- Сначала выведи их, - добавил один из мужчин в кольчуге, - выведи, вычисти и не давай слишком много корма.
- Да, господин, - сказал человек, вновь кланяясь.
- Это Мутуме? - спросил священник, спешившись.
- Да, отец.
- И ты служишь сиру Мутуме? - поинтересовался священник.
- Графу Мутуме, да, милорд.
- Он жив?
- Хвала Господу, отец, он жив.
- И правда, хвала Господу, - небрежно заметил священник, а потом зашагал к двери в башню, находящейся в конце короткой каменной лестницы.
Он пригласил двоих мужчин в кольчугах следовать за ним и приказал остальным ждать во дворе, потом распахнул дверь и вошел в широкую круглую комнату, которая использовалась для хранения дров.
С балок свисали окорока и пучки трав. Лестница поднималась вдоль одной из стен, и священник, не побеспокоившись о том, чтобы объявить о своем присутствии, и не дожидаясь, пока служитель поприветствует его, стал подниматься по лестнице на верхний этаж, где к стене был пристроен камин.
Там горел огонь, и в комнате было полно дыма, которому холодный ветер не давал выйти через дымоход.
Старые деревянные доски пола покрывал обветшалый ковер, там стояли два деревянных сундука с горящими на них свечами, потому что, хотя за окном и был день, оба окна были завешаны одеялами от сквозняка.
Там стоял еще и стол с двумя книгами на нем, несколькими пергаментами, чернильницей, пучком перьев и ножом, а также старая ржавая нагрудная часть кирасы, служившая чашей для трех сморщенных яблок.
У стола находилось кресло, а граф Мутуме, лорд этой одинокой башни, лежал в постели рядом с тлеющим очагом.
Седовласый священник сидел рядом с ним, а две пожилых женщины стояли на коленях у постели.
- Уйдите, - приказал всем троим вновь прибывший священник.. Двое мужчин в кольчугах поднялись за ним по лестнице и, казалось, их присутствие наполнило комнату чем-то зловещим.
- Кто вы? - нервно спросил седой священник.
- Я велел уйти, так уходите.
- Он умирает!
- Вон!
Старый священник, носивший рясу с наплечником, прекратил церемонию и последовал за женщинами вниз по лестнице.
Умирающий посмотрел на прибывших, но ничего не сказал. Его волосы были длинные и абсолютно белые, борода не стрижена, а глаза запали.
Он увидел, как священник поместил сокола на стол, и птица царапала его своими когтями.
- Это каладрий , - объяснил священник.
- Каладрий? - спросил граф очень тихо. Он уставился на птицу с синевато-серым оперением и белыми полосками на груди. - Слишком поздно для каладрия.
- Ты должен иметь веру, - сказал священник.
- Я прожил больше восьмидесяти лет, - сказал граф, и у меня больше веры, чем времени.
- Для этого у тебя достаточно времени, - мрачно сказал священник. Двое мужчин в кольчугах стояли рядом с лестницей и молчали.
Сокол заклекотал, но священник щелкнул пальцами, и птица под клобуком снова застыла и притихла.
- Ты уже причастился? - спросил священник.
- Отец Жак как раз этим занимался, - ответил умирающий.
- Я это сделаю, - сказал священник.
- Кто ты?
- Я приехал из Авиньона.
- От Папы?
- От кого же еще? - удивился священник. Он прошелся по комнате, осматривая ее, а старик рассматривал его. Он видел высокого человека с грубыми чертами лица в сутане тонкой работы.
Когда посетитель поднял руку, чтобы дотронуться до распятия, висящего на стене, его рукав задрался и обнажил красный шелк.
Старик знал таких священников, твердых и честолюбивых, богатых и умных, тех, кто не проповедовал бедным, а взбирался по лестнице церковной иерархии в компании богатых и привилегированных.
Священник повернулся и посмотрел на старика твердым взглядом своих зеленых глаз.
- Скажи мне, где Злоба?
Старик колебался на секунду дольше, чем следовало.
- Злоба?
- Скажи мне, где она, - потребовал священник и, когда старик не ответил, добавил, - я пришел от Святого Отца. Я приказываю тебе ответить.
- Я не знаю ответа, - прошептал старик, - как же я могу тебе сказать?
В очаге раздался треск бревна, посыпались искры.
- Черные монахи, - сказал священник, - распространяли ересь.
- Бог простит, - произнес старик.
- Ты слышал их?
Граф покачал головой.
- Я мало что слышал в последнее время, отец.
Священник потянулся к мешочку, висевшему у него на поясе и вынул оттуда клочок пергамента.
- Семь темных рыцарей владели им, - прочитал он вслух, - и они были прокляты. Тот, кто должен править нами, найдет его, и он будет благословен.
