полицейский.
Вахмистр Винер в точности соответствовал описанию Магды Караджич; невзрачный рыжеватый субъект с маленькими голубыми глазками, прятавшимися под кустистыми бровями, и ровной ниточкой пробора точно посередине головы. Сидя за огромным письменным столом, он покуривал фарфоровую трубку и наслаждался музыкой – в углу, на тумбочке стоял граммофон, около которого перебирал пластинки еще один австрийский полицейский.
Пропустив визитера в кабинет, толстяк закрыл дверь и остался около нее, прислонившись плечом к косяку. Это не очень понравилось Кривцову, но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
– Присаживайтесь, – показав мундштуком трубки на свободный стул, предложил вахмистр. – Что вас привело к нам?
– Мне нужно поехать по делам фирмы в Борло, – достав паспорта, Владимир положил их на стол, немного подвинув к руке Винера. – Поэтому я осмелился побеспокоить вас в надежде получить пропуска в пограничную зону.
– Пропуска? – подтянув к себе паспорта, поднял брови вахмистр. – Посмотрим, посмотрим.
Полицейский у граммофона снял с диска пластинку и поставил другую. Заскрипела пружина, возводимая оборотами ручки, опустилась игла, и Кривцов чудом удержался, чтобы не вздрогнуть – из раструба граммофоновой трубы полился глуховатый цыганский басок Вари Паниной.
– Нравится? – голубые глазки Винера уперлись в лицо Владимира.
– Что-то цыганское? – как можно безразличнее ответил он, заставляя себя остаться невозмутимым. Еще бы, услышать голос известной русской исполнительницы романсов тут, в захолустном сербском городке, да еще в австрийском полицейском участке! Неужели провокация?
– Да, – перелистывая паспорта, бросил Винер. – Контрабанда, но как она поет! Есть неподдельное чувство. Что вас интересует в Борло, господин коммерсант?
– Овчины, – улыбнулся фотограф, заметив, как вахмистр сбросил лежавшие в документах деньги в открытый ящик стола. – Там они значительно дешевле, и я хочу съездить прицениться, прежде чем решаться на закупку большой партии.
За спиной сопел толстяк, полицейский у тумбочки с граммофоном беззастенчиво разглядывал Владимира, кривя губы под тонкими, подбритыми в ниточку усиками. Винер отложил паспорт на имя коммерсанта Карела Чавелки и начал придирчиво вчитываться в документ Марты Ланкаш, многозначительно хмыкая и морща лоб.
– А эта женщина? – он закрыл паспорт и положил на него ладонь. – Кто она? Ее тоже интересуют овчины? Зачем ей в Борло? Может бить, ей лучше подождать вашего возвращения здесь?
– Это моя близкая знакомая, – слегка потупился Кривцов, – нам не хотелось бы расставаться, тем более, она помогает мне вести дела.
– Понимаю, – иронично усмехнулся вахмистр. – А вас не предупредили, что мы ввели залог?
– Залог? – удивился фотограф. – Я не знал, во если это так необходимо…
Показывая готовность пойти навстречу пожеланиям господ полицейских, он вытащил бумажник и вопросительно взглянул на Винера. В конце концов, если тот хочет получить еще, можно заплатить: без документов возникнут непредвиденные осложнения. К чему рисковать, почти достигнув цели непростого путешествия?
– Да, залог, – Винер побарабанил пальцами по крышке стола. – Ведется непримиримая борьба с контрабандой. Оставьте три сотни, а по возвращении подучите их обратно. Даю гарантию.
"Ну, это ты, голубчик, положим, врешь, – отсчитывая деньги, усмехнулся Кривцов. – Мне их больше не видать, как собственных ушей!"
– Пожалуйста, – он положил купюры перед вахмистром.
– А товар? Товар у вас есть? – убирая деньги все в тот же ящик стола, прищурился Винер.
– Какой товар? – не понял Владимир.
– С каким собираетесь ехать в Борло. Есть или нет?
