Морозова немного переживала из-за своих кустодиевских объемов. Поэтому зимой она регулярно ходила в бассейн, а летом старалась как можно чаще плавать в Москве-реке. Как раз в Серебряном Бору.
Морозова облюбовала в этом заповедном уголке столицы заливчик и подолгу сидела в реке, сжигая лишние калории.
Обычно Морозова приезжала Серебряный Бор в субботу и в воскресенье. А в последний раз художница побывала там в будни. Именно этот визит побудил Морозову на время покинуть Москву и для восстановления нервной системы отдохнуть в тихой деревне от суеты и пороков мегаполиса.
* * *
В Серебряном Бору во вторник было немноголюдно. На берегу ее любимой бухточки загорал одинокий худосочный молодой человек в плавках необычайно насыщенного бирюзового цвета (его, то есть цвет плавок, Морозова, как профессиональный художник, отметила сразу). Кроме плавок этот молодой человек больше ничем не выделялся.
Так вот, он, обнаружив появление Морозовой, приподнялся со своего полотенца, казалось бы, равнодушно (как с некоторой досадой констатировала про себя художница) посмотрел в ее сторону и вновь улегся, продолжая принимать солнечные ванны. Морозова сняла очки, разделась и, оставшись в купальнике, полезла в воду.
Как всегда, она плавала долго от одного края бухточки к другому, наслаждаясь прохладной водой, чудесным видом и полным безлюдьем. Неожиданно она обнаружила, что ее одиночество мнимое - молодой человек в бирюзовых плавках, который, по ее представлениям, должен был бы спокойно загорать на своем полотенце, не делал этого. Потом Морозова заметила, что он странным образом оказывался каждый раз на том берегу, к которому она подплывала.
Пытаясь найти объяснение этому феномену, Морозова, близоруко щурясь, стала следить за юношей и выяснила, что пока она плыла от одного берега заводи к другому, незнакомец стремительно (только ярко-синяя искра плавок мелькала в прибрежных кустах) обегал бухту и ждал прибытия пловчихи.
Причем ожидал он ее не бескорыстно, а, как удалось разглядеть Морозовой, приспустив свой купальный костюм.
Обнаружив, что она без ее ведома используется в сексуальном плане, Морозова разозлилась и стала двигаться быстрее, а потом и вовсе, доплыв до середины бухточки, внезапно возвращалась.
У молодого человека была слабая физическая подготовка, он начал опаздывать, и у него оставалось все меньше и меньше времени, чтобы щегольнуть перед Морозовой своим мужским достоинством.
Морозова своей тактикой настолько измотала юношу, что когда он в очередной раз добежал до финиша, то рухнул на землю. Сил у него ни на что не осталось - даже для того, чтобы снять плавки.
Тут Морозова подплыла к берегу, где, тяжело дыша, сидел страдалец. Но не из жалости. А как раз наоборот.
- Что ты все носишься? - укоризненно сказала Морозова этому сексуальному марафонцу. - Я ведь без очков все равно ничего не вижу!
- А вы подплывите поближе, - захныкал юноша, приподнимаясь.
- Вот еще, - гордо фыркнула Морозова и погребла прочь.
* * *
Местный житель, поймав ее взгляд на своей ширинке, ничуть не смущаясь, спрятал подол красной рубахи и неторопливо застегнул пуговицы.
- И все-таки, как вы относитесь к "Черному квадрату" Малевича? - прервал незнакомец размышления Морозовой о трудностях мужского существования.
- К "Квадрату" Малевича я отношусь сдержанно, так как больше склонна к реализму. Кроме того, к его "Квадрату" я относилась бы хорошо, если бы он в таком же стиле написал бы и себя. Но его автопортрет, насколько я помню, выполнен в подчеркнуто-реалистической манере.
- Тогда вам совершенно необходимо посетить мое скромное пристанище, - сказал обладатель синего милицейского галифе. - Там я на стене недавно совершенно случайно обнаружил старинные фрески. Вполне реалистичные.
Морозова удивилась, во-первых, такому нетрадиционному способу знакомиться, а во-вторых, тому, что, судя по форме приглашения и своей стати, этот гражданин был явно потомком графа (правда, судя по всему, сильно обедневшим).
- Как-нибудь непременно зайду, - уклончиво ответила Морозова, решив, что он может быть и неряшлив, но уж по крайней мере не страдает тем психическим расстройством, как ее бирюзовый юноша из Серебряного Бора.
- Буду ждать, - сказал потомок. - А найти меня просто - ведь я ваш сосед. - И он, поклонившись, зашагал прочь.
Морозова вернулась к своему этюднику, немного сожалея о том, что чудесные золотисто-розовые блики на реке исчезли, и размышляя, что же ей делать с уже высохшей розовой кляксой.
""Розовый круг" Морозовой, - подумала художница, разглядывая пятно, - ничуть не хуже чем "Черный квадрат" Малевича. Но вряд ли он будет так же популярен".
Посчитав, что день для творчества сегодня не удался, Морозова собрала этюдник и пошла домой. И только по пути к деревне она сообразила, что по соседству с домом бабы Светы, у которой художница снимала комнату, никаких дворцов нет, а значит и изучение старинных фресок отменяется.
