Снова и снова рассматривал я привлекшее мое внимание животное и с каждым разом открывал в нем все больше и больше достоинств. Какая резвость, какая грация в движениях, какие блестящие, умные глаза! Словом, мул мне понравился, и я решил его изловить. Возможно, он убежал от хозяина и отправился вслед за кочующим табуном мустангов, где и остался.
Хокенс снова погнал лошадей на меня и приблизился настолько, что я уже его видел. Мустанги, потоптавшись на месте, свернули в сторону, а мы – за ними. Табун разделился, мул же остался рядом с вожаком, тем самым подтверждая свою необыкновенную выносливость и резвость. Я нацелился туда, где был мул, и понял, что Сэм собирается сделать то же самое.
– Обходите их, я слева, вы справа: – крикнул он мне.
Пришпорив коней, мы вскоре нагнали мустангов, прежде чем те достигли опушки леса. Лес – не совсем подходящее место для скачки, поэтому мустанги повернули назад, пытаясь проскочить между нами. Чтобы не допустить этого, мы с Хокенсом рванули навстречу друг другу, а мустанги бросились врассыпную, точно стайка куропаток, на которых напал ястреб. Вожак и мул, оторвавшись от остальных, все же успели вырваться. Мы бросились вдогонку. Крутя лассо над головой, Сэм закричал:
– Эй, юноша! Что же вы делаете? Хотите заарканить сивку? Хи-хи-хи!
Я попытался объяснить свой замысел, но его громкий смех заглушил мои слова. Итак, он решил, что я охочусь за вожаком? Ну, ладно, уступлю ему мула.
Хокенс уже был около мула. Лассо взлетело, петля обвилась вокруг шеи животного. Теперь следовало осадить коня, чтобы удержаться в седле при рывке натянувшегося лассо. Сэм еще недавно учил меня этому. Он так и сделал, но чуть замешкался, и от мощного рывка его конь свалился. Сам Хокенс, перевернувшись в воздухе, грохнулся на землю. Конь тут же вскочил, натяжение лассо немного ослабло, мул вдохнул полной грудью и помчался вдаль, увлекая за собой коня Сэма, ибо лассо было приторочено к луке седла.
Я кинулся к Сэму на помощь, но тот уже поднялся на ноги, ругаясь на чем свет стоит:
– Разрази меня гром! Они убегают от меня, даже не попрощавшись, чтоб я лопнул!
– Вы не сильно ушиблись?
– Нет. Слезайте скорее и дайте мне своего коня!
– Зачем?
– Догнать беглецов. Ну, слезайте быстрей!
– И не подумаю. Вы снова кувыркнетесь, и мы лишимся двух коней!
И я припустил за мулом, который ускакал уже далеко и мог бы вообще скрыться, если бы не конь Сэма. Тот не очень торопился и все время менял направление, что, естественно, сдерживало мула, поэтому я нагнал его без особого труда. Ухватившись за лассо, которым он был связан с конем, я сначала слегка отпустил мула, а сам с двумя конями поскакал позади, постепенно затягивая петлю. До определенной степени мне удавалось управлять мулом, от ослабляя, то натягивая лассо, и я заставил его, сделав полукруг, приблизиться к Сэму Хокенсу. Теперь петля с такой силой захлестнула шею животного, что бедняга не мог вздохнуть и рухнул на землю.
– Держите крепче, пока я не схвачу этого негодника, а потом отпускайте! – закричал Сэм.
Он подскочил к мулу и, несмотря на то, что тот здорово брыкался, встал рядом с ним и скомандовал:
– Давай!
Я отпустил лассо, мул получил возможность вдохнуть и подняться на ноги. В этот момент Сэм вскочил ему на спину. От ужаса мул на мгновенье окаменел, а потом, придя в себя, принялся скакать, пытаясь сбросить всадника. Чего он только не вытворял! Кидался в стороны, падал то на передние, то на задние ноги, выгибал спину, словно разъяренный кот. Но Сэм сидел крепко.
– Ему не сбросить меня! – крикнул Сэм. – А сейчас он прибегнет к последнему средству. Подождите здесь, вскоре я вернусь, он станет как шелковый!
