К 17 часам околка руля была закончена. Было решено высверлить ряд сквозных отверстий вдоль всего пера, а затем разобщить по этой ослабленной линии верхнюю часть пера с нижней. Механики под руководством Трофимова приладили ручное сверло, чтобы попробовать, как пойдет дело. Но сталь оказалась очень твердой, и сразу же стало ясно, что с ручным сверлом дело пойдет медленно. Надо было пускать в ход электродрель.
С утра работы развернулись полным ходом. Чтобы закончить операцию быстрее, организовали две рабочие смены: с девяти часов до семнадцати в котловане работали Трофимов, Шарыпов, Недзвецкий, Бекасов и Мегер, а затем их сменяли Алферов, Буторин, Гетман и Токарев.
Больше всех доставалось Трофимову и Токареву. Фактически им приходилось работать чуть ли не круглые сутки: Трофимов руководил операциями в котловане, а Токарев бессменно дежурил у слабосильного "Червоного двигуна", который отчаянно пыхтел и захлебывался, обслуживая крохотную четырехкиловаттную динамомашину, всю энергию которой забирала прожорливая электродрель. Стоило посильнее нажать на дрель, как напряжение в цепи падало, и "Червоный двигун" начинал завывать, чихать и глохнуть. Надо было все время регулировать число оборотов, и Токарев не мог отойти от мотора ни на шаг.
Работу свою, как всегда, механики организовали очень четко, и в первый же день удалось просверлить до ста отверстий, которые составили оплошной ряд ниже третьего контрфорса, хотя работать здесь, у самого дна котлована, было крайне неудобно.
Труднее оказалось перерезать рудерпис: у нас не было достаточно длинного сверла, чтобы продырявить насквозь эту мощную стальную болванку толщиной в 300 миллиметров. Поэтому пришлось сверлить десятки радиальных отверстий так, чтобы они сходились в центре.
16 июня мы собирались отметить двухлетие со дня выхода "Седова" в плавание. С утра корабль расцветился флагами, но этим празднование и ограничилось: мы не могли прерывать работу, и сверление рудерписа продолжалось до часу ночи.
Наконец к вечеру 18 июня работа приблизилась к концу: и перо и рудерпис были почти разъединены на две части. Оставалось лишь преодолеть сопротивление тонкой решетки, образовавшейся между высверленными отверстиями, чтобы навсегда отделить верхнюю, исправную часть руля от нижней, искалеченной.
Механики предполагали, что эту работу удастся завершить без особых хлопот. Но обстоятельства сложились так, что именно теперь, когда все уже было почти готово, мы едва не потеряли последней надежды на возвращение судну возможности управляться.
Дело в том, что все эти дни упорно держалась сильная оттепель, вызывавшая бурное таяние снега и льда. Насколько страстно мы мечтали в марте о тепле, настолько горячо мы теперь мечтали о хорошем морозе: вода в котловане с каждым днем прибывала все энергичнее.
По ночам откачкой воды из котлована занимались вахтенные. Вначале это занятие давалось без особого труда, - достаточно было полчаса поработать брандспойтом, чтобы на дне котлована стало сухо. Но в ночь на 18 июня стоявшему на вахте Соболевскому пришлось уже довольно туго. Хотя наш врач обладал незаурядной силой, он с трудом отстоял котлован от поступавшей воды.
Днем во время работы брандспойт пришлось пускать в ход регулярно каждый час. Когда же время подошло к полуночи, вода хлынула в котлован таким потоком, что откачивать ее удавалось лишь ценою больших усилий.
Я должен был стоять вахту с 24 часов и поэтому после ужина прилег отдохнуть. Внезапно я почувствовал, что кто-то меня будит. Открыл глаза и увидел Андрея Георгиевича. Он был возбужден.
- Константин Сергеевич! Заливает! Там Буторин с Шарыповым качают беспрерывно, но вода все-таки прибывает...
Я натянул сапоги, накинул ватник на плечи, выбежал на палубу и спустился в котлован. Дно его на полфута было затоплено водой, струившейся сквозь щель, образовавшуюся у ступицы винта. Мокрый, взъерошенный боцман возился в воде, затыкая поминутно увеличивавшуюся щель обрывками старых ватников. Шарыпов откачивал воду брандспойтом.
Небо было затянуто низкими грязными тучами, ронявшими на корабль хлопья мокрого снега. Все вокруг таяло и расползалось. Термометр показывал плюс 0,2 градуса. Это означало, что в ближайшие часы поступление воды в котлован возрастет еще больше.
- Будить всех! - сказал я Андрею Георгиевичу. - Общий аврал!..
Через десять минут весь экипаж "Седова" собрался под кормой. Картина этого решающего аврала глубоко врезалась мне в память...
