Вова смотался в столовую, раздобыл булку хлеба. С хлебом по всему побережью проблемы – нигде нет в свободной продаже, приходится изворачиваться. В санаторий хлеб привозят, значит он остаётся – кто-то же следит за своей фигурой и не все куски после ужина забирает в палату чайку перед сном попить. Пока готовился завтрак, пришла заведующая всем этим хозяйством. Оценив нашу чистоплотность и выслушав наши благодарности, посоветовала насчет тропы узнать у дяди Саши, ему же оставить ключи, когда пойдем. Видимо, дядя Саша здесь самый незаменимый и полезный человек.
На вопрос, как найти тропу на Ширильду, дядя Саша по отцовски обнял меня левой рукой, правую устремил вперед и спросил:
– Вон ту гору видим?
– Видим. – Кивнул я.
– Справа гору видим?
– Видим.
– Вот в этот распадок меж ними и идём.
– А до распадка?
– До распадка – по берегу до шлюпки, через ручей и слева дорожка – мимо не пройдем. – Дядя Саша мысленно брёл с нами. – Через час поеду сети доставать. Подождете – рыба будет.
– Спасибо, дядя Саш, времени нет.
– Ну, как знаете. Ключи положите на крыльцо, я потом заберу. – Дядя Саша пожал мне руку, пожелал удачи и ушёл по своим нескучным делам.
Мокрая дорожка тасовалась и перемешивалась с множеством таких же тропок, пытаясь затеряться среди себе подобных. Но мы упорно отыскивали её, шли, как нам казалось, именно по ней в тот самый распадок, мокли под холодным душем проклятых деревьев, и, в конечном итоге, уперлись в болото. Вот те раз?! Пришлось немного вернуться и сворачивать на другую тропу. С грехом пополам, перевалив через бугор, мы таки оказались в нужном распадке и, судя по карте, здесь должно стоять зимовье. Да, точно, есть – вон чернеет в центре поляны. Хлюпая по болотистой почве, сквозь высокую мокрую траву, добрались до зимовья. Дверь в дом была распахнута. Это не естественно для зимовья – что-то ни так Разумеется, ни так. Внутри дома вода стояла до самых нар, затопив печку-буржуйку почти полностью. Видно, что утонуло зимовье уже очень давно – всё прогнило, прокисло, покрылось грибком. Обед здесь не получится. Ну, раз не получится, обедать будем у Ширильды, в зимовье лесника или, если перемахнем реку, за рекой в зимовье (судя по карте, через реку есть брод). И снова петляя по тропам, утыкая то в болото, то в непроходимую чащу, мы искали нужную тропу. Туристы из Хукусов, охотники, все, кому не лень, натоптали здесь столько троп – хрен разберёшь какая та, что надо. Короче, мозги не компостируем, выходим на берег, там разберемся. И попёрли мы напрямик через гору к Байкалу.
Преодолевая завалы, переползая и проползая под стволами упавших деревьев, мы упорно шли вверх по зарубкам на стволах деревьев. Казалось, ещё немного и мы перевалим склон, а там до берега вниз легче будет. Но проходил час, затем другой, а конца края подъему не было.
Шум моторной лодки послышался сзади. Мы оглянулись и ох… как мы расстроились. Величественная чаша Озера, до самого горизонта, размытая дождем и туманом, простиралась за нашей спиной. Это что получается – мы всё это время лезли на гору в противоположном направлении? Идиоты! Столько сил, времени, нервов! Долбанные зарубки, дождь!