– Я же вам объяснил, что намерен прицениться к овчинам, – начиная понимать, что он, похоже, влип в дурную историю, и от полицейских так просто отвязаться не удастся, терпеливо объяснил Кривцов. – Я собираюсь покупать, а не продавать.
– Хорошо, хорошо, – подняв руку, прервал его до того молчавший полицейский, стоявший у тумбочки с граммофоном. Пластинка кончилась, труба шипела, но он не обращал на это внимания. – Какова будет сумма предполагаемой сделки?
– Ну, сейчас трудно ответить определенно, – протянул фотограф, прикидывая, сколько еще потребуют с него алчные блюстители порядка?
– Десять процентов, – ткнув пальцем в стол перед собой, не терпящим возражений тоном приказал Винер. – Или никаких пропусков!
– Но помилуйте, – сделал робкую попытку возмутиться Кривцов.
– Хватит, Пигель! – поморщился вахмистр. – Довольно морочить нам голову!
– Господин ошибся, – привстал Владимир, но тяжелая лапа стоящего за спиной толстяка опустилась ему на плечо, заставляя сесть.
– Нет, не ошибся, – засмеялся Винер. – Ты Пигель, контрабандист! Мы тебя узнали. Попался, прохвост! Теперь ты нам все выложишь о своих дружках!
– Я Карел Чавелка, у вас мои документы! – рванулся Кривцов, но толстяк был начеку и ловко завернул ему руки за спину.
– Подделка твои паспорта! – вскочив, заорал вахмистр. – Подделка! Грязная свинья! Ты надеялся нас обмануть? Не выйдет! В камеру!
Подскочил стоявший у граммофона полицейский и вместе с толстяком потащил упиравшегося Кривцова к двери.
– Посиди, подумай, – крикнул вслед Винер.
Владимира выволокли в полутемный коридорчик, протащили к ступенькам короткой лестницы и впихнули в камеру, успев сноровисто обшарить карманы. Лязгнул замок. Фотограф остался один в небольшом помещении со сводчатым потолком и зарешеченным оконцем в толстой стене.
"Лихо, – опускаясь на топчан у стены, подумал Кривцов. – Банда вымогателей! Видимо, я промахнулся, когда сразу положил деньги в паспорта, и они решили выжать из меня все, обобрав до нитки. Поганая история".
Самое отвратительное в том, что документы остались у проклятого Винера, а без них никак не добраться до явки в Борло. И неизвестно, какие еще пакости придумают вахмистр со своими подчиненными, чтобы выжать из неподатливого коммерсанта все его деньги? Как выбраться отсюда, что делает сейчас Марта, оставшаяся в гостинице Магды Караджич?
О, Боже, можно было бы заплатить этому рыжему мздоимцу, но впереди обратный путь, а после того, как побывали в гостях у Орлича, денег стало значительно меньше. И золото, спрятанное в гостинице, трогать нельзя – им предстоит расплатиться с проводниками за переход границы. Но самое главное, удовлетвориться ли Винер, если дать ему еще денег? Скорее всего, нет. Он будет требовать все больше и больше.
А когда все вытрясет? Не повезут ли после этого Кривцова и его спутницу подальше в горы, чтобы сбросить в пропасть? Или просто выгонят из города без гроша за душой?
Поднявшись, Владимир обошел камеру – обычная полицейская "холодная", с вонючей парашей в углу. Встав на край топчана, он выглянул в окно. Видно часть улицы, соседние дома и стайку босоногих мальчишек, увлеченно гонявшихся друг за другом.
– Эй! – окликнул их фотограф, помахав просунутой сквозь прутья решетки рукой.
Мальчишки подбежали ближе, с любопытством глядя на узника.
– Кто хочет заработать монету? – не теряя времени, начал переговоры Владимир, боясь, что в любой момент может появиться кто-то из подручных Винера.
– Давай! – выступил вперед один малец.
– Получишь, если сбегаешь в пансион мадам Караджич и скажешь, где я. Понял? Знаешь, где ее гостиница?
– Знаем, – загалдели мальчишки. – A не обманешь? За что тебя засадили австрияки?