- Это ересь? - спросил граф.
- Это стихи, которые черные монахи рассказывали по всей Франции. По всей Европе! Только один человек должен править нами, и это Святой Отец.
Если Злоба существует, то твой долг христианина - сказать мне всё, что ты знаешь. Ее нужно отдать церкви! Тот, кто считает по-другому - еретик.
- Я не еретик, - сказал старик.
- Твой отец был темным рыцарем.
Граф пожал плечами.
- Я не отвечаю за грехи своего отца.
- И темные рыцари владели Злобой.
- О темных рыцарях многое рассказывают, - сказал граф.
- Они охраняли сокровища еретиков-катаров, и когда, милостию Божьей, эти еретики были выжжены с лица земли, темные рыцари забрали сокровища и спрятали их.
- Я слышал об этом, - голос графа был ненамного громче шепота.
Священник протянул руку и погладил сокола по спине.
- Злоба, - сказал он, - была потеряна много лет назад, но черные монахи говорят, что ее можно найти.
И ее нужно найти! Это сокровище, принадлежащее церкви, приносящее могущество! Оружие, которое принесет царствие Христа на всю землю, а ты скрываешь его!
- Я не скрываю! - запротестовал старик.
Священник сел на кровать и наклонился к графу.
- Где Злоба? - спросил он.
- Я не знаю.
- Ты так близко к Божьему суду, старик, - сказал священник, - так что не лги мне.
- Во имя Господа, - произнес граф, - я не знаю.
И это была правда. Он знал, где была спрятана Злоба, и боялся, что англичане ее найдут, он послал своего друга, брата Фердинанда, забрать реликвию, граф предполагал, что монах уже это сделал, а если ему это удалось, то граф не знал, где находится Злоба.
Так что он не лгал, просто не сказал священнику всю правду, потому что некоторые секреты должны быть унесены в могилу.
Священник долго смотрел на графа, потом протянул левую руку и дотронулся до путцев сокола. Птица, все еще ослепленная клобуком, осторожно ступила на запястье священника.
Он поднес ее к кровати и посадил на грудь умирающему, потом осторожно развязал путцы и убрал кожаный клобук с ее головы.
- Этот каладрий, - сказал он, - особенный. Он не предсказывает, будешь ли ты жить или умрешь, но умрешь ли ты достойно и отправишься ли на небеса.
- Молюсь за это, - сказал старик.
- Посмотри на птицу, - потребовал священник.
Граф Мутуме взглянул на сокола. Он слышал о таких птицах, каладриях, которые пророчили человеку жизнь или смерть.
Если птица заглядывала больному в глаза, то он поправлялся, а если нет, то умирал.
- Птица, которая знает о вечности? - спросил граф.
- Посмотри на него, - сказал священник, - и скажи мне, ты знаешь, где спрятана Злоба?
- Нет, - прошептал старик.
Сокол, казалось, разглядывает стену. Он топтался по груди старика, схватившись когтями за изношенное одеяло. Все молчали.
Птица замерла, но потом внезапно резко наклонила голову, и граф закричал.
- Тихо! - прорычал священник.
Сокол воткнул свой крючковатый клюв в левый глаз умирающего, превратив его в кашу и оставив след окровавленной студенистой массы на небритой щеке.
Граф завывал. Сокол защелкал клювом, и священник отодвинул птицу от кровати.
- Он сказал мне, что ты лжешь, а теперь, если хочешь сохранить правый глаз, ты скажешь правду. Где Злоба?
- Я не знаю, - прорыдал старик.
Священник некоторое время помолчал. В камине потрескивал огонь, и ветер наполнил дымом комнату.
- Ты лжешь, - сказал он. - Птица сказала мне, что ты лжешь. Ты плюнул в лицо Господу и его ангелам.
- Нет, - запротестовал старик.
- Где Злоба?
- Я не знаю!
- Твоя фамилия Планшар, а Планшары всегда были еретиками, - сказал священник осуждающе.
- Нет, - снова запротестовал граф, и потом, более тихим голосом, добавил. - Кто ты?
- Можешь называть меня отец Каладрий, - сказал священник, - и я тот, кто решает, отправишься ли ты в ад или в рай.
- Тогда отпусти мне грехи, - попросил старик.
- Скорее я поцелую дьявола в задницу, - ответил отец Каладрий.
А часом позже, когда ослепленный граф рыдал, священник, наконец, убедился, что старик не знает, где спрятана Злоба.
Он посадил сокола на руку и снова одел ему на голосу клобук, потом кивнул одному из мужчин в кольчугах.
- Отправь этого старого дурака к его господину.
- К его господину? - спросил озадаченный воин.
- К сатане, - сказал священник.
