Странно, обычно непрошеных или нежданных гостей встречают с некой настороженностью и явным любопытством, здесь же кто-то выглянул из-за двери и спрятался. Не выходит. Самим лезть в дом и представляться – не солидно, однако документы, разрешающие проход по территории заповедника, нужно бы показать. Но кому? На берегу у лодок ковыряются люди. О, да это же наши знакомые охотники с мыса Рытый.
– Здорово, ребята. Быстро вы добрались. Где ночевали? – самый старший и с виду солидный человек протянул нам руку.
– Не знаем чей дом, километрах в трех от сюда. Вон видишь, пес хозяйский с нами увязался. – я ответит на приветствие.
– Это Налейкина пес. И дом его там недостроенный.
– Может быть – хозяина не было. А здесь-то где начальство? Отрекомендоваться надо.
– В доме обедают. Да ты зайди.
Вова остался с охотниками, а я пошел в дом, взяв документы.
Дом классный. Высокие стены, высокое крыльцо, большие окна. В окне промелькнула мордашка молоденькой девочки, и спряталось за занавеску. Я постучался и открыл дверь. Хозяин, резко обернулся, встал из-за стола, вплотную подошёл ко мне, поздоровался и любезно дал понять, что сейчас выйдет. Короче, нужно на улице подождать. Что ж, я конечно вышел, успел заметить на столе котлеты, мясо, хлеб, овощи, рыбу и все остальное, что перечислять смысла нет – нужно пробовать. Козёл! Он вышел следом. Что-то нервничал, говорил, говорил. Понятно было одно: останавливаться здесь не стоит – мы не ко двору. Через 18 км есть научная станция заповедника, нужно идти туда.
А мужик всё куда-то уходил и возвращался. А на окнах колыхались занавески.
– Чё, ребята, не повезло. – спросил здоровый бурят – наш знакомый охотник. – Не обращайте внимания. У них тут жёны молодые – по 19 лет.
– По сколько? Откуда?
– На практику в прошлом году приехали, вот и остались. Так-то Исайкин мужик ничего, но буксует, когда молодые туристы приходят.
– Так, это и есть Исайкин? Нам о нём другое рассказывали. Приветы передавали ему, Налейкину и ещё Чижову и Макаренко. От Толи Павляка из Онгурён.
– Знаю Толю. Соляру возит. Хорошо, я передам.
Мы встали с бревна, навьючили рюкзаки. Погода говно и настроение говно. Байкал хмурый, дождь достал – нудный и липкий.
– Ну, ладно, давай прощаться. Пойдем мы.
– Счастливо, ребята. Осторожней там – охотники пожали руки.
Мы уже двинулись, когда в очередной раз появился Исайкин и предложил помыться в бане, явно зная наш ответ. "Да пошёл ты!" – подумал я, но сказал: "Спасибо большое, время не ждет, ещё восемнадцать километров топать, нужно до ночи успеть на станцию" и протянул ему руку. "Ага, чаи распивать времени нет!" – ответил Исайкин, показал, как выйти на тропу и умчался в дом. Я специально смотрел на окна, откуда на меня смотрели две пугливые мордашки. "Господи, дети совсем. А этот сорокалетний пиздюк теперь всю жизнь будет прятать от путников свои сокровища. А чья вторая? Налейкина, что ли?" – так и не разобравшись в сложных семейных связях работников метеостанции Солнечная, раскисая под дождём, я поплелся за Вовой, вспоминая увиденные котлеты.
Уйдя подальше от метеостанции, на берегу озерка мы разожгли костер и стали варить спагетти с тушенкой. А что? Отличный обед, кто понимает – продукты жалко, мало их на этот долгий переход. Хорошо бы дней за десять – одиннадцать до Нижнеангарска дойти – будет ровно месяц пути. Уже три недели в пути. Ровно три недели. Весна сегодня закончится. Будет лето и непролазная тайга в триста километров длинной. Ничего – допрём! Зато какой вид на море: Чёрный исполин Святой Нос и белоснежные вершины Баргузинского хребта на той стороне. Пара недель и мы там будем. Будем оттуда смотреть на этот берег и, наверное, вспоминать вот эти спагетти. Джек, собака Налейкина, увязалась с нами. Иди, лапочка, иди. Хоть о медведе предупредишь, да и нам приятно сделать "подарок" друзьям метеорологам.