– Я им очень не понравился. Бегите, чем скорее вы скажете обо мне, тем скорее вам дадут гостинцы.
Мальчишки убежали, а Кривцов, спрыгнув с топчана, начал мерить шагами камеру. Догадается ли Марта, как ему помочь? Сейчас все зависит от нее…
* * *
День прошел спокойно, если так можно назвать пребывание в камере полицейского участка. Владимир ждал, что появятся сам вахмистр или его церберы, и начнут вновь требовать денег или, паче того, решат посчитать ему ребра, чтобы сделать сговорчивее. В таком случае он решил оказать сопротивление и силой вырваться на волю. Вступать в схватку с полицейскими Кривцов не боялся – вахмистр явно не боец, а с двумя другими противниками он справится. Правда, такой оборот его не очень устраивал: стоит ли затевать побоище в участке и поднимать на ноги солдат? Но, с другой стороны, позволить избивать себя, означало поставить под сомнение успех всего предприятия – тогда прощайте пропуска, прощай Борло и желанная Румыния.
Однако его никто не потревожил. Даже поесть не принесли, не дали воды, не позвали на новую беседу в кабинет вахмистра. И от Марты ни слуху, ни духу. Сообщили ли мальчишки, где он находится? А если нет, то как теперь дать знать о себе? Конечно, женщины могут догадаться, что он задержан полицией, но какие меры они решатся предпринять для его освобождения?
Ночью, скорчившись на жестком топчане, – в камере оказалось очень холодно, – Владимир вертелся с боку на бок, строя планы освобождения, но, как на зло, в голову не приходило ничего путного.
Когда в зарешеченное оконце заглянул первый луч солнца, Кривцов был уже на ногах. Ему пришла в голову мысль, что Винер не зря вчера не проявлял никакого интереса к отправленному в камеру человеку, обвиненному в занятии контрабандой. Видимо, вахмистр послал своих подручных в город, арестовал Марту, а теперь будет добиваться денег, взяв ее заложницей. Нет, остается только одно – выломать доску из топчана и ждать появления тюремщика, чтобы проверить, окажется ли его череп крепче, чем доски, из которых сколочена мебель в "холодной". А там уже как кривая вывезет. Не сидеть же здесь вечно?
Неожиданно, он услышал, как кто-то тихо позвал за окном:
– Карел!
Владимир насторожился. Почудилось, или действительно позвали? Но вот снова слышен женский голос:
– Карел?! Ты здесь?
Подскочив к окну, он выглянул – какая-то нищая селяночка, покрытая широким клетчатым платком, прижимала к груди буханку хлеба, видимо, в надежде отыскать своего мужа или жениха и сунуть ему через прутья краюху, чтобы бедняга не помер с голоду.
– Чего тебе? – окликнул женщину Кривцов. – Нет здесь твоего дружка, уходи.
– Карел! – радостно вскрикнула крестьянка и, встав на цыпочки, подала ему буханку. – Скорее!
– Марта? – изумился фотограф. – Ты?
– Берите, быстрее, – отдавая ему хлеб, жарко шептала женщина. – Там все! Они приходили, но Магда помогла. Я жду!
Оставив в его руках каравай, она мигом повернулась и, закутавшись в платок, побежала по узкой улочке прочь от полицейского участка. Владимир хотел остановить ее, но не успел.
Сев на топчан, он положил рядом буханку и вымученно улыбнулся – все же она пришла, разыскала. Но что значили ее слова об ожидании? И что означает "там все"?
Кривцов подбросил буханку на ладони – слишком тяжела. Разломив ее, он увидел завернутый в промасленную бумагу пистолетик-хлопушку, из которого Марта ранила Орлича. Там же была коротенькая записка, всего два слова: "Черный лес".
Проверив браунинг, фотограф спрятал его в жилетный карман и принялся за хлеб, чувствуя, как урчит от голода в животе. Молодец Марта, теперь у него есть все, что нужно – хлеб и оружие.
