Шарп оттянул назад курок до щелчка. Не выпадет ли капсюль? Стрелок качнул пистолет, однако медный кружок сидел в гнезде плотно.
- Десять шагов, джентльмены! - объявил Форд, - Раз. Два…
Шарп пошёл вперёд, держа пистолет чуть на излёте. Страх холодной лягушкой засел в животе. Краем глаза майор видел привалившегося к сосне Харпера.
- Семь. Восемь. - Форд перекрикивал свист ветра.
С каждым шагом Шарп приближался к краю обрыва. Французы-рыбаки достали вёсла и торопливо гребли, уводя баркас подальше от торчащих из воды скал.
- Девять. - Форд закашлялся, сглотнул и выкрикнул, - Десять!
Шарп сделал последний шажок и подставил ветру спину. Бампфилд уже вскинул пистолет. Шарпу почему-то представлялось, что моряк окажется дальше, а тот был совсем рядом. Правая рука повисла плетью, отказываясь подчиняться. Джейн, должно быть, места себе не находит от ужаса и неизвестности. Медленно Шарп навёл оружие на Бампфилда. Впрочем, самого моряка стрелок не видел. Моряк был бледным пятном, обрамлявшим хищную точку, готовую выплюнуть смерть.
И страх вдруг пропал. На смену ему пришла та спокойная уверенность, что всегда вела Шарпа в бой. Ощущение было таким привычным и уютным, что стрелок, сам того не замечая, улыбнулся.
Бампфилд нажал на спуск. Пистолет изрыгнул пуховое облачко дыма, нанизанное на вертел пламени. Кнутом щёлкнул выстрел. Пуля взвизгнула в десятке сантиметров над левым ухом Шарпа.
Целился Бампфилд Шарпу между глаз, значит, при выстреле дуло увело вправо и вверх. Скорее всего, второй пистолет страдает той же болезнью. У моряка сдали нервы, он поспешил с выстрелом, тем самым дав Шарпу подсказку, какие поправки следует сделать при прицеливании. Майор всё ещё улыбался. Погибшие в Тес-де-Буш не останутся неотомщенными.
Дым рассеивался. Бампфилд стоял к Шарпу боком и даже живот втянул, чтобы представлять собой меньшую мишень. В прорези мушки виднелась белая рубашка моряка. Шарп немного опустил оружие и сдвинул влево. Если пистолеты одинаковы, то Бампфилд получит рану в живот, столь же смертельную, сколь ранение в голову, но более болезненную. Трус будет подыхать медленно. Так же медленно, как умирали брошенные им в Тес-де-Буш стрелки.
Палец Шарпа лёг на спусковую скобу.
- Стреляйте же! - не выдержал Бампфилд. Его бил озноб, - Стреляйте, сатана вас забери!
Голос его дрожал от страха.
Улыбка Шарпа стала шире. Он обвинил моряка в трусости, и вот оно - доказательство его правоты.
- Стреляйте! - Бампфилд, казалось, сейчас разрыдается.
Шарп выстрелил.
Пистолеты, хоть и походили друг на друга, будто близнецы, характеристики имели разные. Вместо того чтобы дёрнуться вверх и вправо, ствол шатнуло, наоборот, влево, и пуля, которую Шарп намеревался всадить в брюхо Бампфилда, огненной розгой ожгла мясистые ягодицы. Моряк выгнулся вперёд, визжа, как поросёнок, уронил свой пистолет и упал на карачки. Зрелище полностью примирило Шарпа с промахом. Щегольские белые брюки Бампфилда, разорванные свинцом, напитывались кровью. Размахивая саквояжем, к причитающему по-бабьи раненому бежал доктор. Лекаря опередил Форд. Встав на колени, лейтенант бегло взглянул на рану и растерянно оповестил Бампфилда:
- Царапина, сэр…
- Он ранил меня! - простонал Бампфилд, вне себя от боли и унижения.
- Скорее, высек! - Фредериксон едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, - Как напроказившего мальчишку высек!
Форд поднял на него глаза:
- Удовлетворение получено, сэр?