Увы, Сэм ошибся. Мул вовсе не собирался убегать вместе с ним. Он вдруг бросился на землю и принялся кататься, угрожая переломать седоку все ребра. Пришлось Сэму быстренько соскочить. Я вынужден был спешиться и, схватив тащившийся по земле конец, обвил лассо два раза вокруг ствола ближайшего дерева. Стряхнув настырного всадника, мул вознамерился умчаться прочь, но не тут-то было: затянувшаяся петля снова сдавила шею, и упрямое животное свалилось на землю.
Сэм Хокенс, нагнувшись, ощупал свои ноги и ребра, а потом с кислой гримасой произнес:
– Отпустите этого дьявола, нам с ним не справиться, чтоб мне лопнуть!
– Еще чего! Не позволю, чтобы надо мной взяла верх скотина, отцом которой был не джентльмен, а простой осел. Я его приструню. Смотрите!
Я отвязал лассо от дерева и, широко расставив ноги, встал над мулом. Почувствовав, что петля ослабла, упрямец набрал воздуха в легкие, вскочил, и я оказался у него на спине. Теперь все искусство заключалось в том, чтобы как можно сильнее сдавить его бока ногами. Одной рукой я ухватился за лассо у самого основания петли и ждал, когда мула утомят прыжки и уловки, уже опробованные на Сэме. Как только он попытался броситься на землю, я затянул петлю и сильно сжал коленями бока строптивца, удерживая его на ногах. Это была трудная борьба. Я взмок, с мула тоже пот катил градом, а с губ падали крупные хлопья пены… Он постепенно слабел, остервенелое поначалу фырканье перешло в короткий кашель, и в конце концов, обессиленное животное рухнуло подо мной. Бедняга лежал на земле без движения, с закатившимися глазами.
Наконец-то я смог перевести дыхание. Казалось, еще немного, и все мои силы лопнут, как струны. Сэм был в восторге:
– О небо, у вас больше сил, чем у этой скотины! Если бы вы могли сейчас увидеть свое лицо!
– А что в нем такого!
– Глаза вот-вот выскочат из орбит, губы распухли, того и гляди брызнет кровь.
– Ничего особенного, такое бывает с гринхорном, когда он не позволяет себя сбросить, в то время как опытные ловцы мустангов летят на землю, да еще отпускают собственного коня на прогулку по прерии.
Добряк Сэм состроил жалкую гримасу и примиряюще произнес:
– Ох, и не говорите, сэр! Уверяю вас, что такое может случиться даже с самыми опытными вестменами Дикого Запада. А вам везет. И вчера, и сегодня.
– Надеюсь, что и впредь удача не оставит меня. А вот о вас такого не скажешь. Как там ноги и ребра?
– Не знаю. Как-нибудь на досуге соберу их и посчитаю, а пока пускай бренчат вперемешку. Такой дьявол мне еще не попадался! Думаю, теперь он, а точнее она, ведь эта скотина женской породы, будет благоразумнее.
– Наверняка. Смотрите, как бедняжка измучена, даже жалость берет. Пусть отдохнет, потом ее оседлаем, и вы поедете на ней домой.
– А если она опять взбрыкнет?
– Не бойтесь! Похоже, она уже смирилась, и вы заполучили замечательную лошадку.
– И я так считаю. Знаете, мне она сразу приглянулась. А вот вы нацелились на сивку. Очень глупо с вашей стороны.
– Вы уверены в этом?
– Еще бы, конечно, глупо!
– Я не об этом. Вы действительно думаете, что я выбрал сивого жеребца?
– А то кого же?
– Тоже мула.
– Правда?
– Да, хоть я и гринхорн, но знаю, что сивый вестмену ни на что не сгодится. Мул мне сразу понравился. Помогите мне поднять его на ноги.
Мы подняли мула. Он стоял смирно, хотя дрожь сотрясала все его тело, и не упирался даже тогда, когда мы начали седлать его. Сэм вскочил в седло, и мул повел себя как хорошо объезженный конь.
– Видно, у нее был когда-то хороший хозяин. И хороший к тому же наездник. Знаете, как я ее назову?
– Ну и как же?