...Без шапок, в одних свитерах, утопая по колено в воде, механики возятся на дне котлована, пытаясь разъединить верхнюю и нижнюю части руля. Шарыпов держит зубило, Алферов и Токарев бьют по нему кувалдами. Зубило скользит в воде, удары молотов приходятся мимо, люди падают в воду, поднимаются, начинают все сначала.
В это время остальные члены команды, сменяясь, по очереди изо всех сил качают вверх и вниз ручки хрипящего брандспойта, щланг которого выплевывает; мутную соленую воду. Невзирая на все их усилия, вода в котловане прибывает.
Наконец механикам удается разрубить решетку между просверленными в пере отверстиями. Но рудерпис держится еще прочно.
-Тащи домкраты! - командует Трофимов.
Тяжелые пятитонные домкраты спущены в котлован. Буторин и Гетман тащат куски досок, клинья, распорки, чтобы поудобнее установить их,- мокрые, скользкие домкраты могут сорваться.
Нижняя часть руля уже скрылась под водой. Домкраты установили на весу в верхней части. Наконец все приготовления закончены, и механики начинают вращать трещотки. В то же время участь команды, взобравшись на судно, нажимает ручной привод рулевого управления.
В эти минуты решается судьба нашего замысла: достаточно сорваться домкрату с места, и все будет кончено, - вода прибывает настолько стремительно, что во второй раз установить домкрат уже не удастся.
В 2 часа ночи, наконец, послышался хруст, и верхняя часть руля медленно, как бы нехотя, отошла влево. Люди начали быстро карабкаться из котлована на поверхность льда, - холодная вода теперь била фонтанами из образовавшихся отверстий. Но теперь она была уже не страшна: работа закончилась.
Невзирая на всеобщую усталость и поздний час, - на корабле ликование. Люди кричали "ура", бросали в воздух рукавицы, шутя боролись друг с другом, - одним словом, вели себя, как школьники, только что выдержавшие трудный экзамен.
Решили немедленно испробовать укороченный руль. Ведь каждому из нас не терпелось узнать, каковы плоды нашей работы. Мы попробовали переложить руль с борта на борт. Влево укороченное перо отошло легко, словно рулевое управление было вполне исправно. Оно легло на борт. Но вправе перо шло туго - видно, верхняя и нижняя части цеплялись друг за друга. Принесли металлические тали и завели их за сектор руля, чтобы преодолеть сопротивление сцепившихся частиц металла. Уже под утро объединенными усилиями привода и талей удалось повернуть руль вправо на каких-нибудь 3 - 4 градуса.
В сравнении с прежним и это было хорошо: поворачивая верхнюю часть руля влево, мы могли без труда парализовать вредное влияние изогнутой вправо нижней части. Но мы не могли удовлетвориться этим результатом и решили на следующий день возобновить попытки отрегулировать укороченный руль.
Было уже 4 часа утра, когда аврал закончился. Гаманков сервировал в кают-компании роскошный завтрак из консервированного гуляша и какао; мы с большим проворством уничтожили удвоенные по случаю аврала порции и разошлись по своим каютам. Давно уже я не спал так крепко, как после этой ночи!..
Работы по ремонту руля отняли у нас еще несколько суток. Подкладывая шайбы между петлями руля и ахтерштевня, мы пытались увеличить радиус вращения пера. Нашему машинисту Недзвецкому пришлось на время превратиться в водолаза, - ледяной котлован был уже полностью затоплен, и теперь для осмотра рулевого управления приходилось спускаться под воду.
В конце концов нам удалось увеличить поворот руля вправо до 15 градусов. Этого было достаточно для частичной управляемости судном, и потому 22 июня мы рапортовали в Главсевморпуть:
"Руль "Седова", согнутый подвижкой льдов в январе 1938 года, в настоящее время после околки льда, углублением свыше 2 метров, удалось перерезать на месте погнутости ниже третьей петли на 15 сантиметров, после чего верхняя часть руля на двух верхних болтах, площадью в 2,2 квадратных метра, поворачивается влево на борт, вправо на 15 градусов. Полагаю, что при соответствующей загрузке кормы судно частично получит управляемость, достаточную для следования за ледоколом без буксира.
Нижняя часть руля находится сейчас в прежнем неподвижном положении, отогнута вправо на 20° по согнутому в петле болту. При необходимости небольшой водолазной работой можно удалить нижнюю часть руля, дать полную поворотливость верхней части.
Работа производилась при непрерывном выкачивании воды брандспойтом.
Принимая во внимание сложность указанной работы, произведенной без достаточных технических средств, в тяжелых условиях, а также ее ценность, ходатайствую о премировании следующих лип экипажа: Трофимов - старший механик, Алферов - третий механик, Буторин - боцман, Шарыпов-машинист, Недзвецкий - машинист, Гетман - кочегар, Мегер - матрос, Бекасов - радист..."
