Как мог, я осторожно вызволил этот злополучный крючок и убедился, что наш подлещик уже не жилец… Лидка еще не знает об этом. Она осторожно опускает подлещика в свое ведерко-аквариум и, наверное, очень хочет погладить пойманную рыбешку там, в воде. Я не возражаю - отпускать подлещика нельзя, он все равно останется у нас. Я ничего не говорю Лидке, и она, опустив ладошку в свой аквариум, осторожно подводит ее под рыбку. Потом чуть-чуть приподнимает нашего подлещика и снова опускает его в воду.
А тем временем поплавок опять путешествует вдоль рядка листьев кувшинки: туда - обратно, туда - обратно… И еще одна поклевка. И как ни старался я, но и на этот раз мой крючок не зацепился за губу рыбки, а опять оказался у нее далеко во рту… Выходит, и эту рыбку тоже не опускать - так что у нас уже две пойманные и оставленные себе рыбки: подлещик-крошка и плотвичка, немного побольше Лидкиной ладошки.
Не знаю, что больше интересовало тогда мою внучку: поплавок, насторожившийся в ожидании очередной поклевки, или эти две рыбки в ее ведерке-аквариуме…
Нет, она не слишком беспокоила пойманных рыбешек, не очень чтобы навязывала им свою игру, но отвлечься от ведерка-аквариума, видимо, уже не могла…
Увы, по всему видно, что наши пойманные рыбешки совсем скоро заснут: они то и дело заваливаются на бок и вот так боком-боком поднимаются вверх.
- Дед, а можно их отпустить?
Я, как могу, понятней, объясняю своей внучке, что произошло здесь во время нашей рыбной ловли, и что сама рыбная ловля - это никак не развлечение.
- Когда-то люди, жившие здесь, возле этой реки, ловили рыбу себе на обед - это была, пожалуй, что, их главная пища. Вот и мы ловим рыбу, чтобы сварить уху. Если уха нам не нужна, то и ловить рыбу не следует. А ловить рыбу и отпускать - это совсем плохо. Это почти то же самое, что собирать грибы, а затем оставлять их в лесу у пенька. Или еще понятней: рвать цветы, а затем выбрасывать букеты… Нет, Лидка, если ты пошла за грибами и сорвала их, то надо нести грибы домой и отдавать бабушке - пусть она их варит, жарит. Также и цветы: если уж сорвал цветок, то неси его домой, ставь в вазочку с водой, любуйся этой красотой, не бросай на полпути к дому. И если тебе не нужны ни грибы, ни цветы, то и не рви их, оставь их там, где нашла - полюбуйся ими, запомни надолго такую встречу… Вот и мы с тобой взялись за рыбную ловлю - значит, лови рыбу хоть на маленькую уху. А если мы не хотим ухи, то просто сиди на берегу у воды и наблюдай за разными рыбами…
- Вот видишь в воде у самого берега, на дне стайку каких-то рыбок? Видишь?
Лидка недолго присматривается и объявляет мне:
- Вижу, вижу. Давай их поймаем.
- Если мы с тобой решили сварить уху, то давай попробуем поймать на уху и этих рыбок.
Рыбки, небольшой стайкой стоявшие у самого дна нашего заливчика, оказались, конечно, пескарями - да еще какими хорошими, не чета нашему подлещику-крошке. Они тут же обнаружили нашего червя и один за другим оказались в Лидкином ведерке. И тут у нас уже не возникало никаких терзаний, сомнений - мы в этот раз отправлялись на настоящую рыбную ловлю, и три толстеньких пескаря, попавшиеся нам на крючок, и стали как раз весомой добавкой к нашей и пусть совсем маленькой ухе.
Стайка пескарей куда-то исчезла. Я еще и еще раз опускал свою снасть в то место, где только что стояли эти рыбки, и только совсем потом, когда мы уже решили заканчивать нашу рыбную ловлю, нам с Лидкой попался еще один обитатель речки Устье: пузатенький, колючий ершик. Лидка осторожно взяла его в руки, рассмотрела со всех сторон и, уже не играя, не развлекаясь с ним, опустила пойманную рыбку в ведерко.