Вова стал ржать, я материться и пинать стволы. Потом мы материли егерей (видимо они виноваты, нарубив здесь отметены на деревьях). Потом орали друг на друга. Потом просто орали и ржали. Выпустив пар, сели, перекусили, чем могли и решили спускаться, забирая влево от тропы – выйдем на берег немного ближе к реке, по этой тропе, снова лазить по стволам желания не было и смысла не было, т. к. внизу в распадке снова придется искать тропу. Пока Байкал виден, идем в направлении его. И пошли. Сквозь кедровый стланик, продираясь через упругие плети смолистых веток. Это невозможно преодолеть. Настолько густые заросли, что пройти сквозь не хватит человеческих сил. Вова решил выходить на тропу. Я уперся, послал его тропу ко всем чертям и решил продираться напрямик – так казалось быстрее. И мы разошлись. И через минуту стало ясно, какая это глупость – расходиться в таком лесу. Если что-то случится с одним из нас в этих зарослях, второй его никогда не найдет. А ведь радом где-то бродят медведи. Их метки на стволах кедра и помёт мы видели там на верху. Пролезая через высокие заросли, я, слава Богу, набрёл на ручей. Напившись (плевать, что вода дождевая, плевать на дизентерию, холеру, тиф – очень пить хочется), решил идти по воде ручья – меньше зарослей и ручей по самой оптимальной прямой бежит к Байкалу. Через час я вышел из зарослей на берег метрах в тридцати от Володи, который уже заряжал ружьё, чтобы сигналить мне. Вова тоже порядком понервничал, когда понял, что меня можно и не дождаться. Но всё позади, мы на берегу в двухстах метрах от Ширильды. Вперед!
Легко преодолев протоку, глубиной по колено, мы перешли на тот берег реки и, не останавливаясь, пошли по направлению к зимовью (что на карте). Здрасти! Ещё одно русло. Его пришлось преодолевать по пояс в воде, борясь с сильным течением. Ну, к счастью, и это испытание позади. Мокрые, зуб на зуб не попадает, мы обнаруживаем, что есть и еще русло. Чёрт! Ну, что делать – штурмуем и его. Глубоко! Течение сносит! Но сила духа плюс характер помогли выползти на берег. Всё казалось позади, ай нет! Ещё русло и оно-то, видимо, основное. И преодолеть его в брод нам вряд ли удастся. Страшно сильное течение реки выбрасывает в Байкал сухие стволы, сломанных где-то в верховьях, деревьев метров на пятьдесят. Потом они медленно расползаются по Озеру, прибиваясь к берегам или уплывая в даль, черными точками виднеясь меж волн, поджидая моторные лодки. Дожди в горах вспучили реку, ручьями талого снега усилив её поток и глубину. Грязь, омытых дождями скал, сломанные ветки, обломки стволов превратили прозрачную горную речку в бешенный мусоропровод. Коричневая вода реки смешивается с синими водами Байкала довольно далеко от берега, значит течение пробивает прибой до этого места. Можно представить, что это за силища. Нет! В брод не пройдем!
Возвращаться к зимовью, про которое говорил Виталик, придется снова проходя вброд протоки. Лезть в ледяную воду просто не было сил. Меня трясло от холода, и даже представить себя по пояс в воде было ужасно. Вова испытывал тоже самое. Нет! В воду не полезем. Рискнем напрямую, через болото, к лесу. И рискнули. И повезло – прошли. Но лучше бы не рисковали и обошли по воде, но это мы поймем завтра утром, когда свежими глазами увидим болото. Однако, повезло. Мы на тропе, ведущей к зимовью. Скорее туда – отогреваться, сушиться, лечиться.
Классное зимовье, отличная летняя кухня и лабаз отменный. Главное, они под завязку наполнены продуктами. Видно, что несколько дней здесь никого нет. Омытые дождем дорожки давно не чувствовали на себе тяжесть человеческих ног, следы отсутствуют. Как раз то, что нам сейчас надо – крыша, еда, тепло и одиночество.
Сбросив мокрую одежду, переодевшись в сухое, проглотив аспирин, нащепав лучины, разводим костер. Давно уже пора нормально покушать. Килограмм хозяйских рожек с банкой нашей тушенки – потянет для начала. Обсохнем, обустроемся – пожрем ещё.
Сырые дрова измучили печку. Приходится дрова сушить, обложив ими печь. Мокрая, развешенная по всему зимовью, одежда, парит. Вонь от печи и одежды наполняет зимовье, приходится держать дверь открытой, а самим отсиживаться на летней кухне под навесом, прячась от дождя. На сытый желудок, приключения прожитого дня кажутся не такими трудными. Можно даже посмеяться над ними, но не забыть сделать выводы и в будущем не повторять ошибок.