"Интересный народ мужики, - размышляла Морозова, открывая калитку. - Неужели у него не было никакого другого повода познакомиться, как через "Черный квадрат" и несуществующие фрески?"
* * *
Морозова долго привыкала к своей хозяйке. Это была старуха (представившаяся Морозовой как "баба Света") родом из Белоруссии, потомственная крестьянка. У нее был белорусский акцент (так, вместо "тряпочка" она говорила "трапочка") и огромные вставные железные зубы. Бабка, кроме того, по вечерам смотрела телевизионные сериалы и постоянно приставала к Морозовой с вопросами - женится ли герой на героине или нет. Наконец, баба Света постоянно разговаривала. Но так как она была одинока, то разговаривала в основном сама с собой, да еще со всякой живностью - с поросятами, козами, курами, утками, с кошками и даже с мухами. И ко всякому живому существу у бабы Светы находились ласковые слова. Удивительнее всего было то, что все эти нежные эпитеты были производными мата. Причем владелица железных зубов дала каждой божьей твари свое имя. Поэтому уже через несколько дней художница, не выглядывая в окно, могла безошибочно определить, с кем беседует старуха - с поросенком ли, никогда не жалующимся на свой аппетит, либо с вернувшимся с ночных похождений котом.
Кроме этих достоинств бабка еще прекрасно солила огурцы и виртуозно гнала самогонку. Этим она прославилась по всей округе и из-за этого же была дружна не только со всеми соседями мужского пола, но и с представителями власти. Местные околоточные специально заезжали в Господское - угоститься ее деликатесами и проверить, не обижают ли бабу Свету.
В качестве квартирной платы (денег с художницы хозяйка не брала и к тому же снабжала овощами, молоком и яйцами) Морозова должна была обсуждать с бабой Светой бесконечные телесериалы и успокаивать ее, убеждая, что, в конце концов, герой, конечно же, женится на героине.
Морозова постепенно познакомилась со всеми окрестными завсегдатаями бабкиного шинка - любителями просветленной опаловой самогонки и соленых корнишонов.
Однажды визави Морозовой оказался тот самый ценитель "Черного квадрата".
На этот раз про Малевича он не спрашивал. И ширинка у него была застегнута.
Алексей (оказалось, так его зовут) после второго стакана высококачественного бабкиного напитка стал снова настойчиво приглашать Морозову посмотреть на его фрески.
Морозова вежливо отказывалась.
- Не ходи, не ходи к нему, у него собака злая, - поддакнула бабка.
- Злая только когда голодная, - возразил Алексей. - Так когда придете?
- Как-нибудь позже, - отвечала Морозова.
- Как знаете, - сказал Алексей и ушел.
* * *
Бабка затопила печку. Морозова воспользовалась этим и разложила на лежанке свои работы - сушить.
- Что это Алексей мне всё про фрески говорит? - спросила Морозова бабку, помогая ей мыть посуду.
- Это он про картину в евоном доме. На стене нарисована. Да почитай, такие картины в каждом доме в Господском есть. Да и у меня тоже есть. Только я, как в эту избу переехала, такое безобразие сразу ковром занавесила. Хочешь, покажу?
Морозова согласилась. Ей было любопытно взглянуть на фрески в деревенской избе. Такого она еще никогда не видела.
Бабка приподняла ковер, скромно отвела глаза в сторону и стыдливо захихикала. Морозова с удивлением посмотрела на бабку, не ожидая от импровизаторши-матершинницы проявления таких целомудренных чувств.
Под ковром действительно была фреска. Очень грубая копия "Союза Земли и Воды" Рубенса.
Морозова как профессионал отметила, что художник был сильно ограничен в красках (охры у него был дефицит, а берлинскую лазурь он заменил малахитовой зеленью). Вместе с тем бросался в глаза и смелый мазок мастера и его незаурядная фантазия - художник пририсовал Нептуну огромную корону, а Кибеле - богатое ожерелье.
Судя по маргиналиям на фреске, этот дом сменил немало хозяев. Все комментарии касались, естественно, взаимоотношения полов (Морозова обнаружила, что картина была явно дореволюционная, так как некоторые слова несли в себе букву "ять"), причем позднейшие художники многократно пытались увеличить женственность властительницы Земли.
- Вот стыдоба какая, - произнесла хозяйка, с умилением взирая на зеленоватого мужчину в самом расцвете лет.
- Ну почему же стыдоба, - возразила Морозова. - Это классика. Копия Рубенса. Или лучше сказать - вариации на темы Рубенса. Интересно, кто ее рисовал, в этой деревне?
- Я этот дом прямо с картиной и купила, - отвечала старуха. - Хотела сначала стену побелить, чтобы срамоты не видеть, а потом ковер повесила. Время будет - побелю.
- Не надо, оставьте. Это искусство. А все-таки, кто это рисовал?
- Говорят, артисты в этой деревне раньше жили.