Фредериксон, отчаянно борясь с клокочущим внутри него смехом, глубоко вдохнул и выдавил сквозь зубы:
- По… получено…
Врач осмотрел пострадавшего. Пожал плечами:
- Касательное ранение кожного покрова и мышечной ткани. Кость не затронута. Пустяк. Вы - везунчик, молодой человек.
Форд перевёл, но Бампфилд не слушал. Через пелену слёз, затуманивающую взор, моряк глядел на приближающегося темноволосого стрелка. Шарп постоял над Бампфилдом, хмыкнул и, швырнув на землю дымящийся пистолет, пошёл прочь.
Пусть он и не убил труса, но за погибших в Тес-де-Буш расквитался. Пора было мириться с Джейн, ведь скоро она отбудет в Англию, а он вернётся к тому, что умел, знал и боялся больше всего на свете: к войне.
Бордо пока что принадлежал императору. Пока что. Речные причалы со складами были пусты, как и городская казна. Развалившая торговлю война давно сидела у всех в печёнках. Как следствие, всё меньше становилось тех, кто распинался в верности Наполеону, и всё больше тех, кто открыто носил белые кокарды свергнутых Бурбонов в качестве символа долгожданного мира. Впрочем, фрондёры ничем не рисковали. Гарнизон города был ничтожен: старики с инвалидами в речных фортах и полубатальон безусых сопляков при префектуре. Здоровых и сильных забрал маршал Сульт на юг, и Бордо бурлил, как горшок на огне.
Холодным мартовским утром под промозглым дождём, налетевшим с Атлантики, к городской префектуре подкатил фургон. Его груз - четыре тяжёлые клети, охранял взвод кавалеристов, подчинявшийся, как ни странно, пехотному полковнику в годах. Фургон въехал во двор магистрата, драгуны устало сутулились на измотанных грязных лошадях. Из-под касок на щёки конников ниспадали "каденетты" - косички, предмет особой гордости, знак элитного статуса.
Полковник устало сполз с седла и поплёлся к украшенному колоннами входу. Часовой взял на караул, но полковник, до крайности изнурённый дорогой, его, похоже, не заметил. С натугой распахнув тяжёлую дверь, полковник прошёл внутрь. За старшего остался сержант со щёками, словно исколотыми ножом. Он положил поперёк седла обнажённый палаш, и часовой, избегая встречаться с драгуном взглядами, с трепетом заметил на лезвии свежие зазубрины.
- Эй! Свиное рыло! - окликнул часового сержант.
- Э-э, сержант?
- Принеси воды моей лошадке.
Часовой, которому, как и всякому часовому, запрещалось покидать пост, пропустил реплику драгуна мимо ушей.
- Ты, свиное рыло, оглох? Воды, говорю, принеси!
- Мне нельзя уходи…
Солдат запнулся, потому что сержант извлёк из седельной кобуры пистолет и взвёл курок:
- Ты что-то сказал, свиное рыло?
Часовой сглотнул и, решив не искушать судьбу, побежал за водой.
Тем временем полковник отыскал в недрах здания просторный, когда-то роскошный кабинет с паркетом из самшита, мраморными панелями на стенах и лепниной на потолке. Сейчас всё это великолепие густо заросло пылью, грязью и паутиной. Горел камин, однако в комнате было холодно. Хозяин кабинета, маленький очкастый человечек, сидел за инкрустированным малахитом столом, на котором громоздились кипы бумаг вперемешку с оплывшими огарками свечей.
- Вы - Дюко? - осведомился полковник, не утруждая себя приветствием.
- Я - майор Пьер Дюко. - подтвердил тот, продолжая писать.
- Полковник Мелло. - без выражения представился офицер, открыл ташку, достал увесистый пакет и шваркнул его прямо на бумагу, над которой корпел Дюко.
Секунду майор, не поднимая головы, взирал на сургучную печать с изображением пчелы, скреплявшую конверт. Любой другой на месте Дюко запрыгал бы от радости, получив послание с личной печатью императора, майор же поморщился и, вместо того, чтобы сразу вскрыть конверт (как поступил бы на его месте любой другой), брезгливо, кончиком мизинца, отодвинул пакет в сторону, вернувшись к своей писанине. Не отрываясь от работы, он поинтересовался у гостя:
- Что бы вы подумали, полковник, о боевых талантах генерала, чьей бригаде утёрла нос банда оборванцев?