- Бога ради, - взмолился граф Мутуме, потом беспомощно задергался, когда воин накрыл полотняной подушкой его лицо. Старику понадобилось удивительно много времени, чтобы умереть.
- Мы втроем возвращаемся в Авиньон, - сказал священник своим провожатым, - но остальные останутся здесь. Велите им обыскать всё вокруг. Переверните всё вверх дном! Камень за камнем.
Священник поскакал на восток, в сторону Авиньона. Позже пошел снег, мягкий и легкий, выбелив бледные оливы и долину у подножия башни мертвеца.
На следующее утро снег растаял, а неделей позже пришли англичане.
Часть первая: Авиньон
Глава первая
Послание прибыло в город после полуночи и было доставлено юным монахом, который прошел весь путь из Англии.
Он покинул Карлайл в августе с двумя другими братьями, всем троим было приказано отправиться в великую цистерианскую обитель в Монпелье, где брат Майкл, самый молодой, должен был изучать медицину, а остальные учиться в знаменитой школе теологии.
Они втроем прошли всю Англию, проплыли из Саутгемптона до Бордо, а потом пошли пешком вглубь страны, и как всем путешественникам, предпринимающим такое длительное путешествие, им вручили послания.
Одно предназначалось для аббатства в Пюи, где брат Винсент умер от дизентерии, потом Майкл и его товарищ пошли в Тулузу, где брат Питер заболел и был отправлен в больницу, в которой, насколько было известно Майклу, он все еще пребывал.
Теперь молодой монах был один, и у него осталось только одно послание, потертый кусок пергамента, и ему сказали, что он может разминуться с человеком, которому оно предназначено, если не отправится в путь в эту же ночь.
- Бастард, - сказал ему аббат в Павиле, - передвигается быстро. Он был здесь два дня назад, а теперь он в Вийоне, но где он будет завтра?
- Бастард?
- Так его здесь называют, - сказал аббат, перекрестившись, что некоторым образом предполагало, что молодому английскому монаху повезет, если он выживет при встрече с человеком по прозвищу Бастард.
Теперь, после целого дня ходьбы, брат Майкл смотрел на долину, в которой находился город Вийон. Его было легко найти, потому что с наступлением ночи горевшие в нем пожары послужили маяком.
Беженцы, проходившие мимо него по дороге, сказали, что Вийон горит, так что брат Майкл просто брел в сторону ярких огней, чтобы найти Бастарда и доставить ему послание.
Он нервничал, когда пересекал равнину, наблюдая, как языки пламени над стенами города наполняли ночь клубами дыма, который отсвечивал красным, отражая огонь.
Молодой монах подумал, что так, должно быть, выглядит дьявольское небо. Беженцы все еще покидали город, они советовали брату Майклу развернуться и бежать, потому что даже демоны ада заблудились бы в Вийоне, и у него возникло такое искушение, ох, какое искушение, но другой частью его юной души овладело любопытство. Он никогда не видел битву.
Он никогда не видел, что делают люди, когда дают волю жестокости, так что побрел дальше, вверив судьбу свою Господу и крепкому посоху пилигрима, который был с ним на всем пути из Карлайла.
Пожары были сконцентрированы у западных ворот, и пламя осветило громаду замка, который возвышался на холме к востоку. Это был замок лорда Вийона, как сказал ему аббат Павиль, а лорда Вийона осадила армия под предводительством епископа Лаванса и графа Лабруйяда, которые наняли отряд наемников Бастарда.
- Почему они враждуют? - спросил брат Майкл аббата.
- По двум причинам, - ответил тот, сделав паузу, чтобы слуга налил вина. - Лорд Вийон конфисковал повозку со шкурами, принадлежащую епископу. Или так говорит епископ, - он скривился, потому что вино было незрелым.
- Правда в том, что Вийон - безбожный мерзавец, и епископ хочет получить нового соседа, - он пожал плечами, как будто признавая банальность причины этого сражения.
- А вторая причина?
Аббат помедлил.
- Вийон забрал жену графа Лабруйяда, - наконец признался он.
- А, - брат Майкл не знал, что еще сказать.
- Мужчины постоянно ссорятся, - сказал аббат, - но женщины делают их еще хуже. Взгляни на Трою! Все эти люди были убиты из-за красивого личика!
Он строго поглядел на молодого английского монаха.
- Женщины принесли в наш мир грех, брат, и никогда не прекратят приносить его. Будь благодарен, что ты монах и принес обет целомудрия.
- Благодарю Господа, - сказал брат Майкл, хотя и не очень убежденно.
Теперь Вийон был полон горящих домов и мертвых людей, и все из-за женщины, ее любовника и повозки со шкурами.
