* * *
Наконец-то Сергей оказался в своих любимых угодьях. Он решил сначала навестить лог, где из года в год держалась медвежья семья, а потом сплавиться на резиновой лодке по Ропотихе - речушке, которая текла по всему заповеднику и пересекала несколько троп косолапых.
Сергей с удовольствием шел по лесной дороге, приглядываясь к знакомым местам.
Первые следы он обнаружил в молодом осиннике, в котором словно прошел ураган: некоторые деревца были повалены, другие согнуты до самой земли.
Сергей побродил среди осинового бурелома, представил себе, как медведь лакомился листьями, богатыми в июле жирными кислотами, как зверина, встав на задние лапы, гнул тонкие деревца до земли, словно гигантский ленивец из книги про ископаемых зверей.
Сергей, подумав, что всё это он может, к сожалению, только домыслить, пошел дальше.
На просеке Сергей встретил Диму, как всегда щеголявшего новеньким камуфляжным костюмом. Тот вертел над головой антенной приемника, пеленгуя своих помеченных весной тетеревов.
После приветствия Сергей спросил, нет ли каких новостей.
- На Медном озере живет ботаник. Из Питера, - доложил Дима. Только я с ним не разговаривал. Я мимо проходил, а он в это время на мостках белье стирал. И почему-то на белье совсем и не смотрел, а всё на тайгу озирался. И банкой стучал.
- Какой банкой?
- Консервной. Постирает-постирает и банкой о мостки постучит. Я поэтому к нему и подходить-то и не стал.
- Ладно, разберемся и с ботаником и с его банкой, - сказал Сергей и, попрощавшись с Димой, пошел дальше.
Сергей добрался до лога, поросшего густым заповедным разнотравьем. Зоолог пробродил там несколько часов. Он нашел старые следы медведицы с медвежатами. Звери, выкапывая корневища раковой шейки и объедая листья скерды, истоптали весь лог. Но все следы были старые. Сергей прошел еще немного, распугивая взлетающих из травы бабочек-мнемозин и наконец понял, почему мать увела свое потомство из этого сытного места: на логу совсем недавно поселился огромный самец. И медведица, опасаясь за жизнь детенышей, решила уйти.
Сергей спугнул тетерку с выводком, в котором было только два уже крупных птенца (он еще удивился, что их было так мало), и наконец обнаружил то, что хотел найти - лёжку нового владельца кормной долины. Она располагалась под огромным валуном. Примятая трава и земля под ней были теплыми - медведь услышал Сергея и бесшумно скрылся. И еще зоолог понял, почему в выводке тетерки было всего два птенца, - остатки еще трех он нашел рядом.
Сергей, рассматривая следы этого зверя, вспомнил, с какой завистью читал иностранные публикации, в которых зарубежные специалисты описывали, как они усыпляют медведей пулями-шприцами, начиненными снотворным, берут со спящего зверя всевозможные промеры (даже зубов!), умудряются в полевых условиях взвесить обездвиженное животное и, наконец, самое главное - надевают на него, как на тетерева, ошейник с радиопередатчиком, при помощи которого следят за всеми его перемещениями.
О такой технике Сергей мог только мечтать. Два года назад Сергею, наконец, повезло - на него "вышли" норвежские специалисты. Они разработали простой способ определять зверей в природе - по уникальному, единственному для каждого животного генетическому коду. Для этого нужна была самая малость, - добыть от каждого медведя всего несколько клеток с ядрами, там, где и хранилась требуемая дезоксирибонуклеиновая кислота.
Сначала норвежцы искали участки, где медведь метил территорию, - драл кору на деревьях, надкусывал и заламывал небольшие елки. Там косолапый обычно терся о стволы, оставляя на них шерсть. А в ней сохранялись волосяные луковицы, с которых и имелась так нужная для науки ДНК.
Но этот метод был не очень удобен - ведь мест, где медведь оставляет свою шерсть, в лесу не так уж много.
К счастью, оказалось, что клетки, содержащие в себе ценную информацию, находятся также и в желудочно-кишечном тракте, откуда они периодически выводятся наружу естественным путем.
Поэтому норвежцы быстро переключились на сбор медвежьего дерьма и достигли в этом значительных успехов. Его искать было гораздо проще, чем медвежью шерсть, и оно поставлялось зверем в гораздо большем количестве ("до ведра", как писал в дневнике один лесник заповедника).
Именно с просьбой о помощи в сборе этого ценного продукта и обратились норвежские специалисты к Сергею.