Доев, он подошел к двери камеры и начал стучать. Через пару минут откинулась заслонка глазка, и голос толстяка недовольно спросил:
– Зачем стучишь? Кормить не велено.
– Мне надо срочно переговорить о вахмистром, – сообщил Владимир. – Передай ему, я согласен на все условия.
– Давно бы так, – пробурчал полицейский, отпирая дверь камеры. – Выходи, но не вздумай бежать. Шагай!
Вот и знакомая дверь кабинета. Интересно, повторится вчерашняя сцена или Винер будет один? От этого зависело многое.
Вахмистр сидел за столом, а в углу опять копошился полицейский, занимаясь граммофоном, установленным на тумбочке.
"Меломан! – разозлился Кривцов. – Или просто боится оставаться наедине с задержанным? Тогда совсем худо. Но делать нечего, проверим, что у Винера сильнее: жадность или страх?"
Конвоир подтолкнул фотографа к стулу посреди комнаты и привычно встал у косяка, прислонившись к нему спиной. Все, как вчера.
– У меня было время подумать, – глядя в пол, начал Владимир.
– Похвально, похвально, – осклабился Винер, показав золотые коронки на передних зубах. – Кстати, вы отлично говорите на немецком, Пигель.
– Я не Пигель, – поднял на него глаза Кривцов. – Мне есть, что сказать вам, господин вахмистр, но…
– В чем дело? – насторожился Винер. – Договаривайте, здесь все свои. Не стесняйтесь.
Заметив, что полицейский в углу отвернулся к граммофону, фотограф сделал пальцами условный знак контрабандистов, означавший "золото". Вахмистр откинулся на спинку кресла и прищурился:
– Впрочем, если ты хочешь поговорить наедине… Выйдите на минутку, – обратился он к подчиненным, – подождите в коридоре, но не уходите далеко, я позову.
Полицейские вышли. Кривцов вместе со стулом придвинулся ближе к столу. Оглянувшись на дверь, как бы желая убедиться, что их никто не может подслушать, он выхватил из жилетного кармашка пистолет и направил его на вахмистра.
Винер побледнел. На висках у него выступили мелкие бисеринки пота. Как зачарованный глядя на темную дырочку ствола, вахмистр потянулся к открытому ящику стола.
– Руки! – шепотом приказал Кривцов и Винер, словно обжегшись, отдернул руку от ящика.
– Чего тебе надо? – часто моргая, спросил он. – Ты же не выйдешь отсюда!
– Говори потише, – предупредил Владимир. – И не вздумай звать своих болванов, я успею продырявить тебя раньше, чем они примчатся. Где бланки пропусков?
Вахмистр молча показал на шкаф, нервно кривя губы под рыжими усами: надо же так вляпаться, да еще в собственном кабинете. Он уже решил: жизнь всегда дороже, а с подчиненных потом можно шкуру спустить за то, что не обыскали как следует этого Чавелку, или как его там?
– Положи руки на стол, – велел Кривцов. – Теперь медленно встань и подойди к шкафу. Учти, я попадаю в подброшенную крону!
– Да, да, – бочком идя к шкафу и не сводя глаз с оружия в руке фотографа, кивнул вахмистр. – Вот бланки.
– Садись, выписывай пропуска… Так, промакни чернила. Молодец! Вложи бланки в паспорта и медленно подай мне.
Взяв документы, Владимир сунул их в карман и поднялся:
– Выходи из-за стола!
– Зачем? – не двигаясь, спросил Винер. – Я сделал все, что вы хотели.
– Еще не все, – не опуская направленного на вахмистра оружия, Кривцов обошел стол и взял из ящика пистолет Винера. Одной рукой вытащив из него обойму, он положил ее в карман, потом схватил полицейского за ворот мундира:
– Поднимайся! Совершим маленький моцион.
Винер понуро поплелся к двери и неожиданно равнулся, собираясь закричать. Однако Кривцов был начеку – сжав шею вахмистра, он приставил пистолет к его виску:
– Убью, мерзавец! Только пикни!
– Понял, – трясущимися пальцами застегивая пуговицы, заверил Винер. – Я все понял.