Главное управление Севморпути поздравило нас с победой. Участники ремонта руля были премированы - каждый получил по 1000 рублей. Редакции газет завалили нас запросами о том, каким образом нам удалось перерезать руль. И действительно, мы могли по праву гордиться сделанным: будущее показало, что наша работа была проделана как нельзя более своевременно. Когда "Седов" полгода спустя встретился с ледоколом "И. Сталин", наш укороченный руль неплохо поработал, тем более что нам удалось, подняв пар в котлах, провернуть руль и вправо до самого борта.
* * *
Арктическое лето было уже в полном разгаре, когда мы, наконец, закончили ремонт рулевого управления и смогли всерьез заняться осмотром и приведением в порядок корабельных механизмов.
К концу июня мы приблизились вплотную к 63-му меридиану, во много раз опередив темпы "Фрама".
Солнца мы почти не видели - небо закрывал плотный слой низких облаков. То и дело налегали густые туманы, сокращавшие видимость до 50 - 100 метров. Температура держалась в среднем около нуля. Было очень сыро. Поэтому следовало особенное внимание обратить на сохранность машины корабля от ржавления, тем более что машинное отделение у нас не отапливалось. И как только механики закончили ремонт руля, они сразу же занялись сложным и ответственным машинным хозяйством.
Последовательно и методично они осматривали законсервированные части, зачищали тонкой наждачной бумагой малейшее пятнышко ржавчины и снова покрывали все слоем масла.
Главный вал машины был провернут вручную на полный оборот. Наиболее ответственные подшипники были вскрыты и освидетельствованы. К счастью, сырость не проникла ни в один подшипник, - все они с осени были бережно заполнены смесью говяжьего сала с маслом, и теперь шейки вала сверкали, как зеркало.
Так же внимательно были проверены все вспомогательные механизмы. Даже поручни в машинном отделении механики вымыли керосином и очистили наждаком от ржавчины.
Много возни было с котлами. Осенью 1938 года, когда нам пришлось вести упорную борьбу с креном судна, мы были вынуждены для поддержания равновесия накачивать морскую воду то в правые, то в левые котлы поочередно. Воду из котлов мы откачали, но остаток солей остался. Его надо было убрать.
Особенно много повозиться надо было со вспомогательным котлом, в котором в часы памятного аврала 26 сентября 1938 года мы вынуждены были поднять пары на соленой морской воде. Надо было очистить его особенно тщательно и произвести вальцовку потекших трубок.
Токарев, Алферов, Недзвецкий, Гетман и Мегер целыми днями просиживали внутри холодных железных котлов. Вооружившись скрепками, они при свете стеариновых Свечей выцарапывали накипь, соль, кристаллы льда из всех укромных уголков между дымогарными трубками, между огневой коробкой и стенками котла, у лазов.
Чтобы ускорить работу, были вызваны охотники, желающие добровольно взяться за очистку вспомогательного котла в сверхурочные часы. За это тяжелое и утомительное дело взялись втроем Мегер, Гетман и Шарыпов. Молодежная бригада просидела в котле несколько вечеров подряд и очистила его образцово.
Тем временем Трофимов и Токарев выполняли другую важную работу: приводили в порядок иллюминаторы.
Исправные иллюминаторы - обязательное и неукоснительное условие безопасности мореплавания. Если почему-либо судно накренится, погрузившись до линии иллюминаторов, и если иллюминаторы будут пропускать воду, гибель его неизбежна. Тогда уже будет поздно задраивать отверстия!
Осенью 1938 года Андрей Георгиевич вдвоем с Буториным кое-как наспех задраили все иллюминаторы. Но теперь, когда мы подходили к беспокойному Гренландскому морю и собирались выйти из дрейфа, следовало надежно отремонтировать каждый неисправный иллюминатор.
Не сидела без дела и палубная команда. Соревнуясь с машиной, она также в эти летние месяцы работала очень интенсивно.
В качестве примера приведу здесь июньский план работы палубной команды.
№ п/п
Наименование работ
Кто выполняет
Количество человеко-дней
1
Срастить трос для драги
Буторин, Мегер
14
2
Смотать трос на вьюшку, осмотреть и установить дефекты
Буторин, Мегер
4
3
Вооружить драгу
Буторин, Мегер
2
4
Отколоть лед под подзором до появления воды
Гетман, Шарыпов
40
5
Перевезти аварийный запас со льда, погрузить и уложить во избежание порчи от сырости
Буторин, Гетман, Мегер, Шарыпов
26
6
Три гидрологические станции
Буторин, Гетман, Мегер, Шарыпов
12
7
Четыре измерения глубины
Буторин, Гетман, Мегер, Шарыпов
8
8
Сверление льда
Буторин, Гетман
6
9
Работа с драгой
Буторин, Мегер, Шарыпов, Гетман
10
10
Приготовление посуды для гидрологических проб (30 бутылок)
Гетман
1
11
Очистка и цементировка цистерн для питьевой воды
Буторин, Мегер
5
12
Осмотр и подготовка брандспойта
Шарыпов
2
12
Прием воды
Аврал
3
14
Стирка постельного белья
Буторин, Гетман, Шарыпов, Мегер
4
15
Дневальство
Мегер
5
Этот план был составлен с расчетом на перевыполнение норм на 23,5 процента. Но в действительности они были перевыполнены значительно больше. Достаточно сказать, что одни лишь непредвиденные авралы по ремонту руля отняли у палубной команды в июне 42 человеко-дня!