- Да нет. Артисты в театре играют. Да еще в кино снимаются. И в телесериалах. Как в "Рабыне Изауре". А картины рисуют художники, - терпеливо разъясняла Морозова (чувствовалось, что когда-то она окончила педагогический институт). - Как Микеланджело, как Рафаэль, ну и как я.
- Не знаю, не знаю, - не стала возражать старуха. - Говорят, артисты жили, а кто это безобразие нарисовал - того не ведаю. Да такие картины, почитай, в каждом старом доме были. Вот на днях и Алексей в своем доме такую же на стене нашел.
"Надо же, не врал Алексей, - подумала Морозова. - Значит и у него есть домашние фрески". И вслух спросила бабу Свету:
- А почему он только недавно картину обнаружил, а раньше не видел? Она у него тоже ковром завешена была?
- Да нет, обоями заклеена. Вишь, стена у него упала, обои отлепились, он ее и увидел.
- Тоже "Союз Земли и Воды"?
- Чего?
- Ну, Нептун и Кибела, - и догадавшись, что бабка и на этот раз не поняла, добавила - ну, мужчина и женщина, как у вас?
- Нет, только баба и то только половина. Верхняя. Да давай сходим, посмотрим, раз тебе это интересно.
- Да неудобно!
- Если хочется, то везде удобно! Неудобно одной молодой женщине к неженатому-холостому мужчине ходить. А мы удвоем пойдем. И потом, ему ко мне ходить самогонку пить - удобно, а нам неудобно?! Айда!
* * *
Старуха с Морозовой подошли к калитке соседской избы.
- Алексей, ты дома? - крикнула старуха и толкнула калитку.
- Дома, - отвечал невидимый Алексей. - Подожди немного. Сейчас собаку покормлю и освобожусь.
- Это дело сурьезное, - сказала баба Света, торопливо выходя на улицу и увлекая за собой Морозову. - Придется подождать.
На пороге показался Алексей. В руках у него была кастрюля. Из дома раздался оглушительный собачий лай, а потом - и вой.
"Как собака Баскервилей", - с тревогой подумала Морозова, на всякий случай прячась за бабку.
Алексей меж тем вылил содержимое кастрюли в миску, потом вернулся в избу. Оттуда послышались приглушенные звуки борьбы человека и животного, невнятный голос Алексея, прерываемый собачьим визгом.
Наконец дверь резко распахнулась, и из нее стремглав вылетел огромный рыже-белый спаниель. Оглушительно лая, он бросился к миске. Морозова успела заметить, что на его голову был натянут кусок старого женского чулка. От этого кожа на голове пса подтянулась, и глаза стали раскосыми и безумными, как у татарского воина с картины Ильи Глазунова. Спаниель, мельком взглянув на стоящих за калиткой посетительниц, ткнулся мордой в миску и замолчал. Слышно было, как он с чавканьем насыщается. Опасливо поглядывая на спаниеля, к ним подошел Алексей и рассказал Морозовой, почему его собака ест в чулке.
* * *
Собака, имевшая исходную кличку Адат (которую Алексей переделал на Отелло), досталась ему уже взрослой.
Его прежние хозяева в то время, когда спаниель был еще щенком, забавлялись с ним: отнимали у песика миску с едой, наблюдая, как он, повизгивая, неуклюже-торопливо бежит за ней. Поэтому у бедолаги с детства впечаталось в сознание, что еду у него могут в любой момент отобрать. Со временем хозяевам, наконец, прискучило это дурацкое развлечение. Но привычка, приобретенная Адатом в младенчестве, осталась навсегда. Услышав звук наполняемой миски, спаниель сатанел, из добродушного ласкового увальня мгновенно превращался в стремительную неукротимую зверюгу, которая, сметая всё на своем пути (он неоднократно опрокидывал замешкавшуюся хозяйку и однажды едва не свалил трюмо), несся к заветной цели - к своей посудине и так молниеносно опорожнял ее, что только брызги летели в разные стороны.
При этом длинные уши собаки попадали в миску и пачкались. Хозяева, когда песик был еще маленький, только умилялись и после каждого кормления мыли его в ванной. Подросшему спаниелю перед едой уши стали скреплять на голове бельевой прищепкой. Сначала это помогало, но в процессе энергичной трапезы прищепка слетала. Хозяева подбирали все более тугие скрепки, с такими мощными пружинами, что даже голодный спаниель забывал про еду и, воя от боли, лапами старался соскрести их с ушей.
Наконец хозяева нашли выход: они стали перед едой напяливать ему на морду кусок старого чулка, прижимавшего собачьи уши. В таком виде его и подарили Алексею.
* * *
Алексей завершил спаниелью историю как раз в тот момент, когда зверь, наконец, насытился и моментально преобразился в ласковое домашнее животное. Владелец старинных фресок снял с собаки чулок (и у нее тут же исчез монголоидный разрез глаз) и обратился к гостьям.
- Чем могу служить?
- Непотребство твое пришли смотреть, - деловито сказала баба Света.
- Вы мне обещали фрески показать, - торопливо пояснила Морозова.
- Прошу, - пригласил Алексей и распахнул дверь.
Отелло прошел в дом первым, после него проследовали старуха с Морозовой, а за ними - галантный Алексей.