Он вспомнил, как к нему впервые приехали зарубежные медвежатники - делиться опытом. Сергей повел их тогда на лог, туда, где звери держались из года в год и где можно было наверняка гарантировать встречу если не с самим дерьмоносителем, то хотя бы с его производным.
С ними увязались и две солидные дамы - ботаники заповедника. Был июнь - время цветения дикого пиона. Весь луг был розовым от роскошного ковра цветов. И ботанические дамы, конечно же, обратили внимание зарубежных специалистов на это чудо. Норвежцы рассеянно оглядели пунцовую долину, из вежливости достали фотоаппараты и сделали несколько снимков.
А через минуту Сергей в густых зарослях цветущих пионов обнаружил кучу свежеснесенного помета.
От нордического характера северных зоологов не осталось и следа. Дерьмо было с радостными возгласами сфотографировано (причем на этот раз они на пленку не скупились), тщательно осмотрено, промерено, взвешено, а его образцы были особыми лопаточками торжественно помещены в специальные герметические флакончики.
Глядя на искреннюю радость зарубежных ученых, тешащихся щедрым медвежьим подарком, дамы насупились. А одна из них с явной горечью сказала другой:
- Я же говорила вам, что они все-таки к сожалению, не ботаники. Растения они не любят так, как мы с вами.
Сергей в отличие от гостей адекватно воспринимал красоту цветущего лога. Настолько, что предложил норвежцам сфотографироваться в чудесной долине. Иностранцы молчали. Тогда Сергей подошел с одному из медвежатников, быстро выхватил у него из рук "Роллейфлекс" (иностранец, лишившись его, побледнел; Сергей только через полгода, рассматривая каталог заграничной фототехники, узнал, что по цене аппарат был сравним с мерседесом). Но тогда Сергей этого не знал и, желая запечатлеть варяжских гостей на фоне моря бушующих пионов, стал ловко прыгать вверх по склону по гранитным валунам. И с каждым его прыжком заграничный специалист, с тревогой следивший за своим фотоаппаратом, бледнел всё больше. Таким он и получился - белый как полотно на фоне алых цветков.
* * *
Сергей, вспоминая норвежцев, собрал нужные образцы помета в оставленные ему для этой цели зарубежными специалистами пластиковые контейнеры, а потом пошел к Медному озеру - проведать петербуржца с банкой.
Этот участок был для Сергея совершенно не интересным - в районе озера медведи почему-то отродясь не селились.
Дорога на Медное была легкой, без подъемов и спусков. Сергей шел по со́гре - смешанному равнинному лесу, спугивая с дороги выводки рябчиков и тетеревов, отмечая, что черники в этом году много, а вот брусники неурожай, в седунах-низинах рвал недозревшую морошку, хрустящую, несладкую, с холодящим привкусом.
Досаждали северные комары. Сергей вспомнил приезжавшего в прошлом году москвича, который с восторгом уничтожал здешних кровососов, говоря, что они ему напоминают социализм - рослые, добротные, матерые насекомые, которые хорошо хрустят под пальцами, и не чета либеральным столичным созданиям, которых, когда давишь, даже и не чувствуешь. Комариные размышления Сергея были прерваны посторонним звуком - где-то далеко легонько звякало железо.
Звук приближался: похоже, чья-то заблудившаяся корова с боталом возвращалась домой.
Медвежатник остановился. Из-за поворота лесной дороги вышла отнюдь не буренка, а как раз ботаник. За его спиной был рюкзак, за поясом - топор, в одной руке - палка, обмотанная сверху паклей, в другой - две консервные банки на веревке.
Этими-то банками ботаник постоянно тряс, испуганно озираясь по сторонам.
Неожиданно слева от звенящего горожанина с шумом взлетел выводок тетеревов.
К удивлению Сергея, ботаник развернулся в сторону птиц и неистово заколотил жестянками, словно поп, отмахивающийся кадилом он нечистой силы.
Тут путешественник, наконец, увидел Сергея. Специалист по сложноцветным перестал бренчать гибридом кастаньет и церковной утвари, и облегчено вздохнул.
- Медведь, - произнес ботаник.
Сергей недоуменно посмотрел на него, потом еще раз на банки, а затем на топор за поясом петербуржца и странную палку в его руке. В это время у последнего тетеревёнка, затаившегося на обочине, наконец-то сдали нервы и он, грохоча крыльями, поднялся в воздух.
Ботаник судорожно загремел жестянками.
- Медведь, - шепотом сказал он Сергею.
- Да нет, это тетерев. А банки зачем?