Вот так вот: подлещик-крошка, небольшая плотвичка, три пескаря и ерш - и завершили мы свою охоту-промысел, настоящую рыбную ловлю, в которой участвовала и моя внучка.
Что останется у нее после этой рыбной ловли? Будет ли помнить она свой первый в жизни поплавок возле листьев кувшинки? Запомнит ли она мой урок по части ухи и поймет ли, что развлекаться на берегу речки, потягивая только ради удовольствия живущих здесь рыбешек, никак нельзя, как нельзя рвать, а затем выбрасывать те же цветы, что весело встретили тебя на твоем пути?.. Не знаю… Но пока моя внучка сидит рядом со мной в машине и бережно держит на коленях свое ведерко, в котором везем мы бабе Гале переложенных травой наших рыбок - нашу добычу…
И конечно, баба Галя дома тут же принимается за рыбу, а там и готовит уху, и пусть только маленькую, как говорят рыбаки у нас на севере, когда рыбы для ухи в этот раз поймано совсем немного.
ВОКРУГ ОНЕЖСКОГО ОЗЕРА (путевые заметки)
Раньше я никогда не писал путевых заметок, хотя путешествовать приходилось, но почти всегда цель моих путешествий лежала дальше обычного созерцания маршрута - я стремился, как правило, к какому-то конкретному месту, событию, а потому сама дорога к цели не представляла для меня особого интереса… Так на Алтай я отправился, чтобы встретиться о Чулышманом, рекой-стихией, где когда-то имело место Царство тайменей-гигантов, а на Камчатку я стремился, чтобы встретиться с Тихим океаном и поприсутствовать при ходе тихоокеанских лососей на камчатских реках. И в прошлом я только однажды предпринял путешествие, еще не зная, куда конкретно приведет меня намеченная мной дорога…
Это была моя первая встреча с настоящим Севером. Она началась на самом юге Архангельской тайги, со станции Коноша и должна была завершиться где-то у Повенца, уже в Карелии - я должен был миновать Каргопольскую низину, выйти к Онежскому озеру и встретиться там с легендарным маршрутом, проложенным когда-то М.М.Пришвиным, подарившего читателям после этого путешествия свою замечательную книгу "В краю непуганых птиц".
Не скрою, что, планируя тогда свое путешествие, я собирался по окончанию его попытаться создать тоже что-то более-менее близкое по жанру к книгам-путешествиям М.М. Пришвина. И возможно, так оно и вышло бы, если в пути мне не светила еще одна моя заветная звезда - звезда К.Г.Паустовского, автора покорившей меня еще давным-давно "Мещерской стороны".
М.М.Пришвин и К.Г.Паустовский - для меня это два берега-направления моей собственной реки-речушки… Я мечтал, как Паустовский, найти однажды и открыть для себя и для других свою собственную "мещерскую сторону", но открыть немного поглубже, как совершал открытия новых для себя мест ученый человек - М.М.Пришвин… Паустовский был для меня всегда поэтом в прозе, а Пришвин - примером ученого-путешественника, способного приоткрыть для своих читателей самые глубинные тайны мироздания… Вот именно К.Г. Паустовский с его "Мещерской стороной" и явился очень настойчиво ко мне, когда я вслед за пришвинским "волшебным колобком" вступил во владения Каргопольской тайги и встретил на своем пути лесную красавицу-деревушку по имени Поржала.