– Мэри. Когда-то у меня была лошадка с таким именем, не буду изобретать другого.
– Значит, мул – Мэри, а винтовка – Лидди?
– Ну да, очень милые имена, не правда ли? Послушайте, окажите мне еще одну услугу.
– Какую?
– Не рассказывайте никому о том, что здесь произошло. По гроб жизни буду вам благодарен.
– Какие могут быть разговоры! Все и так ясно, – понимающе согласился я.
– Да я о другом. Эта банда в лагере со смеху помрет, если узнает, как именно Сэм Хокенс стал обладателем своей очаровательной Мэри! Уж они меня со свету сживут, если вы об этом расскажете.
– Что вы такое говорите! – прервал я его. – Вы – мой учитель и друг, разве я не понимаю.
В его маленьких, лукавых глазках блеснула слеза.
– Да, сэр, я вам друг, – растрогался он, – и был бы счастлив, если бы и вы испытывали ко мне теплые чувства.
Крепко пожав ему руку, я ответил:
– Могу доставить вам это удовольствие, дорогой Сэм. Будьте уверены, что я люблю вас так, ну… как любят доброго почтенного дядюшку! Вас это устраивает?
– Вполне, сэр, вполне! Я в восторге, я счастлив, я сгораю от желания прямо здесь, не сходя с места, доказать свою признательность. Скажите, что мне сделать? Хотите, к примеру, я съем свою Мэри прямо сейчас, на ваших глазах, вместе со всеми потрохами, с костями и шкурой? Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы я замариновал свой парик и слопал? Или вот еще…
– Хватит, хватит, милый Сэм! – засмеялся я. – Избави Бог, я не хочу потерять друга. Ведь в первом случае вы наверняка лопнете, а во втором умрете от несварения желудка, ему вашего парика не вынести. Вы уже сделали для меня много хорошего, и вам еще не раз представится случай доказать свою любовь. А пока пощадите бедную Мэри, а заодно и себя. И давайте поспешим в лагерь, мне еще надо поработать.
– А что же вы здесь делали – прохлаждались? Если уж это не работа, то я просто не знаю, что тогда называть работой, – заворчал Сэм.
С помощью лассо я привязал коня Дика Стоуна к своему седлу, и мы двинулись в лагерь. Мустанги давно исчезли, а мул был настолько смирен, что Сэм не уставал его хвалить:
– Она прошла школу, эта Мэри, и очень хорошую школу! С каждым шагом убеждаюсь, что у меня будет отличная верховая лошадка. Вот сейчас умница Мэри понемногу вспоминает все, что когда-то умела и что в стаде мустангов у нее вылетело из головы. Похоже, у нее есть не только темперамент, но и характер.
– А если еще и нет, то у вас она пройдет отличную выучку, ведь для этого она не так стара.
– Сколько ей лет, как вы думаете?
– Самое большее – пять.
– Я тоже так считаю, потом установлю точно. Спасибо вам за Мэри, если бы не вы – не видать мне ее. Смотрите, как получилось – за такое короткое время вы научились охотиться и на бизонов, и на мустангов.
– На Диком Западе нужно быть готовым ко всему. Надеюсь, что научусь охотиться и на других зверей.
– От всей души желаю всегда выходить победителем из таких схваток, как вчера и сегодня. Особенно вчера, ведь ваша жизнь висела на волоске. Сразу видно гринхорна: подпустил бизона вплотную и лишь потом выстрелил ему в глаз. Виданное ли дело? Вот они, неопытность и легкомыслие гринхорна! Советую впредь быть более осторожным и не таким самоуверенным! Охота на бизонов – опаснейшее дело, и только одна вещь на свете опаснее ее.
– Какая?
– Охота на медведя.
– Черного с желтой мордой?
– Вы имеете в виду барибала? Это смех один! Барибал настолько добродушен и спокоен, что его можно научить стирать и вышивать гладью. Я говорю о гризли, сером медведе со Скалистых гор. Наверное, читали о нем?
– Читал.
– Не дай вам Бог встретиться с ним! Громадина, на две головы выше человека, если встанет на задние лапы. Щелкнет зубами, а вместо головы фарш. А уж свиреп! Не успокоится, пока не разорвет врага в клочья.