- Читал "Злой дух Ямбуя" Федосеева? Там один геодезист, когда по тайге ходил, всё время по чайнику стучал. И мой знакомый то же самое делал, когда на Кавказе работал. Каждый день выходил из кордона - давилки проверять. И обязательно с ведром. И не только потому, что именно в ведро удобнее научный материал, то есть мышей, собирать, как помидоры с грядки, но самое главное потому, что он все время по этому ведру кружкой легонько постукивал, чтобы, значит, медведи, которые по соседству жили, вовремя были оповещены о приближении человека. Звери на Кавказе мирные, но всякое бывает. Вот я и подумал, что ведро или чайник с кордона уносить негоже, и приспособил банки.
- А это что у тебя? - спросил Сергей питерца, судорожно сжимавшего древко неизвестного оружия.
- Факел. Против медведя.
- И топор тоже против медведя?
- И топор тоже.
- Рассказывай, где ты его встретил, - наконец-то понял несчастного Сергей. - И когда.
И ботаник рассказал, что когда он неделю назад шел по тропе на Медное, его пугал медведь, сначала заламывая ивовые кусты, а затем, выскочив метрах в пяти от опешившего человека, стал топтаться и припадать на передние лапы, словно играющая собака. И только истошный крик насмерть перепуганного ботаника заставил зверя отступить.
- Можешь банки выбросить. И факел тоже, - сказал Сергей. - Я только что по этой тропе прошел и никого не встретил.
На этом они расстались. Но как только ботаник скрылся за поворотом, Сергей снова услышал знакомый звук железа.
* * *
К вечеру Сергей добрался до шумевшей перекатами Ропотихи.
Он прошел до стоящего на берегу кордона. Рядом со стандартной заповедной избушкой располагалось старое охотничье зимовье - ку́шня, построенная еще тогда, когда заповедника здесь не было. А недалеко серел небольшой полусгнивший столбик с криво вырезанной ножом еле различимой надписью: "Здесь медведь задавил Ноговицына". Звери в этой тайге водились издревле.
На кордоне целый месяц никого не жил - кострище и все тропинки заросли травой. Сергей взял косу и проделал основные магистрали - до реки и до шатрового дощатого домика. Потом он открыл дверь избушки (Сергей с удивлением отметил, что дверь пять раз была прострелена из карабина, причем стреляли изнутри) и вошел в помещение. Здесь, как на всех кордонах заповедника, был образцовый порядок. На видном месте лежал журнал посещений.
Сергей разжег костер, принес с реки ведро воды и повесил над огнем чайник. Только после этого он, зайдя в избу, сел на нары и начал листать журнал. Там он нашел запись, проливающую свет на еще одну медвежью историю и объясняющую загадку простреленной двери.
Судя по записям, лесник (а это был тот самый работник заповедника, который не отличался графоманией, но сейчас его письменный отчет был очень подробным), посетивший этот кордон месяц назад, мирно сидел в этом жилище, когда услышал какой-то громкий звук в тамбуре. Лесник решил, что это наверняка какой-то крупный зверь, так как никого из людей здесь в это время быть не должно. Поэтому лесник передернул затвор казенного карабина, пять раз выстрелил в дверь и только потом выглянул. В тамбуре он никого не обнаружил, а вот трава была примята и на ней - следы крови. Вероятно, как писал он в журнале, к кордону подходил медведь.
Сергей с ужасом прочитал эту историю, так как представил, что было бы, если бы он вот так, без предупреждения, ввалился в тамбур, когда в избе гостевал этот стрелок. Зоолог решил, что теперь придется, подходя к любому кордону, еще издали орать, что он не медведь.
Сергей успокоился после того, как попил чаю. После этого он вытащил из тамбура резиновую лодку. К счастью, пули ее не задели. Он накачал лодку помпой-"лягушкой", потом отнес к реке, спустил на воду, загрузил вещи и привязал носовой конец за ближайший куст.
Затем Сергей прошел метров сто по берегу вверх по реке. Здесь на пересечении двух медвежьих троп стояла огромная ель, которую звери маркировали, царапая кору когтями. Сергей внимательно осмотрел ствол. Все метки-задиры были старые. И, к сожалению, медвежьего помета рядом тоже не было.
Сергей сел в лодку, и течение понесло ее. Он погреб немного, потом положил весла, взял короткий спиннинг и пустил желтую блесну в омуток, над которой Ропотиха кружила одинокий березовый листик.
Сергей вытащил из этой ямки двух хариусов и взялся за весла, невольно любуясь крутыми гипсовыми берегами, казавшимися розовыми в лучах заходящего солнца.