Крутыми берегами, живописными лугами с высокой сочной травой и болотами с пьяным запахом вязких трясин, совершенно не боясь неожиданной встречи с медведем, мы шли к научной станции заповедника. Пес, одурев от счастья свободы и количества съеденных макарон, носился по лесу, распугивая рябчиков и облаивая белок. Какой-то "Ярославец" крутился у берега и, так и не пристав, смотался на Север. Мы тащили свои мешки и болтали обо всём, о чём болтают путешественники.
В бухте Солонцовая научно-исследовательская база охранялась, обслуживалась и использовалась двумя людьми: инспектором заповедника Володей и ученым орнитологом Наташей, женщиной молодой и красивой. Наташа изучала мелких птиц, а Володя следил за порядком на вверенной ему территории и помогал Наташе. Хозяйство они вели совместно. Я думаю, Володе повезло. Многие бы хотели помогать Наташе в столь заповедном во всех отношениях месте на фоне белоглавых гор, хрустальных озёр и райского, хоть и Сибирского леса. Володя-то нас и встретил. Документы проверять не стал– он уже слышал о нас. Народная почта работает быстрее государственной. Завалившись в дом, поздоровавшись с хозяйкой (как-то "хозяйкой" её называть даже не уместно), свалив в угол мешки и телогрейки, мы стали помогать готовить ужин. На столе появились солёные грибы, омуль, суп и всё то, что ребята здесь готовят. Вот это встреча! Я понимаю. Интересная деталь: из-за отсутствия сахара в чай используют детскую смесь "Малыш". Довольно вкусно, возьмем на вооружение.
Так как ребята мы коммуникабельные и любим поболтать и посмеяться, разговор быстро склеился и перешел в нормальный веселый треп с прибаутками и частым смехом. Володя и Наташа оказались мировыми хозяевами, не смотря на то, что работники заповедника (я, кажется, уже говорил о своём отношении к охотоведам и разным другим официальным чинам лесного и охотничьего хозяйства – в этом случае было приятное исключение). Рассказы об НЛО, кстати, тоже в виде серебряных шаров над горами и огнями над Морем, о изюбрях и медведях, которые приходят к ним на озера, о том, что они рассчитывают развести здесь помидоры и о сорванной ветром крыши на бане, проглотили вечернее время совершенно незаметно. (длинноватое предложение – можно задохнуться). О бывшем хозяине здешних мест Александре Бурмейстере, человеке не ординарном и интересном, о котором мы будем в дальнейшем ещё не раз наслышаны, ребята рассказывали с некоторым раздражением. (Комарицин рассказывал с уважением). Из рассказа стало ясно, что человек этот необычный, своенравный и хозяйственный. Он завалил лес капканами (выражение Наташи), пытался разводить здесь то ли норок, то ли песцов (клетки мы увидим утром), охотился на искусственных озёрах уток (О! как я его понимаю, зная, сколько их на этих озерках) и организовывал охоту для иностранцев. Потом его, вроде, погнали и он переехал в Чивыркуй. Короче, парень, по нашим понятиям, путёвый. Ещё Наташа рассказывала о старинном деревянном водопроводе, проложенном здесь в тайге (я не понял для чего), что-то ещё о своих воробьях, которых она изучает и записывает голоса на магнитофон, а я любовался её фигурой и лицом, почему-то вспомнив о сексе. Странно, но за три недели эти мысли в голову пришли, наверное, первый раз. Что там сейчас Лариска делает? Настроение вдруг испортилось, и я пошёл спать.