Но не только эта встреча и память-мечта о собственной "мещерской стороне" остановили меня в моем походе - здесь, в Поржале, от пастухов, пасших скот на отгонном пастбище, я и узнал, что впереди меня ждет так называемая ненаселенка: все населенные пункты, обозначенные на моей карте, через которые и был намечен мой маршрут, совсем недавно опустели, обезлюдили - эти поселения посчитали ненужными, неперспективными и в приказном порядке вывезли оттуда все население. И теперь я при всем желании не мог во время путешествия по тайге нигде пополнить свои продовольственные запасы…
Вот так и остановилось мое путешествие в деревушке Поржала, тоже прошлой зимой оставшееся без людей - здесь я и принялся открывать неизвестную мне землю, разыскивая по тайге старые тропы, которые, как правило, приводили меня всякий раз ко все новым и новым озерам. Возле этих озер я оставался порой подолгу, ловил рыбу - видимо, здесь я был первым в местной истории рыболовом со спиннингом в руках, а там и с зимней удочкой, вооруженной мормышкой. Здесь я охотился за щуками-страшилищами, которых называл для себя "крокодилами севера". Эти щуки иногда доставались мне в качестве трофея-подарка за терпение и мужество после долгой борьбы-катания вслед за такими неукротимыми тварями в чуть живом челночке-душегубке… Здесь-то я и стал впервые оставлять на листе бумаги свои впечатления от всего увиденного и пережитого, но, увы, это чаще были рассказы, зарисовки-новеллы, но никак не записки путешественника…
Но вот теперь, спустя много лет, я все-таки попытался хоть как-то исправить свой недостаток и более-менее подробно рассказать о новом своем путешествии по нашим северным местам, которое началось у меня в позапрошлом и продолжилось в прошлом, 2002 году
Начать эти записки надо, видимо, с того, что последнее мое свидание с Севером было помечено весной 1991 года. Десять лет я не видел настоящего северного неба, не слышал северной озерной волны и за все это время, считайте, ни разу не брал в руки никакой рыболовной снасти. И вот теперь я в пути. Правда, теперь путь уже немного не тот, что в первый раз: у меня за плечами нет тяжелого рюкзака и мои руки не заняты никакой снастью-оружием. Вся поклажа сейчас в салоне моего "уазика" - буханки (скорой помощи) и передо мной не стена леса, не окрайки таежного болота, не берег озера, а шоссе Москва-Вологда…
Июль. Жара. Выехали еще в темноте, оставили сзади по раннему утру Ярославль, и я жду встречи с Вологодской землей - все-таки это уже почти Север.
Дорога до Вологды не очень впечатляет - по пути лишь какие-то речушки. Хоть у некоторых из них и весьма звучные имена, но выглядят они здесь, в своем верхнем течении, не слишком солидно, да еще жестокая летняя засуха сделала свое дело и почти совсем опустила воду в речках - по крайней мере так кажется мне из кабинки машины.
От Вологды поворот на запад, а там почти сразу же на северо-запад в сторону Ферапонтова, Липина Бора и Вытегры… За Вологдой жду встречи с Кубенским озером. Большая вода справа угадывается по мареву и облакам, собирающимся над озером. Дальше нет-нет да и проглянет сиреневым миражом сама даль водного пространства. Ищем подъезд к воде. Но карта показывает, что по берегу, возле самой воды Кубенского озера, здесь нет никаких поселений, нет к воде и никаких дорог - на карте по самому берегу зеленью закрашены то ли какое кустье, то ли деревья и среди них неуютными штрихами указано сплошное болото. Все населенные пункты в стороне от воды, на высоких, сухих местах. Наконец рискуем и по указанной на карте тропке с большим трудом пробиваемся к самой воде по старому тракторном следу…
Противоположный берег не виден, как на море - глаз останавливается только на редких лодках, будто приподнятых над водой. Лодки неподвижны - там, видимо, коллеги по рыболовной страсти… У воды после полуденной жары-пекла дышится чуть легче. Но тут на тебя набрасываются слепни. Слепней уже по дороге за Вологдой целые полчища. Следы от разбившихся слепней остаются жирными пятнами и полосами на лобовом стекле. У воды этих мучителей еще больше. Разделяться, зайти в воду и так остановиться, отдохнуть не получается. Омываешься, быстро натягиваешь на себя сухую одежду вместо напитанной потом и тут же в машину. Машина воюет с гнилой дорогой, но в конце концов вызволяет нас из заросшей болотным кустьем прибрежной полосы.
Снова шоссе. Присматриваемся, где бы остановиться, загнать машину в тень и передохнуть. Ни справа, ни слева никакого подходящего места. В Ферапонтово не заглядываем - это на следующий год именно там обнаруживаем вполне приличное место для отдыха.
Справа очень красивое озеро Никольское, большое, с живописными дальними берегами. Но эта красота в стороне от трассы - там мир, тишина и уют северного поселения. Если бы там была какая-нибудь организованная стоянка, чтобы не портить колесами автомашины сельский покос, не вмешиваться без предупреждения в чужую жизнь.