Лишь только лодка исчезла за поворотом, как из тайги на берег, прихрамывая, вышел огромный темно-коричневый, почти черный медведь. Он долго стоял в живописной позе, вглядываясь туда, где только что скрылся Сергей. Медведь принюхался, развернулся, подошел к огромной ели, встал на задние лапы и когтями оставил глубокие борозды на ее стволе.
КАРАТ
Сначала было темно. А вокруг - невидимая гладкая стена. Потом тесная темнота надоела ему; он слегка ударил клювиком по преграде и тихонько запищал. Темнота не отступила, но кто-то, бывший снаружи, сказал:
- Первый проклёвывается.
Он понял, что говорят о нем, и снова ударил. Раздался треск, и показалось маленькое светлое пятнышко.
И он стал бить своим слабым клювиком в этот просвет снова и снова. Наконец скорлупа подалась, и он оказался на свободе.
Кто-то невидимый убрал ненужные теперь скорлупки и подвинул теплый свет поближе к нему.
- Вот так.
И он почувствовал, как мокрый пушок, покрывающий его тельце, быстро высыхает.
Он устал, закрыл глаза и заснул. Сквозь сон он слышал, как пищат его соседи, как они стучатся и как раскалываются их скорлупки.
Он проснулся оттого, что впервые в жизни почувствовал голод. Он поднял вверх свою головку с полуоткрытыми глазками, раскрыл клювик и запищал.
- Сейчас, сейчас, - раздалось откуда-то сверху, и что-то удивительно вкусное попало ему в рот. Он торопливо проглотил кусочек и снова поднял вверх раскрытый клювик. И снова его покормили. А по потом еще раз. А потом он устал и заснул.
* * *
Так продолжалось изо дня в день. Как только он просыпался, кто-то давал ему кусочки мясного фарша.
Кто за ним ухаживает, он не видел. Потому что он вообще пока еще видел плохо.
Но постепенно он начал различать все то, что его окружало.
Первым обрел контуры теплый желтый круг. Это была лампа. Потом проявились белые стенки ящика его нового дома. Затем - блестящий пинцет, приносящий ему пищу.
Постепенно и в огромном, заботливом существе вырисовывались детали - руки, держащие пинцет, голова, на которой сначала обозначились глаза, а затем - и рот, оказавшийся источником Голоса. Наконец через неделю все соединилось в единое целое - в Человека.
Рядом за белыми стенками слышался писк его соседей, греющихся под своими лампами и которых Человек тоже кормил. Он слышал, как они жадно насыщались.
Через полторы недели Человек аккуратно сложил когтистые пальцы каждого птенца, просунул их в металлическое кольцо, а затем осторожно передвинул его выше - на цевку.
- Это вам первый подарок, - произнес он.
* * *
Шли дни. Он рос. Однажды он смог приподняться и заглянуть через стенку своего ящика. В соседних сидели странные существа, покрытые сероватым пухом, с огромными когтистыми лапами, крючковатыми клювами, большими карими глазами и крыльями-культяшками, на которых пробивались темные перья.
Некоторые существа дремали под лампами, другие просто таращились, двое или трое, вытягивая шеи, заглядывали в соседние отсеки, а один уже начавшим грубеть голосом орал, требуя еды.
На стене висело большое зеркало. В нем отражались коробки с птенцами. В одной из них коробок он увидел себя - и понял, что он такой же, как и все: уродливое, с начинающими пробиваться перьями, с несуразно большими лапами крючконосое создание.
* * *
Он подрос, окреп, и его вместе с другими птенцами стали ненадолго выносить из комнаты. Оказалось, что за ее стенами - огромный мир. В синей вышине светила лампа, гораздо более яркая, чем та, под которой он грелся в комнате. Стен там не было вовсе, зато вокруг стояли высоченные зеленые колонны, в которых кто-то отрывисто чирикал, по серым тропинкам бегало, покачивая длинных хвостиком, какое-то маленькое существо. Оно иногда взлетало в воздух, что-то ловило и снова опускалось вниз.
* * *
Через полтора месяца, после того как он появился на свет, в комнату пришел Человек. Он внимательно осмотрел каждого птенца, пересадил всех в одну большую коробку, а затем куда-то унес. Человек оставил в комнате только одного, - того самого, который вылупился первым.
- А это тебе второй подарок - новые опутенки. - С этими словами он надел птенцу на каждую лапу по короткому мягкому кожаному ремешку. - Привыкай. А завтра я тебя перенесу в новый дом.