Стемнело. В зимовье жара и духота. Дверь открыта. Комары. У лабаза видели следы медведя – значит, приходит сюда. Надеемся, дым его отпугнет и не станет нас тревожить сегодня ночью. Более того, в зимовье есть транзистор, передают концерт, посвященный тридцатилетию Виктора Цоя, не думаю, что медведи придут на концерт. Но дверь лучше все же закрыть – бережёного Бог бережёт. Сон не берет. Качегарю печь, слушаю затухающее радио, пью чай и царапаю в дневнике сопливые записи. Расчувствовался. Что делать? Видимо, сильно устал. От нечего делать достаю дневник и плачусь:
Уже 3 часа ночи. Я кочегарю печку в этом маленьком зимовье, чтобы высохли вещи к утру. Дверь настежь. Вова спит. Только что прозвучал концерт Цоя (ему вроде 30 лет). Радио зачахло. Комары, дым. А я вспоминаю дом и думаю о родных, мечтаю о будущем и сожалею, что так медленно идём. Перевезут ли завтра? Какая будет погода? Тропа? Берега? Посылка в Томпе? Короче, голова забита вопросами, а тело устало от валежин и гор и сырости. (Комары. Когда-нибудь, надеюсь, я буду это переживать в воспоминаниях и может быть во сне).
Мы живём мечтой. Идём и живём мечтой – красивой и небезнадёжной, т. к. идём через себя. Свободные от мопедов и бензина, людей-козлов, от всего. В голове только пространство, время, мечта и постоянная готовность к опасности (медведь, срыв, обрыв, осыпь, скольз и т. п.). Вряд ли кому везло так, как мне – я со своим старым другом с детства столько перемолол чего в трудном и опасном путешествии. И он идёт впереди, проявляя заботу обо мне (вроде как врач, но и не совсем так). А у видика сегодня лучше – когда дождь. А когда я вернусь – а я вернусь, надеюсь, пройдя, проползя, прооравшись, – тоже рухну у видика. Маты, досада, голод, усталось, сырость, трудности – всё это вспомню…
Уже светает. 3.31.
22.06.92
Пустой день
Утро. 10.00. Дождь. Самый длинный день. Собираемся на берег варить завтрак и ловить попутку.
16.19. До сих пор не продвинулись ни на метр к югу. С 11 часов сидим в наспех сколоченном кем-то сарайчике на берегу Байкала. Сидим и смотрим в море в надежде увидеть лодку – ай, нет. Большая волна. Позавтракали, вспомнили Федора Конюхова, Райнхольда Месснера и 8 восьмитысячников. Вова сейчас спит, я уже покемарил. Высушили телогрейки, заштопались (я перчатки, Вова сапог). Тоска. Как бы переправиться? Вода в реке шумит и метров уже на 100–150 уходит в Байкал. Здесь поможет только лодка. Ждём.
Самый длинный день окончен. Весь день мы просидели в сарае на берегу Байкала у Ширильдыи не увидели ни одной лодки (большая волна, туман, дождь). Короче, весь день просидели в сарае, а река от дождя вспучилась ещё больше. Бесполезный день – вернулись в зимовьё. Завтра всё сначала – на дежурство в сарай, прокоптиться, как сегодня, до головной боли. У хозяина вчера съели пачку рожек, а сегодня утром много риса, а вечером около 700 вермишели. Хоть это радует. О, Господи! Дай нам преодолеть Ширильды и двинуть в путь. Сегодня Федоров должен нас встречать.
Этот день достаточно полно описан в дневнике. Проспав весь день в сарае не берегу, проболтав о разных глупостях, пофотографировав уток, плавающих у берега, мы опухли от безделья, едкого дыма костра и скуки. Вырезанный из жизни день, как сутки, прожитые в купе поезда Владивосток – Москва. Бестолково, скучно, бесполезно. Воистину, самый длинный день в году!
23.06.92
Кто рано встаёт, тому Бог даёт. Наш путь в тумане. Метеостанция в Томпе. Черных – тунгус. Посылки нет. Медвежатина. Мы на Шегнанде, а Фёдорова нет. Бесполезный шум, возвращенье в зимовьё
Вчера спать легли рано, поэтому в половине шестого уже на ногах. Сегодня пораньше решили выходить на берег – может повезет. Стрёмно будет, если проспим колку. Вброд не одолеть Ширильду – дожди не прекращаются. Река, как одурела. Выход один – ждать. Варить завтрак можно и на берегу – уходим.