Пытаемся найти место для отдыха в Липином Бору. Спускаемся от городка на юг, присматриваемся к берегу озера Белого. То же сырое кустье и тучи слепней… Возвращаемся на трассу. Дорога идет на север. Вскоре находим съезд на сухой лужок. Здесь недавно косили, а дальше небольшая вырубка. Прижимаем машину к самому лесу, в тень, и тут же поспешно ставим палатку, чтобы слепни не забрались туда… Часа два отдыхаем и снова в путь…
Екает сердце - по карте справа от трассы уже знакомые мне по прежней таежной жизни имена: Индоманка, Кема, лесорубный поселок Мирный, который и снес под корень весь лес вокруг моей деревушки Поржала, оставив после себя мертвую пустыню, отмеченную лишь пнями да разным древесным ломьем…Вспоминать все это не хочется
Уникальное географическое состояние - Каргопольская низина, территория-водораздел между Балтикой и Северным ледовитым океаном, где как раз и жила-была когда-то моя лесная деревушка, уже в прошлом вместе со своими озерами-сокровищами, по берегам которых после лесорубного разбоя только пустые, бочки из-под солярки… Хибальское, Окштомское, Долгое, Елимское, Верхнее, Янсорское, Климовское, Погостское - это имена-память моих дорогих озер, подаривших мне когда-то на всю жизнь свой цвет, свою музыку - колдовские голоса таежной воды…
Идем вдоль Большой Индоманки, затем по левую руку река Кема. Вижу перекаты-переборы - приходит мысль о хариусах. Но нам не положено здесь оставаться - наша цель: Вытегра, а там Онежское озеро и Вознесенье.
За Вытегрой начинаем расспрашивать карту: где можно подъехать к онежской воде?.. По карте, как и у Кубинского озера, юго-восточный и южный берег моря Онего автотранспорту недоступен: здесь вдоль воды широкой полосой тоже гнилое болотное кустье.
Ночуем возле Вознесенья прямо в машине, загнав "уазик" в песчаный карьер - другого подходящего места, тем более возле воды, здесь так и не нашли,
С утра на паром через Свирь и вдоль западного берега Онего через Петрозаводск и Кондопогу к Лижме-губе. Там у меня друзья.
Летняя губа Лижма совсем не такая, как зимой - живая, говорливая от легкой волны. Узнаю остров, знакомый мне по зимней рыбалке. Вон там луда, где промышлял я когда-то онежских окуней… Сейчас на эту луду по вечерам выходят паровой лещ и паровой окунь - рыба крупная, отлично берущая на ручейника, который добывается тут же по берегу среди камней. Хорош для такой ловли и червь, но черви в Карелии дефицит. Паровой окунь не отказывается и от блесны-лепестка.
Мой друг выезжает на луду на своей старенькой байдарке. Опускает якорь и тянет, тянет из воды увесистых рыбин. За короткий срок у него целая ноша (рюкзак, заплечник) рыбы. Семья большая, но рыбы вдосталь.
Байдарку мотает на якоре из стороны в сторону, переваливает с боку на бок. Такая ловля мне не в привычку - здесь чувствуешь себя цирковым жонглером, стоящем на большом шаре, который все время кто-то упорно старается выкатить у тебя из-под ног…
На Лижме мы не задерживаемся, хотя и сманивают нас сигами. Сиги на этот раз явились вдруг по летнему времени и в большом числе. Но летние сиги - это только сетевая рыба, а мы молимся удочкам и спиннингу. Наверное, надо сразу пояснить, что паровой окунь, который исправно ловился посреди лета возле знакомой мне луды Лижмы-губы, это вовсе не из области кулинарии - паровой в данном случае не имеет ничего общего с неким паровым способом приготовления той или иной пищи. Паровой окунь - это природное явление, классическое для наших северных водоемов, когда возле озерных луд и мысов в жаркое, паркое, парное северное лето появляется вдруг и в большом количестве очень приличный голубой окунь…
Голубоватый оттенок одежды этого жителя наших северных озер объясняется прежде всего тем, что наш голубой окунь обитает в основном на глубине в отличие от своего зеленоватого собрата, с ярко-оранжевым разводом по животу, предпочитающего в качестве основного места обитания заросли рдеста, кувшинки, белой лилии и куги. Зеленый - это травяной окунь, обитающий в основном на мелководье. Такой зеленый окунь является и монопольным хозяином мелких лесных озер-ламбушек, где и в помине нет никаких глубин. И в таких водоемах обычно ни о каком паровом окуне никто не вспоминает - зеленый окунь в своих приписных угодьях есть всегда, за исключением глухого зимнего времени, и вы разыщите его тут, вооружившись нехитрой рыболовной снастью с крючком и с червем на этом крючке.