– Или враг – его!
– Ого! Глядите, он опять хорохорится! Уж не путаете ли вы огромного свирепого гризли с маленьким безобидным енотом?
– Отнюдь. Я понимаю, он опасен, но нет на свете диких зверей, которых нельзя одолеть. В том числе и гризли.
– Вы и это нашли в книжках?
– Конечно.
– Гм, сдается мне, книжки – главная причина вашего легкомыслия. Вроде бы вы, сэр, человек разумный, чтоб мне лопнуть, но боюсь, у вас хватит ума пойти на серого медведя, как вчера на бизона.
– Если надо будет, пойду.
– Надо? Глупости! Что вы имеете в виду? Каждый волен поступать как сочтет нужным.
– Например, трусливо бежать? Вы об этом подумали?
– Да, но это совсем не трусость – убегать от гризли. Наоборот, нападать на него – верное самоубийство.
– Я иного мнения. Если зверь застанет меня врасплох, если не будет времени для бегства, придется обороняться. А если он бросится на моего товарища, приду на помощь. Впрочем, считаю себя вправе и без особой на то причины просто поохотиться на серого медведя, хотя бы для того, чтобы испытать себя. К тому же, говорят, медвежьи лапы – лакомство, каких мало.
– Честное слово, вы неисправимы, мне страшно за вас. Молите Бога, чтобы не пришлось поближе познакомиться с этими лапами! Хотя и в самом деле вкус у них отменный, куда там вчерашнему бизоньему окороку.
– Не стоит заранее так из-за меня трястись. Скажите, а здесь водятся гризли?
– Думаю, водятся. Хотя они и живут преимущественно в горах, но иногда спускаются по рекам в долины.
Гризли – близкий родственник вымершего когда-то пещерного медведя и, пожалуй, больше принадлежит доисторической эпохе, чем нашему времени. Он достигает порой десяти футов в высоту, и позже мне доводилось убивать экземпляры весом в столько же центнеров. Серый великан обладает такой силой, что способен бежать, держа в пасти оленя, жеребенка или молодого бизона. Только всадник на резвом и сильном коне может ускользнуть от него. Невероятная сила, безумная храбрость и необыкновенная выносливость делают его практически неуязвимым. Для индейцев одолеть гризли – подвиг из подвигов.
Ни Сэм, ни я пока еще не знали, да и знать не могли, что уже на следующий день этот опасный зверь встретится на нашем пути. Разговор прекратился сам собой, потому что мы подъехали к лагерю, который за наше отсутствие был перенесен вперед. Бэнкрофт с тремя геодезистами взялся за дело, чтобы хоть под конец показать, на что он способен. Наше появление вызвало всеобщий переполох.
– Мул, мул! – кричали со всех сторон. – Откуда вы его взяли?
– Нам его прислали, – серьезно отвечал Сэм.
– Не может быть!
– По почте, в бандероли за два цента. Хотите увидеть обертку?
Кто-то засмеялся, кто-то разозлился, но шутка Сэма попала в цель, и к нам больше не приставали с расспросами.
Не знаю, рассказал ли Сэм о наших приключениях Дику и Биллу. Время поджимало, и я сразу же по возвращении энергично взялся за съемку, благодаря чему мы быстро продвинулись вперед и вышли к долине, где вчера я вступил в единоборство с бизонами. Вечером, по окончании работ, я спросил Хокенса, не помешают ли нам бизоны, ведь там они проложили себе тропу. Пока по ней прошел только передовой отряд, но вскоре может пожаловать и все стадо.
– Не думаю, сэр, – ответил тот. – Бизоны ничуть не глупее мустангов. Спугнутые нами разведчики вернулись и предупредили остальных, так что стадо вероятней всего выберет другой путь.
С первыми лучами солнца мы перенесли наш лагерь к подножию холмов. Нам пришлось обойтись без помощи Хокенса, Стоуна и Паркера. Сэм решил объездить свою Мэри, и двое товарищей вызвались помочь ему в этом.