В 6.00. мы на берегу, варим чай и завтрак. Туман. Звук мотора. Из тумана появляется лодка. Наши крики, свист и махание телогрейкой, привлекло внимание людей, и они развернули моторку к нам. Причалили. Подивились нашим рассказам и … переправили через реку. Недоваренный суп в котелке очень привлекал их собаку, но она терпело и это, а не только нас – непрошенных гостей в одной с ней лодке. Александр – хозяин лодки – работает реаниматором в Северобайкальске. С Вовой они быстро нашли общие медицинские темы и всю недолгую дорогу болтали о своём. Высадив нас не другом берегу, мужики умчались по своим рыбачьим делам, оставив в нашей душе хорошие воспоминания о себе. А? Как мы прочувствовали, что раньше нужно выходить на берег? То-то! Кто рано встает, тому Бог дает! И это правильно, как говорил Горбачёв.
Доварив завтрак, перекусив в доме рыбака, одиноко и пусто стоящем на берегу, уже с хорошим настроением продолжаем наш путь на Томпу. Там должна быть посылка на почте.
Мы теперь стали с почитанием относится к рекам. Вот на карте написано "Сев. Амнундакан", что означает, выносы камней на устье горной реки. Интересно, что это за выносы? Сможем мы их преодолеть? Подойдем – посмотрим.
На высоком берегу, у ручья, который мы преодолели с легкостью присущей только нам молодым, стоит красивый охотничий домик. Такие мы видели на Большом Черемшаном у Петровича. Видимо, здесь тоже встречают интуристов. Бочка для привады и следы медведя около – лучшее этому доказательство. Туман довольно густой. Берег утоптан следами медведя. Нужно быть внимательнее, громче разговаривать и вытащить ружье – встреча с медведем сегодня не входит в наши планы.
В тумане трудно ориентироваться, толком не поймешь сколько пройдено. Судя по часам, отмахали порядочно, но где этот чёртов Амнундакан. От него до Томпы ещё томпать и томпать, а он, сволочь, потерялся где-то в тумане. Становиться жарко. Солнечные лучи и куски голубого неба иногда пробиваются сквозь белую пелену, и сразу берег преображается, становится летним, красивым, свежим. Хочется жить. Всё живое тянется к солнцу, потому что хочет жить.
Туман порвался, и в следующем кадре появилась метеостанция. О! Уже Томпа, что ли? Черный столб с флюгером, белые ящички на курьих ножках, оббитые рейками в стиле "жалюзи", крутящиеся по ветру чашечки над белой будкой, не могли быть ни чем, кроме метеостанции. А где Амнундакан? Наверное, тот ручей у охотничьего дома и есть река. Ну, что ж – еще лучше! Значит мы уже в Томпе.
Очнулись собаки, залаяли, и из всех домов, вокруг которых на длинных веревках сушились, дергаясь на ветру, прозрачные полиэтиленовые мешки, повылазили люди. Благо, домов было всего два, иначе толпа собралась бы огромная, а так – четверо взрослых и пера – тройка ребятишек. Мы поздоровались со всеми. Все поздоровались с нами.
– Как нам найти начальника метеостанции? – спросили мы.
– Я начальник. Черных моя фамилия, – ответил мужчина, подошедший к нам. – Пошли в дом.
– Вы, Анатолий Черных? У нас к Вам миллион приветов, записок и пожеланий. – я стал доставать все послания для него.
– Спасибо. Я знаю. Ждал вас, – говорил Черных, пропуская нас в дом. – Письмо ваше получил, насчет посылки. Я тут по совместительству начальником почты числюсь, хотя почты здесь нет.
– А в справочниках указано, что есть – поэтому и посылку послали сюда. – что-то не нравились нам эти сообщения.
– Посылка в Байкальском. Сюда почту с той стороны везут. Почтовый индекс у нас есть, а самой почты уже давно нету. Когда бываю на той стороне, захожу на почту, получаю на всех. Вашу посылку не дали – паспорт нужен. Я и так и эдак – ни в какую не дала. Так что посылки нет.