Единственное, о чём сейчас мог думать Мелло - о сочной котлете и мягкой перине. Он молчал, грея руки у камина. Дюко закончил рапорт о событиях под Тес-де-Буш, адресованный императору, отложил перо, захлопнул чернильницу и лишь тогда распечатал пакет. Внимательно прочитав оба найденных внутри листка, Дюко, согласно инструкциям, содержащимся в одном из них, бросил второй в камин:
- Вы не торопились, полковник.
Мелло бесцветно пояснил:
- На трактах пошаливают, майор. - он бледно, одним только ртом, усмехнулся. - Мерзавцам даже кавалерийский эскорт нипочём.
"Пошаливали" на дорогах дезертиры и юнцы, уклонявшиеся от призыва. Банда таких лихих ребят подстерегла фургон. Не на тех нарвались. Потеряв при нападении шестерых товарищей, включая лейтенанта, драгуны не успокоились, пока не догнали и не прикончили последнего из бандитов. Мелло им не мешал.
Дюко снял очки и протёр стёкла углом мундира:
- Груз цел?
- Цел. Во дворе, в артиллерийском фургоне. Ребят из конвоя надо покормить и напоить. Лошадей их, кстати, тоже.
Майор нахмурился, будто приземлённые вещи, вроде воды и провизии оскорбляли его парящий в патриотических эмпиреях ум:
- Конвою известно, что находится в фургоне?
- Конечно, нет.
- Догадываться могут?
- Вряд ли. Фургон как фургон. Клети как клети.
Дюко показал полковнику бумагу из пакета:
- Распоряжение отдаёт конвой под моё начало. Мне надо знать, насколько они надёжны.
Мелло плюхнулся на стул и блаженно вытянул забрызганные грязью ноги:
- Главный у них сержант Шалон, они его боятся, как огня. Насколько они надёжны? Скажу так: пронюхай они, что в клетях, я бы за их верность ломаного гроша не дал. - полковник подавил зевок, - Хотя в данный момент всё, чего они хотят - пожрать и выспаться.
- А вы, полковник?
- Я тоже не прочь пожрать и выспаться.
Дюко поджал губы:
- Я имею в виду: что вы предпримете?
- Вернусь к императору, само собой. Груз теперь - ваша головная боль, и я, уж простите, до чёртиков рад от него избавиться.
Майор водрузил на нос очки:
- Его Величество делает мне честь.
- Он верит вам. - просто сказал Мелло.
- И вам.
- Я с ним много лет.
Дюко украдкой разглядывал седовласого полковника. Болван. Быть рядом с императором много лет и дослужиться до жалкого полковника! Бывшие рядовые командовали армиями и сидели на европейских престолах, но не этот верный пёс, принеси-подай, служака без капли воображения.
- В Бордо неспокойно, - тихо произнёс Дюко, словно размышляя вслух, - Мэр списался с англичанами, призывая их придти. Глупышка полагает, что мне ничего не известно, но копии его писем - вот они, на столе.
- Так арестуйте его.
- За что? Половина города нацепила белые кокарды. Нацепили бы и остальные, да кишка тонка.
Майор встал и приблизился к окну. Дождь косо штриховал площадь Сен-Жюльен.
- За сутки с грузом здесь ничего не случится. На постой вас и ваших людей устроим. - Дюко повернулся и дружелюбно оскалился, - Буду признателен вам, полковник, если вы окажете мне любезность, согласившись отужинать со мной.
Полковник предпочёл бы пораньше завалиться спать. Дюко настаивал, к тому же Мелло помнил, насколько ценит император этого очкастого коротыша и, в конце концов, приглашение принял.
Хозяином майор выказал себя на диво хлебосольным, и Мелло, урвавший днём пару часов для дрёмы, преисполнился благодушия и симпатии к маленькому майору, с такой гордостью рассказывающему о своей службе императору.
- Я - не солдат, как вы, полковник. - скромно говорил Дюко, - Всё, что я умею - это ссорить, пугать и вводить в заблуждение врага.
Умалчивая о неудачах, майор с удовольствием вспоминал былые успехи. Однажды ему удалось заманить на переговоры и уничтожить сразу нескольких вожаков гверильи. Повествуя об этом, Дюко ностальгически улыбался:
- Иногда я скучаю по Испании.