Другое дело - окунь голубой, который будто исчезает из водоема с последним весенним льдом, когда он отменно ловится и на блесну и на мормышку на лудных окатах - уйдет лед и исчезнет эта рыба.
Правда, отыскать этого окуня можно и в конце мая, когда он выходит из глубин к тем же лудам, чтобы отметать икру. В это время его и добывают промысловой снастью, ловушками-катисками. Но мы уже вроде бы договаривались, что промысловая снасть нас сейчас не интересует.
Какое-то время катиски снабжают промышленников свежей рыбой, но заканчивается нерест, и голубые окуни снова исчезают в своих глубинах… Что делают они там? Чем питаются после нереста?.. Говорят, что в тех водоемах, где кроме окуня водится еще и северная рыбка-корюшка, которая тоже большую часть времени проводит именно на глубине, окуни вполне обходятся именно такой добычей. И я часто видел окуней, поднятых с глубин промысловой снастью, в животах которых была именно эта рыбка-корюшка.
Ну, а если есть корюшка там, на глубине, то надо ли отправляться на охоту куда-то еще?
Видимо, именно так и рассуждают наши голубые окуни, пока не приходит щедрое летнее тепло, пока неутомимое летнее солнце не начнет как следует печь, парить истосковавшуюся по теплу северную землю и воду.
Обычно такие погоды на нашем таежном севере наступают где-то в самом конце июня - в самом начале июля. Вот тут-то и торопись к луде, опускай якоря, погружайся в безмолвную тишину приближающейся белой ночи и жди, когда поплавок твоей удочки без предупреждения круто пойдет под воду. Подсечка, подсачек и в лодке красавец-окунь, паровой окунь, только-только поднявшийся из глубины к твоей луде.
Паровой окунь исправно начинает брать еще с вечера, когда жаркий день уже теряет силы, устает от распарившего все вокруг солнца. Сначала выходят к луде рыбы поменьше, а там все крупней и крупней…
Говорят, что такая ловля продолжается до самого утра, и что самые солидные горбачи, колобахи, попадаются рыбаку-старателю только в полуночное время…
Сам я обычно до полуночи парового окуня никогда не стерег - мне хватало впечатлений и рыбы от двух-трех вечерних часов, проведенных на луде. К полуночи я обычно возвращался домой, чтобы с утра пораньше снова попасть на луду и поискать ответ на вопрос: когда, в какое время скатывается паровой окунь на глубину? А ответ был таким: как бы рано по утру не оказывался я возле луды, где вчера вечером пировали голубые окуни, этих самых окуней я никогда уже не находил - выходило, что они отправлялись на свой дневной отдых еще до утренней зари, чтобы снова выйти из своих глубин к лудам и мысам в конце нового жаркого дня.
Что уж вело этих таинственных рыб по летнему, парному времени в их каждодневной дороге к лудам и мысам? Вслед за какой именно добычей устремлялись они сода?.. За той же корюшкой? Вряд ли - корюшка в это время, судя по всему, оставалась на глубине.
Может быть, окуни направлялись к своим лудам и мысам в надежде поохотиться за мелкой плотвичкой-сорогой, которая обычно и крутилась в это время в зарослях того же рдеста, окружавшего и луды и мысы?.. Может быть… По крайней мере, паровой окунь ловился не только на червя и ручейника, но и с жадностью хватал малька и т. н. "хвосты", самые обычные хвосты сорожек, подцепленные на крючок…