Только один пункт плана остался невыполненным, да и то не по вине команды: нам не удалось организовать работу с драгой. Дело в том, что мы могли с помощью своего самодельного троса добывать бентос со дна лишь на глубине в 2500 метров - большего напряжения проволока не выдержала бы. Между тем под нами все еще оставался слой воды в 4-4,5 километра. На меньшие глубины "Седов" вышел лишь в самом конце дрейфа, когда мы были уже лишены возможности заниматься драгированием, - команда заканчивала последние приготовления к выходу изо льдов.
* * *
В июле обе команды - и машинная и палубная - были поглощены одной и той же работой, увлекшей весь коллектив: мы занялись окраской корабля.
Надо сказать, что после двух зимовок "Седов" выглядел весьма непрезентабельно. Жестокие мартовские морозы доконали краску, - она полопалась, лоскутьями отстала от бортов и при самом легком прикосновении осыпалась на лед. Корпус начинал ржаветь, а ведь ржавчина - страшный враг корабля.
Нам предстояло тщательно очистить корпус судна от пришедшей в негодность краски, соскоблить ржавчину, потом загрунтовать суриком и, наконец, покрыть вверху краской. Все это мы могли сделать. Но перед нами возникала одна почти непреодолимая трудность: на судне не было олифы. Небольшие запасы ее мы израсходовали еще в 1938 году, когда нам удалось покрыть борта судна суриком.
Я начал рыться в книгах, пытаясь отыскать рецепт варки олифы, - у нас было двенадцать бочонков подсолнечного масла, и мне казалось, что его можно будет пустить в дело. В "Морской практике" Васильева было дано лишь крайне отдаленное представление о таком существенном процессе, как варка олифы. И только в случайно попавшей в нашу библиотеку брошюрке "Окраска речных судов" удалось найти несколько намеков на то, как изготовляется олифа. Автор этого руководства указывал, что из конопляного масла олифу надо варить на сильном огне в течение четырех часов, прибавляя свинцовый сурик, для того чтобы она быстрее сохла. При этом температура масла поднимается до 300 градусов и оно становится огнеопасным, - стружка, брошенная в кипящее масло, мгновенно обугливается.
Об интересующем нас предмете было сказано всего несколько слов: "Олифу можно варить и из подсолнечного масла". Это хорошо. Но как ее варить?..
Я вызвал Буторина, показал ему книжку и сказал:
- Попробуй, Дмитрий Прокофьевич, сделать так же, как тут написано!..
Боцман взялся. После нескольких неудачных попыток сварить масло в камбузе, он установил на льду в 140 метрах от судна камелек, сделанный из пустой железной бочки, вделал в этот камелек небольшой котелок, приладил трубу, и "фабрика Прокофьича", как прозвали это неказистое сооружение, заработала.
На всякий случай мы решили варить олифу не четыре часа, как сказано в книжке, а шесть. Целый день коптился боцман у своей железной печурки, помешивая кипящее масло в котле. Занятие это было не из веселых: пары подсолнечного масла не отличаются приятностью. К тому же все вокруг камелька таяло, а с неба беспрерывно падали густые хлопья мокрого снега.
Все это можно было бы стерпеть, если бы подсолнечное масло превратилось в подобие олифы. Но эта проклятая жидкость упорно отказывалась сгущаться. К концу дня она оставалась так же жидка и текуча, как в тот час, когда Буторин разжигал огонь в своей железной бочке.
Боцман думал, что во всем виновата "сушка", как маляры называют свинцовый сурик, и увеличивал дозы примеси. Но свинцовый сурик не помогал. Сваренная Буториным олифа могла с таким же успехом применяться для окраски корабля, как и сливочное масло.
После трехдневной возни у камелька боцман пришел в отчаяние. Он потерял всякую надежду на то, что из подсолнечного масла когда-нибудь получится олифа. Но не оставлять же корабль без окраски! Мы прекрасно понимали, что ржавчина нанесет "Седову" непоправимый урон, если мы не покроем облупившиеся борта двойным слоем сурика и черни. Было бы крайне обидно доставить в родной порт вместо корабля груду ржавого железа, пригодного лишь для сдачи в Рудметаллторг.