01.06.92
Лето начиналось в понедельник. Борьба с самим собой. Мыс Заворотный. Геологи, Андрей Захаренко. Ужин в компании геологов – творческий вечер
Здравствуй, Лето! Чёрт меня дернул встать в такую рань. Пошел снимать природу, горы, домик. Поприветствовал Джека (мы про него совсем забыли, а он здесь с местной пустолайкой тусуется). Прогулялся и снова рухнул спать. В 9 часов проснулся. На кухне кипела деятельность – варился молочный суп и чистился омуль. Вова уже помогал хозяевам, а я ещё валялся. Как-то разбито я себя чувствовал. Всё болело, ныло, свербело. Почему-то стал волноваться, что Дима не приедет в Северобайкальск. Навалилась лень. Но вставать все равно придется. Я встал.
– Собаку оставьте. Я поеду на станцию – отвезу её. – сказал Володя.
– Хорошо – ответил я, хотя ничего хорошего в этом не было – с собакой спокойней.
После завтрака, ребята затоварили нас соленым омулем и пожелали удачи. Мы пошли. "Пока, Джек. Спасибо за сопровождение". Пес завилял хвостом, глядя грустными глазами.
До Заворотного 20 км. Тропу нам обрисовала Наташа ещё вчера, так что оставалось только идти и не чихать. Но вот идти-то было трудно. Я совсем расклеился и шел по вросшим в прибрежный песок плоским камням на автопилоте. Говорил сам себе, что дойду вон до того дерева и сяду – передохну. Доходил до дерева и говорил снова: "Хорошо, дотяну до той лесины и перекурю". Снова шёл, доходил и все сначала. Так постепенно разошёлся, набрал темп и ритм, и усталость отпустила. Володя настороженно поглядывал на меня, но молчал – понимал, что со мной что-то твориться. Молчал – и правильно делал.
Запись в дневнике:
Даже когда иду по тропе, уже не вижу красоты природы. Только на редких привалах или вдруг звери – для глаз что-то неординарное. Но нужно идти. Я сам выбрал этот путь и ничего не столкнёт меня с него. Удивительно, но кажется, Вове всё даётся легче. И груз у него тяжелей, и скорость больше (всегда меня поджидает), и работоспособность (может, физиология). Последние 3 дня уделали – всё труднее, труднее вставать. Ноги свинцовые, колени болят, спина ноет, голова тяжёлая и хочется всё время сладкого. Очень тяжело начинается день. Хочется выспаться, но пока негде. Будут ли деньги в Северобайкальске?
Продержаться до Нижнеангарска. Отдохнуть, вымыться, отоспаться, поесть – моя мечта, но она сбудется, если Дима привезёт деньги, а если нет – нервы на пределе – Дима испортит всё. Моя идея не реализуется, но как об этом сказать. Это моя идея, будем идти до упора… Идём без ружья. Я на автопилоте. Перед нами мыс Заворотный, до него 5 ч. ходу. Дойду ли? Дойду!!!
На конце мыса сели отдохнуть, съели по омулю, сняв кожу, как чулок, и обсасывая вкусное мягкое мясо с розового позвоночника. Приятная это штука – малосольный омуль. Так бы ел, и ел.
Размышляя о вчерашних рассказах Наташи, как вести себя в лесу при встречи с медведем, незаметно протопали до Заворотного.
*** Для информации: при встречи с медведем – не дергаться, не делать резких движений и главное не бежать, т. е. не провоцировать зверя на нападение. Остановиться. Повернуться к нему лицом – на спину скорее всего бросится. Стоять, смотреть – сам уйдет. Поворчит, но уйдет. Если медведица с медвежатами – медвежата, как правило, бегут играть со встречным, а мать нападает, чтобы не рисковать. Так вот, от медведицы лучше лесть на дерево. Взрослые медведи по деревьям не лазают – у них крестец окостеневает и взрослая особь не способна лезть по стволу. Малыш – не страшно если полезет, можно столкнуть. Медведица уведет шпану, обязательно вернется проверит. Поворчит и только потом уйдет. И ещё, прежде чем напасть, то есть атаковать, медведь встает на задние лапы, потом бросается вперед и вот тогда уже ку-ку. Если прыгает на четырех лапах – значит не доволен, сердится – лучше отступить. Потихоньку, лицом к нему, не резко отходить назад или к дереву. Бежать или прыгать в воду бесполезно – он и бегает быстрее и плавает – будь здоров, да и вода ледяная. Дерево спасет, только дерево.