Брат Майкл приблизился к городу по дороге, ведущей из долины, пересек каменный мост и подошел к западному входу в Вийон, где помедлил, потому что ворота были вырваны из арочного проема с такой силой, что он не мог даже представить, что могло к этому привести.
Петли были выкованы из железа, и каждая прикреплялась к воротам скобами длиннее посоха епископа, шире ладони и толщиной в большой палец, однако две оставшиеся в воротах висели криво, выжженная древесина ворот рассыпалась, а массивные петли закрутились в причудливые узлы.
Как будто сам дьявол ударил своим чудовищным кулаком по арке ворот, чтобы проделать вход в город. Брат Майкл перекрестился.
Он пробрался мимо почерневших от огня ворот и снова остановился, потому что сразу за ними горел дом, а в двери напротив лицом вниз лежало нагое тело молодой женщины, по ее бледной коже стекали струйки крови, казавшейся черной в свете пламени.
Монах взглянул на ее, слегка нахмурившись, пытаясь понять, почему его так возбудил зад женщины, а потом устыдился таких мыслей. Он снова перекрестился.
Дьявол, подумал он, этой ночью был повсюду, но особенно здесь, в горящем городе, под освещенными пламенем адскими облаками.
Двое мужчин, один в порванной кольчуге, а другой - в болтающейся кожаной куртке без рукавов, оба с ножами в руках, переступили через тело мертвой женщины.
Они были встревожены, увидев монаха, и быстро повернулись, вытаращив глаза и приготовившись нанести удар, но потом узнали грязную белую рясу, заметили деревянный крест на шее брата Майкла и убежали в поисках более богатой жертвы.
Третьего солдата рвало в сточную канаву. В горящем доме обвалилась балка, выпустив наружу порыв горячего воздуха с кружащимися искрами.
Брат Майкл пошел вверх по улице, держась на расстоянии от трупов, а потом увидел человека, сидящего у бочки с дождевой водой и пытающегося остановить кровотечение из раны на животе.
Молодой монах когда-то помогал в монастырском лазарете, поэтому подошел поближе к раненому солдату.
- Я могу это забинтовать, - сказал он, становясь на колени, но раненый огрызнулся и бросился на него с ножом, удара которого брат Майкл смог избежать, опрокинувшись на бок. Он вскочил на ноги и отпрянул.
- Сними свою рясу, - сказал раненый, пытаясь преследовать монаха, но брат Майкл побежал вверх по холму. Человек снова упал, изрыгая проклятия.
- Вернись, - прокричал тот, - вернись!
Под кожаным жилетом он носил стеганный жиппон с изображением золотого сокола на красном поле, и брат Майкл, пытаясь в потрясении разобраться в хаосе, творящемся вокруг, понял, что эта золотая птица была символом защитников города и что раненый хотел сбежать, украв монашеское одеяние для маскировки, но вместо этого был схвачен двумя солдатами в бело-зеленом, перерезавшими ему глотку.
Некоторые мужчины носили эмблемы с изображением желтого посоха епископа, окруженного четырьмя черными тевтонскими крестами, и брат Майкл решил, что это, должно быть, солдаты епископа, а те войска, что носили изображение зеленой лошади на белом поле, служили графу Лабруйяду.
Большинство мертвецов были в одежде с золотым соколом, и монах отметил, сколько этих тел было насажено на длинные английские стрелы с забрызганным кровью белым оперением.
Сражение прошло в этой части города, предоставив ему гореть. Огонь перебирался с одной соломенной крыши на другую, а в тех местах, куда не добрался огонь, орды пьяных и утративших дисциплину солдат занимались грабежом и насилием в клубах дыма.
Заплакал ребенок, пронзительно закричала женщина, а потом слепой с источающими кровавые слезы глазницами вместо глаз пошатываясь вышел из переулка и столкнулся с монахом. Человек отпрянул и заскулил, держа руки так, чтобы отгородиться от возможного удара.
- Я не причиню тебе боль, - сказал брат Майкл по-французски, на языке, который он выучил, будучи послушником, чтобы продолжить обучение в Монпелье, но ослепленный не обратил внимания на его слова и спотыкаясь побрел вниз по улице.
Где-то запел хор, такой неуместный в этой крови, дыму и криках, и монах подумал, не сон ли это, но голоса были реальны, столь же реальны, как вопящие женщины, рыдающие дети и лающие собаки.
Теперь он шел с осторожностью, потому что переулки были темны, а солдаты необузданны. Он прошел мимо лавки кожевенника, которая горела, и увидел человека, утопленного в чане с мочой, используемой для обработки шкур.
Он вышел на небольшую площадь, украшенную каменным крестом, и там был атакован сзади бородатым дикарем в ливрее цветов епископа.
Монах упал, и мужчина наклонился, чтобы срезать кошель, висящий на веревке, служившей ремнем.