Геодезисты и я занялись установкой вешек, в чем нам помогали несколько вестменов Рэттлера. Сам же он от нечего делать слонялся с остальными головорезами по окрестностям. Наконец мы достигли места, где оставили туши убитых быков. Я был немало удивлен, не обнаружив старого быка, а когда подошел поближе, то заметил широкий след, тянущийся от места, где лежало животное, к ближайшим зарослям: трава была примята на ширину двух локтей, будто по ней тащили что-то тяжелое.
– Что за черт! – вскричал Рэттлер. – Ничего не понимаю! Когда вчера мы брали отсюда мясо, я точно видел – оба быка мертвы, а выходит, один из них был еще жив!
– Вы так думаете?
– Ясно! Мертвый бык не ушел бы!
– Его мог кто-то уволочь.
– А кто?
– Индейцы, например. Мы тут недалеко обнаружили следы индейцев.
– Глядите-ка какой умный гринхорн! Быка уволокли индейцы! Да откуда здесь взяться индейцам?
– Этого я не знаю.
– Может, они с неба свалились? А я уверен – бизон еще был жив, собравшись с силами, он потащился в заросли и там сдох.
И Рэттлер со своими людьми кинулся по следу, уверенный, что я поспешу за ними. Но мне надо было работать, а куда подевался бык, меня совершенно не интересовало.
Едва я успел взяться за вешку, как услышал испуганные крики, затем два или три выстрела и голос Рэттлера:
– На деревья, живо на деревья! По деревьям он не умеет лазать.
"Кто это не умеет лазать по деревьям?" – недоумевал я, но тут из зарослей выскочил один из людей Рэттлера. Он несся, не разбирая дороги, огромными скачками, как человек, охваченный смертельным страхом.
– Что случилось? – спросил я громко.
– Медведь, огромный медведь гризли! – заикаясь, кричал он и, не останавливаясь, помчался дальше.
Тут донесся душераздирающий крик:
– Помогите! Помогите! Он схватил меня! А-а-а-а-а!
Так вопить мог только человек, перед которым разверзлись врата ада. Видно, ему угрожала огромная опасность, и нужно было спешить на помощь. А я свой "старый флинт" оставил в палатке, поскольку он мешал в работе. И это вовсе не было легкомыслием, ведь по идее нас охраняли вестмены. Вернуться в палатку за оружием? Но тогда медведь успеет расправиться со своей жертвой. И я побежал как был: с ножом и двумя револьверами за поясом. Разве это оружие против серого медведя?
Я бросился в заросли. След вел дальше, к месту, где начинались деревья. Именно туда медведь оттащил старого бизона, тем самым затерев свои следы.
Это были страшные минуты. Позади меня кричали бегущие к палаткам за оружием геодезисты, впереди орали вестмены, и весь этот шум покрывали вопли человека, попавшегося медведю в лапы. С каждым шагом я приближался к месту разыгравшейся трагедии, и вот услышал рычание медведя. Нет, не рычание, а фырканье, ибо и этим он отличается от остальных медведей: в ярости или от боли он по-особому фыркает и сопит часто и громко.
И вот я у цели. Передо мной – растерзанная туша бизона, на деревьях вестмены, орущие дикими голосами, несмотря на то, что пребывали в относительной безопасности, ибо еще никто не видел, чтобы гризли лазал по деревьям.
Тут же за полуобглоданным быком я увидел вестмена, которого настиг медведь. Бедняга тоже пытался залезть на дерево, но не успел. Он ухватился обеими руками за нижний сук и даже, подтянувшись, лег на него животом, но тут подоспел гризли, и поднявшись на задние лапы, стал рвать когтями его ноги и спину. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться – вестмена уже не спасти. Я мог убежать, и никто бы меня не упрекнул, но страшная картина заставила меня действовать. Я схватил одно из брошенных вестменами ружей – оно оказалось незаряженным. Тогда я, перепрыгнув через тушу бизона, нанес медведю удар прикладом по голове. Ружье разлетелось в щепки, но я все-таки отвлек внимание гризли, и он повернул ко мне голову, но не рывком, стремительно, как это делают хищники из породы кошачьих, а медленно, словно недоумевая: кто это смеет нападать на него? Сверля меня своими маленькими глазками, он, казалось, раздумывал, прикончить ли первую жертву или схватить новую.