Вот такие рекомендации.
Итак, Заворотный. От этого места Байкал как бы заворачивает, изгибается. Отсюда и название. Здесь, на мысе стоит геологическая партия. Этот кусок земли Байкало-Ленскому заповеднику не принадлежит. Ребята добывают какой-то Арканзек (если я правильно его называю) – шлифовальный камень, применяемый в ракетостроительной отрасли для тонкой шлифовки деталей. Короче, дефицит жуткий. Тайга над геологами горит высоко в горах. Кто-то носится с огнетушителями – тушит. Мотаясь с водой от Байкала до сопки и вверх, ребята к вечеру видимо порядком измотаются – я им не завидую. Дождь нужен, дождь. Все остальное – мертвому припарка.
Геологи – наши люди. Без базара, вываливают на стол все, что есть, определяют две койки, и чувствуешь себя с этими парнями совершенно непринужденно и надежно – будто век их знал. Андрей Захаренков выделил нам свою комнату, обклеенную плакатами покорителей Байкала с автографами. Это ребята (финны или канадцы) зимой на "Буранах" перли по льду. Здесь ночевали. Были и конькобежцы – преподаватель и студенты (и студентки) Иркутского университета. Андрей говорит, что ноги чуть не отморозили, пришлось их на машине в Северо-Байкальск вести. А потом статья в газете, дескать прошли весь путь на коньках.
К вечеру горе-пожарники потихоньку стекались к нам познакомиться и потрепаться. Многие из них о нас тоже уже слышали – моторки ходят быстрее нас – и вот пришли посмотреть на двух… отчаянных парней, если мы их правильно поняли. К тому же друг Налейкин уже здесь как-то очутился.
– Мы твою собаку у Володи на станции оставили – сказал я ему. – Спасибо за приют в доме. Хороший дом.
– Угу – сказал Налейкин и стал донимать расспросами. Основательно достал, и я, сославшись на то, что некогда распивать чаи, пошёл стирать носки. Товарищ отклеился.
Вечером звенела гитара (Андрюха сам пишет довольно неплохие песни и играет порядочно), мерцали свечи, по-маленькой проскакивал наш спирт и снова рассказы об НЛО (опять похоже), о тайге и об особенностях работы геолога. Люди подходили и уходили. Но среди них был здоровый бурят Боря. Он рассказывал о Байкале много исторических и местных сказочных историй. Говорил о том, как и почему возникли названия некоторых мысов, бухт и мест (я после проверял по справочникам – официальные версии не всегда совпадают, ну да ладно), но был среди этих рассказов один, который заставил нас насторожиться.
– Есть, – говорил парень, – одна деревня у Онгурен, Курулта – там раньше жила шаманка. Конкретная была шаманка. Вся округа её знала. Буряты к ней, как что – сразу шли. И сила у неё шаманская была о-го-го, я тебе доложу. Так вот, стали, то ли до войны, то ли после, не скажу точно, коммунисты гноить старуху, донимать, знаешь, по религиозной теме. И, короче, достали – померла шаманка, а может ухлопали – не знаю. Но с той поры в деревне никто не живет. Как-то само получилось, что все разъехались, побросав дома. С виду вроде обжитая, но никто не живет – дух Шаманки появился и выжил всех. Говорят, она до сих пор бродит по деревни (мужики как-то ночью видели) и не дает в домах никому жить. Туристы там вообще не бывают. Один знакомый охотник вынужден был заночевать в деревни – то ли грозу переждать, то ли ждал кого – не важно, – и так получилось, что ночевать остался как раз в том доме, где раньше эта Шаманка жила. И что ты думаешь? "Сижу, – говорит, – у печи, курю, чай грею. Задумался, гляжу на огонь и … Сначала, – говорит, – не понял, а потом чувствую – кто-то по спине гладит. А в доме никого. Так вот, – говорит, – весь напрягся, чувствую, от каждого прикосновения, мурашки по спине бегают, а оглянуться боюсь. И вдруг, за спиной голос: "надолго?" Как подкинуло, – говорит. – Оглядываюсь – никого. Вещи схватил и в Онгурёны. По дождю, по ночи – поебать. Ушел" Вот такая история. И это ни только у него было. У моего напарника…
– А в каком она доме жила? – я перебил Борю.