– Хреново дело. Продуктов почти нет. Очень мало. Надеялись на эту посылку. Конечно, есть кой какое НЗ, но боюсь его может не хватить. Следующая дозаправка только в Давше, до нее километров сто, не меньше. – прямо сказать, обескуражил нас Черных своим сообщением.
У дома на заборе сушилась свежая медвежья шкура. Три пулевых отверстия обязательно нужно было потрогать пальцем.
– Свежак! – сказал Володя.
– Вчера притащил, – ответил Толя. – Позавчера обстрелял с лодки. Вроде попал. Смотрю, кровь в следах. А он в кусты успел заскочить. И завалился там. Я близко не подхожу. Вижу уши прижал, значить живой, затаился – меня ждет. А темнеет уже Опасно. Я в лодку. Обстрелял кусты. А вчера, по светлу, смотрю лежит. Холодный уже.
– Если уши прижаты – значить живой? – интересная информация.
– Ага, значит ждет. Встречали медведя? – в свою очередь спросил Анатолий.
– Пока, нет.
– Встретите, – безапелляционно произнес Черных.
На столе шипела сковородка с медвежатиной. Малосольный омуль, хлеб, чай – всё было в нашем распоряжении. И мы распоряжались этим, как полагается.
– В прошлом годе, – продолжал тему медведей Толя, – туриста укусила медведица. Вы там мимо проходили, у охотничьих домиков. Так вот, наткнулся он на неё на берегу, прямо у домов. Она нерпу ест. Поначалу отскочила на косогор, а потом к нему. Ну и схватила за бедро. Как он от неё ушел – не знаю. Только уже ночью, слышу скребется кто-то в дверь, открываю – он. Лежит, весь в крови. Как дополз? Столько километров. И, что характерно, она по крови не пошла. Повезло парню. Ну, перевязали и утром отправили в Северобайкальск.
– Представляю себе – укусила. Подбежала, как собачка, хвать за бедро и отскочила. – Я усмехнулся. – Веселая картинка: Она ломает ветки в кустах, носится по берегу, а тебе нужно прыгать по камням, срываясь от косолапой, оставлять кровяной след на песке и быть в вечном ожидании, что сейчас догонит и снова укусит. Во, бродяга, натерпелся.
Почему-то этот рассказ нас здорово позабавил. Но больше всего было приятно знать, что обязательно "встретим". Тут же я провел параллель: сейчас сидим едим мы медведя, и не дай бог поменяться ролями. Это всех рассмешило, а Черных зачем-то сказал: "Рыбу тоже кушайте".
Пока мы благодарили хозяйку за обед, Анатолий принес соленых омулей и свежего хариуса нам в дорогу. Он немного неловко чувствовал себя за посылку. Но большего предложить не мог – денег не платят, кормит тайга, а у него семья – жена и двое несовершеннолетних детей. Мы всё понимали и не сердились. Более того, мы были благодарны этому человеку за гостеприимство, за стол, за рассказы и за то, что он нас на лодке перевез через реку Томпуда, не смотря на ограниченность горючего. Прощай, Черных. Дай Бог тебе и твоим детям здоровья, мы не будем терять время, пойдем к Шегнанде. Там со вчерашнего дня нас Федоров дожидается. У него наверняка есть припасы. Дотянем.
Часа через полтора вышли к зимовью. Теперь нас спасет только подножный корм. Поэтому, без тени сомнения, мы забрали из зимовья картошку, какие-то грязные сухари и луковицу. Перекусили омулем, чаем с конфетами и двинулись дальше. В море слышалась лодка, удаляющаяся по направлению к Томпе. Туман – не видно не хрена. Только бы не Федоров это был. Может не дождался и сваливает обратно к дому. Вообще-то обещал ждать. Не дай Бог! Мы прибавили шаг.
Четырнадцать часов на ногах – это не шутка. Уже все болит, колет, отваливаются колени. После покорения горных вершин близ санатория "Хукусы", мои мениски совсем отвалились. Приходится перематывать колени прямо поверх брюк – так меньше болят и, подсколзнувшись, не вылетят. Духота – солнце жарит, а мы в тумане, как в теплице. Тропа исчезла, пришлось спускаться на берег, прыгать по курумнику, оставляя последние силы побережью. Зато не заплутаешь в тумане.