- Испания. - Мелло налил себе коньяка, - Сам я не был там, но о гверильясах наслышан. Не представляю, как драться с теми, кто не носит форму…
- Легко. Надо просто убивать побольше гражданских. - пожал плечами Дюко, - Чего мне по-настоящему не хватает, так это тёплого тамошнего климата.
Мелло засмеялся:
- В России вы не бывали, да?
- О, нет! - майора передёрнуло. Выглянув в окно, он предложил, - Дождь прекратился, не хотите ли покурить в саду, мой дорогой Мелло?
Офицеры вышли на раскисшую лужайку. Сигарный дым, клубясь, поднимался к ветвям груш. Полковник потчевал гостеприимного хозяина рассказами о русской кампании, заметив с коротким смешком, как хитро вёл себя император в Москве.
- Хитро? - недоумённо переспросил Дюко, - Мне кажется, полковник, с вами мало кто согласится.
- Посудите сами: из дома приходят вести о волнениях, и что же делает император? Подписывает приказ балеринам Комеди Франсез выступать без юбок и чулок!
Мелло хохотнул, пристроился к стене и расстегнул штаны. Послышалось журчание:
- Какая Россия? Какое отступление? В столице болтали только о ляжках мадемуазель Россилье! Вы не были в Париже в те дни?
- Я был в Испании.
Дюко остановился за спиной подполковника. Пока тот говорил, майор вынул из заднего кармана небольшой пистолет, осторожно взвёл курок и нацелил дуло в основание шеи гостя.
- Да-да, в Испании. - повторил он, нажав на спуск.
Свинцовый шарик размозжил полковнику позвонок, бросив жертву на орошённую ею стену. Мелло сложился набок, булькнул и затих. В воздухе таяла пороховая гарь. Дюко вывернуло.
В соседнем доме стукнула ставня, и сонный голос потребовал объяснений по поводу стрельбы в неурочный час. Дюко молчал, и ставня захлопнулась.
Труп он спрятал в куче навоза.
Ночью майор не спал. Виной тому были не угрызения совести из-за убийства Мелло. Просто смерть полковника стала Рубиконом, перейдя который, Дюко навсегда порвал со всем, что было для него свято.
С ним уже происходило нечто подобное. Когда консул Бонапарт в одночасье превратился в императора, пламенный революционер Дюко смог перестроиться, убедив себя, что по-прежнему служит идеалам революции, только воплощённым в одном, донельзя гениальном, человеке. Тогда было проще. Тогда Дюко рисковал лишь самоуважением. Теперь же, когда империя донельзя гениального человека трещала по швам, и вечные идеалы начала олицетворять страдающая под игом тирана Франция, Дюко за то, что он называл "верностью принципам", мог поплатиться шкурой.
Поутру он вызвал к себе в префектуру сержанта-драгуна. Посадив Шалона по другую сторону малахитового стола, майор протянул ему письмо императора:
- Читайте, сержант.
Шалон повертел бумагу в руках, помялся и, понимая, что обмануть очкастого не выйдет, положил её на стол:
- Не умею читать, мсье.
Дюко глядел в налитые кровью буркалы сержанта:
- Этот документ, подписанный императором, отдаёт вас в моё полное распоряжение.
- Ясно, мсье.
- Что подразумевает ваше беспрекословное подчинение мне. Так?
- Так, мсье.
Дюко поколебался и (пан или пропал!) сдёрнул с края стола газету. Сержант окаменел. Под газетой лежали две кокарды. Две розетки из белого шёлка.
Шалон, не мигая, смотрел на два круглых символа враждебных Наполеону сил, а Дюко сверлил взглядом сержанта, читая того, как открытую книгу. Сержант знал, что находится в клетях, и содержимое их вожделел исступлённо, как сам Дюко.
Шалон, наконец, оторвался от кокард и прищурился:
- Могу я спросить, где полковник Мелло, мсье?
- К сожалению, полковника свалил внезапный приступ лихорадки. Мой врач опасается за его жизнь.
- Жаль слышать, мсье. - ровно посочувствовал сержант, - Кое-кому из моих парней он нравился.