– Точно не скажу, какой по счету, но слева от дороги. Дорога там одна на всю деревню, второй или третий – не помню. На два хозяина. Её правая половина, с крыльцом.
– И что, в этой половине он ночевал?
– Угу.
– Мы тоже там ночевали.
– …? – Боря недоверчиво посмотрел на нас.
– Отвечаю. Правда, всю ночь тоже что-то не очень спалось… – и тут я рассказал ему о наших ощущениях той ночи.
Парень замолчал, обдумывая услышанное. В доме воцарилась тишина, даже заглох патефон – все смотрели на нас. Потом хлебнул чаю и произнес: "Ну, ребята, теперь точно Байкал пройдете. Раз Шаманка пропустила – с бурятскими духами, считай, вы договорились. Наливай – надо взбрызнуть".
Мы чувствовали себя героями. Звонче зазвучали песни, потекли рассказы о подобных случаях в таёжных зимовьях, закипел чайник, зазвякали кружки. Все напились и стали врать ещё больше. Нормальный прокуренный бедлам, но дружелюбный и не злой. Мы были на седьмом небе. Шутили, я даже песни пел, взяв гитару, а Вова сидел красный от чая. Спать разошлись поздно, и плохо помню как. Андрюха ещё бренькал на гитаре, а мы уже храпели в темноте на растянутых сетках мягких кроватей.
02.06.92
Утро в одиноком посёлке. Обед в зимовье. Дорога, горная река, ветер, возвращение в зимовьё. Ода зимовью. Суровые краски природы. Журналы, размышления. воспоминания, грусть
Часов в пять Андрей нас разбудил. Они поехали в Онгурены – он пришёл попрощаться и пригласить в гости к нему в Смоленщину – адрес он оставил на столе. И всё умолкло, только слышался звук удаляющейся лодки.
"Куда они поехали? На Море такая волна!" – подумал я, и провалился в сон.
Утром в поселке никого. Только мы. После вчерашнего в доме бардак и грязь. Пожрав остатки засохшей пищи, накипятив на костре воду, мы отмыли посуду, подмели пол, навели марафет. Потом попили горячего чаю, написали записку со словами благодарности, прихватили с собой сухари и пошли до Северного Кедрового.
Дорога классная, укатанная геологами. Где-то здесь на тракторе обычно гоняет Андрюха. Идем, болтаем о вчерашних встречах. Птички поют, Байкал шуршит – красота.
К обеду дошли до зимовья. По нашим данным этот мыс Северный Кедровый. (Завтра мы узнаем, что ошиблись). Стали готовить обед, поджидая хозяев. В зимовье полно продуктов и вещей, даже журналы и книги. Набор открыток с видами Италии – как он сюда попал? Казалось, что вот-вот придет кто-то. Готовили с запасом на всякий случай. Нажравшись до отвала, повалявшись на соломенных матрацах, даже немного вздремнув, мы двинулись дальше по дороге. На песчаном берегу полно медвежьих следов – зарядили ружье. Заповедник заповедником, а зверя уважать надо.
Дорога потянула влево в распадок между гор. Почему-то мы решили идти дальше по дороге. Наверное, надеялись, что в конечном итоге будет ответвление к берегу, так как здесь выбраться на берег довольно сложно: между гравийным наносом береговой линии и лесом – заболоченное озеро. Пошли вверх по дороге. Примерно через час дошло, что ответвления не будет, дорога идет в горы, в карьер, где работают геологи. Возвращаемся.
Перепрыгивая по камням горную реку, Вова соскользнул в воду. Ударился и промок. Переоделся. Передохнули. Продолжили спускаться к Байкалу и тут…