Секунду они играли в гляделки, и Дюко, покрываясь холодным потом, решил было, что ошибся в сержанте, как вдруг тот стрельнул глазами на кокарды и бесстрастно добавил:
- Ничего, погрустят-перестанут.
Майора отпустило. Они - союзники. Мысленно переводя дух, он мягко намекнул:
- Лихорадка очень заразна.
- Да, я слыхал, мсье.
- Надеюсь, болезнь пощадит ваших товарищей. Нам понадобится не меньше шести человек.
- Думаю, ваши опасения напрасны, мсье. - подлаживаясь под эзопов язык собеседника, успокоил Дюко сержант, - Большая часть парней и не чихнёт.
Сроднённые предательством, они с полуслова понимали один другого.
- Хорошо. - Дюко взял ближайшую кокарду и выжидающе взглянул на сержанта.
Тот помедлил и взял вторую. Молчаливое соглашение было заключено.
Спустя двое суток туман затянул устье Гаронны и мокрой белой взвесью прокрался на улицы Бордо, по которым девять всадников скакали к восточным воротам. Вёл их Пьер Дюко. Он был в штатском, хотя на боку болталась сабля, а за поясом торчали пистолеты. Драгуны избавились от тяжёлых касок, их седельные сумки были набиты до отказа, как и тюки, навьюченные на трёх лошадей без всадников.
Обмануть, запутать, перехитрить. Своё искусство, много лет служившее к вящей пользе императора, Дюко обратил против него. Кони простучали копытами по брусчатке тоннеля ворот и группа заговорщиков растворилась в тумане.
Глава 1
- Пэру? - хмыкнул генерал-майор Нэн, - Пэру, естественно, о вашей дуэли доложено. Могу вас утешить, между нами, конечно, в глубокую скорбь ваша выходка его не ввергла. Последнее время флот изрядно ему надоедал.
- Я ждал ареста. - признался Шарп.
- Ухлопали бы мошенника, уже куковали бы за решёткой. С одной стороны - флотским больше, флотским меньше, кто их считает? А с другой стороны - капитан корабля, всё-таки. Веллингтону было бы неудобно перед Адмиралтейством. Только вы же бездельника не убили. Учитывая, где у флотских мозги, вы ему, почитай, дружеский подзатыльник отвесили.
Генерал-майор залился смехом, а стрелок покаялся:
- Хотел убить. С прицелом ошибся.
- Что тут скажешь? Ваши ошибки умнее вас, мой крайне дорогой Шарп. - рассудил Нэн, - Не представляете, до чего же я рад видеть вас в добром здравии и на свободе! Как Джейн?
- В порядке, сэр.
Невесёлый тон Шарпа насторожил шотландца:
- Странное настроение для молодожёна.
- Устал, сэр.
Три дня Шарп догонял стремительно наступающую армию, ещё полдня рыскал по её левому флангу в поисках бригады Нэна. Генерал-майора он нашёл на холме над отбитым на заре бродом, через который переправлялась сейчас дивизия. На противоположном берегу виднелась улепётывающая французская кавалерия, да постреливали пушки из небольшой рощицы в полутора километрах от переправы.
- Фредериксона привели?
- Его рота у подножия холма.
- Ну, да! Куда ж вы без секунданта-то? А вдруг опять дуэль? - беззлобно фыркнул Нэн, - Насколько я понял из вашего сумрачного расположения духа, Джейн не с вами?
- Она отплыла домой два дня назад, сэр.
- Это правильно. Джейн - крайне милое создание, но армия - не место для милых созданий. Иисусе!
Восклицание относилось к французскому ядру, перелетевшему через реку и напугавшему коня шотландца. Едва не вывалившись из седла, генерал-майор успокоил животное и величественным жестом указал Шарпу на реку:
- Так и воюем, Шарп. Французы пытаются нас остановить на каждой речушке, а мы обходим их с фланга и неуклонно движемся вперёд.
Внизу терпеливо ждала очереди переправляться бригада Нэна: батальон его соотечественников-хайлендеров и два английских батальона.
- Мои обязанности в чём состоят? - деловито осведомился Шарп.
- Будь я проклят, если знаю. Вы же теперь штабист, а не я!